Клеа

Самая романтичная часть Квартета.
Дарли возвращает Жюстин-младшую к отцу и возвращается в Александрию, которая уже не та, потому что война.
И тем ностальгия пробирает героев все сильнее.
От записок Персуордена, как всегда, блестящих, веет цинизмом и, черт, именно он вылечил Жюстин от комплексов путем пары выводов. И да, согласна с прозвищем Дарли - тот ещё осёл.
Герои влюбились, даже те, от которых подобного уж никак не ожидаешь: взаимно, не очень, трагично и совсем по Фрейду.. Отсюда "Клеа" набирает некий экшн. Война-любовь. Это к тому, что мы до сих пор падки на истории вроде Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, Ланселота и Гвиневеры. Амариль - идеальный пример такого рыцаря. А история Клеа напомнила "Вальсирующих" Блие.
Кстати, история Скоби, которая в Бальтазаре была скорее трагифарсовой, в "Клеа" превращается в анекдот, очень смешной.
В последней части почти нет шпионского детектива, зато есть больше ностальгической атмосферы Кавафиса и автор отталкивается больше от Лоуренсов (Аравийского и Д.Г), чем от Г. Миллера в плане изображения мужчин и женщин.

Не в тему, но вчера Анастаия Добромыслова выиграла в дартс у Айлин де Грааф 3:2. Борьба была жесткой и Айлин показала класс.

Закончена «Клеа», а вместе с ней и весь «Александрийский квартет».
В последнем романе больше анализа, чем действия. Он как бы закругляет, обобщает всю тетралогию.
Нет, и в нем не обошлось без открытия неожиданных тайных пружин поступков героев.
Внезапным оказался заключительный пассаж книги. Судя по нему, а также исходя из рабочих заметок и предисловия, Даррелл оставлял для себя возможность и далее продолжать цикл о полюбившихся героях с привлечением новых персонажей.
Но этого не произошло. Хорошо это или плохо, как знать?

Основным для меня было все же продолжение развития уже озвученной ранее мысли об ограниченности поля видения. Видеть – значит домысливать, воображать!

И далее:

И еще:

Весь «Квартет» - это трюк умелого иллюзиониста и держалось все это на неправильно понятых жестах, поступках, словах.
Абсолютно поддерживаю тех, кто называет «Александрийский квартет» литературным деликатесом. Для гурманов – самое то! Это изысканная литература, кружевная вязь, сочетающая удивительный по красоте язык с захватывающим сюжетом. Я бы уточнила, что даже не самим сюжетом, а его построением, композицией. Еще можно бесконечно говорить о заложенных в цикл смысловых нагрузках, аллюзиях, намеках, отсылках и т.д. и т.п.
Все прочитавшие «Квартет» не могут удержаться от восторженных эпитетов, метафор в адрес произведения. Тетралогия к этому располагает и этого заслуживает. Для меня это литературные сливки.

Как часто дочитывая какую-то историю до «конца» хочется узнать, а что же дальше? И бывает, что через много лет кто-то другой берется дописать историю, но герои получаются неузнаваемыми, история написана уже не так, кажется, что сам автор написал бы лучше. Клеа – прекрасный образец продолжения от самого автора. Всем сестрам по серьгам раздал Даррел. Кто был плохим, садится в тюрьму или хотя бы под домашний арест, кто умел любить или ждал любовь – то ее получает, самую чистую и самую выстраданную. Не забыл автор даже сюжет про влюбленного хирурга и его безносую невесту.
Закономерно, хотя и печально, что обещанная в третьей части объемность героев опять скатывается к стереотипности первой и второй книг. Революционеры остаются революционерами, как бы их жизнь не била. Инфантильный неудачник конечно же становится решительным и успешным писателем. Даже инцест, шокирующий в третьей части, оказывается прекрасной историей любви. Движение во времени той объемной конструкции, что нарисована автором в предыдущих частях получается слишком волшебным. С другой стороны, можно и в этом найти мораль вроде «если все плохо, оглянись вокруг, возможно, ты что-то упускаешь и счастье твое совсем рядом».
В целом Квартет интересная работа автора, но идея не нова и ничего новаторского в литературу не привнесено. Красивый язык, интересный экскурс в историю конфликта на Ближнем Востоке, но осадочек все же не очень приятный, ощущаю себя немного Дарелом из второй части.

Завершающий аккорд квартета.
Прощание с многоликой и неисповедимой Александрией.
Последний взгляд на неё: ничего не проясняющий и никаких ответов не дающий.
Узелки и петли не развязываются и не ослабляются, а лишь ещё туже затягиваются, делая узор ещё более замысловатым и оттого ещё менее постижимым.
Узор этот неизгладимым следом проступает на памяти самого Города и всех тех, кто либо остался там навсегда, либо обречён неизменно туда возвращаться.

Если внимательно прислушаться, то в этом последнем аккорде можно различить отзвуки Времени, Жизни и Любви.
И все три временнЫе формы глагола "творить" и "любить".

Прощание с Городом оказалось беспечальным.
Потому что в нём хрустальным трезвучием звенело обещание счастья, светлых воспоминаний и незамутнённого горизонта будущего.

В предуведомлении "Бальтазара" Даррелл писал о замысле четырёхпалубного романа: три оси пространства и одна времени. Действительно, в завершающей квартет книге описано будущее героев относительно изначальной истории. Франция оккупирована, её флот заперт в александрийском порту. Дарли привозит в город дочь Нессима. Война проявляется в бомбежке гавани и арабских кварталов. Богатые улицы банкиров стоят неколебимо.
В лице повествователя "Клеа" тоже отделяется от остальных книг квартета. Даррел снова возвращает перо повзрослевшему в одиночестве Дарли. Конечно, долгожданной Клеа здесь много. Однако, художница влюбилась аж дважды и жечь глаголом друзей и знакомых не особо стремится.
В "Жюстин" упоминался кабалистический кружок Бальтазара. Я опасалась, что автор рискнет залезть и в мистически-алхимические дебри. Тогда пронесло, но не избавило от мутной духовности почти в финале. Не знаю, зачем, неужели для объёма, Даррелл приостанавливает реальный сюжет, судьбоносный для героев, а для некоторых и жизненно важный, и вставляет длинное письмо Каподистрии. Собственно говоря, Дакапо виновен в таком нервном развитии Жюстин, без его участия квартет бы не состоялся, но суть не в этом. Беглец на греческом маяке познакомился с расстриженным итальянским монахом, стащившим с Афона книги на арабском, греческом и русском языках. Дальше идет полная чушь про гомункулов и духов. Вообще, откуда на Афоне какие-то там ложи и вся эта мистическая ерунда? Это же вроде бы, наоборот, приметы европейской мысли. К этой чуши я приступала три раза и еле прочитала, а побокальницы после возмущенных воплей в чате наоборот ещё больше загорелись прочесть "Квартет". Честное слово, их ничем отвратить уже невозможно. Дп, ты муштруешь не по-детски.
В предыдущей рецензии я писала об одинаковых сценах убийства верблюдов. Здесь верблюд подрывается на мине. Лорренс, что это, противовес брату-анималисту?
Там же я упоминала об отсутствии мужского ума у Жюстин. Потеряли мужской ум, зато нашли женскую интуицию... у Персуордена. Кстати, именно его устами автор озвучивает героям идею четырёх взаимосвязанных романов.
Вторая половина "Квартета" читалась значительно легче, но прибавилось сериальности и хэппи энда для выживших героев. Почему бразильцы вместо "Клона" не сняли "Квартет"? Или отдать пальму первенства индийским режиссерам? Даррелл упомянул все тенденции, которые станут популярны через полвека после "Квартета". Из экзотических или извращенных проблем современой толерантности нет только китайцев, или я могла азиатов просто пропустить. Есть подводный ужастик с затонувшим кораблем и семью мертвецами; есть алхимическая мистика про царапающихся духов в аквариумах; есть мыльная опера про разборки, кто кого любит, кто кого подчиняет и использует; есть неприемлемые для религиозных консерваторов извращения, аборты, детская проституция, инцест, горбатые, слепые, однорукие и психически неуравновешенные персонажи; есть туманность всегда сбывающихся предсказаний и зов мертвеца Наруза; есть счастливая вольноотпущенная Нессимом нянька-негритянка, дважды побывавшая в Мекке (счастливый образ противоречит современным тенденциям)...
Даррелл умеет сжато излагать интересные подробности. В океане пустых рассуждений приходится вылавливать подвижки сюжета. Главное, не заснуть на ехидствах Персуордена и мистической чуши Каподистрии.
Автор сумел поставить в Квартете точку, за что ему респект. Не забыл даже кратких упоминаний в предыдущих частях, как то историю Скоби про пружинные сартиры Тоби и буквально воплощенное выражение Чехова про стреляющее ружьё.

Кажется, можно потихоньку выдыхать. Выбралась без потерь, но с приличным багажом) Изображая процесс в картинке, для меня это огромное море, куда я, набрав полную грудь воздуха, ныряю, и нахожу там мою Атлантиду (Александрию). И вот первый восторг и растерянность от красоты сменяется на неукротимый дух исследования и я плаваю среди этих колонн и зданий, давно забыв о том, что нужен воздух. А Атлантида не погибала, она просто переместилась под воду, скрывшись от глаз тех, кто не способен оценить, удлинив к себе маршрут, усложнив его, тем самым отсеивая случайных. И люди там по-прежнему живут, любят, умирают. А я плаваю над ними, рассматриваю, изучаю, прислушиваюсь к разговорам, к звукам города.
Это второе погружение, и, как я уже отмечала, перед глазами открылась совершенно иная картинка, чем в первом. Вернее картинка все та же, но как будто расширилась, углубилась, прояснилась. Образы людей, которые были плоскими и прямолинейными стали приобретать новые грани, открываться с других сторон.
О каждом не написать, не уложить пока всех в голове, не каждый открылся и со второго раза, а значит будут третьи и четвертые. Но, как заметки на полях, хочется оставить те картинки, эмоции, что вызвали некоторые из них сейчас.

Персуорден.

Первый раз я удалила ему необоснованно мало внимания (учитывая, что он занимает добрую половину книги Клеа, это тем более странно, но, видимо, другие персонажи меня интересовали больше). Во второй же раз эмоция на протяжении всех 4 книг была практически одна и та же - хотелось залепить ему хорошую затрещину. Раздражал порой невыносимо, но при этом я готова была первой подписаться под признанием его проницательности и ума. Сложился образ прекрасного писателя, наделенного редким даром, но отвратительного человека. Тем, кто видит больше остальных жить, несомненно, труднее. Груз нести этого знания тяжелее, но всегда есть выбор пути, выбор поведения и отношения с людьми, того, что ты в этот мир несешь. Возможно, он был прав по-своему, относясь ко всему с насмешкой, воспринимая жизнь, как игру. Но все же если снять всю эту шелуху язвительности, циничности и равнодушия, останется только очень ранимая душа, которая нашла единственный для себя возможный способ выживать - оградиться этой стеной, непробиваемой броней. Несчастный человек, с несчастьем своим так и не научившийся жить.

Клеа.
Прекрасная Клеа, которая сначала казалось мне эдакой чудачкой, нелюдимой, странной, немного сумасшедшей, сейчас открылась самым настоящим и живым человеком. Все ее поступки были мне близки и понятны. Она сумела быть собой, делать то, что нравится, видеть того, кто нравится, говорить то, что думаешь. Она было по-своему несчастна,как и все, впрочем, люди несут в себе частичку боли, но она сумела каждую боль превратить в опыт, каждое разочарование преобразить в мудрость, а самое главное, ни на что не держать зла. Это ли не залог счастья - оставлять груз боли позади, прощать до конца и по-настоящему, принимать идею, что все происходящее с нами необходимо и без этого мы были бы не мы и идти вперед, становясь лучше, мудрее, светлее. И даже ее темный период четвертой части не выбивался из общего этого образа. Ибо преодоление его явилось только подтверждением всего выше сказанного. Темные демоны есть в каждом, и в любой момент они могут напасть и единственное, что остается-работа, беспрерывная работа с самим собой, чтобы одолеть. Но чаще люди идут по более простому пути, используя эту темноту внутри, эту печаль для вызывания чувства сострадания и жалости у других. Они лелеят и бережно пестуют своих демонов, они не желают с ними бороться, лишь жалуясь на тяжесть их бремени. Жюстин их оберегала, Клея с ними боролась.
Все остальные, пожалуй, пусть останутся не дорисованными картинами, эскизами, которых ждет доработка в последующих прочтениях. Будут ли они? А разве можно один раз увидев Атлантиду и раскрыв тясячную долю ее тайн, не захотеть туда вернуться?)

В этой книге, да и во всем "Квартете", я многое не поняла, многое не прочувствовала, даже нити не смогла нащупать, но... Но, тем не менее дала она мне много, возможно, я просто прочла ее в подходящий момент.
Герои, как это свойственно любому человеку, строят планы, думают о будущем, как-то представляют его себе, все свои силы направляют на то, чтобы оно стало реальностью. Но в действительности они ничего сделать не могут, они ничего не решают и ни на что не влияют. Все их действия, все события, встречи и расставания, рождение и смерть, расписаны заранее, и жизнь просто идет согласно этому плану - плану неизвестно кем созданному (может, высшими силами, а может и самим городом, самой Александрией). Почему-то не хочется называть это судьбой. Это скорее странная и удивительная игра, неповторимая пьеса.
Такая книга могла бы оказаться очень мрачной, оставить после себя чувство безысходности, бессмысленности любых наших действий и надежд. Но все оказалось совершенно наоборот. Потому что так или иначе жизнь дарит человеку и грустные, и тяжелые, и безмерно счастливые моменты. Пока она есть, она идет, не стоит на месте. Настоящее становится прошлым, будущее становится настоящим, все идет своим чередом. И те герои книги, кто уже умер, прожили свою жизнь, а кто-то еще проживает. И их жизни именно такие, какими они должны быть, - не больше и не меньше.
Иногда кажется, что ты не живешь, и пытаешься найти доказательства собственного существования, но безуспешно. Во время прочтения книги мне показалось, что, возможно, ты ищешь ее не там. Жизнь не только внутри тебя и других людей, она везде, и от нее не спрятаться.
Действительно, я прочитала эту книгу именно тогда, когда было нужно. И в этом, помимо прочего, для меня заключается ее волшебство. Да, я многое в ней не увидела, и многое не поняла, а что-то поняла, возможно, совсем неверно. Но на данном жизненном этапе именно это мне нужно, и именно это для меня правильно. А пройдет время, и "Александрийский квартет" откроет мне новые, совсем другие истины.

Это был интересный опыт. Не скажу, что особенно mind blowing, в смысле того, что каждая последующая книга переворачивала представление о предыдущей. Наверное, я наслушалась отзывов о «Квартете» именно в этом ключе и имела завышенные ожидания. Но к персонажам я привыкла, и хотя с самим автором уже пора было расстаться, с героями прощаться было жаль до того, что хотелось изучить наброски из авторской мусорной корзины. Но – конец.

«Клеа» мне показалась наиболее светлой частью, и, кстати, наиболее «нормальной» (впрочем, наряду с «Маунтоливом» - там тоже вполне себе нормальный нарратив, по большей части еще и захватывающий). Честно говоря, меня не отпугнула и «Жюстин» - тягучая модернистская проза, щедро пересыпанная метафорами, динамики – ноль, но в легкое гипнотическое состояние вводит (может, кто-то от подобного засыпает, мне же под настроение вполне нравится). «Бальтазар» меня разочаровал потому, что там практически не было Бальтазара (нелогично, подумалось мне). Зато он рассказал главному протагонисту о том, что жизнь александрийского бомонда не так проста, как кажется. Маунтолив в третьей части честно выложил свою биографию, как на допросе, и бонусом пролил дополнительный свет на события, причем протагонист ему вообще не понадобился. «Клеа» подытожила произошедшее, ничего от себя не говоря, просто упав протагонисту в руки, как созревшее яблоко. Удивительное дело, до чего неотразим оказался в итоге протагонист (Брат Осел, очкарик, Дарли) – он ведь вообще ничего не делал, даже не литераторствовал («Жюстин» - не в счет) и не острил, как Персуорден, а все мало-мальски привлекательные женщины «Квартета» посчитали за честь быть с ним связанными. Бывает же такое в воображении автора.

У автора два воплощения – Дарли и Персуорден, ведущие бесконечный писательский и мировоззренческий диалог (у Набокова похожая пара героев есть в «Даре» – Годунов-Чердынцев и полумифический удачливый поэт Кончеев, который кажется удачливым конечно же только протагонисту). В «Клеа» вообще много о природе творчества и судьбе художника, и я бы не сказала, что рассуждения Даррелла там особенно оригинальны, но все же в мировоззренческую копилку читателя записные книжки Персуордена кладут гораздо больше, чем душная, «самокопательская» проза «Жюстин». Дарреллу очень хотелось быть модернистом, потому что кем еще быть в первой трети 20 века литератору, не лишенному амбиций? Несомненно, и он внес свою лепту в развитие жанра (не только модернизма, но и постмодернизма и еще, на мой взгляд, магического реализма), хотя имя его и не на слуху. Однако, на мой скромный взгляд, Лоуренс Даррелл – отличный мастер картин широкого плана: что-то стихийное или батальное с незначительным участием человека. Например, утиная охота на озере Мареотис в «Жюстин» реанимировала для меня невыразительную, в общем-то, книгу. Или бомбардировка александрийского порта в «Клеа» - так красиво, аж дух захватывает. Но когда авторские поиски перемещаются в рамки отдельного человеческого сознания, понимаешь, насколько глубже там копали модернисты «по призванию». Сугубо интровертная проза выходила у Даррелла несколько вымученной, а вот картины, схваченные «широким объективом», по моему мнению, просто чудесными. И кстати, стихию пустыни ему удалось передать куда лучше, чем душу Города – Дарли искал ее, искал, но она ускользнула.

Нужно отдать должное автору, он аккуратно обошелся практически со всеми ружьями, развешанными по «Квартету». Даже руки Бальтазара, упомянутые в «Жюстин» (я все думала, к чему бы это?), всплыли в «Клеа», пусть и без особого смысла, но все же не были забыты. Персонажей можно тасовать как колоду карт, составлять из них пары, триады, квартеты (?), разыскивать тени одних в отражениях других. Количество «меченых», кажется, превышает количество умерших на протяжении цикла (если оглянуться назад, понимаешь, что автор кровожаден, но в то же время он бесконечно любит всех и вся). Причем в огне Второй Мировой сгорает минимальное количество персонажей (это и понятно – александрийская богема, что с нее взять). Но глаза, зубы, пальцы, руки, носы и красоту герои теряют и (реже) обретают почем зря, просто пособие для хирурга.

И Клеа не мой любимый персонаж. К концу одноименной книги она даже слегка раздражать начала своей какой-то, не в лучшем смысле слова, простотой. И конечно, не Жюстин. И не Мелисса. Значение Персуордена дошло до меня только во втором томе, до того я просто путала его с Помбалем. Маунтолив неплох, но высох, как позапрошлогодний гербарий. Нессим в свете политических интриг совершенно растерял элегантность. Дарли – Брат Осел. И тем не менее нравятся они мне, все вместе. Это вполне можно (и даже нужно) читать, никуда не торопясь, попивая кофе на террасе с видом на море и попутно разгадывая, сколько в Нарузе от брата Даррелла Лесли (любителя оружия, того, который не прославился), и почему дети в «Квартете» – только девочки (дочь Жюстин, дочь Мелиссы, дочь Лайзы), не потому ли, что у автора не было сыновей, или это тоже своеобразная галерея отражений?

P.S. Перевод Вадима Михайлина прекрасен.

Вся эта тетралогия - это не роман, это жизнь. Такая, какая она есть. Ведь в жизни мы тоже не сразу узнаем обо всех произошедших событиях. Нередко какие-то вещи стремятся от нас утаить. Иной раз проходит много времени, прежде чем всплывут на поверхность ранее скрываемые связи, услышим другие мнения, неожиданные взгляды на произошедшее. Время идет, и назад не возвращается. Так и в этой тетралогии, с каждой новой книгой - новый ракурс, приоткрывающий тайны. И последняя Клеа - как тяжело возвращаться туда, где ты уже был, где был счастлив. Ты хочешь войти в одну и ту же реку, увидеть тех же людей, но это не выйдет, не выходит никогда. Как опасно встречать вновь женщину, которую ты любил, которую боготворил, перед которой преклонялся. Время, безжалостное время, она растолстела, обрюзгла, ее милые капризы превратились в стервозный характер, легкое кокетство в невыносимое жеманство, а вся она - в пародию на саму себя. Это разбивает иллюзии, уничтожает любовь, топчет мечты и глумится над чувством. Еще хуже, если она куда больше расположена к тебе, чем бывало прежде. Ты ощущаешь гадливость и, одновременно, чувствуешь вину за свое вынужденное предательство.
Каково ходить по знакомым улицам и понимать, что очень многих ты уже не встретишь, они ушли навсегда. Страшно заходить в те места, которые могут всколыхнуть былые ощущения, напомнить о прошлом. Хорошо, что город еще не стал совсем чужим, в нем еще есть знакомые лица, еще есть с кем поговорить и вспомнить ушедших. А некоторых и после смерти постигла интересная судьба. Старый ворчун Скоби, наверное, долго бы смеялся, узнав о том, что ему теперь поклоняются как святому, используя в качестве алтаря его роскошную ванну.
А еще, конечно, война, которая проходит по людям, по городам, оставляет свой неизгладимый отпечаток в сердцах людей.