В прекрасном и яростном мире

История, которая с невероятной легкостью возвращает взрослого читателя в детство. Сразу вспоминаются летние каникулы,эти мухи, пауки, странные звуки в сараях, неожиданный звук падения яблок в саду, темные личности, "скрывающиеся" в погребе и темном чулане, и запах липового цвета.... И когда рядом нет подруг, попытки придумывать разные истории и наделять разумом окружающие неодушевленные предметы.
Так что неудивительно, что герой этого рассказа - Никита, в свои пять лет, чувствуя свою незащищенность - ведь отец где-то на войне, а мать далеко в поле, пытается создать свой маленький мир, с небольшими опасностями, но понятный ему и привычный, как бы сейчас сказали - рутинный. Усопшего дедушку видит в солнце, потому как солнце оно есть всегда, согреет и защитит, а умершую бабушку он видит в старой темной бане (так , что бабушка тоже здесь- пусть суровая, но она есть и защитит).
Все меняется, когда с войны возвращается отец, маленький Никита не чувствует ликования, ведь пришел какой-то странный чужой большой дядька, которого мальчик не помнит, нет всепоглощающей радости, фейерверков... Просто мир, казавшийся во много враждебным, неожиданно преображается, исчезает пугающие звуки и злобные "лица" и пней и коряг, заборов, пугавших раньше... Никита чувствует, что он больше не один, рядом большой и сильный отец; он здесь, рядом, не там где-то на солнце, как дедушка. И весь мир мгновенно перестраивается, создаются новые рутины, когда не нужно быть пятилетним хозяином дома, а можно быт просто мальчиком за широкой спиной отца.

С Платоновым у меня сложные отношения. Котлован вынес мне мозг в 11 классе, он мне не понравился абсолютно. Язык похож на какофонию, ничего не понятно, где структурный текст?
Но ясно, что такой был стиль у человека, витиеватый и по модным законам того времени.
Собственно язык и в этом рассказе конечно сложный. Через него надо продираться, но сегодня картинка вырисовывается четче.

Пустыня, пустыня вокруг. Бесправные женщины, рабыни. Работай, рожай и умри. Тоска, безысходность, песок. Мать героини видела другую жизнь, она видела реки и зелёные деревья. А вот главная героиня не видела, и ей не с чем сравнивать. В ней живет неизвестно откуда взявшийся тлеющий уголек удовлетворенности... до определенного момента.
К сожалению, тогда насилие над женщинами и насилием то не считалось. Какой смысл думать о скоте?

Очень странной показалась вставка про новую советскую жизнь. Она даже другим слогом написана! Я думаю, ради галочки, потому что конец снова написан в стиле всего рассказа.
По итогу есть в нем что-то очищающее душу и дающее надежду.

Одно из хрестоматийных произведений школьной программы - рассказ Шолохова "Судьба человека", о солдате, который возвращается с войны и узнает о том, что его семья погибла. Теперь каждый раз, говоря об этом рассказе (а он часто всплывает при подготовке к итоговому сочинению и ЕГЭ) я буду вспоминать и этот - о солдате, который возвращается с войны и обнаруживает, что его семья жива.

Текст написал более простым языком, чем романы Платонова, но то и дело всё равно проглядывают характерные для его стиля формулировки - прямолинейные и при этом необычные, будто автор заново изобретает язык. В отличие от пафосной довольно однозначной "Судьбы человека", этот рассказ сложнее - в нем нет правых и виноватых, как мне кажется, а есть люди, такие, какими их сделала война. Сын, которому повзрослеть раньше времени, чтобы справляться с хозяйством, пока мать работает на заводе. Маленькая дочь, которая успела забыть отца. Сама мать, которая как могла справлялась с жизнью, тоской и работой. И отец, который возвращается домой и чувствует, что отвык от этих людей и не понимает, как жить с ними рядом. И осуждает жену за то, что она сблизилась с другим мужчиной, когда его не было - хотя и сам недавно засматривался на молодую девушку на вокзале.

Интересно, что большую часть происходящего, самые напряженные моменты - когда вернувшийся с войны муж пытается выяснить у жены, как она жила, пока его не было, и с кем встречалась - мы видим глазами ребенка, который невольно подслушивает их разговор. И поэтому сочувствие вызывают, прежде всего, дети.

Финал вызывал у меня довольно сложные чувства. Да, отец всё же решился остаться в семье - ради детей, но сложно представить, как он будет дальше справляться со своими эмоциями. И отчетливо ощущается, что жизнь им всем дальше предстоит очень непростая.

Никогда не любил Платонова, особенно за его "Котлован". Этот рассказ почему-то пихают во все учебники литературы, и мне совершенно непонятно, за какие литературные достоинства.
В центре рассказа машинист по фамилии Мальцев, весьма квалифицированный в своем деле специалист. И вот, значит, ведет он поезд, и вдруг сверкнула молния, и он от нее ослеп.
Сразу оговорюсь, что, по моему мнению, ослепнуть от молнии невозможно. И при этом непонятно, как от молнии не ослепли спутники Мальцева.
Так вот, ослепнув, Мальцев ничего не сказал, потому что, как выяснилось чуть позже, ему привиделась дорога в его воображении.

Похоже, этот поезд несется на СВЕРХЗВУКОВОЙ скорости, и действие происходит в далеком будущем, если они умудрились "проехать гром"!
Так вот, из-за слепоты Мальцева чуть не случилась авария, но все обошлось. А после он внезапно прозрел. Возможно ли такое?
А потом Мальцева отдали под суд. Почему? Ведь ничего не произошло.

То есть, человек, от лица которого ведется повествование, еще и стукачок. Взял, заложил друга, рассказал, как тот ослеп, но скрыл этот факт. Очень нехорошо...
Но рассказчик решил отмазать Мальцева перед следователем и выдвинул свою теорию:

Разве такое бывает?! И еще забавно, что помощник машиниста как бы разбирается в таких вещах. Уже тут же научное обоснование подвел, не проведя никаких экспериментов. И да, википедия говорит, что молния создает электромагнитный импульс, который не влияет на людей.
Мальцева посадили в тюрьму, что довольно странно, поскольку его действия не принесли негативных последствий, он не нанес материального ущерба, никого не убил и не ранил. Возможно, Платонов нам осторожно намекает на то, что в Советском Союзе царили бесправие и беспредел. По мне здесь можно было ограничиться просто увольнением. В противном случае надо тогда сажать всех, кто проехал на машине на красный свет, но никого не задавил при этом.
Но рассказчик не унимался, его, видимо, мучила совесть за то, что он заложил товарища. И тогда он написал следователю (лично!) письмо с просьбой устроить эксперимент с электрическими разрядами.

Забавно, что простой работник поезда знает, где это находится. Может, он еще имеет туда доступ? А может, она у него дома? Непонятно...
Но следователь соглашается и получает разрешение от прокуратуры. Вот только случается незадача - Мальцев вновь ослеп, зато ВНЕЗАПНО его признали невиновным и освободили.
Подождите, но как же так? То, что он ослеп в поезде, не говорит о его невиновности. Ведь он взял на себя ответственность вести состав с риском для жизни людей! Его может оправдать лишь то, что он видит мир в своем воображении. НО... то, что он видит этот мир в воображении, невозможно доказать!
Следователь начинает винить себя, но рассказчик находит ему потрясающее оправдание, которое почему-то не выглядит, как оправдание:

Да я бы этому человеку не доверил быть даже помощником охранника средней школы! Сначала настучал на друга, потом сделал его слепым...
Рассказчик считает, что все сделал правильно, но ему все равно что-то не дает покоя. Тогда он взял Мальцева в паровоз и дал ему порулить, поскольку тот скучал по работе. И что бы вы думали? Выясняется, что тот видит свет! Ну как бы его работа чудесным образом вернула ему зрение.

Из этой цитаты исчезают последние сомнения, что Мальцев прозрел, однако...

Подождите, почему без защиты? Он прозрел или нет? Если прозрел, то в защите он не нуждается. Общепринятой считается все же точка зрения, что Мальцев перестал быть слепым, однако недосказывания автора вызывают привкус гнилья после прочтения.
Почему же все-таки эта наркомания оказалась в учебниках литературы? В поисках ответа на этот вопрос я обратился к гуглу и нашел сочинение, которое школьники скачивают и используют на уроках литературы. И вот какую "глубокую" мысль я там нашел:

"Каких-то" - особенно умиляет. То есть, не любых, а лишь "каких-то". "Жизненные силы" - тоже странное словосочетание. Наверно, автор имел в виду "обстоятельств".
По поводу борьбы и сопротивления - так Мальцев же и не боролся. И рассказчик его посадил в паровоз просто из жалости, а потом случайно так получилось, что он прозрел. При этом его прозрение не имеет какого-то логического и научного обоснования, здесь нет причинно-следственных связей, это просто чудо.
Это все равно как я напишу про человека, который потерял ноги в аварии, а потом он очень сильно хотел, верил, и они у него отросли. Хотя даже в этом случае был бы какой-то смысл, потому что человек тут все-таки хотел, а Мальцев просто оказался в нужном месте и в нужное время. Видимо, зрение к нему возвращается тогда, когда он заходит в паровоз.
Итого, в чем суть рассказа? Человек чудесным и невозможным образом ослеп, а потом таким же образом прозрел, не прилагая к этому никаких усилий.
Когда же из учебников литературы уберут всяких Платоновых и Солженицыных?

Андрей Платонов долгое время для меня был закрытым, "не моим" писателем. Настораживал и отталкивал меня язык Платонова: стиль его письма казался мне упрощенным до примитивизма; косноязычие отдельных его героев больно резало слух; неумение персонажей Платонова произносить развернутые речи казалось мне признаком отсутствия глубины мысли писателя... Как же я ошибалась!

С трудом одолев первые страницы повести "Джан", я вдруг стала ощущать вкус и объемность, глубину и наполненность прозы А. Платонова. Дальше читала уже запоем... Не могу сказать, что всё прочитанное воспринималось мной легко. Я как будто слышала в ушах сухой скрип человеческих костей, заунывный вой ветра в пустыне, песок забивал дыхание и порой трудно было дышать... Почти физически больно было от некоторых сцен... Сострадание к героям повести порой сменялось раздирающей до отвращения душу жалостью и хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть, как люди пьют сырую кровь, как орлы выклевывают живую плоть, как насилуют девочку, которая не только не сопротивляется, но и помогает своими движениями насильнику...

Мне показалось это произведение очень христианским, а совсем не идейно-социалистическим, как об этом говорят некоторые. Возлюби ближнего как самого себя, отдай последнюю рубашку, непротивление злу... и сама эта история блуждания народа по пустыне (как Моисей водил свой народ) и возвращение этого народа (как возвращение блудного сына)... в общем, много чисто христианских аллюзий и смыслов.

Впрочем, не только христианский контекст есть в книге.
Для меня главный герой повести Назар Чагатаев - это образец всемирной всеобъемлющей бескорыстной любви к человеку, который пытается в самом жалком, униженном человеке найти и рассмотреть живую душу. Он, как эсхиловский Прометей, готов, чтобы его заклевали хищные птицы, лишь бы помочь своему народу; как азиатский дервиш готов раздать всё, что у него есть и пойти странствовать, познавая мир; как христианский мученик не помнит зла и готов всё заранее простить своим обидчикам...

Книга - не легкая для восприятия; требует душевных усилий.

Андрей Платонов не относится к числу моих самых любимых писателей. Достаточно сказать, что из его «Котлована» (ставшего столь популярным в годы Перестройки) я смог осилить лишь страниц 20. И всё-таки, между нами определённо есть нечто общее – любовь к железной дороге, которую писатель знал не понаслышке (он родился в семье паровозного машиниста, в молодости сам работал на паровозе) и неоднократно возвращался к ней в своих произведениях. И именно при описании железнодорожной романтики тех лет его специфический авторский стиль оказался как нельзя более уместен.
Совсем небольшой рассказ о машинисте Мальцеве, впервые попавшийся мне примерно в 16-летнем возрасте, поразил меня тогда буквально до глубины души (как много позже седьмая книга из саги о Гарри Поттере). Вернувшись к нему сейчас, я, конечно, воспринял его более сдержанно: в частности, откровенно смутил образ доброго и отзывчивого следователя НКВД (а рассказ относится к предвоенному времени), да и медицинский аспект этой истории, как минимум, вызвал вопросы. И всё-таки, главное впечатление от этого произведения, безусловно, осталось прежним. Тем более, его отличает пронзительный сюжет, в котором есть и любимые мной паровозы (показанные на фоне ярко выписанного антуража), и замечательные люди, на них работавшие, и впечатляющий пример человеческой взаимовыручки.

В общем, человеку всё по плечу, можно даже попробовать примерить на себя роль Господа Бога (как, по крайней мере, казалось многим в то время)…
И в качестве послесловия. Можно сказать, что главных героев в этом произведении на самом деле не два, а три: третьим является сам паровоз серии ИС, на котором работали и машинист Мальцев, и его напарник, от имени которого ведётся повествование.

Завершение биографии этих действительно очень красивых локомотивов оказалось, однако, не столь жизнеутверждающим, как описанная в рассказе история. – В 60х–70х годах (после замены на тепловозы и электровозы) все они были обращены в металлолом. Уцелела только одна машина, сохранённая, как считается, по указанию небезызвестного П. Ф. Кривоноса (тогда являвшегося начальником Юго-Западной ж. д.), которая последние четыре десятилетия стоит на постаменте в г. Киеве. Увы, но в России людей, подобных Кривоносу (и герою рассказа Андрея Платонова), в своё время не нашлось…

Уж не знаю почему, но именно это произведение из всей школьной программы по литературе затронуло больше всего. Читала, честное слово, около двадцати раз.
Но самое интересное, что я все еще не могу дать, хотя бы самой себе, адекватный ответ на вопрос : "В чем же все-таки соль?".

Главный герой - машинист Мальцев. Он предан своему делу - живет, можно сказать, работой. В один день случается ужасное - вспышка молнии приводит к кратковременной слепоте у Мальцева, но он так хорошо знал маршрут, что даже не заметил этого - он продолжал вести вагон, рисуя в своем воображении хорошо знакомый пейзаж, потому не заметил сигнал остановки, что чуть не привело к аварии.

Вообще, у Платонова множество хороших рассказов, не только этот. Еще в детстве мама вслух читала мне его "Никиту" - восприятие мира пятилетним ребенком, в школе мы проходили "Возвращение". Все его рассказы интересны.
В общем, пойду еще раз перечитаю историю машиниста Мальцева.

Передо мной открылась еще одна сторона творчества Платонова. Это новое, еще не виденное, не читанное мною. Такого Платонова я еще не знала. И никогда не смогла бы догадаться, не зная изначально автора произведения. Какой же он разный. И это здорово. Прекрасно, когда писателю подвластна многогранность.

Здесь он представляет историческую миниатюру о строительстве судоходного канала между Доном и Окою во времена Петра, о трагической судьбе английского инженера.
Я не пыталась искать соответствия реальным фактам - мне это было неважно. Меня привлекло другое – прекрасная стилизация, точно передающая дух того времени.
25 января 1927 года Платонов писал жене: «Я написал их в необычном стиле, отчасти славянской вязью – тягучим слогом. Это может многим не понравиться. Мне тоже не нравится – так как то вышло».
Не знаю, возможно, автор здесь и лукавил. Ведь далее он настаивает на необходимости «точного сохранения моего языка».

Меня же стиль «Епифанских шлюзов» восхитил. Но почему так коротко?! Читать бы еще и читать!

В двух словах – роман о поиске счастья.

«Тяжелое, мрачное повествование», - скажет кто-то, прочитав?.. Хм, как сказать, как сказать… Еще раз убеждаюсь, что читатель, берущий в руки литературный мир, созданный автором, сам становится таким же полноправным творцом этого мира, как и писатель. Разумеется, границы интерпретации быть должны, но факт таков – их нет. Каждый думает в меру своей… помните?

Так что я думаю в меру своей... [добавим слово по вкусу]…

В нашей власти населить литературный мир всем, что есть в нас самих, как бы пафосно (о да) и неправдоподобно это ни звучало. Более того – так происходит не только с литературными мирами, о нет. Если бы мы могли творить только альтернативную – художественную – реальность, мы были бы беспомощными детьми, строящими замки из мокрого песка. (Если мы иногда – или часто – как раз на них и смахиваем, то это только вопрос нашего с вами самосознания, а не вопрос несправедливости бытия…)

Платонов – это писатель, который может заставить читателя спуститься в котлован, в преисподнюю, пройти через пустыню, увидеть, как умирает от голода верблюд, самому умереть… Платонов – это писатель, одно упоминанием имени которого заставляет меня плакать.

Ни страха смерти, ни больных метаний – только добрые от надежды глаза. Добрые от надежды глаза были у меня, когда я читала. И поныне…

Да, Платонов может все это сделать.

Но – добрые от надежды глаза. И верблюд становится нашим другом, ты обнимаешь его и смотришь на перекати-поле вместе с ним, смотришь, как на свою последнюю надежду… И умирать от голода становится не так страшно, как казалось за секунду до встречи с верблюдом. Ты понимаешь, что всю жизнь человек сидит на песке, не в силах встать, с надеждой глядя на своё счастье, которое катится, как перекати-поле… И не знает, как нужно плакать. И бредет через свою пустыню к обетованной земле, идет один, потом с людьми, потом опять один, отдает себя ради спасения других – все старо, как мир, как надежда.

Смотришь на Платонова как на последнее пристанище скитающегося сердца.

Боль, печаль, смерть, страх, одиночество, обреченность – что все это по сравнению с надеждой?

Люди, почему?

Вождь кочевников говорит молодой учительнице: «Травы мало, людей и скота много: нечего делать, барышня… Мы не злы, и вы не злы, но мало травы. Кто-нибудь умирает и ругается… Степь наша, барышня. Зачем пришли русские? Кто голоден и ест траву родины, тот не преступник».

Безжалостный и яркий рассказ, написанный в 1927. В двадцатые годы такие очерки с радостью за происходящее и счастливой верой в завтра писали талантливые советские журналисты. Этот рассказ – тоже очерк. То, что лесопосадки, прежде всего сосны, успешно борются с песками, я знаю по истории Куршской косы. Это правда. Но чтó потом вышло у Марии Нарышкиной в закаспийских песках? Надеюсь, что травы выросло много – потому, что её уже незачем было травить скотом кочевому народу. Советская власть на коротком историческом лаге успешно ломала традиционные уклады, переселяя людей в дома, собирая дома в колхозы, а колхозы снабжая моторами. Но теперь на каждый пятнадцатый год приходили уже не кочевники, приходили другие проблемы и поедали наросшую за пятнадцать лет траву, шелюгу и сосны, ставя директора школы, а может уже и председателя колхоза Марию Нарышкину лицом перед перекати-камнем, принесённым ветром с приветом от одного терпеливого грека. И был тот камень то ли гранит, то ли шпат, то ли песчаник, то ли железный метеорит. Ну, камень он и шпат камень. И надо было браться и терпеливо катить его вверх, потому что трава должна расти, а песок должен лежать.