Иерусалим

Время — вечное и твердое, и в нем ничего не меняется, ничего не умирает.

Я знаю, что я текст. Я знаю, что ты читаешь меня. Вот главная разница между нами: ты не знаешь, что ты текст. Ты не знаешь, что читаешь себя.

Береги себя, хорошо? Похоже, из тебя выйдет самый любимый персонаж в самой любимой главе.

В каком-то смысле она даже успокаивала — мысль, что чего бы ты ни сделал и ни достиг, по гамбургскому счету ты лишь актер, играющий в мастерски прописанной драме. Просто пока этого не знаешь и думаешь, что импровизируешь.

Даже если бы у них еще были сердца, то они бы все равно не бились.

Если все правда серьезно, тогда крики бы не оборвались, как только начались, верно?

Вы, главное, помните, что за рулем дьявол. Тада он не застанет вас врасплох.

Простая покинутость и сделала из нее чудовище.

Я не умник, Реджи, я прост не такой дебил, как некоторые.

Все дни Доддриджа были частью его, частью его вечной сущности, и состоял он лишь из этих дней, из мыслей, слов и деяний этих дней. Они были его богатством. Они были для него всем.