Поклониться тени

Бродского я трепетно полюбила еще в юности, как и положено всем помешанным на литературе подросткам в те годы. Эмоции со временем ослабли и уже после университета я перестала прикидывать на глаз разделяющее нас пространство - оно просто появилось и не уменьшалось.

А зря! Надо исправлять ситуацию. Этот речитатив даже в прозе проникает куда-то на подкорку головного мозга, заставляя клетки перестраиваться на новую волну - ты начинаешь по-другому ощущать себя и мир вокруг. В суете жизни он дает тебе возможность ощутить спасительный транс спокойствия.

Это эссе как глоток свежего и немного морозного воздуха, когда ты вдыхаешь его полной грудью и чувствуешь тоскливо щемящее в районе сердца. На душе при этом легко и привольно. Я не представляю Венецию зимой. Для меня она навсегда - яркая и солнечная с безумно-бирюзовой водой (ни в коем случае не синей), с гвалтом и гомоном бесчисленных толп туристов, c игриво-розовым отсветом фонарей.

Читая строки, лично я вижу…Питер. И ничего с собой не могу поделать.

Если вы ожидаете лёгкий романчик с красотами Венеции, то лучше не беритесь за эту книгу. Тут всё гораздо глубже, мрачнее и не слишком увлекательно для непосвящённого человека. Мне было интересно открыть для себя Венецию с совсем другой стороны. Не со стороны парадного фасада, открывающегося туристам, а изнутри. Посмотреть глазами человека прожившего там достаточно, чтобы разглядеть и неприглядные стороны этого воспетого многими известными творцами места.
От прочтения остаются двоякие ощущения - с одной стороны прикоснулся к великому произведению литературы, а с другой остался некий эмоциональный налёт, полупрозрачная плёночка разочарования.
Прочитать в любом случае полезно тем, кто не боится погружаться в интеллектуальные раздумья с горьковатым привкусом.

Это книга, в которой вы становитесь свидетелем разговора автора и города. В этом произведении нет особого сюжета, ощущение, что Бродский пишет что-то вроде того, как мы пишем отчет «Как я провел лето», только на тему «Как я провел 17 зим в Венеции». Получаешь большое удовольствие, когда становишься свидетелем интимного разговора автора с городом, наполненного переживанием, романтикой и чувственностью.

Цитата из книги: И щурясь на солнце, я вдруг понял: я кот. Кот, съевший рыбу. Обратись ко мне кто-нибудь в этот момент, я бы мяукнул. Я был абсолютно, животно счастлив. Разумеется, через двенадцать часов приземлившись в Нью-Йорке, я угодил в самую поганую ситуацию за всю свою жизнь — или так мне тогда показалось. Но кот ещё не покинул меня; если бы не он, я бы по сей день лез на стены в какой-нибудь дорогой психиатрической клинике.
Оценка: 9/10

Я редко так восхищаюсь книгами, точнее тем, как они написаны. Но это та книга, в которой ты наслаждаешься каждым абзацем и предложением, каждым невероятно подобранным словом. Книга, которую, еще не дочитав, уже хочется перечитать снова. книга, во время чтения которой после точки делаешь паузу, чтобы выдохнуть, пропустить всё это через себя, возможно заново прочесть предложение и заверить себя в том, что это написано человеческим существом, в чём иногда сомневаешься. Книга, которая показывает, какой мощью обладают слова и правильные их сочетания. Обычно на всех интересных местах в книгах я загибаю уголки страниц - здесь хочется загнуть каждый, а то и несколько раз. Она не несет в себе какого-го глубочайшего смысла, это просто эссе о Венеции, но, боже, до чего же это красиво. Иногда чуть ли не до кома в горле.

Письмо к Возлюбленной
Здравствуй, Дорогая. Как ты там? Все так же носишь маски перед многочисленными туристами и искренне улыбаешься жителям? Любимая моя. Ты просто не представляешь, как я скучаю. Да и ты, думаю, тоже: не хотела отпускать на самолет, все сделала, чтобы я опоздала, чертовка. А я не опоздала, прибежав за пять минут до конца регистрации. О, если бы ты, Милая, знала, как я хочу заблудиться в твоих улочках (Mi scusi, Signore! Come potrei andare a Ca'Foscari?). Как хочу бежать ночью, от Сан-Базилио на Дзаттере, стараясь обогнать только что ушедшее вапоретто, чтобы переехать на Паланку, Джудекка (а моста-то здесь нет, пешком не дойдешь) и прибежать в общежитие до закрытия. Ну или до того, как аква альта затопит тротуары и брести в кедах будет совсем туго. Как я хочу вновь прогуляться по твоим площадям. Покутить со студентами на Кампо Санта-Маргарита (а ведь компании порой собирались такие, что ни один человек в ней не был знаком с другими). Как я хочу сесть в вапоретто и поехать куда угодно - главное, чтобы ощущалась вода под ногами. Через две недели уже спокойно стоишь, не боясь упасть, а через месяц - дремлешь, прислонившись к стенке и считая остановки. Я безумно скучаю по моим вылазкам, в выходные и более-менее свободные от учебы дни, на острова на которых я не была. Мне безумно не хватает Чимитеро с могилами Бродского и Дягилева. И пусть я атеистка, биолог, который верит только проверенным фактам... Но тогда, в самом начале моего пути, когда я пребывала в жутком стрессе (языка не знаю-ничего не понимаю-знакомых почти нет-преподы болтают с космической скоростью) и уже подумывала всерьез взять аэрофлотовский билет, я сидела на коленях и рыдала перед могилой Бродского... Тогда как будто бы кто-то остановил меня от этого шага - ведь тогда бы я возненавидела тебя на всю жизнь, моя Дорогая. Что случилось тогда? Тебе знать лучше, мое Сокровище. Я верю в то, что это был Иосиф Александрович. Или это была ты? Я не знаю. Зачем я пишу тебе это? Ведь ты все видела: каждый мой шаг и взгляд. Ведь ты все знала. Наверное, просто хочу вспомнить это вместе с тобой.
Моя Дорогая... У тебя столько любовников и любовниц по всему свету - но я ничуть не ревную. Они, в большинстве своем, видели лишь твои маски.
Моя Нежная... Я скучаю по твоим лазурным каналам. И пусть злопыхатели твердят, что от них поднимается смрад - для меня этот запах лучше всех самых дорогих духов.
Мое Золото... Я так хочу вновь увидеть, как ты просыпаешься. Проснуться раньше тебя, подняться на крышу общаги и увидеть тебя такую сонную - это ли не счастье?
Моя Красавица... Ты навсегда забрала мое сердце и надежно спрятала его в глубине каналов.
Мое Солнце... Я не перестану говорить о том, как же я скучаю. Скучаю по всему! Набережные, площади, пиццерии, джелатерии, корпуса университета, соборы, музеи, гондолы! Мадонна, я скучаю даже по туристам! Я бы все отдала, чтобы громко ругаться на толпу китайцев, вставших в проходе между домами или на мосту и не понимающих ни по-английски, ни по-итальянски!
Я так хочу быть вместе с тобой сейчас, моя Любовь... Если бы ты только знала, величину моей тоски...
До скорой встречи, Милая. Мы обязательно увидимся с тобой.

Да, Иосиф Александрович. Не могу не согласиться с Вами. Опять тоскую и пересматриваю фото. И перечитываю "Набережную неисцелимых". Вспоминаю участок набережной между Дзаттере и Спирито-Санте. Дом для безнадежных чумных. Наверное, и мы, с Иосифом Александровичем, в каком-то смысле неизлечимо больные. Больные Венецией. Я читаю эссе и вижу все улицы, чувствую запах, довольно специфичный, но я его просто обожаю. Не могу сдержать слез. Мне безумно не хватает Венеции, мне безумно не хватает Италии и итальянцев. Родная Астрахань кажется тесной, серой, скучной. Я не хочу оставаться в России, я хочу бежать Туда. Несмотря на кризис, политическую обстановку в Европе и все остальное. Это волшебное место.

Можно ли как-то оценивать "Набережную неисцелимых"? На мой взгляд - нет. Это необыкновенно личное, интимное произведение. Такое отношение к какому-либо месту хранят в самых потаенных уголках сердца, ревностно оберегая и не подпуская к нему практически никого. Я по-настоящему влюбилась в Бродского только в Венеции. Только здесь я поняла его. "Набережная неисцелимых" для меня - книга, которую я читаю в моменты каких-то жизненных тягостей. И в ней же я нахожу ответы на свои вопросы, решения своих проблем. Я люблю. Просто люблю. И книгу, и автора, и Город.
Набережная Неисцелимых. Топографически - одна. На самом деле - каждая венецианская набережная - это Набережная Неисцелимых. Потому что от Венеции нельзя вылечиться.
***
Mio Amore... Mio Cuore... Mio Tesoro... Mio Sole... Se avessi saputo come mi mancheresti. Ti amo. Ti adoro. Ti voglio bene. Sempre.

Венеция может быть холодной и неприступной, в этом городе бьют волны, напоминая тем самым о силе стихии. Но даже в непогоду она прекрасна, и поэт видит всю её красоту, ведь он возвращался в этот город не один десяток раз. Сходство с родным Ленинградом и эмигрантская тоска по родному краю? Или нечто, что влечёт само по себе, что даёт творческий подъём и силы жить дальше?

Венеция Бродского немного упадническая, как его эссе и стихи, есть в них надрыв и то самое чувство, от которого начинает щемить сердце. Спокойствие и буря, величие и низость, красота и ужас, но только не нечто однотонное. Пожалуй, никто так не воспевал в прозе свои мысли и думы об этом городе: он слишком необычен, чтобы писать о нём банальности.

Непонятость, отвергнутость и последнее пристанище души поэта-изгнанника на острове Сан-Микеле.