Наш девятнадцатый век. В двух томах. Том 1

Странное дело, Михаил Юрьевич в последнее время мерещится мне во всех своих произведениях) То я представлял его тучкой на груди утёса-великана, то свободолюбивым молодым мцыри, то лично Печориным. И вот теперь демоном)
В различных кратких разборах для сочинений демон выводится, как падший ангел, которому нет места ни в Раю, ни в Аду, болтается, мол, между небом и землей. Мне представляется все это немного иначе. Подобно булгаковскому Воланду, надоело ему злодейства чинить. Захотелось испытать чего-то давно забытого, многие века назад, до своего падения. Последней каплей стало наблюдение за последствием очередного своего злодеяния. Прекрасная Тамара, может самая прекрасная на Земле, по мнению повидавшего многое демона, упала духом после гибели своего жениха и ушла в монастырь. Задело демона, что, не смотря на все его усилия заполучить её любовь, даже херувим, оберегавший Тамару, сдался, она не отступилась от веры в Бога и оказалась в Раю. А демон, какие бы благие намерения не имел, он ведь ради нее решил отказаться от дальнейшего производства злодеяний, слишком грешен чтобы рассчитывать на её общество в Раю, путь ему туда закрыт.
Неизвестно, оставил ли демон попытки добиться любви Тамары или нет, стал на путь исправления или нет, но, коли бушевал демон, естественно, Лермонтов же, на Кавказе, Кавказ однажды успокоился. Значит есть надежда на благостный исход)
Почему я представляю на месте персонажа Демон самого автора? Потому что местами этот Демон напоминает Печорина. Ну вот так мне показалось)
В более глубокий анализ у меня впадать не получается. Но, надо отметить, есть в чем покопаться) В тех же материалах в помощь для написания сочинений, говорится, что отец Тамары, Гудал был каким-то богатым купцом. Но я лично подумал, что Гудал не купец, а целый правитель, притом бывший долгое время во власти демона, то есть вел кровавые войны, но дочь Тамара его изменила в лучшую сторону. И, опять же, неизвестно, остался он после того, как схоронил Тамару, на пути добра или вернулся к прежней жизни. Вот, например, есть поэма Владимира Пилиноги Гудал, в которой этот самый Гудал предстает уже сам как злобный дух или же демон.

Долго я шла к "Обрыву", видимо, "Обломов" и "Обыкновенная история", прочтенные в школе (что было точно не во время), не способствовали желанию почитать Гончарова еще. Но время прошло, желание появилось и очень кстати в клубе "Читаем классику вместе" собралась теплая компания))
Чего я ждала? Не знаю, наверное, очень хотела исправить то, что испортили в школьные годы. Объемов обычно не боюсь, но здесь немножко подрагивала. Зря, он хоть и велик, но не чувствуется совсем, а Гончаров показал себя, как знаток человеческой души, тонкий психолог, мастер каких мало. Все его персонажи невероятно живые, правдоподобные, встречающиеся на каждом шагу, все их поступки именно такие, какие совершают живые люди, а не книжные картинки.
Несмотря на это я в этом романе запуталась, точнее в своем отношении к нему. Давно меня так не бесили люди, как это было здесь.
Главная проблема русских женщин - русские мужчины, а точнее их отсутствие, потому что то, что есть в наличии, это не мужчины. Райский-1 и Волохов-Райский-2 (усовершенствованная версия) – откровенные неудачники, несостоятельные и несостоявшиеся люди, эгоисты, немощные болтуны, чья гордыня зашкаливает настолько, что аж глаза щиплет. Грубо? Ну, да, зато честно, а именно к честности эти горе-мессии и призывают.
Различия между версиями есть, но не такие большие, как кажется на первый взгляд. Оба нудные, невероятно надоедливые, исключительно самовлюбленные, настолько рисующиеся и любующиеся собой, что хочется корону сбить лопатой.
Версия 1 – ментор-прилипала. Не нужен я тебе? Не хочешь меня в любовники? А в мужья? Может в наставники? Что, вообще не хочешь? Нет, такого быть не может, ты просто еще сама не поняла, как сильно ты меня любишь, как нужно тебе моё вечное нравоучение, наставление, подчинение и прочие виды не физических изнасилований, в которых я просто царь и бог! Не получилось? Ну, тогда я тебя спасу! Кто он? Кто он? Я не смогу тебя спасти, если ты не вывернешься передо мной на изнанку! Господи, помоги, только б не убить такого! И вроде человек он неплохой, не глупый, не подлый, не жадный, даже способный сострадать (хотя в первую очередь все равно рисуется), но это замечательное умение сожрать вашу печень любым доступным способом даже и без соли сводит на нет всё остальное. В первой половине романа он так меня раздражал, что в его искреннюю помощь Вере я так поверить и не смогла.
Версия 2 еще круче, потому что он не только пророк и учитель, он еще и нахал, живущий за чужой счет, заигравшийся избалованный ребенок, и ведь вроде уже бит, а все не помогает, видать, хорошо в детстве избаловали деточку.
И я могу понять, что они оба увидела в Вере, а вот что она в Марке увидела, не могу понять, ведь помимо пустословия и набившей оскомину наглости там мало, что есть.
А еще я могу понять, почему Вера временами боялась Бориса, очень хорошо могу понять. Одержимость – штука страшная, кто его знает, каким боком повернется. Беловодова, Марфенька, Вера, он же не принимал целиком ни одну из них, он хотел видеть в них лишь холст, рисовать, будить, учить, вести, хотел видеть птенца, жадно смотрящего в рот своему мессии. И ни разу за 800 страниц ни Борис, ни Марк не задают себе вопроса, а почему? Почему кто-то должен смотреть им в рот? Чем же они настолько интересны и интересны ли вообще? Не знаю, как с Марком, но Бориса не смущает даже то, что предметы его обожания его всё время не хотят, ну, вот совсем не хотят. Интересно, почему?Ведь по большому счету его кроме Полины Карповны вообще никто не хочет, да и с ней всё не просто.
Очень много громких слов, вообще очень много слов, практически 800 страниц сплошных слов и мало дела. Женщины хоть чем-то заняты, домом, хозяйством, рукоделием, а мужчины? И обе версии, и всё старшее поколение занято исключительно ничем. Ох. Если бы не Тушин и чудо-бабушка, загнулись бы все.
Конец предсказуем до скрипа зубовного, понятен и реален. А что еще могло выйти в этой ситуации? Любовь до гроба? Ни Волохов, ни Райский любить не умеют, они слишком увлечены собой, там вся жизнь положена на борьбу со скукой. Тушин? Вот этот наоборот будет любить до последнего. И хорошо, что он есть, возможно, рано или поздно у Веры всё-таки получится зарыться в теплую медвежью шкуру, отогреться и передохнуть.
И, конечно, отдельно надо говорить о бабушке. Долго говорить, бережно и с любовью. На мой взгляд это главный, самый сильный, самый цельный образ в книге, противовес пустозвонам-мужикам, самый настоящий колодец, где до дна ой как далеко. Только теплый. Деспотичный, генеральский, но мудрый и заботливый, умеющий прощать, сострадать, защищать. Счастливы те, у кого есть такая бабушка.
Поймала себя на мысли, что могу еще писать и писать. Как же долго оказывается можно говорить об этом романе.
Я не знаю, какие чувства Гончаров надеялся разбередить в читателях, не уверена, что то, что видится здесь мне, это именно то, о чем он думал, но разбередил на славу, так что книга однозначно в удачные.

Отличный образец классического романа. Я в полном восторге от красоты и глубины языка, который полностью зачаровывает и увлекает, особенно, когда идет описание природы, русских деревенек, Волги.
Здесь есть все – начиная от широкой матушки-Руси и заканчивая страстью, интригой, дружбой, благородством, любовью. Персонажи, вначале казавшиеся пустыми и легкомысленными, например, главный герой романа – Борис Райский, этот художник, артист, который все время подбивает дам окунуться в омут страсти, поддаться чувствам, несмотря ни на что (и это в те суровые и чопорные времена!), поклонник красоты, который не доводит «дело» до конца, за что бы он не брался – за музыку, живопись или роман. Он, который устает от жизни, который мечтает об «идеалах», о «встряске» в виде сжигающей страсти, после приезда в деревню к бабушке, после событий «обрыва» предстает уже в ином свете.
А как хороша сама бабушка, Татьяна Марковна! Мне очень полюбился этот образ сильной, властной женщины, живущей старыми традициями и устоями, твердой рукой правящей своим «маленьким царством» с нежным, любящем сердцем. А как прекрасна наивная, чистая красота Марфеньки! Она словно птичка, поющая свои песенки, светлая голубка, которую тоже сложно не полюбить. Как сложно и не полюбить «медведя»-Тушина, этого сильного, надежного и простого человека. Я надеюсь, что его «судьба» все-таки сказала ему «да», ответила согласием на его предложение.
Иван Гончаров показал нам настоящую жизнь и светского Петербурга, с его «мышиной возней», с его страстями, и метания русской души, ее «обрыв» и драма, становление, воспитание чувств, весь психологизм и глубину русских характеров.
Книгу с удовольствие прослушала в великолепном исполнении Евгения Терновского, очень понравился чтец, рекомендую к прослушиванию.

Это зловещее произведение А.С. Пушкина могло бы сойти за последнюю повесть Белкина, после которой тот покончил с собой. И действительно, припоминая Гофмана , который писал при жене, иначе было очень страшно, охотно верится в самоубийство воображаемого Белкина. История получилась с весьма зловещим концом.
Речь тут идет о картежнике, гуляке и не очень благородном господине по фамилии Герман. Коего, можно предположить, за границей произведения ждет сумасшествие или смерть от инфаркта, инсульта или от панического страха. Кому интересно почитать самому, не читайте спойлер.

ООО «Гончаровъ»

Ну, как я напишу драму Веры, да не сумею обставить пропастями ее падение, - думал он, - а русские девы примут ошибку за образец, да как козы – одна за другой – пойдут скакать с обрывов!.. А обрывов много в русской земле.

«Обломов», «Обыкновенная история», «Обрыв» (хронология – моего знакомства)… Удовольствовалась всем триумвиратом Ивана Александровича, наконец-то. Последний роман не такой «программный», как первый, и не столь ироничный, смешной, как второй. Но в юморе – вполне сопоставим; но в глубине, трагедии – пожалуй, даже превосходит. Впечатление такое, будто за 20 лет работы над «Обрывом», по прошествии 11 – от выхода в свет «Обыкновенной истории» и 10 – «Обломова», талант Гончарова настоялся и вобрал в себя все лучшее, что было в раннем его творчестве. Потому советую всем тем, кому по душе два первых романа, у кого они, как у меня, числятся в любимых книгах: читайте, читайте «Обрыв», это воистину «шедевр русского романного искусства», как значится в аннотации издания «Художественной литературы», этого по размеру и цвету бумажного кирпича.

В ней же значится, что в «Обрыве» «правдиво отразилась жизнь дворянской интеллигенции 60-х годов XIX века», с чем нельзя, конечно, не согласиться. Но только ли быт дворянской усадьбы, только ли провинциальные толки, и «новый» Марк и несколько «лишний» Райский?.. Этот Райский, эта возомнившая себя солнцем электрическая лампочка, которая без чьего-нибудь очаровательного пальчика, нажавшего на выключатель, гореть не может, гиперболизируя все и вся, раздражая порой, как жужжащая муха под потолком, не находящая местечка пристроиться, время от времени вспыхивала вдруг так, выдавала такое глубокое, искренне, несомненное, что ей – отпускалось. Как в известном фильме: «Он, конечно, не гений… Но и не без способностей». Борюшка был к тому же участником всех почти комических сцен, поставщиком всего почти несравненного гончаровского юмора, который я так люблю:

- Нет, я хочу обыкновенной, жизненной и животной страсти, со всей ее классической грозой. Да, страсти, страсти!.. – орал он, несясь по саду и впивая свежий воздух.

- Пора, Борис Павлович, - сказала она, - вон в виске седина показывается. Хочешь, посватаю? А какая красавица, как воспитана!

• Нет, бабушка, не хочу!
• Я не шучу, - заметила она. – У меня давно было в голове.
• И я не шучу, у меня никогда в голове не было.

- В экстазе! – со страхом повторила Татьяна Марковна. – Зачем ты мне на ночь говоришь: я не усну. Это беда – экстаз в девушке! Да не ты ли чего-нибудь нагородил ей?

Проблемный малый Райский, конечно, но золото – персонаж! Творческие муки Бориса очень показательны, кстати, невзирая на комичность, его фигуре присущую. А благородный, лесной хозяйственник, «медведь» Тушин, из тех персонажей, в которых, книжных, влюбляются «русские девы» навроде меня? А трогательнейшие Леонтий Козлов и Тит Никоныч? Я с ними со всеми сроднилась, сжилась, прочитывая с лета, то возвращаясь, как Вера, бывшая близкой мне, в их общество, то отдаляясь, занимаясь другим, прочими книгами и делами, запершись в старом доме. О женских образах подробней не говорю потому только, что не хочу портить предстоящего потенциальным читателям удовольствия: не ошибусь, если скажу, что в романе с большим знанием души слабого (?) пола воспеты женские любовь и нежность, воля и сила. Даровит, мудр и необычайно добр Иван Александрович - он из любимых авторов на всю жизнь.

P.S.

- Вообразите, я всю ночь

• Как летали?
• Будто крылья явились.
• Это бывает к росту, - сказала бабушка, - кажется, тебе уж не кстати бы…