Избранные произведения в двух томах. Том 2. Острие бритвы. Рассказы

Уже которая прочитанная книга Моэма раз за разом убеждает меня в том, насколько многогранен его талант и как ему удавалось создавать по-настоящему классические произведения, документы эпохи, которые с неослабевающим интересом читаются и поныне. В этом романе он описывает европейско-американское общество межвоенного периода, а центральной линией становится духовный путь молодого американца Ларри Даррела, который после увиденного на войне отверг принятые и навязываемые всем нормы общества потребления, что мужчина должен работать, приумножать капитал и тратить, вместо этого избрав для себя аскетический образ жизни и путь познания. (Немаловажно, однако, то, что у Ларри есть деньги, при экономном расходовании которых такой образ жизни можно поддерживать).

Рассказчиком выступает некий безымянный писатель (предположительно сам Моэм), который повествует о том, как повстречался с Ларри и его невестой Изабеллой Брэдли в Париже, а в скором времени Изабелла поняла, что Ларри не планирует устраиваться на работу, расти в карьере и зарабатывать на благо семьи, разорвала помолвку и вышла замуж за сына американского миллионера Грэя Мэтюрина. Но чувства к Ларри у нее остались и спустя десять лет, когда их пути пересеклись снова. За это время случилось много всего - Ларри попутешествовал по Европе, поработал в шахте и на ферме, пожил в монастыре, устроился матросом на корабль и уплыл в Индию, где прожил несколько лет, постигая мудрость индийских духовных учений, и снова вернулся в Париж, где начал работать над книгой, Изабелла же родила двоих детей, их семья потеряла состояние в годы Великой депрессии, Грэй стал страдать сильными мигренями, и жить они теперь вынуждены в парижской квартире ее дядюшки Эллиота и на его деньги. Живя с мужем во вполне счастливом браке, Изабелла все же заинтересована в том, чтобы сохранить Ларри на своей орбите, она верит, что он продолжает ее любить и никакие другие женщины его не интересовали и не интересуют. Поэтому весть о том, что Ларри надумал жениться на Софи Макдональд, своей подруге детства, которая в автокатастрофе потеряла мужа и ребенка и вследствие этого встала на путь саморазрушения, для Изабеллы как острый нож, и она, как по-настоящему целеустремленный человек, сделает все, чтобы этой свадьбы не состоялось. Хотя я верю, что Ларри смог бы спасти Софи, но уж случилось как случилось.

Дядюшка Эллиот тоже персонаж запоминающийся, предприимчивый американец-ценитель искусства, который за недорого скупал картины мастеров у разорившихся европейских аристократов для перепродажи богатым американцам. При этом он просто одержим идеей влиться в европейское аристократическое общество, что ему вроде как удается, но, как это часто бывает у новоявленных "князьков", параллельно в нем развивается запредельный снобизм. Местами было просто смешно читать про вышитые на трусах короны, погоню за положением в обществе, козыряние знакомствами с влиятельными людьми и строительство церкви, чтобы сблизиться с Ватиканом (но зато ему удалось в кризис свое состояние сохранить - подсказали из Ватикана вовремя, что грядет бадабум).

Все герои проходят свой путь, преследуя свои цели, и автор просто показывает читателю их судьбы, давая самостоятельно сделать выводы. Завершающие строки романа говорят о том, что все получили то, к чему стремились: "Эллиот — доступ в высокие сферы; Изабелла — прочное положение в культурном и деятельном общественном кругу, подкрепленное солидным капиталом; Грэй — постоянное прибыльное дело и к тому же контору, где проводит время от девяти до шести часов; Сюзанна Рувье — уверенность в завтрашнем дне; Софи — смерть, а Ларри — счастье". Очень хороший роман.

Заметки к этой книге заняли у меня несколько страниц мелким почерком, долго размышляла, но так и не поняла, как к ней относиться. С одной стороны, некоторые вещи просто гениальные и блестящие. Но с другой стороны, большая часть героев и сюжет не понравились совершенно. Попробую разбить впечатления на несколько категорий.

Блестяще

Карикатура на общество. Все эти мелкие детали, гламурные дамочки, умопомрачительные описания одержимых "высшим светом" и собственной внешностью снобов... Потрясающе, тонко, красиво и изысканно, когда даже не задумываешься над тем, что это всё едкая сатира, пока не дочитаешь главу до конца, одобрительно кивая.
Отличные второстепенные персонажи. Лётчика-ирландца, который шутя и похваляясь воевал, я видела как вживую. А поляка Кости — тем более, он где-то там точно есть, бродит, пьянствует и философствует. Пошедшая по кривой дорожке после трагедии Софи; старший Мэтюрин, который горячится, доказывая, что маклер может быть честным; моя любимая Сюзанна, которая единственная из всех женщин кажется не "подпорченной" Моэмом специально из женоненавистничества... Даже совсем мимолётные йоги и люди из высшего общества кажутся настоящими.
Потрясающие слова о любви, одни из лучших и очень честные, сказанные Изабеллой в самом начале: "Он меня бесит. Выводит из себя. А тоскую я о нём ужасно".

Посредственно

Сюжет. Его, по сути, нет совсем. Главных персонажей выделить довольно трудно, главные сюжетные линии, то есть описания кусочков жизни Эллиота, Ларри и Изабеллы, связаны между собой только господином Моэмом, который почему-то кажется довольно неприятным типом и постоянно "звездит".
Стилизация под американизм. Не знаю, удалось ли ему передать американские особенности речи, но характеры, пожалуй, не удалось. Особенно странно смотрелись пафосные монологи каждого американца о том, что "Америка — великая держава", "Ты нужен Америке" и "Америка требует: трудись, трудись, трудись". Выглядит как-то чересчур стереотипно и карикатурно, слишком грубо для такого умелого писателя.

Плохо
Главные герои. Вот, честное слово, даже не знаю, как описать от них ощущение... Попробую поимённо.
Эллиот. Самый живой из всей троицы главных персонажей, но при этом его "недостатки" раздуты до чудовищно гротескных размеров, просто гипертрофированы, и с каждой главой это становится всё заметнее и заметнее, пока к самой смерти он не превращается в жалкое посмешище в карнавальном костюме. При этом он очень любим автор, Эллиот тёплый, добрый и хороший человек, отчего мы не можем чувствовать к нему ничего, кроме жалости. Странно, что Моэм изобразил его с таким "двойным" умом — очень неглупый человек, который, однако, всё касающееся своего недостатка воспринимает просто по-идиотски. Поэтому им очень легко манипулировать, например, как это сделала католическая церковь, устами кого-то из своих поклонников нашептав, что "католицизм нынче в моде". Во всём остальном Эллиот оборотистый, ухватистый, с хорошим вкусом... Но как и все "жертвы моды", со временем он не успевает за ней угоняться. Его снобизм и любовь к титулам тем более интересны, что он родом из США, демократического государства, где титулов нет вовсе — может быть, в этом и причина, что он так тянется к ним? Очень покоробил момент с шутками насчёт того, что Эллиот исповедовался только для того, чтобы "явиться на тот свет с рекомендательным письмом". Хоть он и иронизирует сам над собой, но видно, что он говорит это едва ли не серьёзно. В целом же, это мой любимец из всей тройки главных героев. Я даже считаю, что он во многом Ларри превзошёл. Конечно, Ларри стремился к знаниям и духовности, но только для того, чтобы быть счастливым и успешным, пусть и через высокое воплощение этого успеха и душевного комфорта. Эллиот же этого успеха и комфорта достиг, он прожил счастливую по-своему жизнь и умер счастливым, пусть и не без борьбы.
Изабелла. Однозначное ощущение, что Моэм не любит её и специально изображает хуже и хуже. Вот как описание в самом начале, что она очень мила, но ноги и руки, боже мой, какие толстые и всё портят. Вот так и всё её описание — вроде нормально, но где-то он ей подложит свинью, иногда даже ради удовольствия просто показать её хуже, чем она есть на самом деле, а не для вырисовывания характера. Такое ощущение, что над своими персонажами Моэм всё-таки не может до конца обрести власть, поэтому и проглядывает это искусственное ухудшение. А поначалу она мне очень нравилась. Неглупая и воспитанная симпатичная девушка, немного властолюбивая, особенно это заметно по тому, как она манипулирует Ларри (и особенно по тому, как гневается, когда он отказывается ей подчиняться, потому что позволяет манипулировать собой только в мелочах). Сначала была неудачная попытка показать её плохо в споре с Ларри, когда он весь такой возвышенный и духовный предлагает ей нищенствовать и следовать за ним покорной тенью, в то время как она требует, чтобы он работал, если он хочет с ней жить. И, вот честно, не показал её тут Моэм плохо, а наоборот, очень разумно. Она не требует от него безумных богатств, шелков и бриллиантов, только благополучие, собственный досуг (в самом деле, а что ей делать, пока Ларри витает в облаках? Круглыми сутками сидеть рядом и восторгаться?) и достойное воспитание детей. Мотивирует она это всё тоже очень разумно. И на работу они все гонят Ларри не потому, что им дико его желание просветления, а потому что они не хотят, чтобы он зарос мхом и опустился, в конце концов, ему ведь предлагают даже быть филологом, философом или писателем, что уж никак не обременительно для его творческой натуры. И в этом ключе мне совершенно непонятен прямой упрёк Моэма Изабелле, когда он хамит ей, дескать ты променяла Ларри на бриллианты. Чушь, она променяла Ларри на благополучие детей. А вот начиная со сцены, когда она задумывает шантажировать Ларри беременностью, Изабелла превращается в совсем другую девушку. Она резко перестаёт видеть дальше своего носа, гламурные дурочки кажутся ей верхом изящества и скоро она сама уподобляется им, превращаясь в красивую грымзу. Через несколько лет она уже предстаёт перед нами одержимой неприятной крысой, которая выдаёт какие-то идиотские "Я пожертвовала собой ради Ларри" и подставляет других с катастрофическими последствиями. Не верю. Не верю, что она при любящем её муже и семейном счастье вдруг превратилась в такую змеюку. В целом, причина конфликта с Ларри мне виделась только в том, что они друг другу не подходят. Она хорошая, но обыкновенная, а Ларри — нет, поэтому у них и не сложилось.
Ларри. Ох и неприятный тип. Вот честно. Сначала его сладкие (и ещё тысяча эпитетов) глаза и медоточивая улыбка, до приторности, потом его поведение... В глаза вам говорит одно, чтобы только не спорить, а за спиной делает совсем другое. Ну просто сахарный херувимчик не от мира сего. Опьяняют знания? Отлично, тогда работай писателем, философом, учёным, с твоими связями тебе даже не обязателен талант. Хочешь искать смысл жизни? Ищи, так делись с другими и все будут счастливы. Хочешь бездельничать всю жизнь? Ну и валяй, только зачем втягивать в это даму? Зачем говорить ей о семье и детях, зная, что ты даже её не сможешь обеспечить? И ведь прекрасно знал, что она не пойдёт с ним по его пути, не сможет, потому что она другая, так зачем мучил? А зачем мучил потом? Если он такой святоша и просветлённый, зачем терзал её своей женитьбой и прочим, не показывался бы на глаза, не сыпал бы соль на раны. Да и вообще, если его речи Моэм передал точно, то фигня это, не просветление. Никогда не будет человек, испытавший такого рода сатори, утверждать, что один учитель йоги мудрее другого, да и поступать так не будет с людьми. Ларри выбирает себе путь одиночки, но тот, кто хочет по нему идти, и должен быть одиноким, иначе люди вокруг будут страдать, пока он со своей снисходительной улыбочкой Исусика будет на них поглядывать. "Не хочу притворяться тем, кем я не являюсь"... Он потакает себе, своей лени, своему страху, а вовсе не ищет просветления. В тот момент, когда его армейский друг скончался, он превратился не в человека с высокими духовными запросами, а в маленького испуганного ребёнка, который не знает, куда ему бежать. Правильно про него сказали, что он глубоко религиозный, но совершенно неверующий. Ему нужен бог, он был бы счастлив его найти, потому что именно бог избавляет от многих страхов. А так он — человек с пустой дыркой где-то там внутри, в которую он пихает то философию, то религию, то восточные учения. Поэтому он так ненавидит Кости, который умеет радоваться жизни и имеет всё то, чего у Ларри нет. Ненавидит и тянется к нему, как магнит. А в конце сам же рассказывает, что ему нужно было всего лишь счастье и успех. Так же, как и всем остальным.

Очень жалко, что очень мало говорится о Грэе Мэтюрине. Его представили эдаким кулём, вечно улыбающейся декорацией, машиной по зарабатыванию денег. Довольно неприятным, хотя вместе с отцом они — отличные люди, честные и работящие. Но из-за устоявшегося "богатый — плохо, бедный — хорошо" он неприятен ещё больше. Хотя в конце концов именно он оказывается в романе самым успешным. Он — и настоящая феминистка Сюзанна, оба смогли найти и счастье, и успех и всё, что им было нужно, без того, чтобы страдали другие.

В итоге я всё же поставлю "нейтрально". Будь это не Моэм, а кто-то незнакомый или, например, менее прекрасный в целом, то это было бы "понравилось". Но тут меня слишком многое разочаровало.

Флэшмоб 2011, за рекомендацию спасибо Omiana .

Моэм похоже тот еще шутник. Высмеивает общество с серьезным видом. Здесь он нам показал механику создания образов и идеалов в голове. Человек готов поверить чужому слову и создать воздушные замки за считанные минуты. К примеру, обожествление обстановки при попытках связать тот или иной предмет с его хозяином. Для меня весь фарс этой ситуации аналогичен школьной литературе, когда нам навязывали, что "желтые занавеси" характеризуют глубокую депрессию главного героя. Постарайтесь не уподобляться молодому человеку из рассказа, не выдумывайте то, чего нет, хотя я и так прекрасно знаю, что это невозможно. Такова человеческая натура. И не говорите, что финал вас не удивил. Не люблю рассказы, потому что не успеваю вникать в суть, но если малая проза вас чем-то задела и вызвала эмоции, ведь удивление тоже сильная эмоция, то чтение того стоило.

Обожаю Моэма. Его слова словно мед для моей души. Меня восхищает его немногословность, но одновременно какое-то теплое обволакивающее чувство от его сюжетов. Он словно пролазит в голову и в душу своими щупальцами, нажимая на те точки, которые вызывают у меня чувства. Гипнотическая магия текста.

В этой истории два мира. С одной стороны консервативная цивилизованная страна с ее такой замысловатой американской мечтой. Человек должен быть винтиком общества, выполнять определенные функции и идти по вверенной ему колее. Родился, вырос, женился, содержишь красавицу-жену, работаешь, а лучше даже просто быть богатым наследником. Все как должно.

У того самого Эдварда из названия с самого начала все пошло не по плану. Семья его разорена, но ему предложили неплохую работу на Гаити. Невеста готова ждать его возвращения, поэтому он со спокойной душой едет зарабатывать. И вот незадача, возвращением не особо тут и пахнет. На разведку едет друг Эдварда, чтобы узнать, в чем собственно дело, невеста ждет же.

Восхитительная встреча получается на Гаити. Это то место, которое противопоставляется Америке, кардинально отличающееся от привычного мира. Люди свободны и беззаботны. Слишком уж идеализированно показано это райское местечко. Думаю, что каждый наслышан о беззаконии, всеобщей лени, нищите, антисанитарии и тому подобное. Все это Моэм опускает, останавливаясь лишь на райских моментах.

Развязка мне очень понравилась. Любовный треугольник разрешился наилучшим образом, каждый из участников событий обрел свое собственное неповторимое счастье. Да и пусть оно совершенно отличается, в этом и суть жизни. Счастье не может быть одним на всех. Пусть оно будет разное, так и жить интереснее.

Неожиданная подача от Моэма. Обычно его истории чередуют человеческие переживания с иронией, сарказмом, юмором, но без такого трагичного надрыва. Этот рассказ прямо ранит, причем каждого по своему.

Оккупация Франции. Немцы на коне, у французов не остается иного выбора, кроме как подчиняться. Приходится смотреть, как отбирают твой дом, еду и скотину, как велят исполнять любой каприз. А если не захочешь - заставят. Так немецкий солдат насилует молодую француженку, дочку фермера. Со временем, отношение солдата к девушке меняется: неказистая, острая на язык деваха, которая посмела ослушаться его, Аполлона, вдруг лишает его сердце покоя. Былого не исправишь, но будущее-то все еще в их руках, почему бы не построить счастливую, крепкую семью? Тем более, что девушка ждет от него ребенка. И солдат начинается добиваться расположения девушки. Он покорил даже ее родителей. Вот только девушка осталась непокоренной... и вознамерилась заставить врага страдать не меньше, чем пришлось страдать самой.

Это из разряда тех решений, который никто не праве осуждать, потому что никто не знает, как бы поступил на самом деле. Не в теоретических предположениях "вот я бы никогда", "да я бы ни за что", "а вот меня бы", а когда подобное лично коснется. Потому что легко рассуждать, не прошагав в ботинках персонажа. Это такого рода ситуации, когда все внутри человека взрывается, переворачивается, вскипает и выливается раскаленной лавой. Как и что она спалит на своем пути, даже самому вулкану неизвестно.

Больше даже самого катализатора истории, меня ужасало то, что героине приходилось потом постоянно сталкиваться с напоминанием произошедшего, в двойном лице. Больше поступка Ганса и даже больше поступка Аннет, меня ужасала линия поведения родителей, потому что их предательство родного человека страшнее того, что принес в их дом чужой человек.

Это страшная история, но я люблю такие. Такие, которые нет-нет, да и возвращаются царапнуть тебя снова за душу, заставляют размышлять еще потом долго. Вспоминаешь, думаешь, споришь сам с собой, пытаешься всех понять или негодуешь. Маленький рассказ, а столько эмоций.

Часто встречаю такие отклики женщин, на творчество Моэма: ах, как он нас, женщин, понял! Милый..
Я почему-то всегда представлял, что женщины говорят это, томно откидываясь в чудесном вечернем платье — или в лиловой пижамке, — в постель, с томиком Моэма на груди.
Согласитесь, без томика Моэма, вот так откинуться в постель посреди белого дня, было бы странно, и даже таинственно.
Да, женщина, прекрасная, смуглая, лежит в постели, закрыв свои чудесные глаза, цвета ласточки, и шепчет: милый, милый..
Тут хочешь не хочешь, будешь ревновать к Моэму, даже если не знаешь эту прекрасную смуглую женщину.
Кстати, в тонкой прелести прозы Моэма, и правда есть ощущение, словно ты лежишь в постели.. с другом.
И всю прелесть этого уюта, может ощутить только женщина, потому что она сердцем ощущает всю эту воздушную негу постели, с её цветными оборочками и узорами, так похожих на изящные, роскошные платья прошлых веков, в которых, как в райских облаках, тонули мужские, да и женские, сердца.

Да, читая Остриё бритвы, я впервые задумался об этом нежном шёпоте женщины, оставшейся.. наедине с Моэмом.
И.. устыдился.
Нет, не тому, что ревную моего смуглого ангела к Моэму (это нормально, она легко могла бы вскружить голову и Моэму и Пушкину и Бельмондо и даже… Жану Жене), который ночует на её милой груди, чаще чем я.
Мне стало стыдно потому, что мы, мужчины.. никогда так не говорим.
Вы когда-нибудь слышали, чтобы мужчина откинулся в постель (или на пол, к тому же, трезвый!), и томно прошептал: ах, милый Хемингуэй, как ты нас, мужчин, понял!
У женщин это как-то изящнее, словно бы редкое произведение Боттичелли, Платонова или Перси Шелли, говорят: ах, наконец-то нас поняли..
А мужчина так не говорит, словно он прост, как.. как.. гречневая каша.

И вот теперь представьте этот эпичный момент: я, с томиком Моэма на груди, откидываюсь спиной в постель, и, томно прикрыв глаза, шепчу: мой смуглый ангел, как же я тебя люблю..
Тьфу ты, — выругался я шёпотом мысли, — я хотел другое сказать. Напутал. Дубль два.
Поднялся с постели, опрокинул ещё одну рюмочку виски, чокнувшись перед этим с сизым томиком Андрея Платонова на полочке, и, падая в постель с Моэмом, томно прошептал, закрывая глаза: ах, милый, как же ты нас мужчин, понял..
И замер, слушая сердце своё, смотря на удивлённого кота на полу, наблюдавшего за мной.
Ничего так, ощущение. Значит, вот что примерно ощущают женщины?

Моэм поставил эпиграфом к роману, строчку из индийской премудрости: пройти по лезвию бритвы, не легче, чем достигнуть спасения.
Это же можно сказать и о любви, верно?
Но индийские йоги, вроде бы не отличаются любвеобильностью. А было бы мило.
Вы поссорились со смуглым ангелом, она выходит утром на балкон в своей лиловой пижамке, потягиваясь и сладко зевая, думая, что её никто не видит на 23 этаже, и вдруг, она замирает в изумлении с таинственной буквой «ё» на устах, т.к. видит, что её милый йог, завис в воздухе напротив её окна, в позе лотоса, с лотосами и флоксами в руках.

А ещё, в ссоре, когда женщина хлопнув дверью, заперлась в спальне, йог может пройти сквозь дверь, или сделать так, чтобы в постели, где лежит и плачет любимая, из просиявшей пустоты вдруг расцвела роза.
Боже, почему я не йог.. почти как Ларри, герой романа, которого, сквозь треволнения жизни, любви, занесло на 5 лет в Индию, откуда он вернулся.. к своей возлюбленной: она уже давно замужем, у неё двое очаровательных детишек.
Но.. любит то она, именно его. Через всю жизнь пронесла любовь к нему.

Отрываюсь на миг от чтения. Закрываю томик и откидываюсь на диван, томно шепча: люблю тебя, смуглый ангел..
Тьфу ты, опять не совсем то говорю. Я просто хотел помолчать, и кое-что припомнить.
Да, образ из стиха Арсения Тарковского, в фильме Андрея Тарковского, возник в моём сердце:

Книга дочитана. Виски допито. Мой кот спит и во сне улыбается хвостом.
Ночь. Я зачем-то побрился. С выключенным светом в ванной, при свече: лицо в зеркале улыбалось, как ребёнок.. небритый.
Мило, и чуточку жутко.
Когда брился, вспоминал мечтательно, как сидя в ванне, я нежно брил ножку любимой, которую она поставила на мою грудь.
Мы тогда были вместе, были счастливы, как в раю..
Почему мы не вместе сейчас? А почему не вместе, Ларри и Изабелла? они разлучились, когда должны были обвенчаться.

Ночь. Я вышел с Моэмом на балкон, покурить, перевести дух после прочитанного.
Я бросил курить, но мне нравится ощущение сигареты в руке и боттичеллиевы изгибы дымка.
Такой роман как у Моэма, нужно осмыслить.. Он может изменить жизнь.
Может, в Индию поехать? Как Ларри?
Или.. в Москву, к смуглому ангелу..
Просто положу томик Моэма у её милой двери, позвоню, и, как в детстве, быстро сбегу по ступенькам, этажом ниже, прижавшись спиной, душой, к стене, с бьющимся во все стороны света — сердцем: такое и йогам не снилось.
А может это им тайно и снится..

Стою на балконе. Рука моя курит не в затяг. Моэм улыбается. Я думаю: на что похож этот чудесный роман о любви, выборе и душе?
На английскую вариацию Дворянского гнезда Тургенева?
Нет, не то..
Мой взгляд упал на сирень под балконом.
Я живу на 3 этаже, и сирень в тихом лунном свете, виделась просто волшебно, словно мой 3 этаж, был 3-м рядом в театре: видно блаженно-всё..
Так после долгой разлуки с любимой, когда вы уже голые в постели, ты вдруг опускаешься на колени прямо в постели, и прижимаешься лицом к стоящей над тобой женщине, прижимаешься к её милой груди, животу, целуя его и тихо плача, и  вот тогда ты ощущаешь любимую, и её прощение, тёплое милосердие рук на твоей голове, даже больше, чем в сексе бы ты ощутил женщину: ты ощущаешь её нежно всю, как сейчас — сирень.

Да, вот на что похож роман Моэма.
Осень. Сирень уже давно отцвела, но в тихом лунном свете, её карие венчики, словно бы таинственно подсвечены призрачным сиреневым цветом, словно соски на груди женщины, спящей в постели с милой улыбкой, после ссоры и долгой разлуки.
Моэм, милый, ведь это чудо, похлеще чем индийские чудеса, правда?

Моэму почти удалось написать шедевр.
Чего то не хватило, но это не столь важно.
И вроде бы история стара как мир, и «ингредиенты» почти те же, но что-то новое и волшебное Моэм всё же добавил.
Завязка романа смутно напоминает «Грозовой перевал» Бронте.
Жила прекрасная богатая семья, у которой была чудесная маленькая дочка.
В другой семье случается трагедия (словно счастье на земле, как и деньги, распределены не равномерно: если кто-то счастлив очень, значит где-то, кто-то.. будет несчастлив).
Мальчик остаётся без родителей и его берёт под своё крылышко, мама этой девочки, и два ангелочка растут вместе.
Все знали, что их нежная дружба перерастёт в счастливый брак.
Ах, если бы в мире всё было бы хорошо, то и романов бы не было и писатели, вместе с ангелами, остались бы без работы.

Разразилась Первая мировая война.
Ларри (тот самый сирота), ушёл на фронт, лётчиком.
Изабелла, его невеста, ждала его.
И вот, он вернулся с войны..
Тема не новая: от возвращения Одиссея, до пронзительного рассказа Платонова — Река Потудань.
Я бы назвал это малым витком Вечного возвращения Ницше.
Роман Моэма вполне бы мог называться — Возвращение (название идеальное, кстати: возвращение с войны, к себе, на небеса, на землю, к любимой, к душе..).

Как часто бывает в таких случаях, ушёл один человек, а пришёл — другой.
Нет, он по прежнему любит Изабеллу.. но что-то в нём надломилось: у него на глазах погиб лучший друг, спасая его.
Моэм воплотил в Ларри, эдакого американского князя Мышкина.
С одной стороны, эта светлая душа, контрастирует с пустым во все века, светским обществом, думающим только о деньгах и выгоде.
С другой стороны, по новому — как первая влюблённость, каждый раз, она словно впервые на земле, — встаёт вопрос выбора: между бытием и бытом.
И горе, если возлюбленная, большей частью своего существа, оказалась по другую сторону. Это не менее трагично, чем противостояние Монтекки и Капулетти, просто мы это не так явно замечаем.. в погоне за достатком жизни, карьерой, забывая о душе и любви, правда?
Любой твой шаг в ту или иную сторону в данной ситуации — маленькая смерть: либо любви, либо души.
А Ларри и так, нежный призрак. Он словно бы чуточку умер на войне.

С одной стороны, Ларри понимает, что прежнюю жизнь он вести не может.
В его груди словно бы образовалась та самая дыра, размером с бога, о которой писал Сартр, и её чем-то нужно заполнить.
А как же любовь, скажет кто-то?
И вот тут Моэм ставит вопрос, похлеще гамлетовского: быть или не быть: любить, но не существовать, или..
Словно душа, покинувшая тело, Ларри тянет странствовать.
Он зовёт Изабеллу за собой… (Так души смотрят с высоты, на брошенное ими, тело!), но она отказывается.
О ней, не потому, что не любит. Потому что.. живая.
И дело не совсем в том, что она привыкла к роскоши. дорогим платьям, машинами и дорогим ресторанам, как думают многие: фактически, ей предлагают.. загробную жизнь.
Для живого человека — это гибель. Как для нас гибель и грех, пойти вслед за душой любимого.. если он умер.
Не все ведь пойдут в райские кущи, правда? Так что не стоит укорять Изабеллу..
Она живая, понимаете? А значит, она чуточку мертва для вечной жизни и вечной любви, куда её зовёт Ларри.
В этом и состоит тайное очарование романа, его спиритуализм.

По сути, мы видим новую вариацию Матрицы: остаться в роскошном.. но пустом мире иллюзий, или выбрать настоящий мир? Любовь? И что с того, что любовь — в трущобах разрушенного мира?
Мы не в фильме и красненькой таблеткой тут не спасёшься.
Так что не нужно судить Изабеллу.
Представьте на минутку дивных исполинов гуманизма: Толстого, Пушкина, Рафаэля..
Они — плоть от плоти своей жизни. Жили ради людей. Но если бы им сказали, что ради людей нужно уйти в пещеры, они бы сошли с ума или застрелились: они бы не могли не писать.
Это всё равно что желать цветку стать бабочкой: цветок умрёт и станет лишь пёстрым ветром..

В идеале, конечно, если бы мы стали на миг ангелами, то «дыру размером с бога», нужно было бы проделать и в душе Изабеллы, чтобы она и Ларри, жили и любили на равных.
Вообще, трагедии в романе, как-то срывают с людей всё ложное, словно осень — листву, и сквозь поредевшие шелка богатств, сквозится синева вечной души.
Вот бы… всех раздеть до души, правда?
По сути, это потаённое желание женщины. Поэтому мужчина никогда не поймёт по настоящему боль женщины.
А что следует за болью? Лю-боль..

Моэм, чуточку использует в романе «сладостный стиль» Данте и Петрарки, Боккаччо, в смысле поклонения Прекрасной даме, но у Моэма это сразу — истина, и Ларри направляется именно к ней, спускаясь за ней и в Аид угольной шахты, словно Орфей, и следуя за ней в Индию..
Мне подумалось: если мы гладим сирень, тоскуя по любимой, или строчки со стихами Пушкина, может, мы чуточку гладим и душу любимого человека?
Здесь ведь почти по Плотину: увидеть прекрасное, можно только нечто прекрасным в себе.
Без Прекрасного в душе, и Достоевский будет скучен и Моэм банален и.. любимый человек будет чужим для тебя.
Он — не ты, и в этом вся беда мира.
Вот эта строчка Моэма, Платонова — я, эта качнувшаяся веточка сирени за окошком любимой — я..
В том числе и ими, я люблю смуглого ангела.
Может, для Ларри, изувеченного на войне духовно, для того чтобы вернуться к Изабелле духовно, нужно.. чуточку умереть для неё? И для себя. Вобрав в себя всю красоту Эпохи Возрождения, средневековых мистиков, индийскую мудрость.
В этом же обратная, лунная сторона и его души и Изабеллы.

Да, мы видим в романе прелестное, Одиссеево скитание души, любви в романе, то пропадающей, то появляющейся, словно луна, в быстро несущихся облаках.
Моэм по-женски тонко играет на контрастах.
Спустя 10 лет, Изабелла и Ларри снова встречаются, и она искренне спрашивает у Моэма: я уверена, что Ларри — девственник (Чудесный приём, кстати, набоковский — сделать себя, персонажем романа, общающегося со своими персонажами, не знающими, что они его персонажи, что он их незримый Бог. Есть в этом какая-то ранимая тайна бога: он сидит не где-то на облаке с бородой, он совсем рядом с нами, он может на миг проявиться в нашем друге, осеннем листке, коснувшегося нашего плеча в печали, в томике поэта на наших коленях или в долгожданном письме).

Для женщины, это дороже любых сокровищ, что спустя 10 лет скитаний, её любимый остался ей верен (напомню, Изабелла давно в браке и у неё дети).
Параллели с Мышкиным и Христом очевидны, тем более что Ларри идёт 33-й год.
Но вся прелесть ситуации в том, что если тело и верно любимой, то душа.. нечаянно может переспать с истиной.
У мужчин это иногда бывает.
А если.. ты весь — душа?
Незадолго до разговора с Изабеллой, Моэм описывает, как Ларри, подрабатывая в Германии, спал ночью в амбаре на сеновале, и к нему пришла.. хозяйка, замужняя, влюблённая в него.
Ночь. Ни кота не видно. Звёзды мерцают.. Ларри просто отдался ей, чтобы не смущать, не делать больно.
И только утром он узнал.. что это была не хозяйка, а её свояченица — вдова.
Здесь не просто узнаваемый сюжет Декамерона.
На самом деле, тут мистицизм, похлеще чем у Якоба Бёме, мимо которого пройдёт с чудесной улыбкой рядовой читатель.
Это мистическая, астральная рокировка: образы Изабеллы и Софи (о ней я скажу позже).
Но важно то, что по сути — они, одно целое.

Если вернуться к нашему «Декамерону», то тут прелестно то, что Ларри, подарил женщине, её озябшей душе (не видя женщины, а значит, подарил — душе), секс, нежность, как цветок.
Джордано Бруно писал, что, возможно, не душа находится в теле, а — наоборот.
Бруно чуточку ошибался: душа находится в теле — у большинства.
Но есть грустные лунатики жизни, любви, у кого тело — находится в душе.
Это во всей полноте поймёт чуткий читатель, когда Изабелла будет ревновать Ларри — к Софи, кроткой подруге их юности, на которой.. Ларри собрался жениться.
Софи теперь на самом дней: она проститутка и наркоманка. Её все чуждаются..
Но мы то понимаем, что Софи — это та самая Премудрость божия. Поруганная в этом мире людей.
Моэм прав — милосердие порой сияет ярче любви: без милосердия нет любви.
До меня не сразу дошло, что Ларри привлекло к Софи не только милосердие, но и.. единство трагедии: тот неземной свет, что закровоточил в её груди ( они оба чуточку мёртвые): в жизни Софи есть своя трагедия. Не дай бог никому такой..
По сути, она и Ларри — оба мёртвые. И не случайна ариаднова ниточка польской темы, инфернально связующая их.
Милая, милая Софи..
Вчера посмотрел фильм Остриё бритвы (1984) с Биллом Мюррей (чуточку узнал в нём себя. Чуточку..). Фильм милый.. но упрощён предельно. Смотря такие фильмы, понимаешь, насколько тонок Моэм. Эта тонкость и мистика изъята из фильма..

Пока далеко не отошли от Декамероновской темы, замечу кое-что любопытное, что меня поразило в романе.
В том же Декамероне (думается, Моэм намеренно пересадил из романа Боккаччо, как нежный цветок, этот образ с рокировкой, в свой роман), есть пронзительная история о Изабелле (имя героини романа Моэма).
Эту историю Китс использовал в своей поэме: Изабелла и горшок с базиликом.
В романе, Китс цитируется часто, но не эта поэма, так что чуткий читатель уловит эту нотку.
Итак, сюжет поэмы и истории в Декамероне: жили влюблённые, и жили бы себе хорошо и дальше, если бы мир не был безумен.
Возлюбленного Изабеллы, убили, а его отрезанную голову спрятали в горшок с бизиликом в её комнате.
Изабелла тосковало о любимом, поливала цветок, разговаривала с ним.. ничего не зная
Думается, что роскошная, цветущая жизнь Изабеллы, в романе Моэма, стала вот таким же горшочком с базиликом, в которым были.. захоронены её сердце и сердце Ларри.

Да, вот что меня поразило.
В одном эпизоде романа, я наткнулся на такое описание Ларри:

Разумеется опасность: это фактически описание души. А с душой, своей, или чужой, без разницы, встретиться опасно: может измениться жизнь.
Но поразило меня не это. Дело в том.. что в мемуарах о Перси Шелли, одна женщина вспоминала о нём именно этими словами.
Ларри — это чуточку Шелли?
Моэм очень любил Шелли, и его имя один раз даже мелькнуло в романе.
А ещё у Ларри есть одна особенность, как у Шелли: он мог пропасть, как нежный призрак: вы только что с ним говорили, отвернулись на миг.. а его уже нет. Лишь за окном сияет чудесное облачко, сирень цветёт..
Как я узнал, образ Ларри - многослоен, и во многом был вдохновлён неким английским лётчиком, который принял монашеский постриг.
Но то, что в Ларри — есть нотка Шелли, это неожиданно и приятно.

Не менее я был потрясён описанием одного мистического эпизода.
Не ожидал такого от Моэма.
После долгой разлуки с Ларри, Изабелла ехала с ним в машине (он — на переднем сидении, Изабелла и Моэм — на заднем).
Рука Ларри, как тонкий лунный свет на карей веточке, лежала на спинке кресла.
На неё смотрела Изабелла.. смотрела всей душой, судьбой.
Она часто дышала..
В общем, Моэм, сидя рядом со своей героиней, подарил ей, словно нежный цветок — самый чудесный и странный оргазм в классической литературе.
Многие скажут, что это не оргазм.. но меня не проведёшь: я его за версту чувствую, как мотылёк, школьник и дворник, раньше всех чувствуют первое цветение сирени.

Это так чудесно и странно.. В Индии, был Ларри, а Изабелла, не касаясь мужчины, нежно и невесомо, как телепат любви, тайно от Ларри, занялась с ним любовью, с его рукой, так похожей на цветок, с памятью о нём занялась любовью, и испытала катарсис.
Так инопланетяне могут заниматься любовью. Или.. просветлённые йоги.
Но ведь для женщины, любовь — это Индия духа. Не так ли?

Ларри как-то рассказывал Изабелле, что жил 2 года у одного святого в Индии.
К нему приходили издалека, просто чтобы полежать у его ног, коснуться его колен и ощутить тишину и блаженство.
И вот мне подумалось.. а Ларри хоть раз, говоря это, взглянул на ноги Изабеллы?
Когда Моэм писал роман, это было ново, предвосхищая движение битников к дзену: открытие Индийского солнца мудрости.
В своё время в России, словно инопланетян, открыли простой народ и преклонились пред ним, с сохой ходили, в косоворотке, ели чёрный хлеб..
Просветлялись. Сейчас это модно, я про Индию, вот так слепо и рабски восхищаться восточной мудростью, почти брезгуя.. русской верой и мудростью.
Господи, как подумаю, что все истины мира, все красоты эпохи Возрождения, тайны Востока, для меня заключены в смуглых коленочках моего ангела..
И почему к ним никто не ходит на поклон? Из Америки, Франции, Африки, Индии?
Просто чтобы коснуться.. её милых колен.
Так ярко вижу эту пёструю и радостную очередь к её домику в Москве..
Кстати, есть особая прелесть в том, что ты не видишь себя и своего смуглого ангела, в персонажах романа, но Вы нежно сквозитесь в самом очаровании книги, в улыбке вот этого парня, этой девушки, в сиянии травки где-то на вечернем холме в Индии..

Образ со смуглым ангелом и Индией, это не просто очередное и нежное сворачивание с тропки рецензии и романа — в цветы и звёзды (так Ларри свернул с классической канвы романы и своей судьбы).
В романе, особенно в конце, много разговоров а-ля Иван и Алёша Карамазовы, о жизни, боге, индуистских премудростях.
Имя Достоевского лишь на миг мелькнёт в романе, косвенно..
Мне это не очень близко, мягко говоря. Я не религиозный человек.
Но.. я люблю божественное. В любви прежде всего, в искусстве и милосердии.
Я легко могу обойтись без рая, бога и потусторонних печенек награды.
Не могу обойтись лишь без божественного..
И потому, конец романа, я читал как карамазовский.. чёртик, с грустной улыбкой хвостика.
И сейчас пишу это, внутренне ведя диалог с Ларри.. и не только.

С грустной улыбкой читал в романе, как те или иные герои, находили спасение в храме, в кабаке, дзене, наркотиках, роскоши культуры..
И всё это так зыбко, непрочно.
Всё непрочно, кроме любви..
Они думают, что обрели спасение.. и не видят, что за ними идёт тот самый «сумасшедший, с лезвием в руке»
В этом смысле, мне было бы о чём поспорить с Ларри: раздели во всех религиях, рай и бога, и они завянут, как грустные и нежные цветы. Потуши как свечу, буддийское понятие абсолюта, в котором растворится душа однажды и не будет больше рождаться в этот мир скорби, и святые Индии, растают, как снег в апреле.
А любовь не завянет никогда, потому она и бог — одно.
Да и трусливо это, спрятать свою душу, как страус — голову, в песок небесных вещей, и не откликнуться больше на помощь страждущих, не желать больше.. вернуться в этот грустный мир.
Думаю, со временем, Ларри бы отошёл от нежного морока восточного дзена, взяв от него лучшее.

Так что мой образ со смуглым ангелом не случаен: лишь у смуглых, милых колен любимой, для меня могут существовать Рай и Бог.
Зачем мне ехать в Индию, читать тома мистиков? А, Ларри?
Бритва индусских мудрецов, может превратиться в банальную.. бритву Оккама, особенно, когда ты на исходе жизни, проскитавшись, понимаешь, что вдали от настоящей любви, жизнь бессмысленна, и время уже не вернуть.
Дослушав меня, Ларри улыбнулся бы мне своими лучистыми глазами, и сказал: Саш.. а что бы ты сделал, если бы… лишился своего смуглого ангела и её смуглых колен?
Утратил бы рай и бога, мир. Стал бы ты потом искать этот рай? В Индии, искусстве, в радостях жизни или новой любви?

Я бы не знал что ответить. Я бы..  допил вино из бокала, и вспомнил милую Софи, для которой любовь была — богом, раем. И она потеряла её, и мир сорвался во тьму.
Что ей рай? Бог? Или этот детский, идиотический тетрис индуистских перевоплощений и дзенов? (кстати, в экранизации это чудесно показано, до слёз).
Чепуха, игра ветра в траве..
В волосах любимого, ветер играет нежнее.
Софи — самый трагичный и таинственный персонаж романа.
Но её так бесконечно мало..
О ней бы хотелось прочитать отдельный роман. Экзистенциальный.
Американская Настасья Филипповна.

Может, в её образе заложен тайный смысл?
Или вы любите прогуливаться только по туристическим тропам в романах, искусстве?
Хотите.. свернуть в мрачный и готический переулочек?
София — премудрость божия, утратившая бога.
Это почти идея Достоевского об осиротевшем мире.
Отдаться безумию любви до конца, и не оглядываться, не искать больше — так называемый реальный мир, о который разбиваются не только сердца в любви, но и бог и небо.
Отдаться любви всей душой и не оглядываться на обожжённые руины мира, и ледяное, почти космическое безмолвие жизни, или как сказали бы романтики индусы — Абсолют, а как по мне, это обыкновенный и чудовищный Молох, перемалывающий души, тот самый «сумасшедший, с бритвою в руке».

Но всё это я бы только подумал, и, приподнявшись над столиком, тихо поцеловал бы Ларри в смуглую и небритую щёку.

- Если тебе так легче, милый Ларри, то я за тебя рад.

Вопреки реальности, по воле автора и с лёгкой руки подруги-читательницы поздний субботний вечер я провела в Италии. Жара привычная уступила место другой, разлившейся по улочкам Вечного города, а спасительная прохлада и отдохновение обрелись в отеле «Плаза», безлюдном и восхитительно свободном в мертвый сезон. В свете абажура сидели двое, ну а я, столь жадная по натуре до чужих драм, удобно устроилась рядом. Один поначалу терзался навязанным обществом, после привык, второй изливал душу, а я морщила нос, потому как оба джентльмена мне были неприятны.

Хэмфри Кэразерс, дипломат в министерстве иностранных дел и писатель утонченной прозы для интеллигенции, захлебывался словами и не мог остановиться, словно звуком собственного голоса силился заглушить внутреннюю боль, что в общем-то было непривычно. За годы шапочного знакомства его собеседник (наш рассказчик) уже давно для себя решил, что в Хэмфри маловато человеческого. Каждый, кто удосужился бы немного присмотреться, вне всякого сомнения, разглядел бы в дипломате и надменную учтивость, и отрешенность сознающего, что он не чета простым смертным… Но тогда откуда этот порыв излить душу?
Что заставило человека сдержанного и светского кричать от боли? А все то же знакомое и предсказуемое немного… Ведь надо же, какая незадача, ты можешь быть богат, утончен, красив и талантлив, но даже такой железный набор завидного жениха не сможет уберечь тебя от безответного чувства. Бэтти Уэлдон-Бернс, известная дива в тесном лондонском мирке, была одарена тонким чувством юмора, богата и достаточно умна. Жажда жизни горела в ней ослепительно ярким огнем, и все же о своем положении в обществе она не забывала… А еще Бэтти не любила. Видела в Хэмфри милого друга, но не больше. Только кто запретил бы тому мечтать о невозможном?
А жизнь – забавная штука. Откажешься принять правду такой, какая она есть, и рискуешь потом вот так исповедоваться в ночи и собирать себя по частям… Хэмфри вообще знатный был сноб и фантазер. Сам себе придумал светлый образ любимой, сам обиделся, когда ожидание столкнулось с реальностью. Вообще у меня большой вопрос, была ли любовь вовсе, а то ведь как вслушаешься в надрывный монолог: «Я давал ей что-то, чего она не находила в других», так и заподозришь, что ему просто хотелось обладать такой яркой и независимой, всеми любимой Бэтти (красивый был бы штришок к образу), а искренней любви там если и было, то с чайную ложку... Я, возможно, сейчас как древняя старушка проворчу, но таких фантазеров немало просто по жизни встречается. Напридумывают (а может, не удосужатся присмотреться?), а потом разбегаются через месяц, полгода, год и еще малой кровью отделаются, если без штампа в паспорте.
Как я уже упоминала, не только Хэмфри мне был неприятен. Сперва я была уверена, что за рассказчиком спрятался автор, который в привычной спокойной манере изложит сюжет. Только по ходу действия окончательно убедилась в том, что рассказчик – еще один важный образ, к авторской позиции отношения не имеющий. Моэм в принципе никогда открыто не выдвигает себя в текстах, а в словах героя было уж слишком много оценочного и отталкивающего. Умозаключение, что Альберт для Бетти – дань прозе жизни, возможность возвыситься над реальностью – только подтвердило мое предположение, что в нашем слушателе поневоле не меньше гнильцы, чем в столь неприятном ему Хэмфри Кэразерсе…
Хоть бы кто из джентльменов предположил, что Бетти в своем выборе руководствовалась чувством! И так уж вышло, что чувство это обнаружилось к человеку, находящемуся ниже по социальной лестнице! И если дипломат из министерства в подобном раскладе узколобо предрекает катастрофу и падение, то стрекоза Бетти не видит греха, абсолютно счастлива и предстает перед читателем достойным человеком действительно широких взглядов. И вот вам вопрос, в ком из собеседников вообще можно обнаружить нечто человеческое?..

Впрочем, не много ли рассуждений для небольшого рассказа? Однако ничего не могу поделать с тем, что от книги к книге Сомерсет Моэм все больше восхищает меня и своими психологическими портретами, и умением в простенький, казалось бы, сюжет заложить кладезь интересных мыслей. Напиши он поваренную книгу, и ее, похоже, проглотила бы с удовольствием, а потому заявляю открыто – читать его никогда не устану.

ВНИМАНИЕ! СПОЙЛЕРЫ!

Ах, Моэм, Моэм! Какой же противоречивый рассказ ты написал! С одной стороны вроде бы так, а с другой стороны этак. Ублюдок, фашист и пьяная скотина в начале романа, в конце выглядит чуть ли не жертвой. А беззащитная, трогательная девушка становится детоубийцей. Родители же готовы закрыть глаза на тот ужас, что произошел с их дочерью, так как немец носит продукты, раскаивается, да и вообще — дельный парень, несмотря на то, что враг!
Кто прав? Кого жалеть? Как поступить? А самое главное: может ли женщина из гордости, презрения и ненависти так наказывать мужчину?
Не знаю. У меня в голове крутятся два примера по этой теме с совершенно разными решениями:

Пример первый. Книжный.
Есть такая замечательная книга Радуга . Эта страшная повесть об оккупации фашистами украинского села в годы Великой Отечественной Войны. Там с одной из героинь происходит подобная история. И девушка полностью ушла в свою ненависть. Она ненавидит ребенка, что растет в ней. Она ненавидит мерзавцев, которые сотворили с ней это. Она ненавидит односельчан, потому как те знают о ее позоре и она каждого подозревает в том, что он считает ее виновной в том, что произошло. Конец ясен. Он перекликается с историей Моэма, если ещё не более ужасен.

Пример второй. Из жизни.
Это случилось с одной моей знакомой, когда ей было всего пятнадцать. В мирное время, но в военном городке. Трое пьяных солдат, возращаясь из увольнения, подловили ее недалеко от дома и изнасиловали. От ужаса девочка даже лиц их не запомнила. И хотя отец поднял на уши весь городок, мерзавцев так и не вычислили. Девушка забеременела и ребенка общим решением оставили. Я не знаю, как родителям и самой молоденькой девчонке дался этот шаг. Но девочка (она родила дочку) росла у них в любви и ласке.

Вот так. Но я все равно не знаю, какой шаг более верный. Вернее, знаю! Но не уверена, что мне бы он удался. Честно.

Сюжет замкнутый на эпохе, переполненный устарелыми проблемами, имеет минимальное количество вечных тем - главные проблемы книги. Сегодня, 72 года спустя, все уже выглядит таким бредовым, наивным и избитым. А ведь "Бремя страстей" того же автора - великолепно своей вечностью! Помимо прочего, само повествование очень обрывочно, скачет от героя к герою, от идеи к идее и очень плохо мне было все это воспринять в единой картине мира. Герои мне не понравились, сам Моэм тут выглядит как передвижной собутыльник, разговоры о поиске бога звучат вторично, быть может из-за моего читательского опыта, но мне кажется и в год издания книги она уже была вторична. Мне нравится как пишет Моэм, в этой книге именно за авторским языком было приятно проводить время, чувствуя при этом отторжение от повествования, отсутствующего сюжета и неприятных героев.

Несколько необычный Моэм, но от этого не теряющий своей привлекательности.

Насколько я поняла, здесь он взял за основу реально произошедшую историю и художественно ее обработал. Решила я так потому, что на эту историю уже раза два или три натыкалась в сети. Так что то, что произошло в рассказе, для меня не было неожиданным (хотя до прочтения я не знала, о чем он, и не читала аннотаций).

Сложно сказать, как бы я отреагировала, если бы сюжет был мне незнаком. Была бы в шоке? Догадалась заранее? Не знаю. Но, как минимум, сильно задумалась бы. В данном же случае об этой ситуации я уже думала-передумала раньше... И шок пережила - тоже раньше. Не придя к однозначному выводу, как должна была поступить героиня... Потому что даже думать о подобном выборе не хочется.

Здесь же я просто следила за историей, случившейся во Франции во время войны. Хотя Франция тут ни при чем. Это могло быть где угодно. Обычная вещь... Жуткая, но, к сожалению, не уникальная. Зная, чем все закончится, я все равно с напряжением следила за развитием событий.

Говорить о сюжете что-то более определенное не могу, потому что каждое слово будет спойлером, рассказ ведь совсем маленький. И советовать такое трудно. Но Моэм - прекрасен, и это факт.