Клеа

Авторский замысел
Суть авторского замысла автор раскрывает самостоятельно — представить «пространственную» модель литературы. Первые три книги есть ни что иное как три оси, характеризующие пространство (трехмерное, что очевидно) его литературного континуума. Четвертой точки же предстояло стать особой — она должна была стать «точкой времени», «вектором», который бы охарактеризовал изменение авторского полотна во времени.
Графически я попытался изобразить данную концепцию так.

Цель абсолютно проста — демонстрация бесконечности литературного континуума. Если после 3-й книги вас могла посетить мысль, что данная история закончится — 4-ая должна была развеять эту иллюзию, хотя автор старательно закрутил сюжетные хвосты, и они особо не свисают. Перед нами абсолютно модернистская литература, чем-то напоминающая мне «Сказку с подробностями» Григория Остера (о том, почему это модернистское произведение, я уже писал). Каждый участник данного повествования может стать его субъектом — и представить образ пространства, где он находится, и объекты, что его окружают, со своей точки зрения — и это будет действительно уникальная точка зрения. А когда элементы закончатся (чего не будет) — можно добавить временную координату, и сделать эту бесконечность еще более бесконечной. Даже концовка намекает, что герои могут встретиться еще через 10 лет, потом через 20 лет, через 30 — и каждый раз Александрийский квартет будет квинтеть, секстеть, септеть и октеть, вплоть до бесконечности.
Наиболее ясная аналогия — это картина. Картина, если мы предположим, что у неё бесконечное полотно — может быть дорисована во все четыре стороны до бесконечности. А потом эту картину можно перерисовать — в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, и это будет уже иная картина. Есть у творчества начало — нет у творчества конца.

Адресат
Кому эта книга будет интересна прежде-всего? Скажу главное — я не отрицаю того, что эту книгу есть за что полюбить. Красивый язык, какой-никакой сюжет, авторские находки — все это в книге есть. Но не это даст ключ к сердцу читателя — по моему мнению, главный ключ этой книги есть её крупная форма. Она для людей, которые привыкают к персонажам, для которых персонаж становится членом семьи — и окончание повествования превращается в трагедию. Автор предлагает формулу, позволяющую писать о полюбившихся персонажах бесконечно. Таким образом зависимые от персонажа читатели получат неограниченный доступ к своему наркотику.
Проблема подберется с другой стороны — любой человек, включая автора, устает от своих персонажей. Быть писателем, который пишет всю жизнь один роман — оскорбление для писателя (как бы Виктор Пелевин не пытался это опротестовать в своем iPhuck 10 , мотивируя это тем, что есть писатели что пишут одну книгу всю жизнь, а есть те, кто ни одной не написали), и писатель под конец может начать их ненавидеть. Вспомнить хотя-бы вновь набирающего популярность, в связи с грядущей экранизацией, Ведьмака Сапковского , где под конец происходит именно это — ненависть автора к своим творениям, просто потому что надоело. Сапковский потом извинялся, каялся, даже создал альтернативный конец — но это как-раз подчеркивает отношение автора со своими творениям на долгой дистанции. Зверская усталость превращается в ненависть. Это общее место для любой крупной формы, начинается «сериал» в худшем смысле этого слова — в смысле «мыльная опера». И персонажи начинают воскресать (в 4-м томе количество непонятным образом воскресших начинает слегка напрягать), автор начинает издеваться над персонажами — кого в тюрьму, кого под арест, кому и руку отрежет. Все устают — и сюжет тоже выдыхается. Хочется ли читать Александрийский октет мне? Нет, это понятно. Захочется ли читать его верным фанатам? Боюсь, что тоже не захочется — хотя мыльные оперы до сих пор популярны, и может я и ошибаюсь.
Проблема в том, что любая крупная форма есть жизнь насекомых — рано или поздно это вялое передвижение милых созданий под стеклом начинает утомлять. Как начинает утомлять Александрия, которая, судя по всему, село человек на 30 — настолько часто герои встречают друг друга «случайно», просто прогуливаясь. Хотя, быть может это все тоже было придумано — и книга, посвященная данному персонажу, расставит все на свои места?

Плюсы и минусы
Поскольку произведения такого рода (я бы назвал это «эпической сагой», правда это не «эпическая», и не «сага») вообще очень тяжело анализируются — попытаемся взвесить за и против перед долгим «Александрийским» заплывом.
Плюсы:

• Произведение отличает очень хороший язык. Это тот самый случай, когда автор владеет словом, владеет техникой создания образов, и, не знаю как в оригинале, но если русский перевод не добавил лишнего — то это значимое в плане стилистики произведение;
• Читатель получает опыт долгого погружения в текст. Сейчас вообще не так много произведений, которые позволили бы долго пребывать в мире, созданным автором — покидать же этот мир всегда грустно. Именно данное произведение способно нас задержать там достаточно надолго;
• Это интересное в плане техники написание произведение. «Положительность» или «отрицательность» героев порождается субъектом, через которого автор вводит читателя в своей текст — полисубъектность же сдвигает привычные маркеры, и мы постоянно раскрываем новое о персонажах. Подобный прием успешно применил Джордж Мартин — и это было революционно. Правда у Мартина все-таки лучше из-за крепкого сюжета;
• Атмосфера знойного Египта. Для любителей «архитектурной» литературы возможность погрузиться в этот зной может дорого стоить.

  Минусы закономерно вытекают из плюса:

• Язык с украшательствами начинает очень быстро утомлять. В первом томе автор упражняется вовсю — и не может довести нас до самого простого факта без прогулки по всяким языком переулкам. В результате получается максимум хождения и стоптанных ботинок, и минимум конечного результата. Для тех, кто не упивается «красивостями» языка или «афористичностью» автора (я вообще «афористичность» автора измеряю в Милорадах Павичах , как в гении афористичной прозы — здесь где-то 0,25-0,3 афористичности по шкале Павича) — это будет просто излишнее хождение без конкретной цели и без надежды обрести её в пути;
• Долгое погружение в текст на очень большого любителя. Подселять в свою голову персонажей на столь долгий срок, как по мне, утомительно как для хозяина, так и для самих персонажей — они сами выдыхаются ближе к концу. Поэтому если вы интроверт, и долгие гости вас утомляют — не знаю, насколько вас порадует такие затянувшиеся гости;
• Когда эстетическая задача берет верх над сюжетной — это приводит к смерти и эстетики, и сюжета. Баланс между формой и содержанием должен быть настолько скрупулезно выверенным, настолько точно взвешенным на аптечных весах, что любое движение не в ту сторону мигом портит все. В нашем случае, увы, форма явно подмяла под себя содержание. Будь тут по-настоящему интересный закрученный сюжет — наверняка у «резидентов» Британской Короны за рубежом таковых было немало — я бы многое простил. Но получается, что продуманная форма с какой-то задачей и миссией облекает в себя вполне себе банальный сюжет, слепленный будто из кусков конструктора. И пусть форма деталей конструктора меняется том от тома — они как были, так и остаются штамповкой. Такая форма не заслужила такой сюжет;
• Проникнуться городом дальше 1-й книги тоже не очень получится — Город (обязательно с большой буквы) все тускнеет и тускнеет, и рано или поздно ловишь себя на мыслях, что описательная палитра касающаяся именно Города не такая уж и богатая. Вечный зной, вечное марево, вечная пыль Египта берут на себя бОльшую часть. Это не жизнь Города через своих персонажей — Город здесь именно что нарисован на театральном заднике, и план этот не сильно меняется. Для разгона сюжета автору придется даже уносить нас подальше, чтоб однообразие зноя-марева-песка не казалось нам таким уж очевидным.

Жюстин - самая красивая составляющая квартета. Липкая паутина из чувств и страстей... Порочная любовь и множество загадок...

Бальтазар - более спокойная составляющая. Неожиданно новый ракурс на взаимоотношения героев. Исследование природы истины и ее противоречивости.

Маунтолив - наиболее легко читаемая составляющая. Несколько аналитическая. Исследование природы долга и открытие витиеватых тайн, которые так будоражили ранее...

Клеа - самая романтическая составляющая, не смотря на всю ее правдивость и тоску по прошлому, которое осталось там, где ему и положено... Да и тема войны и размышления о ней придают роману грустные и тоскливые нотки...

Идеальное продолжение трех единоутробных сестер. Оковы тайн разрушены, можно уже говорить спокойно и смотреть правде в глаза широко распахнутыми глазами. Отчего только такая тоска гложет? Возможно от того, что в нашей жизни все проходит. И надрывная любовь, и всепоглощающая страсть, и саднящая боль от потерь, и чувство близости... А потом ты смотришь на объект, который столько всколыхнул в твоей душе и понимаешь насколько теперь все это пустое... А еще в нашей жизни отчего-то всегда все слишком поздно... И казалось бы вновь обретенное счастье, которое так окрыляет, разбивается вдребезги. Судьба? Обстоятельства? Или просто мы оказываемся в не том месте не в то время... А еще война. Эта кровавая составляющая 20в прошлась по многим человеческим судьбам, изменив их необратимо. А еще есть такие тайны, которые наверно пусть лучше и остаются тайнами.

И при всех этих размышлениях в этом заключительном аккорде есть место романтике. Такой нежной, искренней и окрыляющей. Писатель настолько осторожно и невесомо о ней пишет, что душа радуется за героев... Каждый выстраивает линию своей жизни так как хочет. И когда ты уже неподвластен обману и тебя не окутывает заранее обреченная любовь, ты уже начинаешь жить здесь и сейчас. По настоящему.

Изысканный литературный шедевр из четырех блюд закончен. И мне по-человечески не хочется расставаться с его персонажами. Настолько они живые, многогранные и интересные. И вместе с тем расстаемся мы с ними на светлой ноте... В надежде, что их будущее будет как можно безоблачнее...

День первый.
Мир вам, дорогие гости нашего города!
Хочу сразу предупредить, что Александрия подобна маковому полю и на многих наводит дремоту. Я не обижусь, если вы уснёте во время экскурсии, только не отставайте от автобуса.
На берегу Средиземного вместилища слёз египетского народа раскинулся, подобно вожделевшему порока стареющему торговцу, город жаркой страсти и негасимой любви, и это - Александрия!
Город был основан в IV веке Александром Македонским, его силуэт, незримым обелиском возвышается над местом дум Кавафиса, чьи строки известны каждому образованному человеку.
А вот и самая посещаемая достопримечательность города: бордель на углу улицы Фатих-Аль-Баб.
Нет, во время экскурсии нельзя выходить из автобуса, всё необходимое есть внутри!
Так, о чём это я? Ах да, напротив вышеобозначенного приюта для одиноких душ и неудовлетворённых чресел, раскинулся парк культуры и отдыха - пара скамеек и запорошенные крупицами песка дорожки. Критический взгляд сразу уцепится за неоднородность рельефа, а это постарался хамсин, который гоняет песчинки, беря пример со всемогущего времени, продувающего наши жизни мириадами секунд и строящего из них недолговечные песочные замки. Хр-рр. Ой! Что это я, извиняюсь.
...И когда он встретил Жюстин, всё изменилось. Да, вы же не знаете Жюстин, сейчас проедем бордель малолеток и расскажу о ней.
Жюстин хотят все, начиная от одетого в галабеах бедняка и кончая баловнем судьбы в шёлковом костюме, одинокие художницы и те хотят Жюстин. Она ищет то, что нельзя найти и узрев зачатки объекта поиска в субъекте мужского пола, склоняет его к коитусу.
Мы проезжаем самый красивый жилой дом в районе Рас-эль-Тин. Принадлежит он банкиру по имени Нессим, именно его жена столь сластолюбива, и подобна подросшей Лолите, если вы знакомы со столпом патетической литературы, написанном на языке Шекспира, изданном на родине Гюго и переведённым Набоковым на родной язык автора "Войны и мира".
Поговаривают, что Жюстин увлеклась Дарли - молодым писателем из Туманного Альбиона. Также я слышал от местного парикмахера Мнемджяна, что у mari complaisant, то бишь Нессима зреет план мести. В коем слилась вся та экзистенциальная злоба на всех любовников жены, апогеем которой стал Дарли.
Секс с Жюстин, вот чего хотят все. И интриган Помбаль, и кабаллист Бальтазар, и писатель-иронист Персуорден и многие другие, даже те, кто не страдает гетеросексуальными наклонностями, и те хотят Жюстин.
Падающей звездой пронеслась на небосклоне Александрии Мелисса, но Дарли не успел загадать желание и она погасла.
Главным событием в городе писателей и проституток является охота на уток. Все влиятельные мужи и не только, приглашаются на Мареотис, который растёкся всевидящим оком на изборождённом морщинами лице Александрии. Но чтобы посетить этот акт умерщвления пернатых, вы должны добиться определённой известности в кругах элиты древнего города. А коль вы не относитесь к истеблишменту Александрии, то и читайте об этом в Аль-Ахраме, взявшем название единственного из семи чудес света, которое дошло до нашего времени. Таким образом оно намекает на свою нерушимость и на достоверность публикуемой информации, которая складывается из единиц письма в исполинскую пирамиду новостей.
Да, секс с Жюстин - это нечто, уж поверьте, мне полгорода об этом рассказывало и каждый по своему.
Ну вот мы и приехали, просыпайтесь!!!!! Да просыпайтесь же!!! Вот ваша гостиница, бордель за углом, парикмахерская Мнемджяна в соседнем квартале. На этом наша сегодняшняя экскурсия окончена.

День второй.
Махуббах, мои дорогие!
Сегодня отправимся в пустыню, тёмным пятном на солнце песков раскинулось там поместье Карм абу Гирг.
Вот, кстати, и оно. Большая его половина отдана под конюшни и мужскую часть дома, где всем заправляет Наруз, брат, уже знакомого вам Нессима, а оставшаяся часть этого оазиса принадлежит Лейле, матери семейства. Но вы не увидите её лица, она ходит в маске, как и все мы, только её маска более материальна и неизменна, в отличие от коллекции личин, которые есть в гардеробе каждого современного обывателя. Она всегда готова к маскараду, который регулярно посещает. Для вас, не знакомых с традицией маскарадов, привычней будет слово Интернет. Ведь Интернет - это современный аналог маскарада, только без танцев.
Обратите внимание на небольшую кобру, лакающую молоко из миски, у ног Лейлы. Это её домашняя любимица. Возможно ей предстоит сыграть роковую роль в жизни женщины, а возможно она символизирует сущность Лейлы, её, не отягощённую разумом, квинтессенцию. Аналогичным символом Нарузовой квинтэссенции, выступает, горячо им любимый бич из кожи гиппопотама.
Наруз - неукрощённый жеребец, ни одной женщине не удалось совладать с его тягой к свободе, а та, которой под силу этот акт подчинения - хочет Жюстин!
Но забудем ненадолго об этой бедной женщине и вернёмся к аллювиальным почвам, которые, при поддержке Наруза отвоёвывают территорию у древней пустыни, с которой так и сыплется песок.
Ладно, довольно с нас пустыни, вернёмся в Александрию, в её арабский квартал.
Посмотрите направо, видите небольшой домик? Не тот побеленный, а немного дальше, рядом с мусоркой. Туда мы и направимся.
Вот в этих комнатах и жил старый шпион Скоби. Да не Косби, конечно Скоби наделён определённым чувством юмора, но ему далеко до старины Косби!
Так вот, обратите внимание на большую птичью клетку в углу комнаты. Раньше в ней жил попугай Скоби, по кличке Рон. Но его пристрелил новый начальник полиции, которого тот обматерил.
А вот и шкаф, в котором Скоби хранил свой секрет - комплект женской одежды, опять же, чего только не найдёшь у контрразведчика в шкафу... и конечно, всё это под охраной скелетов!
Одному Скоби известно, сколько в его ведомстве было любителей женщин, а сколько остальных контрразведчиков, но он сохранил эту информацию в тайне. И если никто из вас не хочет прилечь на эту одноногую кровать с запахом гашиша, хотя, кто его знает, какой он, этот запах гашиша, то мы отправимся к следующему пункту нашей экскурсии.
Давайте вернёмся на Саад Заглуль, да не к ночи он будет упомянут. Кстати, мы как раз проезжаем возле памятника Мухаммеду Али. Почему он без боксёрских перчаток? Странный вопрос, да потому, что наместнику Египта не пристало ходить в подобных перчатках, да и появились они лет на сто позже правления этого досточтимого мужа.
Чуть не забыл, у меня есть "Комментарии" Бальтазара, А ведь он известный в Александрии человек. Можете ознакомиться, только не перепутайте страницы, некоторые музейные работники взыскуют абсолюта и будут вне себя, если я верну им сей документ в ненадлежащем виде.
Что можно сказать о Бальтазаре, философ, он и в Египте философ, а если это ещё и герметичная философия основанная на учении каббалы... Тут эманации вечного бытия можно проследить через гилгулы и понять, что отрешившись от техиру, нельзя достичь цимцума, который, в сущности, вовсе не к чему. Ведь андрогинность единства и песонофикации некоторых элементов космоса, не требует компенсирования меры ритмов. Кстати, тёзка александрийского каббалиста, Бальтазар Вальтер, не был приверженцем герметичного метода познания рационального иррациональным и настороженно относился к постулатам сфирота.
Молодцы, даже бодрствующие слушатели остались, точнее остался, держи конфетку за внимательность, Ахмед. Ты отличный водитель автобуса, не спишь за рулём!
Ма асаляма, дамы и господа! Встретимся на завтрашней экскурсии.

День третий.
Массау аль кхаир, дорогие экскурсанты!
Это уже третья наша экскурсия и эмпирическим путём я пришёл к выводу, что вам необходима чашечка крепкого кофе, каждому. Поэтому запасся несколькими термосами этого напитка.
В этот раз мы не будем никуда ходить, а поговорим о коптах.
Собственно, "Копт" и переводится как "Египтянин", восходя к древнегреческому "айгюптос", сами копты утверждают, что их предками были древние египтяне.
В разные века Египтом владели и греки, и римляне, и византийцы, и персы, и османцы, позже французы, а в начале прошлого века Египет был под началом британцев.
И, если верить некоторым источникам, от этих бесконечных переходов от одной власти к другой, больше других страдали копты. Но они делали упор на образование и многие представители этого народа были не последними шестерёнками в государственном механизме. Но всё изменилось с приходом британцев. Консерваторы по натуре, они с недоверием отнеслись к коптам, занимающим высокопоставленные должности и провели полную чистку в чиновничьих рядах. Сменив коптов англичанами.
Большую роль в жизни коптов играет и Коптская церковь, появившаяся в 451 г., после раскола на Халкидонском соборе. Копты, да и многие другие христиане, во время правления Римской империи, подвергались гонениям. Особо в гонениях на христиан в целом и на коптов в частности отличились императоры: Деций, Валериан и Диоклетиан.
Большинство коптов считают себя православными, но их православие немного отличается от общепринятого, беря за основу учения Александрийской богословской школы.

Вот мы и познакомились с историей коптов, совсем немного, но этого достаточно, чтобы понять, что они из себя представляют и как относятся к британцам, об одном из которых и пойдёт речь далее.

Маунтолив, вот тот британец, который нас интересует. Молодой, дерзкий и подающий большие надежды британский дипломат, который влюбился в представительницу коптского народа и всё бы ничего, но Лейла ему в матери годится и два её сына, чуть ли не его ровесники.
Короче, закрутил этот вдохновитель Максима Галкина и Прохора Шаляпина с прекрасной матерью Нессима и Наруза, про которых мы говорили вчера, а тут его перевели из Египта. Прошло немало лет, прежде чем он получил повышение и в должности британского посла, вернулся в эту пустынную страну. Но Лейла уже утратила свою красоту и скрывает, покрытое оспинами и струпьями лицо, за маской. И, если верить её словам, то она не вполне compos mentis. А Маунтолив всё это время поддерживал эпистолярную любовь с ней, а стоило ли? Вот в чём вопрос. Дело осложняется ещё и тем, что Нессим оказывается втянут в коптский заговор, а заговор ли вообще, или очередная мистификация нашего старого знакомого Бальтазара, который строчит бустрофедоном записочки кому ни попадя, чем и привлекает внимание контрразведчиков. Удивляет то, что в Нарузе - этом неотёсанном мужлане с повадками мясника - просыпается пророк, а Персуорден - эгоистичный писатель, который единственный не хотел Жюстин, встаёт на защиту всей этой братии, во главе которой стоит Нессим.
Он даже отправляет Маунтоливу преинтереснейшее письмо, в котором, помимо братьев Хознани, фигурирует и очкарик Дарли, и хитрец Помбаль, и параноик Маскелин, который во всём видит посягательства на британскую корону. А дружеские посиделки в кафе "Аль Актар и собрания кружка каббалистов, считает сходкой революционеров.
Не буду утомлять вас дипломатическими терминами, типа: экзекватура, сикофант, хиатус, апология, штудия итд. Вы и так уже спите. Стоп! Как это вы спите? Я же споил вам лошадиную дозу кофе? Вот же гады эти александрийские торговцы, наверное сторговали мне цирконий вместо кофе или ещё какую дрянь подсунули!
Ладно, Ахмед, держи курс на отель "Сесиль", уложим этих голубчиков и отправимся в кафе "Аль Актар". Завершим сегодняшнюю экскурсию в хорошей коптской компании!

День четвёртый.
Салаам алейкум, дорогие слушатели нашей экскурсии. Сегодня мы заканчиваем цикл экскурсий по городу, сложившихся в своеобразный квартет, мы с вами побывали на улицах города памяти, также называемого Александрией, посетили имение Хознани, расположенное на краю пустыни, окунулись в историю коптов, а теперь пришло время вспомнить о Второй мировой войне, которая коснулась и Египта.
Война всегда переворачивает всё с ног на голову и выворачивает наизнанку, богачи становятся бедняками, бедняки богачами и чем всё это кончится одному только Богу ведомо.
Так и наш старый знакомый Нессим обеднел, а пройдоха Мнемджян - цирюльник средней руки, стал богатым и уважаемым человеком, чему во многом сопутствовала его женитьба на состоятельной женщине и солдатская клиентура. Но в прошлые разы мы не говорили о дочке Нессима, которая долгое время жила с Дарли и вот, наконец вернулась к отцу, который утратил своё былое влияние и стал простым водителем, а с обретением дочки ещё и родителем.
Вспомните Жюстин, ага, та самая, которую все хотят, точнее хотели, ведь она уже не та Жюстин, что была раньше. Возможно вы заметили, что её образ схож с образом Александрии, которая привлекала загадочностью и мифологичностью, но это во времена своего расцвета, а в военное время город потерял свое былое очарование. Так и Жюстин, уехав из Александрии, она лишилась источника энергии и аккумуляторы её молодости истощились, став такими же сухими, как заброшенные александрийские колодцы. Клеа, вот кто всегда цветёт и пахнет, может быть у неё что-нибудь получится, кто знает.
Хотя художники, свободные люди, оседлая семейная жизнь не для них.
Как вы думаете, чем занимаются наши старые знакомые во время войны? Нет, не сражаются с фашистами и не помогают раненым. Они предаются воспоминаниям, ведь воспоминания - это всё что у них осталось, многое отняло время, а многое война.
Персуорден снова графоманит, выдержки из его записной книжки, это нечто. Не все оказываются теми, кем могли вам показаться, но всё что вам показалось, могло в действительности оказаться миражом, в пустыне такое бывает, Фата-моргана знаете ли!
Пока ещё не все вы заснули, хочу признаться: я тоже не тот, за кого себя выдаю, я не профессиональный гид и даже не экскурсовод. Просто мне в руки попались четыре книжки об Александрии, а тут знакомый водитель целый автобус с туристами подогнал, вот я и решил рассказать вам об этом чудесном городе, его прошлом, его жителях и его тайнах. А удалось мне это или не очень, решать вам.
Вижу, вы понемногу просыпаетесь, сонная аура города вас отпускает.
Ахмед отвезёт вас в аэропорт, чтобы вы не опоздали на свои самолёты, а по дороге туда, советую обратить внимание на мечеть Абу Аль Аббаса, прелюбопытнейший архитектурный объект скажу я вам. А если захотите ещё экскурсий, то напишите мне "до востребования" и встретимся в Париже...

Его неподцензурные писания
Производили в обществе шуршания.
Его неподцензурные инверсии
Рождали в массах странные перверсии.
(строчки из романа)

Заключительный аккорд. Последняя часть квартета. Она более сходна с первыми двумя, являясь продолжением рассказа Дарли после возвращения в Александрию. Прежде всего мы наблюдаем изменения в самом городе, и причина перемен не только в долгом отсутствии рассказчика, более разрушительное действие оказала война.
Стиль последней части повторяет начальный стиль тетралогии - рассуждения, цитирование, витиеватость...
Признаюсь, что мне было неинтересно слушать философские размышления Жюстин, которая, по собственному признанию, "баловалась наркотиками, транквилизаторами и все такое!" или Бальтазара, "умудрившегося стать запойным пьяницей", заглядывать в записную книжку Персуордена с обличительными речами в адрес всех и каждого или читать чужие любовные письма... Хотя, обращение к Дарли неплохо бы подошло для характеристики данной тетралогии: "Однако же, Брат Осел, что бы ты ни говорил, во всем этом не хватает целого измерения. Но как перевести сие на оксфордский английский?".
Казалось бы, герой получил хороший урок, возмужал физически и стал более зрелым, но нерешительность так и осталась при нем и я с трудом поверила в перемены.
Четвертая книга отличается присутствием мистической составляющей. Тут не только гадания-предсказания, которые сбываются самым загадочным образом, не только вездесущие мёртвые, но и создание гомункулов - пророчествующих духов. Возможно, без суеверий и легенд образ Александрии был бы неполным - в подобных древних городах обязательно должны присутствовать загадки.
Продолжали удивлять индивидуально- авторские сравнения, особенно в теме цветовых решений - цвет слюны, цвет печени (на эту тему можно писать отдельную работу).
С оценкой сложно, она плясала от тройки до пятёрки, а я лишь удивлялась подобному диапазону.

Необычная книга в первую очередь структурно. Первые три книги рассказывают нам суть происходящих событий с трех точек зрения, четвертая книга завершает повествование и приводит читателя к итогу. Казалось бы, в случае, когда картина описана со всех сторон, ее должен увидеть и понять даже слепой, но мне так и не удалось оживить её и принять. Для меня эта тетралогия осталась непонятой, не интересной, не живой. Я осталась равнодушна.

"Жюстин" - первая часть Квартета, и Жюстин - первый герой, с которым мы знакомимся. Она стала для меня центральным персонажем всей истории, хотя по сути она им не являлась, и в следующих книгах, хоть она и появляется, но её там слишком мало. И я выискивала ее имя на страницах других томов, словно желая встретить в чужом городе хоть одно знакомое лицо. Книга о ней показалась мне ярче других, может потому, что она более женская, более похожа на роман, в ней много страсти, любви. Этим же мне запомнилась и книга "Маунтолив". Жюстин очень яркая, самобытная, и совсем не удивительно, что она привлекает внимание многих мужчин.

Часть о Бальтазаре мне не запомниласьот слова совсем, хотя сразу после ее прочтения я даже могла выделить несколько понравившихся мне эпизодов, но сейчас у меня словно амнезия. Не помню ничего, кроме имени - Бальтазар.

"Маунтолив" - книга более политичная, а как могло быть иначе, когда главный герой - это английский посол. Но более всего мне запомнилась романтическая составляющая - любовь Маунтолива и Лейлы. Лейла для меня самый состоявшийся персонаж, героиня, которая вызывает во мне большее уважение по сравнению с остальными. Может потому, что она уже взрослая женщина, у нее взрослые дети, да и к тому же она подходит к любви чисто с практической точки зрения. Ей позволил это приключение муж, запретив ей при этом влюбляться. И все их устраивало, пока Маунтолив был в Египте. Покинув же его, все должно было закончиться. Но письма, письма не дали этому произойти, и всю свою жизнь Маунтолив стремился вернуться нет, не в Египет, к Лейле. Но годы идут, а женщины меняются очень быстро. Было чуть ли не физически больно читать их диалог при встрече после долгого расставания. Это было логично, но как я понимала их обоих!

И вот, последняя, завершающая часть "Клеа". Как я ее ждала, мне хотелось поскорее покончить со всем этим, хотелось дочитать и забыть, отпустить и не возвращаться. Эта часть для меня пронеслась практически так же как и "Бальтазар". Запомнился один эпизод, который произошел в самом конце, и который оставит единственный оттиск в памяти о Квартете. Эпизод о Клеа и гарпуне. Было трвожно и жутко, было страшно, особенно если представить себя на ее месте. Было местами и непонятно, почему же Бальтазар - доктор - не бросился сам реанимировать пострадавшую. Да, остановил кровь, но не попытался заставить ее дышать. Положился на друга. И было радостно, когда спустя несколько месяцев она писала своими руками письмо, которое само по себе стало доказательством её выздоровления.

В целом по тетралогии могу привести слова из моей же рецензии на первую книгу:

"Александрийский Квартет":

• Жюстин
• Бальтазар
• Маунтолив
• Клеа

  Четыре года минуло с той поры, как я прочитал "Александрийский квартет", и вот, думаю, прошло время сказать немного о своей любви к этому уникальному, гениальному и невыразимо прекрасному произведению. Не судите строго, если отзыву моему недостанет холодной объективности и детального анализа, ибо мои отношения с "Квартетом" вообще и с Лоренсом Даррелом в частности и поныне остаются на уровне духовно-эмоциональном, нежели чем на интеллектуальном, и, наверное, останутся такими навсегда.

  Это совершенно парадоксально и незаслуженно, но Лоренс Даррел, крупнейший английский писатель ХХ века, модернист и постмодернист в одном лице, создатель новых романных форм, талантливейший стилист и автор неподражаемых, вдохновенных мыслей и афоризмов, практически неизвестен российскому читателю, за исключением упоминаний в книгах его старшего брата, тоже писателя, Джеральда Даррела, которые, впрочем, мало что расскажут нам о творчестве Лоренса. В последние годы только Лоренс начал получать признание и в России, в том числе, благодаря Livelib'у.

  "Александрийский квартет" был опубликован в 1957-1961 гг., и читатель будет немало удивлен, узнав, что на создание столь сложного стилистически и насыщенного всевозможными смысловыми оттенками, подтекстами и аллюзиями произведения писателю потребовались далеко не годы кропотливой работы. Так, процесс написания "Жюстин" занял 4 месяца (правда, с перерывами), "Бальтазар" - 6 недель, "Маунтолив" - 2 месяца и "Клеа" - 7 недель, и вызвано это было значительными финансовыми неурядицами, периодически преследовавшими автора. Но, тем выразительнее предстает перед нами гений Лоренса, творившего вдохновенно, стремительно и умевшего держать в повиновении все бесчисленные нити повествования, которые у другого, менее талантливого автора, неминуемо бы запутались и порвались.

  "Александрийский квартет" - явление настолько сложное и многоуровневое, что не представляется возможным раскрыть его по всей полноте в рамках одной этой рецензии. Боюсь, для это потребуется целая критическая статья, и не одна. Однако попытаюсь тезисно указать на основные аспекты:

  Литературная форма. Полемизируя с концепцией классического английского романа, Л. Даррел предлагает новую форму, основанную на особых взаимоотношениях времени и пространства, в результате чего получается, говоря современным языком, "эффект 3-D": люди и события рассматриваются с разных перспектив, которые не исключают, но дополняют друг друга. При этом роман напоминает детский конструктор: вы не найдете в нем рефлексии, "потока сознания" и неведомо куда ведущих исследований, каждая мысль, каждый поступок героев известны автору заранее. Их мир - совершенная замкнутая система.

  Психологизм. Благодаря вышеупомянутому призматическому эффекту действия персонажей уже не являются результатом линейно выстроенных мотивов и побуждений. Лоренс предпринимает титаническую по сути попытку раскрыть человеческую душу со всеми ее страхами, надеждами и привязанностями.

  Гностический уровень. Автор - всемогущий демиург, творящий целый мир, такой несовершенный и наполненный болью и страданием. Не зря местом действия выбрана Александрия, где томится в плену павшая София-Жюстин. Героям представит многое понять в себе и других, возвыситься и обрести свободу. Дополняют картину многочисленные отсылки к системе Таро и Каббале.

  Аллюзии. Лоренс Даррел осознанно включает себя в рамки традиций европейской литературы. В атмосфере романа незримо присутствуют такие фигуры, как маркиз де Сад, Д.Г. Лоуренс (особенно!), Константинос Кавафис, Марсель Пруст и другие. Особенно интересен его оригинальный взгляд на сущность английской литературы, представленный в лице одного из "альтер эго" автора - Людвига Персуордена, писателя.

  Философия. Ткань объективной реальности под взглядом Лоренса постепенно распадается. На первый план выходит сознание человека как сила, созидающая реальность и оправдывающая ее существование. Столкновение этих сил - важный элемент повествования. Не может не вызывать восхищения своеобразный монолог-манифест Персуордена в заключительной части тетралогии.

  Любовь. Любовь в различных вариациях и проявлениях становится, по сути, главным героем романа. Поскольку понятие это чрезвычайно личное и субъективное, ее выражение в романе Даррела пусть остается на суд будущих читателей.

  Стиль. Читайте! Это прекрасно!

  Всё это автор помещает на колоритнейший фон города Александрии, где перед нашим взором по очереди появляются полки Александра, Антоний и Клеопатра, Плотин, просматривающий на свет человеческую душу, арабы-мусульмане, копты-потомки фараонов, безъязыкий монах, мистики, фанатики... Неповторимы описания города, моря, пустыни, природы в целом.

  Для меня Александрийский квартет" - словно любимая мелодия, которую я могу слушать с любого места, когда угодно и где угодно. Так и я, бывает, беру любую из четырех книг, на русском ли, на английском ли, и ухожу в Александрию, чтобы побродить по рю Фуад и рю де Сёр, вдохнуть соленый морской ветер на набережной Корниш, поскользить по мерцающим водам Мариотиса, отправиться в путешествие по пустыне, по морю, по мыслям, словам и чувствам... Бывают такие книги, в которые влюбляешься как в женщину - до дрожи душевной, до замирания сердца и навсегда. Я искренне завидую тем, кому еще только предстоит открыть Жюстин" впервые и прочитать мое любимое начало:

И вновь сегодня высокая волна на море, пронизанном вспышками ветра. В середине зимы замечаешь первые вздохи весны. Горячая обнаженная жемчужина неба до полудня, сверчки на подветренных склонах, и снова ветер раз за разом обшаривает огромные платаны, тасует их листья…

P.S. Переводчик Вадим Михайлин проделал великолепную и вдохновенную работу! Спасибо ему за это!

"Клеа" заключительная часть тетралогии, своего рода развернутый эпилог: объясняет бывшее непонятным, сводит воедино все линии, завершает историю. Послесловие, самое изощренное с точки зрения мастерства, о каком можно мечтать; с пружиной динамичного действия, которое продолжает по инерции раскручиваться, даря читателю множество интересных, забавных, трагичных, грустных, смешных подробностей.

Герой первой книги Дарли возвращается в военную (II Мировая) Александрию, чтобы вернуть Нессиму дочь, девочку, рожденную незадолго до смерти Мелиссой. Младенцем он призрел никому не нужную сироту, но теперь пришло время вернуть отцу подросшую дочь. Хотя у последнего дела идут не блестяще, он теперь работает водителем скорой помощи, лишился глаза. Большую часть богатств тоже утратил, и в последнее время они с Жюстин жили под домашним арестом, где супруга растеряла изрядную долю привлекательности, опустилась, а ее прежний сарказм превратился в сварливость.

Они встретятся и молодой англичанин удивится, как мало в этой тетке от прежней обольстительной Жюстин, а она даже снизойдет до уже ненужных объяснений и попросит прощения. А он покинет ее, чтобы встретить Клеа и влюбиться без памяти. Молодая художница и прежде появлялась на страницах романа. Юная талантливая красавица, ведущая богемную жизнь, обладает собственными средствами, знает в городе всех, кто есть кто-то и всеми любима. Живое воплощение идеала и безнадежная любовь Наруза, который молил о том, чтобы она пришла, умирая, но так и не дождался.

Рассказывая прежде о Жюстин, я говорила, что она существо не вполне человеческой природы, что-то от безупречно отлаженного автоматона сквозит в ее блистательной отстраненности. Клеа тоже не вполне человек, хотя это инаковость другого рода. Молодая художница муза этой истории. Пережив еще до описываемых в романе событий опыт горькой мучительной любви к Жюстин, получает своего рода иммунитет. Отныне то, что разбивает жизнь другим, по ней может лишь ударить, хотя и довольно болезненно. Финальная трансформация с протезом руки, который не только не ставит крест на возможности писать, но придает дополнительный импульс творчеству, блестящее тому подтверждение.

Боюсь забыть из этой книги, а потому набрасываю здесь горстью цветных камушков. Ванна святого Скоба. Сожженные письма Персуордена. История с гомункулами. Нос прекрасной Семиры. Жюстин, рассказывающая маленьким пленницам детского борделя сказку над мертвым телом дочери. Клеа: свободная, умная, талантливая. Умеющая из самого кислого лимона, что подсовывает жизнь, приготовить отличный лимонад.

Против ожиданий, повествование на этот раз ведет не молодая художница Клеа, самый привлекательный персонаж «квартета», слово опять получил Брат Осел — Дарли. (Даррелл, Дарли — недаром они так созвучны, все женщины неизбежно влюбляются в обаятельного поэта.) Та же колода тасуется заново.

Если первый роман — модернистский, второй — постмодернистский, третий — псевдоклассический (помесь колониального романа и романа воспитания), то последний, четвертый — символистский роман, о любви и творчестве.

Две Жюстин — девочка, которую никто не называет по имени, тоже Жюстин.
Два художника — поэт Дарли и художница Клеа, которые наконец образуют союз.

Дарли возвращается в Александрию, к исходной точке. Как это уже было в «Бальтазаре», всё стало другим и все стали другими. И роман, и судьбы персонажей пишутся с чистого листа, и наконец-то читатель узнает не очередную версию известных событий, а что было дальше.

Четвертая книга запомнилась именно ощущением неудержимого потока жизни — на фоне войны (Второй мировой), бомбежек и смертей. Чего стоит только веселое купание в живописном местечке, где под водой колышутся ряды мертвецов с затонувшего судна.

Поверх старых гностических мифов вырастает новая мифология (святой Скоби, нос Семиры — вставные новеллы напомнили о Сервантесе). Александрия продолжает создавать свою историю, ничего не закончено — и «квартет», по сути, тоже.

Я люблю открытые концы, но удивилась этой незавершенности. Последняя книга, как и предыдущие, заканчивается заметками, рабочими записями автора — завтрашними облаками, проекцией в будущее, конспектом дальнейших событий.

В Париж, в Париж! Пути персонажей там снова должны пересечься, и все продолжается уже без автора, само по себе — он эту механику запустил, свое дело сделал, и как сделал!

Великолепная литературная игра, подведем итоги:
1 - роман о любви и ревности
2 - не было там никакой любви!
3 - виртуальная любовь до цифровой эпохи
4 - любовь есть и пребудет

Дежавю и странные сближенья
Единственная попытка экранизации «квартета» получилась слабенькой, это многослойное литературное сооружение вообще нельзя, наверное, перевести на язык кино. Однако в этом фильме замечательный Дарли — наивный, простодушный, витающий в облаках, и напоминает он еще одного такого же витающего юного поэта — Стивена из «Улисса», причем тоже из экранизации. Очевидно, не только мне показалось, что эти «образы» перекликаются.

А Клеа у Даррелла так похожа на Лили Бриско из романа Вирджинии Вулф «На маяк» — тоже художница, молодая, независимая, вызывающая симпатию здравостью суждений и поступков.

По ощущениям, поэт и художница просто перешагнули в Александрию из двух «соседних» романов, которые были опубликованы задолго до «квартета», Даррел их, разумеется, читал. То ли дух времени, то ли странные сближенья, то ли дружеский привет братьям-сестрам-писателям.

Невольно вспомнился и еще один литературный квартет, недавно прочитанный — «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте, где есть и роковая женщина, одна из главных героинь, есть и потерянный ребенок — значимые сюжетные линии. Да и название… На этом сходство завершается, уж не знаю, дотягивает это до литературной традиции или так себе.

(с) Олег Ладыженский

(с)абж

LGD (он же Дарли, он же автор) влюблён в город. Нет, в Город. Это и без старого Нессимова телескопа видно. О Александрия! Лицо твоё прекрасно, но изменчиво, словно облака, ежесекундно меняющие форму, словно море, которое никогда не бывает одинаковым. Всмотрись пристальнее — и проступят знакомые теперь черты: высокомерные брови Жюстин, острый и кривоватый нос Бальтазара (так и норовит сунуться не в своё дело), восторженно-голубые глаза Наруза, губы, тронутые чуть презрительной всезнающей усмешкой Персуордена, медовой волной взлетающие волосы Клеа... Стоит немного переменить точку обзора, и калейдоскоп лиц явит новый узор —

Многообразие смыслов...

Многообразие смыслов (кстати, автор очень любит слово «смыслы», именно так, во множественном числе, это к сведению некоего Порфирия :) ) — одна из примечательнейших черт романа-тетралогии. В каждой последующей книге уже произошедшие события получают новое объяснение, а уже почившие герои продолжают удивлять почище живых.
Кстати, героев автор изничтожил немало:

Из других примечательностей, кои меня лично очаровали, назову необычную фонетику и ритм, тяготеющий к поэтическому (от души надеюсь, что всё это есть и в оригинале, а переводчик большой молодец, что уловил, сохранил и преподнёс).
Например, в самом начале где-то: «мы шли из комнаты в комнату, шинкуя шагами тишину» (эх, не chambre комната-то, для полноты аллитерации!). Или: «я полон был дурных предчувствий» (именно в таком порядке). Или — тут уже невозможно удержаться, чтобы не поделить фразу на стихотворные строчки: «нам всем судьба //стать тем, о чём мы грезим...»; «И даже бодрствующим [лишь] наполовину // среди лунатиков быть поначалу страшно. // Потом приходит навык симулянта!»
:)
Конечно, превосходны пейзажи и описания. То, чем пренебрегают школьники при чтении программной литературы, будучи пропущенным, изрядно обеднило бы «Александрийский квартет». Чего только стоят эпизоды рыбалки, городского праздника или чудесный фрагмент, начинающийся с ключевой метафоры «год повернулся на пятках», ах, читать и перечитывать, вернуться к этому позже, со вкусом, без дедлайновой спешки!

Любитель поворчать на составителей аннотаций — все дебютанты и МТА у них если не новый Дж. Мартин, то как минимум новая А. Кристи, — сама не избегла ассоциаций. При чтении «...Квартета» их очень быстро нарисовалось три:
1) Набоков «Ада» (не столько из-за центра мира между ног, сколько из-за вальяжной вычурности слога);
2) Фолкнер «Шум и ярость» (ну, тут понятно: рассказ от лица разных персонажей, местами об одних и тех же событиях, но капитально по-разному, люблю я это дело);
3) Рубина поздняя (тут и город как действующее лицо, живописание которого — взахлёб, и щедрые эпитеты, и многофигурность, и взаимосвязанность всех со всеми...)

Тетралогия многое позаимствовала от «ящичного» приёма арабских сказок: в ней множество вложенных повествований, иногда не одного уровня; начинается это уже в «Жюстин», где роман, написанный внесценическим персонажем о заглавной героине :)) становится существенной частью повествования. В «Бальтазаре» же, где таким ингредиентом становится обширный Бальтазаров Комментарий к роману Дарли, я, продираясь через живую (?) колючую изгородь кавычек, вложенных, ещё раз вложенных, не раз с сочувствием думала о Rita389 : она-то книги на слух воспринимает, как же она справлялась?.. Вот даже до такого доходило:

То же и в третьей части: Маунтолив пишет Лейле, в частности о Персуордене, который, в свою очередь рассказывает ему о том, что ему сказал старый еврей в Киеве... и только по возгласу «я писатель!» понимаешь, что речь снова идёт от лица Персуордена... >< осторожно, кавычки закрываются :))
Тем не менее, сюжетные нити всё-таки увязываются, и это (как ни странно) оставляет лёгкий налёт разочарования — как было бы прекрасно необъяснимое и нелогичное!

Композиционно романы квартета получились не слишком ровными: «Жюстин» у меня заслужила твёрдую 4/5, «Бальтазар» — тоже 4/5, но уже с натяжкой, «Маунтолив» был удостоен 5/5 и восторженного тега «шесть звёзд» ^^, а вот «Клеа», увы, на 3/5 прочлась. Почему? А возникло ощущение, что автор несколько небрежно в заключительный роман все остатки сгрёб и кое-как замаскировал ими записи опочившего Персуордена, адресованные Брату Ослу (читатель, ты себя этим адресатом не почувствовал в какой-нибудь миг?), и здесь Лоуренс Даррелл вовсю высказывает своё литературное кредо:

...и даже в этом бесконечном велеречивом умозрительном монологе царапаются колючки едких замечаний о... евреях. Антисемитизм ЛГД неприятно удивил; практически все отрицательные черты Жюстин автор объясняет тем, что она еврейка, ну, и по другим персонажам нет-нет, да пройдётся. (Больше удивили, наверное, только выскочившие откуда ни возьмись гомункулусы барона Да Капо Оо ). Вообще изрядно поднадоела вся эта суета вокруг дивана, на котором лежит притворяющийся мёртвым (Персуорденом) Дарли.

Подозреваю (но не проверяла пока), что кто-нибудь из рецензентов сравнит роман-квартет с ковром. Возможно, только какой это ковёр? Молитвенный, борцовский, цирковой (весь вечер у ковра), волшебный ковёр-самолёт сказки? Если у каждого читателя родится свой образ, если каждый поймёт этот роман хоть немного, да по-своему — можно считать, что автор свою миссию не провалил ;)

«И тем победим, надев крышку на коробку без боков» (Персуорден)

Александрийский квартет 04

Вот и подошла к концу эта история сыновей и дочерей Александрии, которая на протяжении всех четырех книг вызывала во мне весьма и весьма противоречивые чувства. О том, что мне понравилось, а что нет во всем цикле, я уже писала в предыдущих рецензиях. Поэтому в этой рецензии - только о финальном аккорде, о "Клеа".

Немного мрачная, немного тоскливая, немного липкая и отталкивающая, эта история любви не может не заворожить. И если все предыдущие три книги автор топтался вокруг одних и тех же событий, показывая их глазами разных героев, то в "Клеа" мы сделали шаг вперед. Старушка Александрия уже совсем не та. Она по прежнему смеясь ломает жизни своих детей, но по ночам озарена уже не блеском карнавальных огней, а вспышками снарядов. Война. И тут в город возвращается Дарли, чтобы вернуть дочь Жюстин ее отцу Нессиму и по уши влюбиться. В кого? В Клеа. И эта невероятно романтичная история любви, озаренная светом войны, оказалась куда как красивее предыдущих увлечений Дарли.

И хотя история Дарли и Клеа в последней книге вышла на передний план, Даррелл расставил точки над "и" в судьбах остальных персонажей. Красивая история, звучный аккорд, логичное завершение. Аплодисменты Даррелу, которому удалось создать такое тонкое и волнующее произведение.