Венерин волос

Мне очень понравился Письмовник. Поэтому я с нетерпением и азартом принялась за Венерин волос, предвкушая уже удовольствие, которое получу.
Но теперь, прочитав эту книгу, я могу сказать, что вначале чтения ее содержание показалось мне более внятным, чем по завершению. Но тем не менее по ходу чтения все время возникают мысли, которые иногда звучат в унисон с автором, иногда понимаешь, что для анализа ты еще слишком мал и несведущ. Вначале в большей степени читаешь на одном дыхании, думая – вот оно, наконец. Книга, которая вызывает столько мыслей, в которой такие красивые сравнения и метафоры, при чтении которых получаешь эстетическое удовольствие и захватывает дух. Автор книги бесспорно - Мастер Слова. В конце книги просто несколько больше сумбура, приходится уже пробираться через слова как через колючки ежевики. Продираешься, и местами непонимание нет-нет, да и прорвется, и что-то становится ясно, вот правда, «в эту прореху может вывалиться что угодно, хоть древние греки».
Вот Швейцария, куда так все хотят попасть, – это Рай. Но в этот рай никого не пускают, какую историю своей жизни ни расскажи. В роли святого Петра - пунктуальный непробиваемый чиновник эмиграционной службы – «вершитель судеб». С ним рядом службу свою несет толмач, который сумел оказаться в раю, он как мост, объединяющий разные берега, разные страны, разные языки.
А вот Россия, это ад. Там параллельно развивается история с чемоданчиком, в котором лежат компрометирующие материалы, из-за которых многих людей жестоко убили. Но даже эта история не является пропуском в Рай.
«Что, швейцарцы, что ли, лучше русских? Предки мои, что ли, были хуже ваших? Может, они не хуже, а лучше: у вас тут за окном Освенцим дымил, а вы радовались жизни и размножались. А мой дед против фашистов сражался, на фронте руку потерял. А мать у меня, между прочим, учительница, всю жизнь детей географии учила, а что заработала? Пенсию? Х… с маслом она заработала! Так с этой пенсией она у вокзала ночью водку с рук продает.»
«А я тоже человек». И тоже право имею, и почему вы в раю, а не я?
Очень актуально это звучит сейчас, на фоне эмиграционного кризиса в Европе.
Но объясняется, что в этом мире не могут быть счастливы все одновременно.
«И если вам и вашей маме хорошо, то и надо этому радоваться. И если где-то война, то тем более нужно жить и радоваться, что ты не там. И если кого-то любят, то всегда будет тот, кого никто не любит. И если мир несправедлив, то все равно нужно жить и радоваться, что не сидишь в вонючей камере, а идешь на свадьбу. Радоваться! Наслаждаться!»
«Это как со счастьем. Раз всем быть счастливыми все равно невозможно - значит, счастлив должен быть тот, кто сейчас может. Надо быть счастливым сегодня, сейчас, несмотря ни на что. Кто-то сказал, что не может быть рая, если есть ад. Якобы невозможно пребывать в раю, если знать, что где-то существует страдание. Ерунда.»
«Чем сильнее где-то несчастье одних, тем сильнее и острее должны быть счастливы другие.»
«Если где-то на этой земле раненых добивают прикладами, значит, необходимо, чтобы в другом месте люди пели и радовались жизни! И чем больше смерти кругом, тем важнее ей противопоставить жизнь, любовь, красоту!»
Но может быть, это и не главное – чтобы все были счастливы, это совсем необязательно. Ведь только кажется, что мы все сами по себе, нет, мы одновременно и одно целое - люди умершие, живущие, люди еще не рожденные, все счастливые сейчас и все обездоленные и несчастные – это один единый живой организм, одна божественная материя, «плевок бога», летящий через Вселенную. И даже армейский дед, шлепающий себя резинкой от трусов по животу, унижающий духов, тоже может быть частью божественного. Ведь и в его плевке может сейчас «лететь вселенная», а все унижения, которые он олицетворяет, окружающая нас грязь, боль, все, что вызывает в нас ненависть вместо любви – это придуманная богом инициация, «ритуал мужества», это нужно просто принять и перестать сопротивляться. Потому что, хотя Бог – это любовь, ненависть тоже включена в этот всемирный единый сплав. И иногда уже не разберешь, где любовь, а где ненависть, где добро, а где зло - «борьба со Злом бессмыслена», «только дикари верят в борьбу добра против зла.»
Ненависть=любовь? Любовь=бессмертие? «И умереть совершенно невозможно, если любишь.» Ведь «бессмертие начинается у женщины между ног».
Ксенофонт ведет греков к морю бессмертия Талассе. По дороге к ним присоединяются выселенные со своих родных мест чеченцы. Ведь мы все живем в одно время.
Еще писатель тоже может дать бессмертие - “Так ты исчезнешь, а вот если я тебя запишу - ты останешься”.

Одной из многих параллельных историй является дневник Изабеллы Юрьевой, здесь как раз-таки все понятно и поэтому читается на одном дыхании. И ее смерть в собственных фекалиях после такой яркой жизни явилась заключительным аккордом для книги и начальным для чьего-то рождения и новой жизни. Всё тоже бессмертие. Рождение - это смерть, смерть – это рождение, все непрерывно, Бог в каждом из нас, в каждой нашей клетке, которая готова переродится, чтобы жить дальше в этом безвременьи и мировом вареве. А больше всего бессмертия в обычной травке-муравке, корни которой вечны, а сама она исчезает-отмирает чаще и быстрее людского водоворота.
Остальные истории запутаны, перепутаны, неоднозначны. Тут и личные драмы толмача, которые переплетаются и врастают в другие истории, и переселение чеченцев, и последняя чеченская война, и воины-интернационалисты, и Дафнис и Хлоя, и Кир, и «древние греки», и все это может оказаться здесь и сейчас, ибо нет времени и пространства, мы – лишь мимолетный, и одновременно вечный фрагмент в этом великом пазле бытия; «человеческое тело вытянуто во времени - и таким образом всюду заполняет собой пространство».
И на фоне этих историй основные, вечные, бессмертные понятия - Бог. Смерть. Любовь.
“Бог это то, без чего жизнь невозможна.”
«Жизнь - это натянутый лук, а смерть - это полет пущенной стрелы.»
«Жизнь - это струна, а смерть - это воздух.»
«Всеобщая смерть - это утешительная справедливость. Страшно умереть, потому что обидно отстать - другие пойдут дальше и увидят то, что для тебя навсегда останется скрытым за поворотом. Поэтому самое обидное в Апокалипсисе - что его не будет.»
«Все имеет свою цену: за счастье - горе, за любовь - роды, за рождение - смерть”.»
В конце произведения это все размазывается на атомы и наблюдается как на дип-слайде – отдельные жизни, звуки, слова, Боги, эмоции, чувства, предметы, и мы видим, что «человек, кроме тех нескольких граммов, назови их хоть пыльцой, хоть Богом - от названия ничего не поменяется - не только животное, но и растение, и минерал одновременно.»
И «кстати, спрашивается, зачем такое обилие каких-то ненужных мелькнувших людей? История маленькая, на всех не хватит.» И автор сам же и отвечает: «Кто ж спорит: главные варежки не могут обойтись без всех этих официантов, продавцов газет, портье, боев в отеле, пляжных фотографов, голосов с кухонь и милицейских шинелей.»
А про Рим, вечный город, который кто-то просто придумал, как-то уже и не вспоминается: «и Рим спит, город мертвых, где все живы.»

Плотный, вязкий, нарочито труднодоступный текст. Незаметно затягивает, а потом не знаешь, как выбраться.
Удивительно, сколько можно собрать в одном романе насилия, жестокостей и ужасов войны, описанных с такими шокирующими подробностями, что весь этот каталог зверств долго потом не выходит из головы. Перемежается это то смутными антично-библейскими аллюзиями, то щемящими и нежными историями любви, которые на таком фоне выглядят еще тоньше и нежнее. (Видимо, так и задумывалось.)
Хвалить и рекомендовать этот роман не стану. Ходишь потом и думаешь, какие же всё-таки люди тупые, агрессивные и злобные существа.
Зачем мне постоянно помнить о том, как страшна и беспощадна жизнь?

"Венерин волос" Михаила Шишкина... Можно сказать классический постмодернистский роман: проверка на прочность тяжелейшими первыми ста страницами, фрагментарность повествования: в голове сюжет обретает целостность лишь за несколько страниц до конца, утверждение "мир есть текст", а люди - это их истории и существует только то, что было записано.
Гениальный слог, гениальная стилизация дневника гимназистки, будущей актрисы. Не верится, что юные девичьи чувства так правдиво может описать мужчина. Пробрало до глубины души...
Историческая панорама потрясает, географическая чарует (Италия, Швейцария и прочие райские места). Затронута тема и имперского нашего великороссизма.
Ну и, конечно, в общем и целом из всей этой пестроты, трагикомедии жизни и смерти в итоге оказывается, что книга то о любви. Любовь пятым измерением пронизывает всю книгу насквозь, вдоль и поперёк, "с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец и как попало". Вот так.

Прочитать что-нибудь из Михаила Шишкина мне посоветовали очень настойчиво. Я не сильно сопротивлялась и почти сразу раздобыла книгу "Венерин Волос". Читала я ее долго (обычно на книгу у меня уходит максимум неделя, а здесь больше двух получилось). Повествование интересное, но не такое захватывающее, чтобы нельзя было оторваться. Сначала мне вообще показалось, что эта книга - чтение ради чтения, такое баловство для филологов. Но потом, позле пары душераздирающих моментов, я поняла, что великолепный, отточенный, стройный язык - это не само суть книги.
"Венерин волос" включает в себя настолько много, что всего и не вспомнишь сразу. Мало того, путей повествования там минимум пять. Я в процессе чтения очень хотела бы попасть на какую лекцию, посвященную анализу и разбору этого произведения. Ведь чудится мне, что я далеко не все потаенные смыслы уловила.
Самыми для меня завораживающими моментами в книге были рассказы о тюрьме, армии, весь пласт воспоминаний и дневников умершей певицы... До сих пор не могу поверить, что в один роман можно заключить СТОЛЬКО всего, причем сделать это настолько грамотно и художественно, что порой стыки разных историй и не видны вовсе.
В общем - приятно поражена книгой Михаила Шишкина.

Все истории в мире уже сто раз рассказаны. Трудно придумать что-то новое. Дафнис и Хлоя, Тристан и Изольда, зона и Серый, эллины и колесницы, Афган и Чечня, училка Гальпетра, юные гимназистки, читающие дневник Марии Башкирцевой, и их возлюбленные, уходящие на войну. Вот и работника иммиграционной службы, выслушивающего беженцев, удивить нельзя. Верит он или не верит - не важно. Вы просто рассказываете свою историю. А толмач ее переводит. Все заранее известно, ведь все дело в считалочке: 10 негритят пошли купаться в море... Все повторяется и причудливым образом пересекается - как Гальпетра и толмач в Риме, в очереди в собор святого Петра. "Трава-мурава. Растет себе. Пускает корни в каждой расщелине". Венерин волос. Бог жизни.