
Ваша оценкаРецензии
Аноним25 июня 2014 г.Пока не дочитала, но! Почему никто раньше не додумался сравнить "Яму" с "Пигмалионом" Шоу? Один приём на двоих, причём пришедший им в голову одновременно. 1909 год "Ямы" и 1912 "Пигмалиона". Ну не мистика ли?
Никогда не думала, что с таким восторгом буду читать писателей, которых заставляли читать в школе. До всего нужно дорасти.12163
Аноним31 октября 2013 г.Читать далееЭто страшно представить. И пусть даже они говорили: "Мы честные, а вы лжёте", всё равно, представить это на себе страшно.
У Куприна описано несколько состояний женщины после прохождения подобного:
1) равнодушие, причём равнодушие, понимающее, что тут вообще происходит, но считающее это если не нормальным, то близким к нормальности.
2) превращение женщины в некое существо, для которого подчинение становится единственной формой существования; эти девушки не представляют другой жизни; это равнодушие непонимающее
а ещё есть Тамара. Она не подходит ни под одну из этих категорий, так как считает "Яму" временным этапом. Она успела увидеть и другую жизнь, в отличие от многих жительниц притона, которые встали на этот путь ещё в детстве или раннем отрочестве. Тамара вкусила уже столько разных граней жизни, что, возможно, Яма была в большей степени одним из способов получить адреналин (так же, как и впоследствии воровство). Она была создана не для повседневности и обыденности. Тамара бы просто зачахла в быте. Ещё одним её отличием является то, что она сознательно управляет своей жизнью. Фактически она по своей воле пришла в заведение и точно также оттуда ушла - когда сама захотела. Именно этой спокойной внутренней силы, стержня, опоры на самоё себя и не хватало Женьке.
Она также выходит за рамки моей классификации, хотя формально её можно было бы поместить в первую. Она привычно-равнодушна, но понимание вещей рождает в ней злость, даже ненависть по отношению к окружающим: к лживому миру, мужчинам-потребителям, самой себе.Она не находит ни в чём успокоения, надежды. Но разве можно её винить?
Особенно тронула меня история с Любой. Да, то, что Лихонин так с ней обойдётся, было понятно с самого начала. Меня скорее приятно порадовало, что она довольно быстро сумела приспособиться к свободной жизни: училась, даже работала, но главное - создавала вокруг себя не поле безысходности и печали от прошлого, а а уют, семейность, тихое приятное спокойствие их дома с Лихониным. Понравилось, хотя тоже очень удивило, что друзья его быстро согласились помочь и не спекулировали на бывшей профессии Любы (Симановский не в счёт). Соловьёв и Князь действительно хорошие люди, и, знаете, я думаю, в сцене на кладбище Соловьёв был полностью искренен. Но эта первая, большая и трагическая любовь к Лихонину, а точнее, её результат, почти наверняка привели к тому, что в Любе появились недоверие и ненависть ко всем мужчинам сразу. Очень и очень жаль. Соловьёв на самом деле лучше. По крайней мере, автор явно ему симпатизирует.
Что тут сказать? Кажется ли мне, что это неизбывно? Увы, скорее, да. Сам автор говорит, что, пока существует брак, будет существовать и проституция. Горько ли даётся осознание этого? Да, очень горько. Понятно, что закрывать глаза на эту проблему, этот бич невозможно. Но как не закрывать? Как бороться? Как сделать так, чтобы мужчины стали сплошь добродетельными, а женщинам не понадобились бы деньги, заработанным таким путём? Кстати, есть одно огромное различие между "Ямой" и современной ситуацией. У Куприна нет ни одной женщины в заведении, которая была бы привлечена "лёгкими деньгами". Большинство девушек было продано. Сейчас же очень многие становятся проститутками по своей воле. Хуже того, в нашем обществе стало если не честью для женщины, то большим преимуществом быть на содержании. Это модностильномолодёжно. Рассматривание мужчины только как источника подарков и обеспечения - норма. Поэтому в наше время подобное развитие истории с Любой вряд ли бы было возможно. Я уверена, что в процентах в 80 случаев девушка или нашла бы себе того, кто её содержал, или пошла бы по друзьям избранника, или вернулась в публичный дом просто потому, что это единственное, что она привыкла делать и чем привыкла зарабатывать.
Слово "Яма" употребляется здесь в нескольких значениях, в нескольких контекстах. Это
-улица
-состояние души (в самом общем смысле), описание нравственной ситуации
-могила.
Фактически для девушек, попавших в подобные заведения, это эволюция трёх ям, и ещё неизвестно, глубже могила или нравственное падение. Причём последнее происходит не только в самих притонах, но и вокруг. В тех, кто это поддерживает, в тех, кто на это закрывает глаза.
Книга очень тяжёлая, если переносить её события на себя, видеть себя частью этой истории. Тяжела ещё и от прозаизма, обыденности описанных вещей. И если на вопрос "кто виноват?" можно ответить с большей или меньшей долей честностью "мы все", то другая вечная проблема " что делать" остаётся по-прежнему не решённой. Все способы, которые возникают у меня в голове фрагментированны, отрывочны. Нет цельного решения. Единственным и наиболее утопичным является смена ценностей в принципе, переход от общества потребления на более высокую духовную ступень.
Но сейчас, когда телефоны умнее своих хозяев, развивается технический, а не духовный прогресс. Это не внушает особых надежд на светлое будущее.1230
Аноним9 сентября 2013 г.Читать далееКнига меня не отпускает, больше недели перелистнула последнюю страницу, а мысленно все возвращаюсь к ней. Автору удалось написать произведение, цепляющее за живое, открывающее в каждом персонаже жизнь и трагедию. И вроде бы и место для своих героев выбрано негероическое - публичный дом - и контингент обывателей не слишком ярок, у каждого за душой спрятан камень или грешок. Но написано об этом очень деликатно, будто бы автор сам хотел разобраться откуда в каждом персонаже столько моральных и нравственных сил? откуда черпают их преимущественно дети - обитательницы дома терпимости Анны Марковны? что заставляет деревенских девчушек, не знающих жизни, жить в борделе на рабских условиях? почему этот бизнес существует? Точку зрения автора можно услышать из уст редактора С. И. Платонова, наблюдающего эту жизнь изнутри и мечтающего написать об этой неприглядной стороне очерк. Платонов не собрался записать свои мысли, а вот Куприну эту удалось. В его публичном доме обитают, жизнью назвать это сложно, женщины,преданные и оскверненные с самого детства. "Судьба толкнула их на проституцию, и с тех пор они живут в какой-то странной, феерической, игрушечной жизни, не развиваясь, не обогащаясь опытом, наивные, доверчивые, капризные, не знающие, что скажут и что сделают через полчаса - совсем как дети. Эту светлую и смешную детскость я видел у самых опустившихся, самых старых девок, заезженных и искалеченных, как извозчичьи клячи. И не умирает в них никогда эта бессильная жалость, это бесполезное сочувствие к человеческому страданию..." В судьбе каждой из них был надлом, нужда и легкий способ заработка, нравственность и брезгливость их забыта, им проще смотреть на мир из окошка публичного дома, на улице их не ждет ничего хорошего. В ежевечерних сценах в большом зале у них на глазах разыгрывают спектакли робкие, стесняющиеся, наделенные властью, амбициозные люди, которые не чураются обмана ради исполнения своих прихотей. Ночное посещение дома терпимости студента Лихонина с компанией могло бы изменить судьбу Любы, но студент смалодушничал, поддавшись на уговоры и доводы. Лихонин забрал к себе Любу, пытался обучить ее, достать ее паспорт вместо желтого бланка, но уже спустя неделю он жалел о своем решении, Люба его раздражала и его минутный порыв казался ему глупостью. Люба вернулась обратно, ее возвращение совпало с душевным кризисом у самой характерной обитательницей Женьки, узнавшей, что она больна сифилисом. Женька и Тамара две личности в полутемном борделе. Только Женька оказалась слабее морально, узнав о своей болезни она приняла решение как можно больше мужчин заразить. В ней так говорила обида на свою судьбу, единственный раз Женька сделала настоящий поступок, выгнав влюбленного в нее мальчишку. Она искала душевные силы, пыталась вырваться из этого болота, но поняв что неминуемо утонет, решилась на самоубийство. И только после трагической смерти ярой Женьки автор называет настоящие имена обитательниц, рассказывает о том как сложилась судьба у каждой из них и постояльцев. Вот тогда-то и удивила малозаметная Тамара в которой скрывался твердый характер и несломленные идеалы, цель. Жаль только, что ни к чему хорошему это не приводит. За этими сломанными судьбами автор пытается рассмотреть людей, показать их поступки и еще раз посетовать на неискоренимость данного ремесла, заставить читателя задуматься об этом вопросе всерьез. Всё это рассказано деликатно, насколько это возможно, я бы сказала полушепотом и с сожалением на ушко читателю. Кстати, книга экранизирована.
Пока будет собственность, будет и нищета. Пока существует брак, не умрет и проституция. Знаешь ли ты, кто всегда будет поддерживать и питать проституцию? Это так называемые порядочные люди, благородные отцы семейств, безукоризненные мужья, любящие братья. Они всегда найдут почтенный повод узаконить, нормировать и обандеролить платный разврат, потому что они отлично знают, что иначе он хлынет в их спальни и детские. Проституция для них – оттяжка чужого сладострастия от их личного, законного алькова. Да и сам почтенный отец семейства не прочь втайне предаться любовному дебошу. Надоест же, в самом деле, все одно и то же: жена, горничная и дама на стороне. Человек в сущности животное много и даже чрезвычайно многобрачное. И его петушиным любовным инстинктам всегда будет сладко развертываться в этаком пышном рассаднике, вроде Треппеля или Анны Марковны. О, конечно, уравновешенный супруг или счастливый отец шестерых взрослых дочерей всегда будет орать об ужасе проституции. Он даже устроит при помощи лотереи и любительского спектакля общество спасения падших женщин или приют во имя святой Магдалины. Но существование проституции он благословит и поддержит.1262
Аноним31 июля 2013 г.я-ничто, я-публичная девка! Понимаете ли вы, Сергей Иванович, какое это ужасное слово? Пу-бли-чная!.. Это значит ‘ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто - публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чем-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой, трухой или мочалкой!Читать далее
Даже боюсь представить какой эффект разорвавшейся бомбы имело это произведение в 1915 году... Нынче и времена, и нравы другие. Все воспринимается гораздо проще, но многие моменты описанные в книги и сейчас вряд ли оставят равнодушным читателя.В книге нет пошлости, чернухи, постельных сцен, нецензурной лексики (т.е. всего того, что так модно и востребовано сейчас) и тем не менее книга шокирует, поражает и обескураживает.
Страшнее всяких страшных слов, в сто раз страшнее, какой-нибудь этакий маленький прозаический штришок, который вас вдруг точно по лбу ошарашит. Возьмите хотя бы здешнего швейцара Симеона. Уж, кажется, по-вашему, ниже некуда спуститься: вышибала в публичном доме, зверь, почти наверно-убийца, обирает проституток, делает им “черный глаз”, по здешнему выражению, то есть просто-напросто бьет. А знаете ли, на чем мы с ним сошлись и подружились? На пышных подробностях архиерейского служения, на каноне честного Андрея, пастыря Критского, на творениях отца преблаженного Иоанна Дамаскина. Религиозен-необычайно! Заведу его, бывало, и он со слезами на глазах поет мне: “При-идите, последнее целовадие дадимте, братие, усопшему…” Из чина погребения мирских человек. Нет, вы подумайте: ведь только в одной русской душе могут ужиться такие противоречия!И ведь на самом деле, мелькнет где-то в повествовании, описание будних публичного дома или то, что девица оказалась в проститутках благодаря маме или мужу... Эти маленькие штришки, вроде, как капля акварели в стакане с водой: эффектно.
ужасны будничные, привычные мелочи, эти деловые, дневные, коммерческие расчеты, эта тысячелетняя наука любовного обхождения, этот прозаический обиход, устоявшийся веками. В этих незаметных пустяках совершенно растворяются такие чувства, как обида, унижение, стыд. Остается сухая профессия, контракт, договор, почти что честная торговлишка, ни хуже, ни лучше какой-нибудь бакалейной торговли. Понимаете ли, господа, в этом-то весь и ужас, что нет никакого ужаса! Мещанские будни - и только.Книга вне временных границ: она вне времени, вне общественного и политического строя. Она вечная. Так же как и то, что в ней описывается. И ведь на самом деле, в классической русской литературе "Яма" единственное произведение посвященное столь скользкой теме (надеюсь я не ошибаюсь?).
наши русские художники слова-самые совестливые и самые искренние во всем мире художники - почему-то до сих пор обходили проституцию и публичный дом. Почему? Право, мне трудно ответить на это. Может быть, по брезгливости, по малодушию, из-за боязни прослыть порнографическим писателем, наконец просто из страха, что наша кумовская критика отожествит художественную работу писателя с его личной жизнью и пойдет копаться в его грязном белье. Или, может быть, у них не хватает ни времени, ни самоотверженности, ни самообладания вникнуть с головой в эту жизнь и подсмотреть ее близко-близко, без предубеждения, без громких фраз, без овечьей жалости, во всей ее чудовищной простоте и будничной деловитости. Ах, какая бы это получилась громадная, потрясающая и правдивая книга.Нет, ни в коем случае не проникаешься симпатией к главным героиням. И благородные поступки присутствуют, и какая-то своя мораль, и дружба... Но все равно у каждой из них есть свой "грешок". Нет, все мы не без грешны, у каждого есть свои скелеты в шкафу. Но поразительно как, назовем благородство, может прописаться в публичном доме да еще и у той, которая. например, воровка.
Автор на протяжении всего произведения остается сторонним наблюдателем. Он только дает нам материал для размышлений. И эти размышления ни приводят ни к чему хорошему. Ни одного положительного героя мужского пола в книге нет.
Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений,, и мальчики - кадеты и гимназисты - почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности - педагоги, и передовые писатели - авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и старые развратники, истрепанные всеми видами порока; ясноглазые красавцы и уроды, злобно исковерканные природой, глухонемые, слепые, безносые, с дряблыми, отвислыми телами, с зловонным дыханием, плешивые, трясущиеся, покрытые паразитами - брюхатые, геморроидальные обезьяны.
Пожалуй, одного Платонова можно хоть как-то назвать положительным. По крайне мере мыслит он именно положительно.На самом деле страшно. Страшно, что все это существует уже тысячелетия и будет существовать.
Страшная книга, хоть и без убийств, крови и прочих ужасом. Страшна она своими размышлениями и моралью, как бы пафосно не звучала.
Страшно, когда человек - вещь. Купил, продал, обменял, выбросил.
Страшно, что никто, кто пользуется вещью не осознает и не понимает этого.
Страшно, что это норма.1241
Аноним6 марта 2013 г.Читать далееКогда я читала эту книгу, почему-то думала, что никто из писателей не поднимал этот глубокий и актуальный во все времена вопрос. Забыла и про французских классиков и про Коэльо потому, что действительно вопрос о проституции как о социальном явлении очень талантливо поднял Александр Куприн.
Очень сложно писать о домах терпимости без пошлости, без вульгарности, однако Куприну это удалось. Он описывает все это беспристрастно, то есть просто констатирует факт.
Здесь и любовь, и дружба, и уважение, и презрение, сочувствие и все-все-все. То есть книга хоть и направлена на узкую тематику, в ней раскрыты все аспекты человеческой жизни.1242
Аноним17 сентября 2012 г.мне не нравятся произведения про дно жизни: после прочтения так и кажется, что тебя в грязи вываляли.
но вот после "Ямы" ничего такого не возникло.
все таки очень мастерски удалось Куприну описать грязь, которая творилась на Ямской улице.~книжный клуб
1251
Аноним13 мая 2012 г.Читать далееПросматривая сегодня книги, загруженные в читалку, с удивлением обнаружила там рассказ Куприна. Когда я его добавила и почему - не помню. То ли по чьему-то совету, то ли после прочтения чьей-то истории/рецензии. Ну да ладно. Добавила и славно.
Не буду скрывать, поначалу было скучно. Сказок я еще в детстве начиталась. Но не дочитать такой небольшой рассказ было неприемлемо.
Концовка истории поразила. Не такого исхода событий я ожидала. Думала, что будет какая-нибудь мораль в стиле "на каждый товар найдется свой купец".
В принципе, если быть объективной, история не такая уж удивительная и развязка не столь уж неожиданна. Но к черту объективность. Эта светлая добрая история попалась мне под настроение и очень понравилась.
12602
Аноним26 июня 2025 г.Ей в её яме лучше, чем нам в нашей...
Читать далееЖесткая и печальная книга. Язык у Куприна великолепный, но сколь ярок контраст между красотой слов и некрасивостью описанных событий. Меня всю книгу поражало это. Как о грязи, низости, продажности публичных домов можно писать так щемяще прекрасно. Как можно было подобрать такие слова, которые не обидят героинь, вынужденных продавать себя, а даже возвысят их над прочими обывателями. Многие из которых при внешней чистоте костюма грязны и отвратительны помыслами, тогда как "грязные" девушки куда как богаче и нравственней внутри. Читать обязательно!
11167
Аноним22 августа 2024 г.Читать далееНастолько сильная книга, что сложно передать её значимость и мощь для русской и мировой литературы. Куприн сделал невозможное: описал жизнь и судьбы женщин "лёгкого поведения". И у него это получилось. После последней строки книги даже прошлись мурашки от его слога и истины. Написание книги пришлось на рубеж 1909-1915 годов, но проблема жизни этих женщин любви до сих пор не решена. До сих пор вопросы и философия, выдвинутая Куприном, актуальны. Прекрасная книга! Советую к прочтению: лёгкий слог, но мудрость великая.
11312
Аноним5 июня 2024 г.Игра в жизнь
Читать далееСамым первым произведением русской классической литературы, особенно запомнившимся мне своей смелостью, стала небольшая повесть Куприна «Суламифь». Тогда я была просто удивлена тем, что такому довольно неординарному тексту позволили стать частью списка рекомендованного чтения в школе. И если Куприн мне нравился ещё с подростковых лет (после знакомства с «Олесей» и буквально вывернувшим душу наизнанку рассказом «Allez!»), то «Суламифь» лишь окончательно влюбила меня в его творчество.
Именно поэтому задолго до того, как я взяла в руки «Яму», Александр Иванович уже закрепился в моём сознании в качестве писателя, который не боялся вызывать резонанс. Однако «Яма» поразила меня не откровенным (но в то же время ничуть не пошлым!) описанием взаимоотношений, возникающих между представителями противоположного пола на физическом уровне, а табуированностью поднимаемой темы даже в настоящее время, не говоря уже о начале XX века.
Наверное, каждый из нас хотя бы раз задумывался о том, отчего в мире, где ведётся постоянная борьба за чьи-то права, продолжает существовать такое явление, как проституция, и есть ли способ избавиться от этой язвы на теле общества. Куприн не даёт однозначных ответов на волнующие вопросы, но позволяет изучить ситуацию с нестандартной стороны – со стороны беспощадного реализма.
Публичный дом у Куприна – это грязное, дурно пахнущее место с чёткой иерархией; вертеп разврата, куда стекаются не только представители низших сословий, но где также постоянными клиентами являются люди с безупречной репутацией в свете.
Однако, что по-настоящему ужасает, так это будничное отношение обитательниц домов терпимости к происходящему и их внутренняя незрелость, ведь практически каждая из девушек была вынуждена стать проституткой ещё в юном возрасте, не успев набраться опыта и адаптироваться к жизни вне Ямы.
«И так без конца, день за днём, месяцы и годы, живут они в своих публичных гаремах странной, неправдоподобной жизнью, выброшенные обществом, проклятые семьёй, жертвы общественного темперамента, клоаки для избытка городского сладострастия, оберегательницы семейной чести...»
Куприн безжалостно лишает публичные дома присущего им романтического флёра и рассматривает подобный образ жизни с точки зрения «жриц любви», более честной, нежели восприятие действительности их восторженными и непременно стыдливыми поклонниками. Стоимость ночи в сравнении с бутылкой вина, ежедневное количество посетителей одной проститутки, скрытые болезни и отношение самих героинь к желаниям мужчин – всё это позволяет считать проституцию в первую очередь своеобразным видом бизнеса со своими коммерческими и запротоколированными составляющими.
И несмотря на всю прозаичность устоев загадочных обителей платной любви, описываемые девушки – всего лишь окончательно запутавшиеся дети, которые надеются на лучший исход для себя, ищут ласки, подвержены «истеричной сентиментальности» и вынуждены соответствовать образу заведения, фантазиям гостей, при этом аккуратно соблюдая правила искусственной жизни.
«... каждый вечер приносил с собою такое раздражающее, напряжённое, пряное ожидание приключений, что всякая другая жизнь, после дома терпимости, казалась этим ленивым, безвольным женщинам пресной и скучной»
Казалось бы, при такой фотографической точности описаний порядков Ямы совсем не ожидаешь встретить феминистских мотивов в произведении. Но через всю повесть прослеживается неподдельное восхищение автора силой духа женщин и чувство жалости к их нелёгкой судьбе.
Ни одна из главных героинь не вызвала у меня отвращения – они, «падшие женщины», более искренни в своих суждениях и симпатиях, нежели их «порядочные» клиенты. И хотя положительных героев в повести нет, невольно начинаешь сочувствовать каждой из девушек.
«Яма» – одно из самых честных произведений, повстречавшихся на моём читательском пути. Это повесть не о пикантных подробностях проституции, сокрытых в недрах публичных домов. Это повесть о том, о чём не принято говорить. Повесть об очень жестокой игре в жизнь, в которую вынуждены играть маленькие девочки двадцати лет до тех пор, пока не сломаются игрушки или они сами.11298