Собрание сочинений русского периода в 5 томах. Том 1. 1918-1925. Рассказы. Аня в Стране Чудес. Николка Персик

Что-то меня потянуло на детские произведения. Конечно «Алису …» читала в детстве, смотрела фильм, но времени прошло много. Захотелось сравнить восприятие. Прочиталась книга легко, но вот сказать, что я поражена – не могу. Сказка, с замысловатым сюжетом, с кучей неординарных героев.
Девочка Алиса засыпает с книгой и попадает в страну, где выпив эликсир можно стать маленькой, а съев пирожок, вырасти до такого размера, что даже не видеть своих ног. Это не все чудеса!!! Страну возглавляет королева. Карточная королева!!! Обычная карточная королева!!!
Но у меня всегда в голове была мысль, что это произведение стоит наряду с великими творениями. Наверно я не увидела все красоты замысла. Спросила у своих детей, им понравилось. А вот мне порой не нравились мысли и поведение Алисы. Я читала статьи, насколько это произведение приглянулось неврологам.

Я обычный читатель и оцениваю только то, что прочитала, представила, увидела. Поэтому, шедевра в книге я не нашла, но для общего кругозора прочитать стоит.

Прочитали с детьми эту книгу. До этого сюжет им был известен по аудиосказке (с В.Высоцким), по многим вариантам мультфильмов.
Читали и слушали с невероятным удовольствием. Все трое (я и дети). Хохотали. Переживали. Ворчали на некоторых персонажей (типа Королевы).
Практически все каламбуры были или поняты сразу, или поняты после моих комментариев (а куда без них для 7-8-летних детей).
В общем, я довольна прочтением, довольна восприятием, а главное - очень довольна именно этим изданием!
Во-первых, перевод Заходера - это лучшее, на мой взгляд, для первого знакомства детей с этим многогранным полотном. Акцент делается на образе девочке Алисы - вполне понятной, симпатичной, доброй, любопытной. Лингвистическая составляющая уходит пока на более дальний план - и это неплохо для данного возраста.
Во-вторых, очень яркие, симпатичные сюжетные иллюстрации. Одно удовольствие - читать и рассматривать картинки.

Под таким неказистым, словно бы заколдованным названием рассказа Набокова, скрыта пронзительнейшая история любви, достойная стать Евангелием любви, с её вечной трагедией в этом безумном мире.
Быть может, этот рассказ — одна из лучших вариаций мифа об Орфее и Эвридике.
Почему лучшая? Потому что Эвридика — находится в сумерках памяти сердца Орфея и лишь от него самого, от их общей любви, в которой они оба обнялись, (словно любовь — это высшая память и мысль о любимой, себе и мире) зависит, выйдут ли Орфей и Эвридика, из ада — на свободу, не оглянутся ли на прежние обиды, страхи, сомнения?
И.. что самое сложное: не оглянутся ли на мир, с его безумными и увечными законами истин, морали, норм, вечно распинающих любовь?

Но если сама жизнь — это ад, то куда можно выйти? На что оглянуться? Где может отдохнуть взгляд?
Закрыть глаза и довериться любви, ощущая тёплую ладошку милой, смуглой Эвридики, в своей руке.. и не важно, это будет живая ладошка, тень ладошки, письмо, милая заколочка для волос, в виде бабочки, или каштановый локон: главное, не смотреть ни на что, кроме любви, ибо сама жизнь и этот безумный мир — враги любви: обернёшься хоть раз на них — потеряешь любимого человека — навсегда.
Быть может, это самая выстраданная истина любви, к которой приходят не все, или многие.. но слишком поздно.

Вчера я навещал папу на кладбище.
Дождик только прошёл, и на траве и на улыбчивой листве какого-то милого куста (не знаю названия и не хочу знать: как в Эдеме, я дал ему имя — Витравия) словно проступила роса солнца: погладишь её и невольно улыбнёшься и рукой и губами, словно в Эдеме погладил неведомого солнечного зверька.
На кладбище всё кажется необычайным и таинственным, даже милые мелочи, такие как роса, или охота за мотыльками, или пение синички, у которой ты спрашиваешь с грустной улыбкой: сколько мне осталось прожить, милая?

И синичка словно бы нежно сходит с ума, раскачиваясь на своих скрипучих, как из детства, качельках синего голоска, и словно бы пророчествует внахлёст, о твоих жизнях через 100, 200 лет где-то в Японии, на острове Якусима, или в Индии, где я буду непоседливой травкой возле храма таинственной и древней богини, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки.

Мне нравится ходить между могилок и смотреть.. на даты смерти влюблённых. И какой-то грустный катарсис всегда приобнимает меня, тихо, за плечи, и даже нежно целует меня в правое плечо, если я вижу, как в могилке, где похоронены влюблённые, и возраст их не важен, один из влюблённых умирает почти сразу же после смерти своей половинки: они словно одно целое уже, и если умер один, то и второй.. словно Орфей (или Эвридика?), отправляется за ним.

Джон Спенсер - Орфей и Эвридика на берегу Стикса

О мой смуглый ангел… в настоящей любви, расставание с любимым, по чувствам, неотличимо от смерти его.
Причём мучительно непонятно, обоюдоостро непонятно — кто умер: я, или ты. И этот ад неизвестности и боль утраты, сильнее и таинственней в несколько раз, чем обычная, и по сути, банальная смерть, в которой нет ничего таинственного.
Если бы религия осознала эту истину, она быть может была бы иной… более таинственной, быть может, ещё более близкой людям, а не туманной.
Ну что мне знание того, что ты — жива? Что ты счастлива и любишь другого?

Нас, как нас, как единого и блаженного существа, уже больше нет. Или его ощущение есть лишь в моём сердце.. и, иногда, в твоих снах.
Если бы ты умерла и мне некие бородатые толкователи, доказывали с идиотической улыбкой, чтобы я не печалился, ибо ты на небесах и тебе хорошо и ангелы с тобой..
И каким-то чудом, бородатые и жутковатые толкователи смогли бы мне вызвать твой голос с того света или твои небесный лик, самый прекрасный лик на земле.. что мне с того? Это было бы ещё больнее.
Это как содрать заживо крылья, с человека, и потом с улыбкой говорить ему, что бы он не истекал кровью и радовался, что его крылья порхают радостно в другом воплощении, над травкой, где то в Индии, в образе чудесной карей бабочки.
Но плечи то мои, не перестанут плакать кровью от этого глупого знания!!

На кладбище я думал о рассказе Набокова и об опере Вагнера — Парсифаль.
Эта опера — важнейший ключ к пониманию рассказа. Как мы знаем, Набоков, любил оперу так же трепетно, как… Достоевского.
Я подзабыл сюжет, и смутно вспомнил его у могилки одной пары, родившейся ещё при жизни Чехова: Набокову было тогда 3 годика.

Смутно помню сюжет, да он толком и не важен. Важно то, что в опере говорится о простом рыцаре-страннике, у которого умерла мать и он набрёл на раненого короля-рыцаря (если не путаю), хранителя Чаши Грааля и копья, которым был пронзён Христос.
Простодушный рыцарь не понял таинства Чаши Грааля и страданий короля и был изгнан, и как в русской сказке, он встретит и заколдованную красавицу и сердце своё и пройдёт триликий путь от страдания, к состраданию и к любви,  — высшему знанию, и исцелит и короля и расколдует смуглую красавицу, с удивительными глазами, чуточку разного цвета.

Рассказ начинается с Вагнера. Точнее, с пожилых супругов Келлер, которые выходят из оперы.
На улице уже вечер. На реке, лунная рябь, как отмечает рассказчик — восемь веков уже гладит отражения старинных замков и облаков.
С одной стороны, это отсылка к месту и времени, когда происходили события с рыцарем Парсифалем.
С другой — тонкий намёк на стих Блока: ночь, улица, фонарь, аптека..
У Набокова — опера. Тоже, своего рода, аптека, где врачуются людские души.
Число 8 — символично для рассказа. Гг, именно в 8 часов пребывает на вокзал..
Как там у Блока? Умрёшь, начнёшь опять сначала..

8 — зацикленность движения души. Почти как полёт мотылька под фонарём: пьяные и заикающиеся, словно бы перепуганные восьмёрки: иной раз в ссорах влюблённых, тебя вдруг озаряет, словно ты на миг покидаешь тело своё: этот ад будет повторяться снова и снова, одни и те же слова будут слетать с уст, одни и те же слёзы будут литься.. пока вы следуете «человеческому», с его роковыми и запрограммированными тропинками обид, морали, страхов, сомнений, эгоизмов и т.д.
Нужно просто ступить в сторону от идиотизма «человеческого», и стать на миг — сплошной душой и любовью.

Как понятно из намёков о Блоке, в рассказе кто-то умрёт.
Чем сильнее любовь, тем ближе бьётся небо в груди, грудь разрывают исполинские крылья… а значит, близка и смерть: потому что Небесная любовь не может продолжаться в убожестве человеческих, сытненьких и подленьких норм.
Как там у Пушкина? Жил на свете рыцарь бедный..
У Набокова, это эмигрант и литератор. В символе, копьё священное, которым был пронзён бок Христа — это перо поэта, пронзающее Слово.

Оно может даровать жизнь и воскресение погибающей душе и.. гибель.
Поэт — счастлив с любимой своей, дочкой тех самых Келлеров, которые выходят из вечерней оперы. (Келлер, переводится с немецкого, как «хранители» в неком винном погребе, т.е. тёмный перевёртыш отсылки к Чаше Грааля: их дочке: чаще любви и света, как бы держащих её в заключении: так мораль иногда держит любовь в темноте подвала).
Набоков намеренно очерчивает мещанский ад их жизни: уютненько, сытненько..  однообразненько. Кошмарненько, в общем.

Внешность немца Келлера, Набоков рисует как портрет обезьяны, чего то бесчеловечного, т.е. потерявшего лик человечности в царстве сытой пошлости (хотя для многих это «демократический» идеал, когда душа зарастает жирком).
Правда, у невесты нашего поэта, мама — русская. В этом смысле проводится мысль о двойственной природе невесты и её заколдованности, а так же — о спиритуалистическом единстве мамы невесты и сказочного рыцаря Парсифаля, у которого умерла мама: так что название романа — Возвращение, отсылает читателя и к рембрандтовскому Возвращению блудного сына, но вместо сына — любовь и душа истомлённая, а вместо отца — мать природа: дочь её, невеста, вернулась к ней, и одновременно — изувеченная и грешная душа Орфея, вернулась к Матери.
А как расколдовывают принцесс, все рыцари? Побегом с ней на край света. Куда угодно.. лишь бы быть возле милых колен возлюбленной, в которых начало и конец мира. Правда, мой смуглый ангел?

Для новобрачных, уже приготовили всё: и исполинскую перину в их уютной спальне, и апельсиновые цветочки, (наверно, вершина бюргерского счастья), две пары ночных туфель и надпись на коврике: вместе до гроба.
Набоков так по чеховски ёмко очертил этот уютный ад, что влюблённым остаётся только лечь в эту перину, видимо, мягкую, как облака и умереть: духовно: может, тот кто присягает истинам и нормам этого безумного мира, уже — чуточку мёртв, душой? Заколдован?
Поразительно, но единственным живым лучиком и.. почти существом, кажется — коврик: он, словно грустный ворон, почти пророчествует: вместе до гроба..
Невермор..

Разумеется, влюблённые не могли остаться в этом уютном аду, в этом живом склепе для души и любви: после венчания, в разгар праздника в доме, они.. как дети, как душа и тело, взявшиеся за руки, убежали через чёрный ход, в скромную гостиницу неподалёку: с милым рай и в шалаше..
Символично, что в первую брачную ночь, поэт, лишь нежно поцеловал любимую — в душку (это та милая ямочка, чуть ниже шеи. Помнишь, мой смуглый ангел?).

У невесты, зелёные глаза, цвета осколочков стекла, омытых волнами.
Диванчик, на котором спали влюблённые — тоже был зелёного цвета: важнейшая тема «оптики», в рассказе — тема взора сердца и слепоты «человеческого».
Брачная ночь, нежно потонувшая в глазах любимой женщины: брачная ночь.. словно на берегу моря.

А потом была осень и свадебное путешествие: по сути, снова — побег. Побег из ада «пошлости».
Мы как-то упускаем главную мысль в мифе об Орфее и Эвридике: само пребывание Эвридики в аду — уже есть огляд на нечто тёмное и мучительное в их отношениях. Сошествие Орфея в ад за любимой — уже есть огляд памяти, на неё.
Так где был первый огляд? Может из ада нужно бежать, когда ты ещё не вошёл в него? Может любовь — это вечный побег из этого безумного мира, с его глупыми и сытыми истинами, страхами, сомнениями?

Набоков чудесно и так мимолётно, с нежностью прерафаэлитов, описывает счастье влюблённых: он сравнивает невесту с блеклым листком. Она как девочка играет с листком, порхающем в воздухе. Словно.. играет со своей душой, ибо и сама, словно в стихе Лермонтова, вот-вот отлетит от веточки…
Ну как можно читать без слёз о том, что такое райское счастье обрывается вдруг.. трагической нелепостью?

Девушка просто дотронулась до оголённого провода на улице. Видимо был дождь и провода оборвало..
Заметьте, как ненавязчиво и прозрачно, Набоков словно бы намекает, что пока любовь и небо бушевали в душах влюблённых, в небесах бушевала — гроза и.. любовь.
Небесная любовь встретилась с земной. Нужно было заземление…

И вот тут начинается сошествие Орфея — в ад.
У Набокова, это ад воспоминаний, который одновременно есть и — рай: влюблённые знают эту квантовую дихотомию воспоминаний.
Внимательный читатель подметит, как в этом аду, предметность мира запестрит чёрным цветом, словно «ледяная рябь канала», фактически — Стикса, в стихе Блока: чёрная ель, чёрная гостиница, чёрная кора дерева, чёрный камушек, с милым белым пояском, который подняла когда то на пляже, любимая.
Примечательно, что последний раз, чёрный цвет появится в описании чёрного плеча на статуе Орфея, возле гостиницы.
А может.. сама фамилия гг — Чорб, уже является инфернальной растушёвкой чёрного, чорта и гроба? — сама себе пещера и Орфей и Эвридика: в сердце!

Наш Орфей, проходит свой путь Парсифаля.. но словно бы в фотографическом негативе: он путешествует по тем местам, где он был счастлив с любимой, по тем паркам, пляжам, красота явлений которых, словно бы ещё хранит нежный отсвет её милой души и улыбок.
Это религиозное паломничество, знакомое тем, кто Любил на этой безумной земле: вспомните, как наша ладошка-лунатик в бессонную ночь, путешествует по письмам любимого, по его стихам.. или просто мы целиком превращаемся в лунатика, идём на кухню и пьём с его милого бокала, простую воду.. которая нас пьянит счастьем и сладкой болью: почти вино причастия..

Может, если собрать все признаки и отсветы любимой, то изувеченное сердце выйдет из ада и любимая воскреснет? Хотя бы в сердце..
Это своего рода экзистенциальный ад стихотворения Эдгара По — Ворон: встречусь ли я с любимой хоть в раю?
Каркнул ворон: никогда..
У Набокова, вместо таинственного ворона — муза поэта. Его бессонное сердце.

О мой смуглый ангел.. знаешь ли ты, что я по ночам, говорю с твоими нежными письмами, с фотографиями твоих смуглых ножек и с музой, как герой Ворона Эдгара По?
Я даже… по русски — пью, с вороном, ножками и с письмами твоими. Я.. сплю с вороном, с милыми ножками и с письмами твоими. И тогда ворон жалеет меня и отвечает мне что-то нежное, не столь категоричное, как невермор.
Что-то вроде: дурачок ты мой милый..
Непоседа..

И какой же Набоков без мистики? Набоков, больший мистик, чем Гоголь.
Читать Набокова, не учитывая трансцендентальную и мистическую природу его творчества, так же безбожно и греховно, как читать Чехова — лишь как юмориста.
Наш Орфей возвращается в город, откуда он и невеста - бежали. В ту самую гостиницу возвращается «в географических облуплинах узоров».
У Платонова, в его прекрасном рассказе о войне — Девушка Роза, есть этот образ: на стене концлагеря.

Термин меткий и жуткий: это гостиница-ад, почти как у Сартра, в его чудесной пьесе — За закрытыми дверями, где на том свете встретились любовники и не только.
Гостиница-глобус, как та самая капля в чашечке цветка, в стихе Блейка, в которой отразился весь мир.
Отныне, во вселенской боли Орфея — отразится целый мир: целый мир равен его чувству утраты любимой, которая была для него — вселенной: для него уже нет разницы, между гостиницей и миром, чувством утраты любимой и смертью: мир — как адекватное и божье творение — рухнул, оборвался, как тот самый провод.

Мир стал не божеским, а — бесовским, ибо связь этого мира с богом  — разорвана навсегда.
И чудесный символ этого — чёрный пудель, (как мы помним по Фаусту — символ Мефистофеля), который на вечерней улице, подняв заднюю лапку, мочится на афишу к опере Парсифаль.
Это — суд над сказочной пошлостью, над этой почти диснеевской и мерзкой сказкой морали… человеческих истин, не важно, с их приторными чудесами и счастьем, которые тотально несовместимы с тотальным, агрессивным безумием мира, распинающем любовь и счастье.
Что бы сделал Орфей, у другого писателя? Покончил с собой? Предался бы муке творчества, для воскресения возлюбленной? Запил?
Но это же Набоков..

Сначала мы видим камерный ад, диалога с памятью, когда гг заселяется в тот же номер в гостинице.
Горит одинокая и голая лампочка..
В неё бьётся одинокий мотылёк. Мышонок шуршит под обоями.
Но так и кажется, что это свет души любимой, пытается пробиться к Орфею, сквозь рябь листвы задремавшей предметности.
В одном из своих поздних романов, Набоков писал, что душа после смерти — становится светом, и, быть может, вот в этой ночной лампе, освещающей письмо от любимой, светит душа Перси Шелли..

А разве свет любви — не сильнее всех ламп в мире? Разве свет любви не пробивается к нам в загробных сумерках ссор и молчаний, так похожих на океана космического безмолвия, или после смерти любимого человека?
Поразительно, что у Набокова, сумерки предметности мира, становятся как бы туринской плащаницей, сквозь которую таинственно проступает лик возлюбленной, словно лик — Христа.
О влюблённые.. помните ли вы это чудо? Смотрите ли вы на тихий дождь под фонарём, или на качнувшуюся веточку клёна у окна, или на строчку в стихе… везде, везде вам чудится нежный силуэт любимого человека, утраченного вами навсегда.
О мой смуглый ангел.. ты как луна, заслонила для меня солнце этого мира. Словно.. ты больше и лучше и прекрасней этого мира: ты можешь дать больше… чем этот мир.

Так что бы сделал другой писатель на месте Набокова?
Что угодно: милое, грустное, безумное..
Набоков идёт по другой тропинке: нашему Орфею невыносимо остаться ночью в комнате, полной чеширских звуков былого счастья.
И потому он выходит в ночь и.. снимает проститутку.
Фактически — ночную бабочку.

Если вы думаете, что снимает он её для услаждения своей страсти или горя — вы ошибаетесь.
Хотя и это бывает. Я не раз видел, как люди, убитые горем разлуки или даже смертью близкого человека — инстинктивно ищут спасения или забвения в угаре витальности страсти или даже голого порока.
Это не плохо и не хорошо. Это чёртов ад жизни.
Но у нашего Орфея, всё иначе.
Как и у нас с тобой, правда, мой смуглый ангел?
Что мне все женщины мира, если тебя, неземной, больше нет рядом? Они не больше, чем серое мельтешение мотыльков под фонарём где-то в Калькутте: со стороны это похоже на снег, который сошёл с ума от тоски по тебе, о мой смуглый ангел.. моя московская Эвридика.

Вы теряли близких? Внезапно. Неожиданно, когда ничто не предвещало? Ну, может быть, это были не люди, а любимые питомцы? Горькое, удушающее чувство. Ты протягивает руки, закрываешь глаза и пытаешься воспроизвести в памяти тот момент когда это случилось, мысленно это исправить, строя события в другом порядке. Когда открываешь глаза, то понимаешь, что нет - реальность не поменялась...

В моей жизни был такой эпизод. И именно его я вспоминала, читая этот рассказ. Странный он, Набоков, скажу я вам... Он обладает талантом затягивания. И не важно, о чём он пишет и как, потому что язык у него разный. И в этом маленьком трагическом рассказе его слог богат и прилипуч своим проникновенным реализмом настолько, что текст можно читать даже в шумном помещении, но ощущать себя внутри книги. Он пугает меня, это писатель, и уже не первый раз...

Герой этого рассказа, так же как и я когда-то в мыслях, а он в реальности пытался обмануть эту самую горькую правду своей потери, пытаясь собрать на нитку забытые ощущения присутствия любимой, обходя места их путешествия после её внезапной смерти.

Болезненные скитания раненого в душу человека в полуосознанном восприятии действительности. Представьте, что у вас высокая температура, а вы любуетесь закатом или, истекая кровью, сидите за праздничным столом. Всё равно скоро свалитесь. А может это поможет быстрее смириться и принять случившееся? Жуть...

Страшно притягательный текст и страшная история. В подавленном состоянии читать не рекомендую.

Честно искала здесь такое же издание, что стоит у меня на полочке, но потом плюнула, разочаровалась в Мироздании и откровенно обленилась: не буду добавлять вручную то позорище, на обложке которого чёрным по розовому написано «"Аня в стране чудес" в переводе В. Набокова». "Какая же Аня, когда самая настоящая Алиса?" - вознегодовал ещё маленький, но уже уверенный в себе мой внутренний лингвист и открыл сразу вторую половину книги, где приведён оригинальной текст истории о всем известных Путешествиях одной Девочки.

Как ни крути, но Льюис Кэролл - Мастер Слова. Вот именно так, с заглавных букв. На каждой странице непременно можно найти блестящую шутку или фразу, которая может для кого-то стать жизненным кредо. А какая игра слов! Потрясающе! К примеру, несколько цитат:

When I used to read fairy-tales, I fancied that kind of thing never happened, and now here I am in the middle of one! There ought to be a book written about me, that there ought! And when I grow up, I’llwrite one — but I’M grown up now,» she added in a sorrowful tone; «at least there’s no room to grow up any more here.»

«And how many hours a day did you do lessons?» said Alice, in a hurry to change the subject.
«Ten hours the first day,» said the Mock Turtle: «nine the next, and so on.»
«What a curious plan!» exclaimed Alice.
«That’s the reason they're called lessons,» the Gryphon remarked: «because they lessen from day to day.»

Ещё хочется сказать несколько слов об оформлении. Из всех предоставляемых ЛайвЛиб'ом изданий я выбрала именно это, потому что на обложке - иллюстрация Джона Тенниела, человека, к которому при иллюстрировании своей книги обратился сам Кэролл. К "Alice's adventures in Wonderland" он нарисовал 42 иллюстрации - почему-то именно на таком количестве настаивал автор. Откровенно говоря, иллюстрации потрясающие, лично меня они не оставили равнодушной, поэтому я спешу ими с вами поделиться.

И, собственно, небольшой бонус. Льюис Кэролл делал для Джона Тенниела небольшие наброски, на основании которых он создавал иллюстрации. Представляю вашему вниманию их работы(;

Я думаю, что ещё не раз сяду перечитывать "Alice's adventures in Wonderland", потому что это для меня эта книга навсегда останется самой доброй, светлой и смешной. Льюис Кэролл, спасибо Вам огромное, что подарили нескольким поколениям своих читателей это Волшебство!

Просто великолепная история, к которой я возвращаюсь почти что каждый год, только в разных видах: то фильм посмотрю, то мультик... Вот добралась и до книги, которую читала, наверное, последний раз в детстве... Было приятно провести время с чудными обитателями сна Алисы, снова выпить чашечку чая с Мартовским Зайцем, Шляпником и Соней, поболтать с Чеширом и насладиться его улыбкой, поиграть в крикет с Королевой и послушать мудрости из уст Гусеницы с кальяном... Всё это настолько родное и забавное, что хочется остаться в этом мирке подольше!

Сам сюжет очень интересен: главная героиня Алиса засыпает на коленях у сестры в дворе своего дома. Она видит потрясающий сон об удивительном мире, где встречается с абсолютно невозможными и нереальными вещами, но для неё они как будто бы вполне нормальны в это время. Говорящие животные, пузырьки с жидкостью для увеличения и для уменьшения, гриб, который помогает принять разные формы, песни и пляски, ребёнок, превращающийся в поросёнка... И это все так интересно и до абсурда смешно, что невольно хочется узнать, что же дальше ждёт Алису?

Мои любимые герои — несомненно Чешир и Шляпник, я не буду оригинальна. Они милы, забавны и умны (после фильмов я влюбилась в них ещё сильнее...).

Иллюстрации к книге помогают погрузиться в атмосферу и вдоволь налюбоваться героями книги, сравнивая их со своими представлениями в голове.

Детям эта книга должна понравиться 100%, потому что в ней есть множество нереальных вещей, которыми так восхищаются малыши...

Я, видимо, ещё не совсем ушла из возраста детской восторженности, потому что со счастливой улыбкой следила за Алисой. И с удовольствием порекомендую эту книгу и вам, если случилось так, что вы ещё с ней не знакомы :)

Н-да неожидала я такого от этой сказки. Сколько про неё говорят, сколько снято по ней,  но такой бредятины я не ожидала от слова совсем.
Милая добрая девочка попала в кроличью нору и оказалось совсем в другом мире. Кажется очень интересное начало, но увы.
Глупые нелогичные диалоги, действия, поступки.
Дети явно не воспримут.
Тот момент когда "Алиса выдрала себе уши, когда смухлевала сама с собой играя в гольф" ну это что то. В каждой главе какой то бред и абсурд.

Не читала я эту книгу в детстве и хорошо. Не потеряла ничего и своим детям вряд-ли буду это читать.

Отличная сокращенная история для детей. Повествование идет ровно и не страдает сюжет от сокращения.
А сюжет наверно известен всем, но кратко расскажу. Алиса видя белого Кролика в красном суртуке и с часами, интересуется, кла же он так торопится. Следуя за ним она попадает в страну чудес, где ей встретятся дронт Додо, мышка Соня, Шляпник, чеширский кот, рыбы-слуги, многие другие и самое важное Королева Черв.
К немецкому не притрагивалась наверно со школы(лет 15 назад), но не смотря на это книга очень хорошо читалась и отличные иллюстрации только добавили приятное впечатление о книге. На обложке мягкие тканевые(по типу замши) включения из-за чего книга приятно ложиться в руку.

Ожидание и надежда...Чем они чаще всего заканчиваются для человека? Волнительным трепетом, переходящим в восторг, или смутной тревогой, оканчивающейся горьким разочарованием? Наверное, зависит от того, что человек ждёт и на что надеется. Здесь ждут двое и каждый своё...

Один из них, пока ждёт, наблюдает за другим, потому что он не может иначе - он всё видит, замечает, обдумывает и глубоко чувствует. Только вот любит не ту... Ждёт её на свидание, а она всё равно не придёт, потому что она "лживая и дикая, живущая в праздной печали".  А почему и за что ты любишь её? Какой бессмысленный вопрос и скольким многим хочется его задать... "Я шёл и думал о том, что на свидание ты не придёшь. А если придёшь, то всё равно опять поссоримся. Я умел только лепить и любить. Тебе было мало этого."  Что это, насмешка вселенной - соединять чуждые друг другу сердца или заставлять одно сердце любить другое безответно, мучительно разочаровываясь, постоянно ожидая звонка, ответа, прихода...

Пока он ждал любовь, другая ждала покупателей, а он за ней наблюдал. О, это другого рода надежда! С привкусом страха и опасности. А вдруг не придут и тебе не на что будет жить? И такой неприятный холодок по всему телу... Ой, кажется подходят, подходят, сейчас купят... Слава богу, сегодня повезло. Знакомо? Если часто это чувствовать, то жизнь становится немила и воспринимается как бесконечное испытание. Впрочем, она у всех полна своим адреналином.

"Благость" - назвал этот рассказ Набоков, который великий и ему позволено написать о чём угодно, например, просто о своих ощущениях. Так вот, тут ожидание и надежда закончились не тем, о чём я писала в самом начале, а благостью. Необычно, правда? Зависимость закончилась освобождением! Это счастье. Это как раз то счастье, которое даётся человеку в награду после долгих мучений. Хватка ослаблена, и ты уже не задыхаешься, выходишь из темноты на свет и обнаруживаешь, что мир большой, наполненный, и в нём не только ты и твоё ожидание.

Так пусть же все наши неоправданные ожидания и несбывшиеся надежды оканчиваются не болезненным разочарованием, а благостным освобождением из плена собственных заблуждений...

Так удивительно сложилось, что я очень люблю переделки "Алисы", различные фан-арты, "Мэднес Ретурн" считаю одной из запоминающихся игр в принципе в жизни. Мне зашел "Золотой полдень" Сапковского, с его мрачной правдой... Фильмы и мультфильмы по Алисе хороши... как почти экранизации, так и вольная Бертоновская версия.
Но с оригиналом для меня было что-то не так. Мне он показался местами занятным и интересным, в книге достаточно много игр с языком, но местами что-то для меня совсем провисало. Не знаю, то ли становилось на личный вкус слишком много абсурда, то ли просто сюжет застревал на чем-то мне не интересным (например, танцы в конце пришлось почти пролистывать).
И я даже не могу сказать точно понравилось мне или нет. Впечатление смазанное. Как-будто и правда увидел сон, занятным местами, местами тягучий, но проснувшись забыл уже сразу половину деталей.
Так что в "плюс" по оценкам увожу Алису скорее за культурное явление...