Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Богоматерь цветов

Жан Жене

  • Аватар пользователя
    Аноним28 мая 2012 г.

    Есть книги, которые стоит читать именно из-за сюжета, следить за приключением героев, ожидать развязки, смаковать неожиданные повороты событий, интриги, загадки и так далее. Эту книгу ради такого не стоит даже брать в руки, вас будет ожидать жестокое разочарование. Честно признаться, я вообще толком не понял, о чём она. Один чувак, вроде, сидит в тюрьме и фантазирует. Но, фантазирует он так, что, вроде, и галлюцинирует. Или это воспоминания. Непонятно. В его фантазиях другой чувак, по прозвищу которого и названа книга, вообще не является центральной фигурой – Нотр Дам де Флер, юный воришка, случайно сделавшийся убийцей и попавший в компанию к сутенеру («коту») – Миньону и, собственно, проститутке-педерасту-трансвеститу – Дивине (урождённому Луи Кюлафруа). И он так талантливо галлюцинирует, что повествует как бы изнутри каждого героя, проживая жизнь за них. Но как он это делает… Вот читать можно только ради этого.
    Представьте себе полотно, картину. Вы смотрите на неё и не понимаете, что за хрень такая, несуразица, безобразные аляпистые мазки, хаотичные узоры, безвкусица, да и только. Но оторваться не можете, притягивает что-то. Подходите ближе и начинаете различать более мелкие штрихи, они филигранно прорисованы, они, как бисер, в каждой сверкающей капле – мир. Мир совершенный, утончённый и прочувствованный, Живой, но болезненно агонизирующий, он красив, как искренний и честный порок, никогда не знающий, что он мог быть и добродетельным.
    Жене настолько любовно и мастерски описывает какие-то пустяковые частности, на которые люди обычно и внимания то не обращают, так, что-то сокровенное выплывает наружу, изящное и хрупкое, заставляя думать о себе. Абзац – и вселенная, о которой никто не подозревал. Метафорично, красочно образно, при всём при этом, удивительно реалистично. Не смотря на тематику, в книге нет ни откровенной пошлости, ни чернухи, нет ничего нарочито аморального и вызывающего. Даже частое слово «педераст» не режет слух. Вот сумел Жене описать и какие-то физиологические подробности так, что их таковыми и не воспринимаешь. У него даже смерть от чахотки красива и утончённо возвышенна.


    «…Комната была пустой. Опустошенной. Смерть создает пустоту иначе и лучше, чем компрессор. Простыня на кровати намечала рельеф лица, как глина, едва тронутая скульптором.
    Кюлафруа, вытянув напряженную руку, приподнимает ее. Покойница по-прежнему здесь. Он подошел ближе, чтобы меньше бояться. Он решился потрогать лицо и даже поцеловать веки, круглые и ледяные, как шарики агата.
    Тело казалось оплодотворенным действительностью. Оно изрекало истину. В этот момент ребенок был словно охвачен роем беспорядочных воспоминаний о прежде прочитанных и услышанных историях, а именно: о том, что комната Бернадетты Субиру в час ее кончины была наполнена ароматом незримых фиалок. Он инстинктивно принюхался и не ощутил запаха, которым, как считается, обладает святость. Бог забыл о своей рабе. И прекрасно.
    Во-первых, не следует расточать цветочные ароматы над кроватью только что почившей старой девы; а во вторых следует опасаться посеять панику в детских душах.
    Но, кажется, именно из этого мгновения протянулась нить, которая должна была привести Кюлафруа-Дивину, с неизбежностью, устроенной высшей силой, к смерти. Слепые попытки начались гораздо раньше. Изучение -расследование, -
    которое велось вначале с восхищением, нахлынувшим при первых ответах, возвращало его к тем отдаленным, туманным, непроницаемым эпохам, когда он принадлежал народу богов, подобных пещерным людям, которые еще пеленаются в свои пропахшие мочой лохмотья и хранят это достоинство, деля его с детьми и некоторыми животными: степенность и благородство, справедливо называемое античным. Теперь -- все больше и больше, и так до чисто поэтического восприятия мира с приобретением Знания пеленки разворачивались. Каждый допрос или опрос, рождая все более пустой отзвук, указывали ему на смерть — единственную реальность, переполняющую нас.
    Пропала радость от столкновений с действительностью. При каждой попытке прикоснуться к ней испытующий пальчик слепца погружался в пустоту. Двери вращались сами собой и никуда больше не вели. Он поцеловал старуху в глаза,
    и змеиный холод сковал его. Он уже готов был пошатнуться, даже упасть, когда на помощь выступило Воспоминание: воспоминание о бархатных брюках Альберто; как человек, которому неожиданно дается привилегия бросить взгляд в глубь
    самой сокровенной тайны, торопится отвернуться, чтобы ощутить под ногами земную твердь, Кюлафруа в ужасе отпрянул, втянув голову в плечи, в теплое и обволакивающее воспоминание о брюках Альберто, в которых его взгляду
    предстал успокаивающий, утешающий выводок синиц.
    Потом он вернулся, несомый спустившимся с неба Альберто, в свою комнату, в кровать, и заплакал. Но -пусть вас это не удивляет - он заплакал оттого, что не может заплакать.
    Вот как умерла наша Великая Дивина….»
    «…Дивина умерла вчера посреди лужи крови, исторгнутой ею из собственной груди, она испустила дух, в последнем заблуждении приняв эту кровь за воплощение той самой черной пустоты, на которую с трагической настойчивостью
    указывала разбитая скрипка, увиденная у следователя в груде вещественных доказательств; так Иисус показывал на свою золотистую язву, в глубине которой билось Его огненное Святое сердце. Это - божественная суть ее смерти. Другая - наша - явилась в потоках крови, залившей ее ночную рубашку и простыни (безжалостное разящее солнце улеглось на окровавленных простынях ее постели), приравняв ее смерть к убийству….»


    И кто такая (такой/такое) Дивина… нелепый, жалкий и смешной педераст, прекрасный, ломкий, страдающий, с кровоточащим сердцем и непостижимой душой.
    Да, вот так я заговорил. Но я толком не стал вникать в психологические перипетии героев, в их моральные страдания, душевные метания, воспоминания, дилеммы и прочее, хотя, эта сторона отражена так же на уровне. Я просто наслаждался слогом, честно скажу, я наблюдал, как ребёнок наблюдает за ловким жонглёром, за словами, вложенными Жене в эту книгу. Только потом я понял, что всё тут намного глубже и трагичнее, чем мне показалось.

    11
    176