Сочинения в двух томах. Том 2

"Вишневый сад" (как и все собрание сочинений Чехова) я впервые прочел много-много лет назад. Потом еще раз — в рамках школьной программы. Уже в студенческие годы видел спектакль с легендой минской сцены Александрой Климовой в роли Раневской.

А сейчас эту пьесу выбрали для нашего Книжного Клуба. Готовясь к обсуждению, я нашел на просторах интернета запись радиоспектакля 1949 года с Ольгой Книппер-Чеховой в роли Раневской! С ума сойти! Она же была первой исполнительницей этой роли еще в 1904 году! И в остальных ролях легенды МХАТа — Грибов, Степанова, Андровская...

Углубляться в анализ пьесы не буду, но поделюсь одной мыслью. Сюжетные идеи Чехова неоднократно воплощались в современном кино, и самое свежее впечатление — это "Аббатство Даунтон". Это ведь, по сути, счастливая версия "Вишневого сада". С одной лишь разницей: там "Раневская" (граф Роберт Кроули) всё-таки послушала "Лопахина" (Мэттью Кроули и Тома Брэнсона) и спасла имение.

Роковые и невинные, независимые и с детской душой, стремящиеся к знанию и замкнутые на развлечениях и интригах светского общества — в рассказах этого сборника Чехов исследует самые разные судьбы женщин.

Все они — о том, как человек ищет свое место в мире, делает нравственный выбор, переживает первую любовь, разочарования, надежды. Чехов, признанный мастер малой формы, создает яркие, запоминающиеся образы:
Таскаясь поневоле по этим курортам, я все более убеждался, как неудобно и скучно живется сытым и богатым, как вяло и слабо воображение у них, как несмелы их вкусы и желания. Пока я сидел в парке, стало темнеть, и в сумерках показалась моя Ариадна, изящная и нарядная, как принцесса; за нею шел Лубков, одетый во все новое и широкое, купленное, вероятно, в Вене. «Что же вы сегдитесь? — говорил он. — Что я вам сдевав?»

Чем готовы рискнуть его героини в поисках личного счастья, чем поступиться во имя любви? Можно ли стать счастливой, если вы решено за тебя? И стоит ли игра свеч?

В книгу вошли рассказы «Анна на шее», «Дом с мезонином», «Учитель словесности», «О любви», «Дама с собачкой», «Ариадна» и другие.

С радостью перечитываю рассказы Чехова, которые люблю очень давно. Вообще с Чеховым у меня сложилось сразу же, ещё много лет назад. Поэтому это прекрасное издание не могло пройти мимо меня и по праву заняло свое место на полках

Если вам кажется, что этот сборник не имеет отношения к нашему современному миру и обществу, то вы очень сильно заблуждаетесь. Он очень актуален и все, что описывается в нем имеет отношение и к сейчас. И очень разные женщины, и очень разные мужчины - все, что было тогда, есть и сейчас. Эти произведения раскрывают не только судьбы женщин и их окружения, но и демонстрируют человеческие пороки.

Сюжет пьесы разворачивается в провинциальном имении, где живут Иван Войницкий (дядя Ваня), его племянница Соня и старая няня. Они всю жизнь работали на благо профессора Серебрякова — отца Сони и бывшего преподавателя, который приезжает в имение с молодой женой Еленой. Приезд профессора и его жены ломает привычный уклад жизни жителей усадьбы: дядя Ваня влюблён в Елену и чувствует, что жизнь прошла зря; Соня страдает от безответной любви к доктору Астрову, который, в свою очередь, также влюблён в Елену. Профессор решает продать имение, что вызывает у Войницкого вспышку отчаяния и попытку насилия. В конце произведения все возвращаются к привычной рутине: профессор с женой уезжают, Войницкий и Соня остаются работать на земле, принимая бессмысленность и усталость своей жизни.

Вообще В «Дяде Ване» Чехов демонстрирует уникальное умение вписывать экзистенциальное измерение в повседневную ткань жизни. На первый взгляд — провинциальное имение, лето, немногочисленные гости, беседы о погоде, здоровье и хозяйстве. Но под этим привычным, почти банальным слоем скрывается вялотекущий распад. Герои живут не в настоящем, а в обломках будущего, которого не случилось, в собственных разочарованиях от тех представлений о жизни, которые они имели, и настоящей действительностью. Чехов здесь почти точно показывает, что человек не разочаровывается внезапно, это медленный процеес, проходящий под тяжестью неосуществлённого. Каждого в пьесе не устраивает собственная жизнь, и каждый хотел бы оказаться на месте другого.

Иван Войницкий — фигура особенно сложная: неудавшийся герой, неудавшийся сын эпохи. Он напоминает человека, который всю жизнь учил роль и внезапно понял, что спектакль не состоится. Его вспышки гнева, язвительность, попытка застрелить профессора — не порывы действия, а жалкие имитации поступка. Когда он восклицает:

— это не столько обвинение окружающим, сколько признание в том, что его собственная жизнь оказалась ложной. Войницкий считал, что служение другим — смысл его жизни, ведь он по собственному желанию посвятил свою жизнь поместью, но оказалось, что это просто способ не задумываться о своей жизни. Его катастрофа в том, что он понял: вложенные силы нельзя вернуть, а взамен он не получает ничего.

Однако если же Иван — жертва своей веры, то Серебряков— жертва собственной бессмысленности. Чехов здесь, возможно, делает одну из своих самых острых сатир: человек, которого чтят как интеллектуала, в действительности оказывается капризным, утомлённым человеком, произносящим фразы вроде «я страдаю» и «я устал» с важностью философа, но не производящим ни мысли, ни чувства.

Елена же, на мой взгляд, является воплощением утраченной страсти, причём в первую очередь страсти к жизни. Её красота не приносит счастья ни ей, ни другим, потому что за ней — пустота и разочарование. Да и сама она ничем не интересуется, лишь пытается найти новый способ развлечь себя, чтобы жизнь не казалась такой уж скучной и блеклой, какой она есть.

Соня для меня же является самым пугающим персонажем. Её смирение — это не сила духа, а форма отказа от жизни. Она не борется, не спорит, не ненавидит. Она принимает всё — и, принимая, как бы парализует саму возможность перемены. Соня говорит с нежностью и состраданием, но жизнь, по её пониманию, — это не то, что надо прожить, а то, что надо перетерпеть.

Эта фраза — воплощение всего её характера. В ней не просто смирение, а глубокое самоотречение. Соня осознанно выбирает страдание как свою судьбу, не требуя признания, не мечтая о награде при жизни. Она превращает боль в миссию, молчаливо делая её частью своей личности.

Астров, казалось бы, единственный, кто делает что-то реальное. Он говорит о лесах, будущем, ответственности перед потомками. Но в его устах даже забота о природе звучит как симптом: это не альтруизм, а попытка придать себе хоть какое-то значение. «Я сажаю деревья», — говорит он, — «и, может быть, через сто лет они дадут тень и прохладу». Здесь снова речь идёт о времени, только о времени после себя, как будто жить сейчас уже не представляется возможным. Его увлечение Еленой Андреевной столь же обречено, как его леса. Он видит в ней не женщину, а мираж — ускользающую красоту, возможность почувствовать, что он ещё способен на любовь.

Пьеса, таким образом, становится театром недосказанности, в котором важны не реплики, а паузы между ними. Чехов создаёт пространство, где слова теряют силу — их слишком много, и они все сказаны не теми и не вовремя. Говоря, герои словно стараются не услышать себя. Даже в самых эмоциональных моментах — крик Войницкого, мольба Сони, прощание Астрова — напряжение не разряжается. Это не катарсис, а продолжение замирания. Чехов лишает зрителя возможности чувствовать себя выше героев: мы не можем им помочь, потому что их боль — наша. Никаких развязок, никаких уроков, композиция пьесы заканчивается тем же, чем и началась: Сереябров уезжает, Елена уезжает, Войницкий с Соней снова остаются в имении, где всё продолжается как прежде. Только ощущение, что время продолжает течь — не вперёд, а сквозь. Как в финале, когда Соня шепчет:

Смерть в этом произведении это не трагедия в классическом понимании, где герой гибнет ради идеала или в борьбе с судьбой. Здесь нет катастрофы — есть лишь медленное угасание. Это не пафос смерти, а её будничность. Чехов показывает, что смерть — это не кульминация, а естественное продолжение той же самой усталой жизни, где даже конец не звучит громко.

«Что делать… Надо жить…» — это не надежда, а приговор.

Чехова А.П. давно хотелось перечитать, нашим Книжным клубом мы выбрали «Три сестры» и поскольку совсем недавно читали Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца», то я увидела некоторое сходство в произведениях этих авторов.

Пьеса вызвала во мне противоречивые чувства – с одной стороны талантливая и сильная, это бесспорно и, конечно, вносит богатый вклад в драматическую русскую литературу.

А с другой стороны, как и при чтении «Дома, где разбиваются сердца» - у меня возникло сильнейшее раздражение, ведь я увидела семью, которая просто паразитирует, ничем толковым не занята, а от того люди в ней - ничтожные, вечно ничем неудовлетворённые, которые не живут, а буквально маются от скуки. Вот уж поистине «и завтра то же, что вчера».

Чехов мастерски изобразил «трагедию русских будней», где место судьбы занимает всесильная захолустно-обывательская пошлость. Но это трагедия не всего русского народа, а только отдельной его прослойки, которая не трудится, а живёт на всём готовом и мается от безделья. Наташа, которая ходит на службу, показана как «властная баба», которую исподволь осуждают, мол, не должна женщина быть такой. Но и такой, как сёстры Андрея – тоже не должна!

«Изюминка» классики - то, что пьеса Чехова актуальна и в наши дни, потому что содержит мысли о смысле жизни и о том, как его прожить. Книга явно дает понять: не место красит человека, а человек – место. «В Москву! В Москву!» - с надеждой говорят сёстры. Да не спасёт Москва, когда в душе – пусто!

Главный конфликт - нежелании начать жить там, где герои пьесы находят уже сейчас, которое маскируется под одиночество, неустроенность и внешние обстоятельства. Они откладывают жизнь на «потом», на «Москву», как и многие в нашей современности и потому пьеса не теряет своей актуальности!

Рекомендую ее к чтению, чтобы насладиться слогом Чехова, а также пониманием анти-примера – так делать точно не надо!

Интересно, в пьесах Чехова есть счастливые герои, которые не страдают, не мучаются, не наступают себе на горло и не уходят из жизни трагическим способом?

В школьные годы его произведения не вызывали сильного отклика. Но в более взрослом возрасте, к сожалению, начинаешь узнавать себя в героях пьесы.

Кто из нас не предавал свои мечты? Кто из нас не жил, хотя бы какой-то период времени, в розовых очках? У кого жизнь пошла не по плану? Кто смог достойно справиться с трудностями, а не пошёл искать лёгкий выход из ситуации?

Как обычно, проблемы произведения актуальны и на сегодняшний день. Заставляет задуматься. Но сопереживать кому-то из героев не получается. Никто не боролся. Такая манера поведения расстраивает и рушит надежды на счастливую жизнь.

Пришло время собирать разбросанные камни. Когда читаешь «Три сестры» в ранней юности, то приходишь в ужас от происходящего, видя, как персонажей от акта к акту затягивает в болото обыденности, не той светлой, способной подарить спокойное счастье, а серой, топкой, стирающей всё хорошее и индивидуальное, что есть в людях. Тогда ты думаешь, что персонажи Чехова слабы и оттого несчастны, что сейчас-то другое время и сейчас всё по-другому.
А потом перечитываешь текст в 30+, внимательно оглядываешься на старых знакомых, которых знал 18-летними студентами, полными жизни, с горящими глазами, жаждущими жить, создавать себя и мир, и душу твою затапливает глухая тоска, намного более чёрная, чем первоначальный ужас. Потому что понимаешь, как прав был Чехов в каждом своём персонаже, в каждой реплике. И не слабые и ничтожные его герои, нет, они просто человечные. Взрослеющие, стареющие, по року судьбы или из-за собственных сомнений не находящие сил вырваться из топкой трясины обыденности.
Это прекрасная пьеса. Тяжёлая для ума и сердца, как и многое, что написал Чехов, но и вдохновляющая. Это тот самый корявенький полусухой сук над поверхностью болота, в который ты ещё можешь вцепиться, чтобы вытащить самого себя из этой топи, посмотреть на мир по-другому, попробовать найти в себе силы жить по-другому. Ну или если ты достаточно умён и чувствителен в юности, то выстроить жизнь с первых шагов так, чтобы не стать просто одним из 100 000 жителей неизвестного городка, хотя бы у себя в душе.