Зубчатые колеса

Рюноскэ Акутагава покончил с собой 24 июля 1927 года, а данный рассказ датирован 7-м апреля того же года. Писатель страдал жуткой депрессией, это видела семья и близкие, а потому его уход из жизни был предсказуем. Может ли кто-то лучше описать состояние больного, чем он сам, тем более, когда есть талант писательства, мастерство владения словом. Герой рассказа сам Акутагава, он не скрывает этого

Мир видится совсем иначе, то, на что человек в здравом уме не обратил бы никакого внимания, превращается в глобальную проблему, мозг разрывается от решения неразрешимого. Акутагава описывает свое мироощущение. События последовательны, но все настолько перепутано и бессвязно. У героя наблюдается тяга к определенным цветам, мерещатся мифические животные, водяные зубчатые колеса, повисшие в воздухе, пожары, за спиной чувствуется преследование духов мщения, во всем знаки, отношение окружающих кажется враждебным. При погружении во внутренний мир, внешние события выпадали из памяти, он не узавал знакомых, а потому, когда говорили, что видели его там-то и там-то, то был уверен, что речь идет о двойнике.

Антидепрессанты снимали приступы лишь ненадолго, было огромное желание выглядеть, как все, страх, что семья сдаст в психиатрическую клинику, где когда-то находилась мать писателя.

Всем, кто только планирует читать прозу японского Мастера слова, рекомендую именно с этой автобиографической новеллы и начинать.
Почему?
Потому, что сам Акутагава здесь так ёмко, точно и образно раскрыл себя, своё постепенное умопомешательство, свои нарастающие и навязчивые фобии, что становится просто страшно. Зубчатые колёса умственного хаоса постепенно перемалывают реализм жизни. Именно под этим углом зубчатого видения и начинаешь воспринимать всё его наследие, а оно уникально.

Зубчатые колёса помутнения рассудка, конечно, очень зримо видны в творчестве Достоевского, Кафки, Ионеско... да, и вообще, кроме соцреализма вряд ли возможна литература, написанная такими же, как и мы, прагматиками-реалистами жизни. "Алые паруса" и "Бегущую по волнам" никак не мог написать человек, видящий мир реально. Потому-то и художники всегда впереди, всегда нам говорят о том, что большинству из нас, обывателей-читателей не видно.

Хлопанье крыльев, знаки, видения и различные образы, нам не видимые, и составляют лейтмотив этой исповеди. Она не постоянна, она прерывиста, она не имеет чёткой сюжетной линии, она - это вмятины в сознании от зубчатых колёс.
Постепенное движение оголённого сознания к неизбежному концу - вот тот путь, которым идёт Акутагава Рюноскэ.

Так есть ли помешательство кара, или же она дар Божий, что позволяет уйти в небытиё, уже не осознавая всей трагичности финала?
Быть может, если внимательно прочтёте "Зубчатые колёса" и сможете ответить на этот вопрос, но я же так ответа пока и не нашёл. Наверное, в этом и есть высшее предназначение литературы - ставить неразрешимые вопросы.
Кстати, а вообще как нужно относиться к жизни?

Автор знает, каково это — быть в психиатрической лечебнице.

А я решила прочесть про эти колёса, так как у меня было настроение на японскую литературу. Она ж особенная, хороша тем, что у японцев находишь именно то, что ищешь. Вне зависимости от того, о чем именно книга и кто ее автор.

У японцев всегда есть некая размеренность и отстранённость. И у меня от книг всегда возникает ощушение психического пространства. Это я о состоянии, когда кажется, что между тобой и автором существует большая дистанция, он ее нарушать не станет. Нет рывков никаких в повествовании, хотя динамика может и присутствовать.

Но вернёмся к этим «Зубчатым колёсам». Представьте, что вы боитесь насекомых, по вам ползло какое-то крупное и мерзкое насекомое, вы его скинули, но ещё некотрое время вам кажется, что оно на вас. От работы Рюноскэ возникает именно такое ощущение. Его нездоровье вошло в резонанс с моим нездоровьем, повысив уровень моей тревожности до немыслимых высот.

Особенно хорошо в «Зубчатых колёсах» то, что наряду с нарастанием странного и беспокоящего, есть точки покоя героя (например, зеленый абажур, зеленое платье женщины в холле), которые возникает через похожую длительность. Но постепенно монотонность появления этих точек покоя начинает сводить с ума, так как даёт ощушение закальцованности безумного, из чего невозможно выпрыгнуть. И ты понимаешь, что это не точки покоя, а очередные признаки его зацикленности и поиска подобий в том, в чем никакого подобия нет без того, кто его видит.

Сразу хорошо заметно, что персонажу несколько легче, когда он в фазе экстравертости, то есть внешнее несколько разбавляет его сгущённость. Но со временем он всё больше затягивает это внешнее в себя, овладевая им за счёт своих интерпретаций действительности. В итоге остается только нездоровое сознание, делающее самое себя несчастным.

P. S. Не могу поставить оценку. Техническое. Но я б оценила на 5. Понравилось.

Предуведомление: автор рецензии осознаёт, что она практически полностью состоит из цитат.

Наверное, было очень больно, неприкаянно, невыносимо, безысходно, если даже скрытный, ушедший внутрь себя, Акутагава, - бредущий во мгле, бесконечно милый и печальный мистик-материалист, - взялся описать своё безумие.

Можно укорить писателя за то, что он слишком большое значение предавал случайностям. Но мудрые говорят, что случайностей не бывает. Да и помилуйте, какие случайности? Если что-то происходит регулярно, выпадает 9 раз из 10, то это уже отнюдь не случайность - это система. (Меня особенно поразила "случайность", связанная с самоубийством родственника писателя).

Удивительно, но этот крик души, эта новелла, пожалуй, самое выразительное, самое впечатляющее, самое-самое, из того, что создал Акутагава за свою недолгую жизнь, а покончил он с собой, позволю себе напомнить, в 35 лет. Обратив свой талант на себя, углубляясь в собственные страдания, Акутагава достиг такого же сильного влияния на мой неокрепший ум, как и Достоевский, которого, вкупе с остальными классиками отечественной литературы, Рюноскэ, к слову, любил. Достоевского можно любить, но не читать, можно читать, но не любить, но если и читать, и любить, то что-то, хотя бы на время, меняется в сознании, в восприятии, и на какой-то жалкий миг - ты глядишь на мир их глазами, глазами героев Достоевского. Что-то подобное произошло с Акутагавой. Я несколько раз перечитывал "Зубчатые колёса". Один раз это было прямо в трамвае, когда я, чисто по-прустовски, отправился прогуляться - куда кривая выведет. День был пасмурный, и когда я двинулся пешком через эти пропахшие дождём пространства, я на какой-то миг взглянул на этот мир глазами Рюноскэ, и мог с чистым сердцем повторять вслед за ним:

Да, дело несомненно в том, что "быстро поддаваться влиянию - одна из моих слабостей", но произведение "слабосильное" едва ли может претендовать на то, чтобы оказать его.

И на каждой спине виден след колеи

Мне кажется, это самая чудесная вещь из тех, что я прочел в этом году.

Произведения Акутагавы, что, впрочем, свойственно японской культуре, очаровывают своим минимализмом, доведенным чуть ли не вплоть до аскетизма. Это что-то простое и совершенное, но с каждым днем все более утрачиваемое в нашем чудовищнейшем современном искусстве. Как карандаш, когда берешь его в руки и восхищаешься четкостью форм и сознаешь, что это, возможно, самое великое изобретение человечества. Но тут же задумываешься; а когда ты вообще последний раз писал карандашом?

На самом деле, создать шедевр просто. Для этого вовсе не нужно хитроумных сюжетов, глобальных катастроф и нарочитых мелодрам. Достаточно вывести только одну фигуру человека. Страдающего, не находящего себе покоя, мятущегося по городу в окружении собственных страхов и демонов. И его больная душа отразит в себе весь ад человеческого существования. Ад, в котором порой так нестерпимо, а порой так приятно гореть.

Акутагава прекрасно понимает, выражаясь мерзким маркетинговым языком, свою аудиторию. «Его произведение могло найти отклик только у тех, кто ему близок, у тех, кто прожил жизнь, почти такую же, как он», – пишет про себя Рюноскэ в другом своем рассказе.

Роковые, предвещающие беду знаки, мерещащиеся в каждом предмете. Непознаваемый ужас, таящийся в темноте за шторами и обступающий пространство гостиничного номера, когда кажется, чтобы выжить, только и остается, что писать, писать, писать, дабы хоть как-то отвадить от себя злобных духов тьмы. Вечный неподотчетный страх смерти, невероятно сочетающийся с желанием как можно скорей умереть.
Конечно, все это может понять человек, только прочувствовавший такое сам.

И, господи, как же это все мне знакомо. Хотя я еще не умер, но мне кажется, что мы с Акутагавой уже находимся в одном аду.

Вот только зубчатых колес перед глазами я, по-моему, никогда не видел. Написал это и засомневался – а может, когда-то давно, в детстве?.. Образ чего-то подобного вертится, невольный каламбур, у меня в голове, но я не могу точно вспомнить это ощущение.

В любом случае, думаю, что когда-нибудь меня догонят эти колеса. И я буду никакой.

Казалось бы, что особенного: человек приезжает в чужой город, сидит в гостиничном номере, размышляет, бродит по улицам, разговаривает со случайными людьми, заходит в кафе и книжные магазинчики, там и тут обнаруживая "знаки", предвещающие ему благо или беду (второе чаще), и снова сбегает, бредёт куда-то, не находя покоя.
Но почему же так затягивает это неспешное зрелище заката чужой жизни, это погружение в набирающее силу - и вполне осознанное - сумасшествие.
И становится как-то неважно, существуют ли все знаки и навязчивые совпадения только в голове или злой рок и вправду преследует главного героя.

Аутентичный флёр японских авторов - в наличии.
Атмосфера передана на 5.
Чувства персонажа воспринимаются как свои.

Сюжет очень сомнительный, ибо акцент стоит на нарастающей тревожности и постоянном закатывании глаз внутрь черепа.
Мне не понравилось разделять с героем его настроения.
Не вкусно, не здорово, не сочно, не интересно.

Людям которым близко состояние тревожности, или просто любителям пообсасывать страдания свои или чужие - зайдёт.
Людям которые не в состоянии безучастно наблюдать за распадом здоровья личности, не склонным к негативизму, прочитать для общего развития и запить большим количеством чая с мятой.