Богоматерь цветов

Чтобы примерно понять мои впечатления от книги, представьте перед собой миловидную девушку в элегантной одежде с изящными жестами и едва уловимым шлейфом изысканного парфюма. Она уже почти прошла мимо вас, но краем уха вы улавливаете часть телефонного разговора, где она гнет таким крепким словцом, способным вогнать в краску даже сапожников с многолетним стажем. Здесь тоже за очаровательным названием скрывается такая мерзость, которую ты совсем не ждешь, как случайно обнаруженная утром кучка экскрементов на коврике за входной дверью. И уже неважно, какие именно темы будет поднимать автор в своем романе, насколько тяжелой была его судьба, оставившая след на его творчестве и восприятии мира в целом, как нарочито выпирает его одиночество между строк. Ты не можешь ему простить того, что он вылил на тебя ночной горшок просто из шалости, потому что у него своеобразное чувство юмора. Это определенно одна из самых гадких книг, которые мне довелось прочитать за последние годы. Еще гаже она оттого, что автор может выражаться красиво, употребляя в речи интересные метафоры и эпитеты:

Причем я с пониманием отношусь к его эротическим фантазиям. В конце концов, о чем еще думает среднестатистический мужчина в тюремной камере и куда он может выплеснуть свою сексуальную энергию? Либо на стены в виде похабных рисунков, либо на бумагу, как это делали до него писатели с более тонкой душевной организацией. Например, тот же Джон Клеланд , сочинивший бульварную эротику Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех в долговой тюрьме в Лондоне, или Маркиз де Сад , писавший романы в Бастилии. Хотя я не любитель подобного чтива. Но уж если хочется выплеснуть навязчивые эротические сцены, то почему нельзя сделать это более-менее эстетично? Ведь в книге были проблески:

А вместо этого автор сравнивает девушку, пардон муа, с куском говна:

или упивается своим извращенным обонянием:

или же дает советы, как сделать любовный приворот из подручных средств:

Приворот, может, действенный, вот только вряд ли потом захочется целоваться)) Во всяком случае, меня тошнило от одного описания. А подобных моментов очень много в тексте, где подробненько расскажут, кто и как занимается онанизмом, роняет жемчужины, вдыхает ароматы отхожего места в камере и т.п. В прочем, персонажи под стать этой зловонной жиже. Как говорится, мы не сошлись характерами. Я был настроен поговорить серьезно, а передо мной крутились кокетливо-жеманные образы с дешевыми театральными ужимками. Порой даже хотелось пожалеть Дивину, когда она страдала от очередного приступа ревности. Но ей по жизни нужна драма. Чем помпезнее выглядит ее трагедия со стороны - тем усерднее она будет заламывать руки. Такие люди не могут сидеть на попе смирно, как и сам автор со своими многочисленными приключениями и арестами. Не зря Дивина живет по принципу:

Именно эта цитата натолкнула меня на мысль о малодушии автора. Он намеренно добавил сюда столько грязи, чтоб никто не сказал, насколько книга омерзительна. Конечно, можно искать тут скрытый смысл, засучив рукава по самый локоть. Но те крупицы, как, например, рассказ Клемента о его преступлении вряд ли оправдают всё остальное. Я считаю, что за этим эпатажем замаскировано бахвальство автора, что он не боится называть вещи своими именами, открыто симпатизировать преступникам, быть не таким, как все. Эдакий вызов моралистам. Изначально выгодная позиция, а отклик читателей абсолютно неважен, потому что:

Я начинаю бояться скандальной литературы, почему-то мне попадается с такой формулировкой французская литература 20 века. Что Селин, что Жене ломают все стереотипы и то о чем раньше писать нельзя было, они написали. Но вот мне после их книг хочется сходить в душ и не один раз.
В "предисловии" рассказывается об авторе, о том, что он был незадачливым воришкой, часто попадался и часто отбывал срок. Свою первую книгу, "Богоматерь цветов", он написал в тюрьме, а потом опубликовал за свой счет. Вскоре пришла слава и известность, а с ней путешествия по миру. Автор был геем и в книге много геев, иногда я даже путалась кто гей, а кто нет, потому что у некоторых женские имена и в принципе будь книга без пространных описаний и странноватых сравнений, может мне бы и понравилось, но из-за сумбурности читалось сложно и если еще как-то более-менее прорываешься сначала, то после появления убийцы сравнений все больше. Наверное, автору он импонирует, но мне было не очень. Если Селин описывал как человека рвет и похожее, отчего хотелось самой выйти, то у Жене такого не заметила, отчего читать не менее отвратительно.

так написать можно было только в тюрьме, будучи уверенным, что никогда из тюрьмы не выйдешь. пусть с ними с гомосексуализмом и извращенной моралью, но сам тон книги - взвинченно-сентиментальная трель малиновки, поющей последнюю песнь в терновом кусте. пока не включишь напоминалку, что Жене писал Богоматерь цветов, готовясь к смерти, как вещь, которая никогда никем не будет издана, тогда это читаемо. иначе - слишком приторно. приторно о мужчинах-проституках - такое под силу только Жене. в любом случае, он француз, а они там все особым миром гениальности мазаны, поэтому книга получилась болезненно изящная, словно трупный цветок, распустившийся на помойке. кругом ржавчина и гарь, а он пахнет как ангел. оп, вот и меня заносит - все Жене виноват.

Когда я увидела аннотацию, в которой сказано, что книга о жизни парижских низов, то подумала, что это будет что-то типа "Парижских тайн" Сю. Не тут-то было.
Книга - всего лишь сборник фантазий сидящего в тюрьме, очень личных фантазий. Делать ему нечего, он отдает всего себя мечтаниям, погружается в грезы. Обилие гадостных словечек, фекалий и прочих неприятностей кажется просто отрицанием всего. Общество не принимает автора, и он плюет на него, совершает акт словесной дефекации. Люди радуются, ликуют, даже смакуют все эти совершаемые автором через его героев непотребства, и это неудивительно: обычно людям нравится читать о всяких гадостях (недаром новости об убийствах и каннибализме набирают больше просмотров, чем об открытиях ученых). Лично для меня грязи оказалось слишком уж много, где-то к середине пассажи начали вызывать рвотный рефлекс. Повествование чрезмерно вязкое, вот так одним махом книгу не прочитаешь.
Отдельно отмечу язык текста: в нем утопаешь, как в болоте, но он очень метафоричен, роман прямо-таки пестрит средствами художественной выразительности.

В общем, знакомство с еще одним неизвестным автором состоялось, книга мне не понравилась (не люблю вот такую "бессюжетность"), советовать ее не могу.

Люблю лето. За удушливый жар, струящийся ввысь от расплавленного асфальта. За сочную темную листву городских парков и птичьи песни дни и ночи напролет. За то, что на улицу можно выйти в одном сарафане и паре сандалий, и никаких слоев из свитеров, маек, колгот, шарфов и курток…
Этим летом в июне моему дедушке исполнилось 80 лет. В июле у него диагностировали рак. В последних днях августа, так уж совпало, накануне моего дня рожденья, он попал в больницу. Врачи говорят что все безнадежно. А я вспоминаю человека, который учил меня плавать, кататься на велосипеде, пользоваться спичками и ножом… Вспоминаю, как мои родители делали ремонт, а меня, тогда третьеклассницу, отправили пожить к бабушке с дедушкой. И как дед забирал меня из школы, мы шли к ним домой пешком и обязательно делали остановку в крохотном гастрономчике, где покупали бутылку лимонада «Лебордо» и выпивали его на «нашем» месте – уродливом бетонном блоке в самом начале довольно крутого подъема на Батыеву гору. Тогда был май, почти лето… Вокруг была зеленая листва и птичьи трели.
Мама сказала: «я еще не готова жить без него». И я подписалась бы под каждым ее словом…

Роман Жана Жене «Богоматерь цветов» был написан в 1943 г. Чтобы иметь представление о творчестве этого писателя, важно знать его биографию. Жене был, безусловно, трудным ребенком. Его мать бросила Жана когда малышу было всего 6 месяцев. Позже он разыскал родильный дом, адрес которого был указан в свидетельстве о рождении, и узнал, что его мать была проституткой. Имя отца так и осталось для писателя тайной до конца его жизни. Он жил в приемных семьях. В 10 лет был обвинен в воровстве, которого якобы не совершал. Впечатлительный ребенок решил обидеться и таки стать вором! Позже он сказал об этом так: «Я решил отрицать мир, который отрицал меня». Воровство, гомосексуализм, тюремное заключение, дезертирство из Иностранного легиона, путешествие через всю Европу и многочисленные отсидки за бродяжничество, нарушение границы, контрабанду наркотиков, кражи, конокрадство, проституцию – вырваться из этого порочного круга Жене в каком-то смысле позволил его писательский талант и заступничество друзей – известных французских литераторов и писателей. Жене как писатель получил признание после публикации первого же романа, а сейчас считается одним из классиков французской литературы.
Роман «Богоматерь цветов» - это история жизни социального полукриминального дна Парижа. Персонажи этой истории – проститутки, сутенеры, воры и убийцы. Эти люди живут другой моралью и не имеют ничего общего с образами благородных юношей и дев, попавших в сложные жизненные ситуации. В героях Жене преобладает животное начало. Нотр-Дам-де-Флер с невинным взглядом и детским лицом убивает старика. Просто захотелось. Сутенер Миньон, который в некотором роде влюблен в проститутку Дивину, упивается роскошью, на которую у него нет денег. Он крадет, он предает, он стучит полиции… А Дивина… Образ трансвестита и проститута Дивины удивительно перекликается с образом самого писателя: «Ведь «К чему мне быть теперь тысячу раз доброй? Чтобы загладить вину за это неискупимое преступление? Так что будем скверной».
Пожалуй, больше всего в романе поражает яркий, поэтический язык и глубина философских суждений автора. Очевидно, к 33 годам, а именно в этом возрасте автор написал свой первый роман «Богоматерь цветов», Жан Жене имел возможность долго и вдумчиво наблюдать за жизнью людей, которых принято называть отбросами общества. И достаточный талант чтобы отобразить свои мысли на бумаге.
Правда, меня смущает само противостояние между образом жизни автора, темами его произведений и тем, что принято называть общественной моралью. Если общество называет тебя вором, логично ли покорно соглашаться с этим ярлыком? Сколько бунтарского в решении воспевать, едва ли не романтизировать в довольно затейливый способ жизнь воров и убийц, дразня тем самым общественное мнение? Какая-то извращенная борьба непротивлением!
Но уж в чем бы не обвиняли Жана Жене, только не в непоследовательности. Согласно завещанию, в котором Жене остался неизменно верен своим принципам, он был похоронен в Марокко, на старом испанском кладбище, с одной стороны которого расположена тюрьма, а с другой – публичный дом.

Неудобно.
Неудобно было читать.
Неудобно писать отзыв.

Такое ощущение, будто подглядываешь за чем-то личным.
Дело не в ханжестве, а в том, что автор явно не в ладу с собой пребывал. Поскольку я не филолог и не могу оценить красивое построение фраз или красоту таких образов в полной мере, у меня остается только мой личный взгляд на написанное – взгляд врача. И вот эта вся книга , преломляясь в моем воображении, ложится мягкими листами на стол психиатра. Человека, которого заинтересуют эти образы, как способ автора справиться с внутренними конфликтами. С травмирующими обстоятельствами внешнего и внутреннего мира. И это не мои фантазии или неприятие чужого образа жизни , мышления. Прочитала слова, которые Жене сказал незадолго до смерти:
Большая часть жизни проходит в дурацком отупении, в убогом идиотизме: открываешь дверь, зажигаешь сигарету... В жизни человека бывает лишь несколько проблесков. Всё остальное — серая мгла (с)

Во время чтения меня радовало осознание того, что автор проживет еще многие годы после момента написания этой книги. У него будет шанс увидеть жизнь как то иначе, оптимистичнее что ли.
Но увы.
Цитата, приведенная выше развевает радужные надежды и поневоле проникаешься к автору чем-то вроде сочувствия. Да и что именно он считал проблесками? Интересно было бы узнать.

Нет у меня желания ни коим образом анализировать или препарировать сей труд. И писать нечто смешное по мотивам. Если честно, у меня во время и особенно после чтения желание только одно – отложить книгу, молча встать у окна и помолиться за упокоение души Ж. Жене, который, возможно, обретет в другой жизни нечто такое, что рассеет серую мглу и он порадует тот другой мир своим талантом рассказчика , только те, другие истории будут излучать нечто более светлое и живое, а не тупую боль, страх, одиночество и угасание, как эта книга.

"Богоматерь цветов" - это практически чистая поэзия. Это чувства, переданные через предметы. Это любовь физическая, осязаемая, ощущаемая. Любовь как половой акт. Секс как поэзия. И тёмная (неприятная) сторона человека, которая выходит наружу, заставляет воровать, убивать, предавать.

Главные герои книги - люди "дна", те, кто чью жизнь не назовешь честной. Они преступают закон, просто потому что преступают закон. Изнанка человека. Им трудно остановиться, по сути они придумали себе такую жизнь, создали маску - и от нее уже не уйти. Предатели предают, убийцы убивают. Если галстук мешает человеку, галстук надо не снять, а затянуть потуже. И в этой тёмной стороне человека Жан Жене, вор, укравший один из томов Пруста, продолжатель великой французской литературы (как бы громко это ни звучало), черпает своё вдохновение. В людях, жизнь которых закончилась казнью. Вещественное доказательство их жизни и смерти - Гильотина. А невещественное - воспоминания рассказчика, который не даёт им умереть в человеческой памяти, воскрешая на страницах книги.

Герои - проститутки, коты-сутенёры, воры и убийцы. Здесь главенствует человеческое тело: от члена до ануса. Телесный низ во всей красе. Жизнь, преображенная поэзией. Поэзией, которая не "поражает конфликт", а его "разрешает".

Есть книги, которые стоит читать именно из-за сюжета, следить за приключением героев, ожидать развязки, смаковать неожиданные повороты событий, интриги, загадки и так далее. Эту книгу ради такого не стоит даже брать в руки, вас будет ожидать жестокое разочарование. Честно признаться, я вообще толком не понял, о чём она. Один чувак, вроде, сидит в тюрьме и фантазирует. Но, фантазирует он так, что, вроде, и галлюцинирует. Или это воспоминания. Непонятно. В его фантазиях другой чувак, по прозвищу которого и названа книга, вообще не является центральной фигурой – Нотр Дам де Флер, юный воришка, случайно сделавшийся убийцей и попавший в компанию к сутенеру («коту») – Миньону и, собственно, проститутке-педерасту-трансвеститу – Дивине (урождённому Луи Кюлафруа). И он так талантливо галлюцинирует, что повествует как бы изнутри каждого героя, проживая жизнь за них. Но как он это делает… Вот читать можно только ради этого.
Представьте себе полотно, картину. Вы смотрите на неё и не понимаете, что за хрень такая, несуразица, безобразные аляпистые мазки, хаотичные узоры, безвкусица, да и только. Но оторваться не можете, притягивает что-то. Подходите ближе и начинаете различать более мелкие штрихи, они филигранно прорисованы, они, как бисер, в каждой сверкающей капле – мир. Мир совершенный, утончённый и прочувствованный, Живой, но болезненно агонизирующий, он красив, как искренний и честный порок, никогда не знающий, что он мог быть и добродетельным.
Жене настолько любовно и мастерски описывает какие-то пустяковые частности, на которые люди обычно и внимания то не обращают, так, что-то сокровенное выплывает наружу, изящное и хрупкое, заставляя думать о себе. Абзац – и вселенная, о которой никто не подозревал. Метафорично, красочно образно, при всём при этом, удивительно реалистично. Не смотря на тематику, в книге нет ни откровенной пошлости, ни чернухи, нет ничего нарочито аморального и вызывающего. Даже частое слово «педераст» не режет слух. Вот сумел Жене описать и какие-то физиологические подробности так, что их таковыми и не воспринимаешь. У него даже смерть от чахотки красива и утончённо возвышенна.

«…Комната была пустой. Опустошенной. Смерть создает пустоту иначе и лучше, чем компрессор. Простыня на кровати намечала рельеф лица, как глина, едва тронутая скульптором.
Кюлафруа, вытянув напряженную руку, приподнимает ее. Покойница по-прежнему здесь. Он подошел ближе, чтобы меньше бояться. Он решился потрогать лицо и даже поцеловать веки, круглые и ледяные, как шарики агата.
Тело казалось оплодотворенным действительностью. Оно изрекало истину. В этот момент ребенок был словно охвачен роем беспорядочных воспоминаний о прежде прочитанных и услышанных историях, а именно: о том, что комната Бернадетты Субиру в час ее кончины была наполнена ароматом незримых фиалок. Он инстинктивно принюхался и не ощутил запаха, которым, как считается, обладает святость. Бог забыл о своей рабе. И прекрасно.
Во-первых, не следует расточать цветочные ароматы над кроватью только что почившей старой девы; а во вторых следует опасаться посеять панику в детских душах.
Но, кажется, именно из этого мгновения протянулась нить, которая должна была привести Кюлафруа-Дивину, с неизбежностью, устроенной высшей силой, к смерти. Слепые попытки начались гораздо раньше. Изучение -расследование, -
которое велось вначале с восхищением, нахлынувшим при первых ответах, возвращало его к тем отдаленным, туманным, непроницаемым эпохам, когда он принадлежал народу богов, подобных пещерным людям, которые еще пеленаются в свои пропахшие мочой лохмотья и хранят это достоинство, деля его с детьми и некоторыми животными: степенность и благородство, справедливо называемое античным. Теперь -- все больше и больше, и так до чисто поэтического восприятия мира с приобретением Знания пеленки разворачивались. Каждый допрос или опрос, рождая все более пустой отзвук, указывали ему на смерть — единственную реальность, переполняющую нас.
Пропала радость от столкновений с действительностью. При каждой попытке прикоснуться к ней испытующий пальчик слепца погружался в пустоту. Двери вращались сами собой и никуда больше не вели. Он поцеловал старуху в глаза,
и змеиный холод сковал его. Он уже готов был пошатнуться, даже упасть, когда на помощь выступило Воспоминание: воспоминание о бархатных брюках Альберто; как человек, которому неожиданно дается привилегия бросить взгляд в глубь
самой сокровенной тайны, торопится отвернуться, чтобы ощутить под ногами земную твердь, Кюлафруа в ужасе отпрянул, втянув голову в плечи, в теплое и обволакивающее воспоминание о брюках Альберто, в которых его взгляду
предстал успокаивающий, утешающий выводок синиц.
Потом он вернулся, несомый спустившимся с неба Альберто, в свою комнату, в кровать, и заплакал. Но -пусть вас это не удивляет - он заплакал оттого, что не может заплакать.
Вот как умерла наша Великая Дивина….»
«…Дивина умерла вчера посреди лужи крови, исторгнутой ею из собственной груди, она испустила дух, в последнем заблуждении приняв эту кровь за воплощение той самой черной пустоты, на которую с трагической настойчивостью
указывала разбитая скрипка, увиденная у следователя в груде вещественных доказательств; так Иисус показывал на свою золотистую язву, в глубине которой билось Его огненное Святое сердце. Это - божественная суть ее смерти. Другая - наша - явилась в потоках крови, залившей ее ночную рубашку и простыни (безжалостное разящее солнце улеглось на окровавленных простынях ее постели), приравняв ее смерть к убийству….»

И кто такая (такой/такое) Дивина… нелепый, жалкий и смешной педераст, прекрасный, ломкий, страдающий, с кровоточащим сердцем и непостижимой душой.
Да, вот так я заговорил. Но я толком не стал вникать в психологические перипетии героев, в их моральные страдания, душевные метания, воспоминания, дилеммы и прочее, хотя, эта сторона отражена так же на уровне. Я просто наслаждался слогом, честно скажу, я наблюдал, как ребёнок наблюдает за ловким жонглёром, за словами, вложенными Жене в эту книгу. Только потом я понял, что всё тут намного глубже и трагичнее, чем мне показалось.

В основном, эту книгу ругают за грязь. Но я буду ругать ее за другое. Пустословие. Пафосное пустословие. И нет, я не соглашусь с теми, кто считает, что, мол, это богемный французский слог гениального автора.

Пафосное пустословие. Он перескакивает с мысли на мысль. Загружает текст ненужными деталями. Хватается за что-то и несется в иную сторону от основного повествования. А потому вдруг вспоминает, что вообще-то тут роман пишется. Точнее, он его пишет. Но это неточно. Судя по стилю повествования. И он снова прыгает, стремясь вернуться к сюжетной линии. Но потом опять соскакивает.

Я не чувствую за его словами силы, энергии, чего-то реального. Как будто читаешь набор слов, сложенных в предложение, взятых из разных источников. И пытаешься уловить какой-то смысл в этой каше.

Вот да, точно! Каша. Каша, которую делают из всего подряд. Каша в его голове. И он пытается из этой каши создать какую-то твердую форму. Но не получается. Хотя если применить тут пищевую метафору, то твердая форма каши, после того, как она переварится, это, пардоньте муа, говно.

И всё это приправлено какими-то дичайшими метафорами. Во всем этом чувствуется как-то бесконечный надрыв, вопль, даже рёв о помощи. Не знаю, может, автор любил наркотики и/или был болен какой-то психической хворью. Так уж случается, что люди очень часто путают и принимают психические отклонения за гениальность и одаренность.

Уж лучше “Я, мои друзья и героин” почитать. Там хотя бы всё просто, ясно и внятно. Без каши и пафосного пустословия.

Читать "Богоматерь цветов" – непросто, как бывает непросто понять речь бедняка или юродивого, однако в этой неразборчивости может быть заключена великая красота и некая тайна.

И само повествование, и обилие метафор, и смыслы – все в этой книге лишено очевидности, ко всему нужно присматриваться заново вновь и вновь. Однако эта книга прекрасна, и Жан Жене – великий поэт, у меня теперь нет в этом никаких сомнений. В некоторых местах книги я получал буквально физическое наслаждение от некоторых образов, рассыпанных по всей книге как цветы. Более сильных и интересных поэтических образов и я не встречал никогда и нигде.

"Богоматерь цветов" – это настоящая поэзия, неповерхностная и сложная, недоступная для понимания обывателя. Если Вы прочтете этот роман, станете гораздо искушеннее и уточненнее в понимании красоты и чувственности. Однако этот путь не будет комфортным и легким для Вас.

Я не стану советовать книгу кому бы то ни было: она сложна и неоднозначна, пусть и включает в себя прекрасные миры Жана Жене. Это книга из тех, что находишь в поиске чего-то особого и недоступного остальным, в поисках сокровенных тайн. Такие книги не читают по рекомендации, их наощупь ищут на развалинах храмов Красоты и Поэзии.