Иерусалим

Хотя Билл всегда в душе был анархистом и в целом одобрял беззаконие загробной жизни, он давно смирился с тем, что неуправляемые утопии в итоге разрождаются абсолютными сраными кошмарами.

Мир, который им всучили, не был миром, который им обещали, которого они ожидали, который они должны были получить по праву.

Возможно, картины добьются того, чего она от них хочет. Возможно, они оправдают ее завышенные требования и излечат раненые души.

Это страстное желание превратить реальность в более благоприятный к человеческим существам ареал, — тот самый эфирный огонь, который словно разлит в свежем воздухе.

Если бы повод так на него посмотреть Альме дало какое-нибудь поле, то там бы сотни лет ничего не росло.

Оказывается, классовые предубеждения не считаются в мире проблемой; возможно, потому, что их жертвы традиционно безграмотны и безгласны.

Идеи для нее — как поросята для фермера: она даже визга зря не упустит, если может.

Хотя за прошедшие годы она наверняка потеряла не одну банкноту высокого номинала, она по-прежнему противится идее сумочки или кошелька, доказывая, что этим ты так и напрашиваешься потерять все и сразу. На ее взгляд, велика вероятность, что она забудет сумочку в кафе, тогда как штаны забыть куда сложней. Не совсем невозможно, но сложней.

Альме обидно за этих пропавших людей, недостойных упоминания и непривлекательных для черно-белых ретроспектив; за эти анонимные комки пыли, что навсегда затерялись под большим громоздким гардеробом двадцатого века. Хочется заполнить ими людные сцены на картинах, хочется думать, что их в своем времени и месте обитания обволокло обширное звездное желе времени, что они застыли навсегда с нетронутыми обидами и слабостями, — ноты на станах сногсшибательной мелодии.

Проще зарыть, чем закрыть.