Собрание сочинений американского периода в 5 томах. Том 3. Пнин. Рассказы. Бледное пламя

There was a time in my demented youth
When somehow I suspected that the truth
About survival after death was known
To every human being: I alone
Knew nothing, and a great conspiracy
Of books and people hid the truth from me.

Кроме "Лолиты", самое большое впечатлений на американцев Набоков произвел, как мне кажется, именно этим романом.
Как-то почти весь американский период у Набокова получился энигматичным, но именно "Бледный огонь" - это самая знаменитая загадка Набокова.
Сначала идет поэма, якобы написанная известным американским поэтом Джоном Шейдом, а затем еще пол книги (или даже больше?) занимает очень подробный комментарий, якобы написанный Джоном Кинботом, коллегой поэта по университету.
Почему столько "якобы"? Да потому что все в этом романе загадка и ничего нельзя утверждать со стопроцентной точностью, от личности и жизни поэта, до, кажется, сумасшедшего (есть, кстати, интерпретации, где он совсем не сумасшедший) комментатора, который видит в поэме завуалированный рассказ о своей жизни и своей судьбе.
Кто не слышал о знаменитой Зембле? Так вот это отсюда.
Поэма в первой части романа написана очень хорошими стихами, а комментарий во второй части очень хорошей прозой, но не это главное. Главное - аллюзии, интерпретации, загадки. И в целом весь роман производит очень сильное, и действительно загадочное впечатление.

I was the shadow of the waxwing slain
By the false azure in the windowpane...

И, получив удовольствие от первого, непосредственного чтения, я прочитала совершенно потрясающее исследование-комментарий Брайана Бойда к "Бледному огню", и сразу же перечитала роман. Совместный эффект от этих трех прочтений (роман, комментарий, роман) настолько силен, что трудно выразить словами.
Говорят, никто не знает о Набокове столько, сколько знает о нем Брайан Бойд. Так что очень рекомендую его исследование, здесь моя рецензия, а по недавно появившейся у меня дурацкой привычке, процитирую сама себя:

В этой книге вы найдете разгадки на абсолютно все загадки, спрятанные в великом романе-загадке Набокова "Бледный огонь".

я покинул родину тчк позади осталась красно-белая река революции тчк впереди земля кочевников и неизвестность тчк со мной мой каламбур зпт английский и французский зпт желание новой жизни тчк я взял с собой чемодан стилистических иллюзий и фокусов зпт вытряхну его в своем новом произведении тчк когданибудь к нему напишут большое эссе зпт в нем опишут фантастическую истину этого произведения тчк я надеюсь что телеграмма дойдет раньше и вызовет улыбку тчк читайте так как будто вы просто читаете зпт не будьте профессором или лингвистом зпт не будьте литератором тчк будьте просто читателем тчк

Несмотря на всю мою неуемную любовь к Владимиру Владимировичу (я про Набокова сейчас, если что ))) , эта книга далась мне ну ооочень трудно. И если я с большим удовольствием прочитала Поэму в четырех частях (хотя я тот еще любитель поэзии), то дальше для меня началась какая-то пытка. А учитывая то, что на данный момент я пытаюсь читать Джеймса Джойса - Улисс , где на весь текст процентов 70 - сноски, то когда у Набокова началось всё та же песня, я решила, что они сговорились и надо мной издеваются )))
А если серьезно, то всё-таки да. Очень сложно для меня оказалось. Набоков и без того совсем непрост, хотя у меня богатый опыт "общения" с ним, тут я продиралась через текст как сквозь чащу. Но при этом мне крайне понравились некоторые отдельно взятые места! Безумно красивый все-таки у него слог.
Вот такая я вся противоречивая...

С набоковым у меня очень не ровные отношения, не все работы мне нравятся, но эта была очень хорошая. Хотя и тема эмиграции тоже не моя самая любимая, и я ожидала, что начнутся осуждения, но меня потрясла любовь Пнина к русской литературе, как он ее описывает, как восхищается. Это было очень хорошо. Тимофей Пнин преподает Русский язык в Американском университете и этот роман о его жизни после революции, о размышлениях на различные темы, о бытовых случаи в доме друзей и на кафедре. Да, Тимофей немного странный, но это добавляет ему шарма. Набоков написал с легким юмором. Пока это самое лучшее, что я у него прочитала.

Набокову, пожалуй, следовало бы писать поэзию, а не прозу. Невероятно красивый авторский слог и тот факт, что писатель отдает предпочтение форме перед содержанием, и делает витиеватость текста и смыслов/аллюзий/метафор более уместной для поэтических произведений. Перевод остается переводом, и Вера Набокова проделала колоссальную работу, в ущерб рифмам сохранив смысл. Однако, даже не узнавая половины слов, английский оригинал поразил меня своей красотой и звучанием.

Вообще, приняв мысль, что форма может быть первичнее содержания, и не пытаясь эту мысль оспаривать, я впервые в жизни смогла действительно насладиться творчеством Набокова. Отбросив стремление найти ТОТ САМЫЙ смысл и саму идею его конечности, я, как мне кажется, наконец-то поняла больше, чем ожидала понять. Рискну сказать, что смысл был понят мной более-менее, хоть, возможно, и не так, как он задумывался автором. Я надеюсь, что он именно хотел множественного толкования этой работы.

У нас есть поэма внутри романа, написанная неким Джоном Шейдом и рассказывающая нам о личной трагедии этого автора. Есть также предисловие и комментарии, написанные к поэме неким профессором Кинботом. Комментарии, однако, предстают не как обычные комментарии, которые помогают нам понять запутанные смыслы в рифмах автора. Они также мало похожи на знаменитые комментарии к Улиссу . Эти комментарии не столько о самой поэме, сколько об их авторе. Они скорее вопреки поэме рассказывают нам две совершенно другие истории: об отношениях Шейда и Кинбота и историю о короле-изгнаннике выдуманной (?) страны Зембля.

Для меня основная линия - это трансформация личности Кинбота. Профессор Кинбот предстал передо мной приятным человеком лет 35-45. О нем ходят разные слухи, но он добродушно отметает их. В ходе комментирования поэмы он плавно меняет личину и становится тем странным типом, чей образ все более соответствует вышеупомянутым слухам, и отношение жены Джона Шейда к нему становится все более оправданным. После он и вовсе приобретает черты помешанного. А конец - он, собственно именно такой, каким вы его увидите, он толкуются так, как сам читатель их истолкует для себя.

Читать рекомендую параллельно и поэму и комментарии, как и советует сам герой Кинбот в предисловии. С бумажной книгой запаситесь двумя закладками, в электронном варианте убедитесь, что перекрестные ссылки рабочие и обеспечивают вам быстрый переход к комментариям и обратно к поэме.

«У нас настоящее озеро. У нас есть всё что хотите. У нас даже есть свой профессор Пнин», – и студенты (коих, правда, было немного, но они были – и это главное) действительно его любили, такой он был... забавный, трогательный, смешной? Нет, над ним не смеялись. Люди с сердцем, по крайней мере. Они улыбались, настолько этот образ пусть и странного, но при этом милого человека был мил. И правда, вот он, стоит у стола, уже и забыл тему лекции, читает вслух стих или рассказ, и весь он в этих строках, и то ли смеётся, то ли плачет – не поймёшь... Тимофей Павлович был чрезвычайно неуклюжим и неприспособленным в целом к жизни человеком, и дело даже не в стране, он и на той земле, что когда-то была его домом, жил бы подобной жизнью, но думал он, естественно, иначе, тот самый несчастный с извечным “а раньше было лучше”, и ведь все дорогие его сердцу люди уже давно мертвы, да и страна та – тоже, и не было тогда лучше, это всё блажь, но тоска по прошлому «безнадёжно, надёжно, навеки обнесла проволочной сеткой» его душу – не вырваться, даже если сильно захотеть (а он и не хотел... он не понимал). Жизнь тем временем у него была всё же неплохой. Работу он свою нежно любил, было у него и страстное пнинское увлечение, которому он предавался в библиотеке, с жильём вот правда возникали постоянные проблемы, но комната тем не менее всегда находилась («Он был у них не столько квартирант, сколько что-то вроде домового», – любимое), так что то был маленький уютный мирок, в котором ему очень приятно было находиться. Вот только он был очень одинок, а мир – жесток, и... да что ещё к этому можно добавить? «Рассеян был не Пнин, а мир, и Пнину приходилось наводить в нём порядок».

«Как бы нам объяснить это печальное происшествие?», – и этих происшествий было так много, каждая история из жизни этого человека была пронизана печалью, и в разы картина выглядела грустнее оттого, что изначально-то счастье было! Вот с ним пожелала встретиться бывшая, но всё ещё любимая жена... вновь болезненный удар. Вот ему выделили маленький кабинет, который он с воодушевлением обставил... подселили соседа. Вот появилась возможность обзавестись своим жильём... уволили. То, с каким смирением он принимал все удары, отчего-то делало очень больно. И вот можно ли его судить за то, что он, сидя ли на скамье или стоя ли у сосен, вновь видел то, чего уже не было? «Дорога вывела к романтическому, раздольному, любимому светлому простору большого поля, не скошенного временем», – ведь хотя бы на один обманчивый миг, но любимые родители вновь живы и смотрят на него с гордостью, очаровательная возлюбленная звонко смеётся, дорогой друг берёт под руку... мертвы, убита, убит. И как бы ни старался некий N. (не Набоков же, очевидно) пусть не высмеять своего знакомца, но сделать его в чужих глазах жалким, ему это не удалось, потому что Пнин – фигура узнаваемая, и право, испытывать по отношению к нему презрение? А за что? «He is not at home. He has gone, he has quite gone», – этот его шёпот отчаяния... И всё-таки спасибо уважаемому за то, что он вопреки своим изначальным зарисовкам изменил концовку; думается, любитель бабочек сам так привязался к своему герою, что хоть в реальности и правда «зло в порядке вещей», то пусть хотя бы у милейшего Тимофея впереди будет светлое будущее с этими его грёзами и книгами. «Он был жив, и то хорошо».

«Болезненный укол нежности не проходил, как дрожащий очерк стихов, которые знаешь, что знаешь, но не можешь вспомнить», – и это чувство... да вся эта книга – одно сплошное чувство, и даже читая её в третий раз, я испытывала сильные эмоции. Это как та знаковая сцена с чашей. Отчаяние героя, когда он, смотря на пену, думал что разбил важную для себя вещь, невозможно не прочувствовать, хотя казалось бы, ну чаша и чаша – нет, это не просто чаша. Вообще, я совершенно другой человек – во всех смыслах, и к месту не привязана, и к прошлому, но всё равно я понимаю Тимофея и очень ему сочувствую. И на сей раз не хочется уже разбирать все разбросанные набоковские символы, что порхали по страницам словно бабочки, и про сомнительного господина N., этого выдумщика, тоже рассуждать не хочется, да вообще ничего не хочется, разве что наслаждаться прекрасным и звучным: «Вдруг пошёл снег, хотя небо было из чистой платины, и медленный искристый снегопад отражался в безмолвном зеркале», «Ветер перевёл дыханье и скоро снова зашелестел листвой», «Звон колоколов музыкально переливался на серебристом солнце», – и видишь, и слышишь... Да, в каждом человеке заперто его прошлое, и что с ним делать – это выбор. А ещё выбор – это то, как ты относишься к другим. Потому что каждый дурак может высмеивать пниных, такие везде есть, и вот кто действительно жалок. Ну а Пнин... а что Пнин. Всё у него в итоге сложилось хорошо, спасибо за ту отсылку в уже другой книге. А раз у него всё получилось, то – кто знает?.. может, получится и у других. «Всё бормотал „ну-ну, вот и хорошо, ну вот”... жалкие словесные подпорки сердца».

Увы, но навести порядок полностью, в своей жизни, данному герою, на мой взгляд, не удалось. Перед нами предстает довольно наивный интеллигент-эмигрант, который вынужден был перебраться из России в Европу, а затем и в США. О, сколько ожиданий чудес и прекрасной жизни было в его сердце!

Тимофей Пнин, со всей широтой русской души, показывает свою искренность новому окружению, преданность американскому укладу жизни, активность в социализации, но это никто не ценит, на самом деле. В США он получает довольно скромное вознаграждение от своих "щедрот": должность профессора русского языка, в провинциальном институте, стесненное жилье, в виде комнаты, в арендованном коттедже и отношение к себе как к большому, милому, но глупому ребенку или к экзотическому существу, из далекой России.

Но Пнин слеп, в переносном смысле, конечно же, он добрый человек, по сути, но недальновидный, способный рассуждать долго и много о политике, философии, копаться в поисках разгадки русской души, но по факту, он сам не может нормально доехать до места чтения лекций. Он - комнатное растение, которое выкинули с горшком, на мороз.

К сожалению, многие видят на нем эти розовые очки и пользуются его верой в лучшее. Так, им легко вертит его бывшая жена, которая финансово привязывает Пнина к своему сыну, рожденному от другого мужчины. И автор знакомит читателя с непростыми ситуациями, куда забрасывает Пнина, показывая его нелепость, но также и доброе сердце.

Это, пожалуй, один из самых странных романов Набокова, но он затягивает с первых страниц и ценители его творчества не будут разочарованы данным произведением.

Я не могу поставить этому роману какую бы то ни было оценку просто потому, что он вообще никак меня не затронул. Ну не мое это - обывательские зарисовки из жизни неустроенного эмигранта. И пусть роман хоть тысячу раз распланирован, рассчитан и закольцован, пусть он наполнен смыслами (тайными и/или явными) - он все равно остался для меня ни-ка-ким.

Это конечно прекрасно, что критики, переводчики и прочие очень умные люди все расписали в предисловиях и послесловиях; что вспомнили другие работы Набокова; что притянули сюда кучу философии и философствования... Рада за них.

А я... я по прежнему не понимаю, почему переводчикам приходится корпеть над романами автора, чтобы их мог прочитать русскоязычный читатель. Почему им приходится штудировать русские романы Набокова, чтобы отыскать там обороты, которые автор когда-то использовал, чтобы переводы его англоязычных работ сохранили "авторский" стиль в переводе на русский.

Это Набоков говорил о себе. И то же самое, другими словами в романе - о Пнине. Сколько в герое автора? Я не знаю. И мне все равно.

Автор хотел, чтобы читатель пожалел героя-автора? Чтобы испытал к нему сочувствие? И снова - нет. Мне было просто скучно.

Увы.

Мой мир один, он только мой.
Захочет кто познать другой
Его, махнет рукой
Или познает. Но постой.
То будет мир уже иной.
У каждого мир только свой.

Не академики, чай, из простых, вот и воспринял эту вещь сначала как поэму с тучей заумных пояснений. А пояснения, когда их туча, очень тяжело воспринимаются. Уже готов был писать текст вроде "заумный снобистский текст в стихах и прозе". В принципе, все так и есть) Но только что-то меня остановило от скоропалительных выводов. Почитав рецензии читателей, я понял как надо читать это произведение. Несмотря на то, что автор во вступлении предлагает рецепт, все же, хоть и люблю я текстовые квесты, я решил, предварительно осознав, что комментарии это полноценная часть произведения, прозаическая, так сказать, с них, с комментариев, и решил я начать чтение, предварительно намеренно забыв о том, что стихотворную часть уже успел прочитать. И стало, на мой взгляд, гораздо проще все понимать. Кстати, во многих книгах предисловия пишутся такие подробные, где размусоливается все идущее после, так детализированно и, повторюсь, подробно, что задаешься вопросом, а зачем же тебе все уже в предисловии рассказывают. Но тут как раз такой расклад очень даже уместен. Дело в том, что поэму написал некий поэт Шейд (персонаж), а комментарии его друг некий Кинбот (тоже, соответственно, персонаж). Интересно что я в итоге не согласен с авторами некоторых рецензий в некоем общем месте, что Кинбот негодяй, эгоист, сообщающий всем, что знаменитый поэт всего лишь пересказал его идеи и мысли, которыми он, состоя с поэтом в дружбе, делился с ним. Совершенно не согласен. Я напротив увидел в комментариях Кинбота большое уважение и настоящие дружеские чувства к Шейду. Может быть, кто-то один не дочитал комментарии до конца и сделал неверный вывод, а остальные ещё меньше комментариев прочитали и просто копирнули этот вывод в свои рецензии, кто знает) Итак, комментарии сами по себе являются полноценной частью книги. Из них мы узнаем о личной трагедии поэта, о воспоминаниях комментатора, что очень интересно. Я немножко знаю каково пребывать в некоем творческом тандеме (у меня пример неудачный, но, возможно, приближенный к модели взаимоотношений Шейда и Кинбота). Немножко представляю каково вращаться в среде творческих единомышленников, представляю насколько это единомыслие хрупко. Кстати, после этого меня можно тоже обвинить в некоем эгоизме, поэтому немедленно вернусь к персонажам Набокова. Кинбот то и дело рассказывает в своих комментариях о событиях в его выдуманном государстве под названием Зембла. Мне представляется, что расположено оно должно было быть где-то в Восточной Европе. Ох уж и оттянулся Набоков описывая устами Кинбота кризис власти Царской России, а затем и Советского Союза! Эдвард Радзинский, думаю, курит в сторонке. Думаю, специально все эти перипетии, под соусом взгляда потомственного бело-эмигранта, вынесены были в некую несуществующую Земблу, чтобы, возможно, позже можно было возмущаться тому, что так много в России издают Хэминнгуая, а его, американского русского, так мало. Почему я не согласен с тем, что Кинбот считал себя талантливее Шейда, потому что, на мой взгляд, в этих комментариях, прозаической части произведения, личности поэта и его семье уделяется равное количество слов с Земблой, вроде как детищем Кинбота, которое, в случае если я не прав, должно было задавить в комментариях слова о Шейде. И, хоть финальный аккорд в трагической судьбе поэта сыграл, как мне кажется, некий революционер из Земблы, Зембла меркнет перед искренними дружескими чувствами комментатора к поэту. Что касается поэтической части, собственно поэмы "Бледный огонь", мне первая её часть (из четырёх) представляется настоящим шедевром, и первоосновой всего этого замеса, а вот последующие части уже явно были досочинены позже и были полностью уже подчинены генеральному плану произведения. Поэтому и воспринимать их надо уже как некий антураж, дополнение к комментариям. И ещё мне кажется что Шейд и Кинбот это очень жизненные собирательные образы интеллигентской прослойки населения Ленинграда, так мне показалось. А самая главная идея, мне кажется, философская идея этого произведения заключается в том, что мир у каждого человека объясняется и ощущается очень индивидуально, исключая повторения, вот и поэт Шейд, со слов критика Кинбота, хотел пересказать о его, Кинбота, мире, но получился уже мир Шейда. Да и вообще, я прочитал о каком-то своём мире, читая мой отзыв каждый представляет именно свой мир.