В прекрасном и яростном мире

Всего на нескольких страницах Платонов описывает безрадостную жизнь Ольги. Но в девочке/девушке/женщине (автор называет по-разному свою героиню 14 лет)столько терпения и тихой радости. Она получает удовольствие от того малого, что имеет и не держит ни на кого зла.
При прочтении события так стремительно проносятся перед читателем, как едущий состав поезда, когда за ним наблюдаешь со станции. Искренне надеюсь, что впереди ждёт Ольгу и девичья любовь, и счастливая жизнь, и дом полная чаша. Но гражданская война (как я поняла) только началась...

При упоминании Андрея Платонова сразу возникают слова "Котлован -- Чевенгур -- Ювенильное море". Что-то из этого набора я безуспешно пытался прочитать когда-то давно, как только А.П. стал доступен. Помню смутно какие-то не то бульдозеры, не то кувалды... Ещё помню, что не дочитал.
И вот новая попытка.

Книга эта представляет собой памятник эпохи, не более того.
Странствия по пустыне занимают примерно половину, но выглядят сегодня не более реалистично, чем история Моисея и его народа. Вплоть до перепелов, место которых у Платонова занимают какие-то хищные, но съедобные птицы. Несколько напоминает также "Дорогу" Кормака МакКарти .
Неожиданное коммунистическое перерождение народа тоже не особенно убедительно. Снова наводит на мысли о том же Моисее и брате его Аароне у горы Синай. Слава богу, у Платонова дело обошлось без убиения трёх тысяч человек. (Я имею в виду, конечно Исх.32.)
Дальнейшая судьба народа джан и отдельных героев туманна даже для нас сегодняшних, не говоря уж об авторе. Платонов, конечно, надеется на лучшее.

Вообще вся история явно библейская, но с поправкой на исторический оптимизм эпохи. По-честному надо было бы закончить рассказ, когда Назар и Айдым остаются одни. Это были бы настоящие Адам и Ева, родоначальники нового народа в духе всеобщего революционного обновления. Впрочем, автору, разумеется, виднее.

Так или иначе, а сегодня земля народа джан выглядит так:

Ребенок - это любовь, ставшая зримой.

Это сейчас мы взрослые, это сейчас у нас куча умных слов в голове, проблем и переживаний - за душой, мыслей - на ночь в подушку. А в детстве и солнце светит ярче, и небо чище. Но что делать, если детство исполнено чувства одиночества и страха перед окружающим миром? Страха неосознанного, не жуткого, но боязливого, робкого, беззащитного. Быть Никитой, героем рассказа Андрея Платоновича Платонова.
Взрослые дяди и тети с высшим образованием (непременно - с психологическим) обнаружат в рассказе явные ссылки на парейдолию, которая является сложным защитным механизмом нашего сознания, оказавшегося в дискомфортных условиях окружающей действительности. Фу... Это так по-взрослому. Платонов же говорит о другом.
Никита живет с мамой и ждет отца с войны, у Никиты умерли бабушка и дедушка, Никита остался главным в семье мужчиной. Пяти лет от роду. Никита добрый и пытливые ребенок, в котором жива сказка и тяга к красоте. Никита воспринимает окружающий мир по-детски простодушно и трепетно, угадывая в каждой былинке и тростинке не просто жизнь, но людей, которых так не хватает ему. Платонов черными буквами по белой бумаге выводит нам детскую философию, которая предельно проста: "Одному быть плохо, но внутренняя доброта всегда поможет".
Ребенок будет вознагражден. В его жизнь вернется отец, которого так не хватает, которого он так ждет, который будет учить его жить. И мать, жена солдата, исстрадавшаяся едва ли меньше, отходит на второй план. Солдат-отец возвращается в жизнь Никиты. Защитив Родину, он теперь будет защищать покой и тревожное сердце мальчишки.
Еще одна важная мысль подчеркивается автором: без взрослых детям сложно постигать все грани жизни. Ребенок научается, перенимает опыт от старшего поколения. Только тогда он может двигаться вперед, развиваться и становиться лучше. Но это вовсе не значит, что из детского сознания немедленно будет вытравлено представление о чудесах и волшебстве, вдруг пропадут говорящие пни и маленькие люди, живущие в старой бочке. Нет, отнюдь! Платонов мягко советует родителям уделять внимание этим детским фантазиям, доверять им. И использовать эти детские волшебные сказки опять же для научения.

Это же чистейшая психология. Мудрейший совет, за которым иным приходится бежать в институты или погружаться в талмуды по психологии. И он так просто, так щедро и абсолютно бесплатно дан в маленьком рассказе, цены которому нет.
Думаю, иногда (да что там - надо чаще) стоит доставать с полки старые книги, о которых успел забыть, для которых стал слишком "взрослым", чтобы увидеть себя и мир с другой стороны. "Никита" А.П. Платонова - прекрасная для этого возможность. Пригласительный билет в детство и в сокровенные глубины самого себя.

А.П. Платонов "Возвращение"

Война — разлучница, но нельзя осуждать выживших, которых она раскидала во времени и пространстве, которые были единой семьей, а после стали чуждыми и чужими друг другу. История людей вечна. А рассказ о возвращении в невозвратимое, когда видишь своих детей слишком взрослыми для своего возраста, когда пропустил их детство, когда привязанность истлела на пламени лучины, оставив лишь чад ревности, когда людям проще уйти в новую жизнь, как омут, с головой, когда нет сил восстанавливать развалины старой жизни... остается все равно хранить надежду и лелеять мечты о воссоединении.

Шесть лет назад, побывав на спектакле «Епифань» театра сатиры им. Аркадия Райкина (Санкт-Петербург), я открыл для себя творчество Платонова. Открыл и восхитился им. И вот, наконец-то, прочёл повесть, по которой был поставлен тот спектакль.
Ну что вам сказать, друзья мои? Платонов — гений! Виртуозное владение словом! Виртуозное! Повесть по размеру невелика. Даже, скорее, не повесть, а большой рассказ. Но как качественно написана!!! Какая замечательная стилизация под язык Петровской Руси. (Если вы думаете, что я знаю, как говорили на Руси в Петровские времена — то нет, не знаю. Но так классно написана повесть, что хочется верить, что говорили именно так.)
Несколько слов о сюжете.
Как вы уже поняли, времена, описываемые в повести — Петровские. Конкретно — конец первого десятилетия XVIII века. Работать на Русь приезжает инженер-англичанин. Как сейчас бы сказали: «гастарбайтер». У Петра — великая идея: соединить каналами Балтику и Чёрное море с Каспием. Инженерное устройство части этого пути и поручается Бертрану Перри, тому самому инженеру. Как жил и работал Перри на Руси, во что вылился его проект — об этом и рассказывается в повести.
Повторюсь: если даже не очень заинтересовала вас сюжетная канва, прочесть повесть стоит хотя бы ради уникального языка. Благо, она невелика.

Какой отвратный герой. Типичный - таких очень много. Таких, которые уверены, что своей Великой Жизнью заслужили ото всех всего-всего-всего. Раз я был на войне, значит, все должны стелиться передо мной. Моя жена сколько угодно лет должна меня ждать, должна мне обрадоваться и дом должен быть таким в точности, как я его запомнил. Плохо и тяжело могло быть только мне, а остальные мне обязаны. Я мог делать что угодно и с кем угодно, потому что мне плохо и тяжело, а остальные права не имеют.

Лучше бы эта образина уехала прочь. Ей бы и с Машей плохо было. И тут он принесет только горе. До смертной доски будет шпынять жену за ее откровенность, будет недоволен осмотрительностью сына, будет недоволен, что дочь (никогда его не видавшая) к нему не питает громадной любви. Он будет пить, как тварь, и бить жену. И дочь, и на сына руку поднимет - пока тот не дорастет и сдачи не даст. Он не найдет нормальную работу, и жена, как виноватая, будет его тащить на своем горбу. И как дура будет. Она тоже считает, что виновата - он ее убедил.

Отвратительнейший, мерзейший урод, аж вымыться хочется.

А рассказ отличный - яркий, сильный, живой, правдивый...

Был когда-то Платонов. И все остальные.
Наверное, были.

- Ваша душа и так повсеместно, а мою давайте уже возвращайте на место. А то как же я без души-то? Все человеки так или иначе с душой, в каждом свой джан обитает, нельзя везде вдохнуть, а из меня выдохнуть, природа равновесие любит.

• Я ее выложил, я ее и вложу. Только сначала по воле побродить пущу, дам на солнце погреться, проветриться на ветру… а потом верну. Верну.

  Передумал быть Платонов

"Живет и дышит всякий лист, / - сказал однажды виталист". Не оставляет видение, что однажды это был Платонов. У него все живет и дышит, не уступая в этом качестве человеческому, напротив, устанавливая некую вселенческую равноценность. В самой пустоте разлито живое, и душа вдохнута во все и повсюду. Словно попал в панпсихическую реальность, столкнулся с гигантской душой, которой нипочем не уместиться в твоей собственной, и болтаешься в непонимании того, как не получить разрыв от соприкосновения с воссозданным миром. Подземельная она или околозвёздная, впадина темной тишины или околоток молчаливого счастья. Душа мира… как пустыня мира. Все в себя вбирает и все собой проницает, а на дне у нее – затерянный народ, такой маленький, словно невидимый. Только он – сердцевина ее, ее средоточие. Кажется, вся мудрость жизни заключена в этих далеких, заброшенных людях, кажется теперь, исключительно в них и заключена, - в призрачных и прожитых насквозь, но продолжающих жить по инерции к возможному благу. Платонов Джан раздирающе прекрасен. Ровно настолько, что хочется задушиться самым печальным в мире белым шарфом или закутаться добром всего существующего сейчас, вчера, когда-то… и всего, только собирающегося им стать. Или и то, и другое вместе, скорее так.

Луны проходят, один год сменяет другой, и тогда принято подводить итоги. Итогов я не хочу, я лучше буду подводить начала. Одним из них и случился «Джан». Джан случился тем началом, к которому мне накривую шлось весь предыдущий год, возможно, и все другие года тоже. Когда Хайдеггер Мартин (он же "Хайдик милый") представлял себе, что язык – дом бытия, по моему «всему» выходит, что подразумевал он платоновский дом, и никак иначе. В слове его – сверхматериальная проза, сказывающая близость жизни, близость вещества и всего со всем. Просто "всё со всем" еще об этом не знают.

New Order - Elegia
David Bowie - Some Are

Джан, согласно туркменскому народному поверью, – это душа, которая ищет счастье. И, одновременно, это название нищего кочевого народа, не живущего даже, а влачащего полуголодное и бессмысленное существование в пустыне. Когда-то мальчика из этой народности взяло себе на воспитание советское государство и теперь, став взрослым, Назар Чагатаев горит желанием привести свой народ в социалистический рай. Вообще, складывается ощущение, что это своеобразная аллюзия на библейский сюжет хождения евреев, во главе с Моисеем, по пустыне. Только в этой истории инициатором такого похода становится враг страны советов, тайно желающий то ли убить весь народ джан, то ли продать его в рабство персам. Чагатаев же спасает их с ложного пути, а роль божественных чудес играет гуманитарная помощь от советского государства. И вот перед спасенными людьми открываются новые возможности, вот он, новый счастливый мир. Эта одержимость Чагатаева идеей счастья, к которому в обязательном порядке должен придти его народ, смутно напомнила «Мы» Замятина, все та же слепая и истовая вера, что оно может быть одним для всех.
Чувствуется, что это незавершенный вариант повести, слишком уж текст «сырой». И, хотя жизнь людей в пустыне прописана очень реалистично и атмосферно, на мой вкус, здесь слишком много натурализма и каких-то сексуальных извращений. Назар женится на женщине, беременной от покойного мужа (при этом интимных отношений между ними нет), а затем влюбляется в ее школьницу-дочь, автор описывает то близость между полубезумными стариками, то как насилуют малолетнюю истощенную девочку, зоофилия, опять же… В общем, как-то оно слишком.
4/10