Devils

Чудовищно, до безобразия сильная книга, как молотком по голове, заставляет задуматься о нашей жизни и цивилизации. Но до нее, определенно, нужно дорасти. Здесь Достоевский уже не задается вопросом, а просто заявляет: "Право имею!". Из нее, как из доброго семени, выросли, кажется, и "Бег", и "Доктор Живаго", и "Собачье Сердце", и их антиподы, и "Детство, юность, мои университеты", "Как закалялась сталь" и даже, немного, "Лолита". Итак, прeступим.

Настоящие преступники будут (неудачно) косить под сумасшедших, а настоящие сумасшедшие — отчаянно пытаться доказать, что они преступники. Так говорила преподавательница по курсу «Введение в психиатрию», дама отчаянная. Жаль только, проверенного теста на психопатию в Верховенским не проведешь. Зато тренироваться с поставке диагнозов в этом Скворешницком цветнике — пожалуйста. На каждый диагноз —по герою. Без журнала регистрации пациентов, но с внушительным списком эпизодов обострения.

Начнем с Николая Ставрогина. Со своим последним письмом, множественными заскоками и детством под присмотром Верховенского-старшего, (почти) идеально вписывается в клиническую картину. Шизоаффективное расстройство или что-то близкое к нему. Как минимум несколько эпизодов острого психоза и пара эпизодов мании. На госпитализацию его направили бы принудительно — в связи с угрозой обществу. Литий, возможно, электросудорожная терапия, немного психотерапии. Впрочем, ввиду развитой саморефлексии возможна устойчивая ремиссия. По выходе из лечебницы он, подобно Эндрю Соломону, написал бы подробнейший альманах по свой болезни, опросив доброю половину Скворешников, Москвы, Петербурга. И до Швейцарии, вероятно, доехал бы.

Они, скорее всего, были бы в соседних палатах.
Комплексный ПСТР, наверняка изнасилование в анамнезе, диссоциация. деперсонализация, психотические приступы, элементы спутанности сознания, кататония. Одним словом - вернейший кандидат на госпитализацию. Хотя и добровольную, ибо опасности для общества не представляет.
Конечно же, познакомились бы. И да, точно поженились бы — хотя и "понарошку", в больничной палате. Ибо где еще встретишь "своего" человека, как не здесь. Так что, брак Ставрогина и Марии Тимофеевны Лебядкиной – не прихоть разжиревшего барчонка, и не пари под винишко, и не писательский бзик Федора Михайловича, а символическое слияние родственных душ, пускай и скрытое от постороннего взгляда. Впрочем, Мария Тимофеевна, наверняка, стала бы всеобщей любимицей.

Капитан Лебядкин – был бы там же, в белой горячке, или на терапии для алкоголезависимых. Ибо времена идут, а питие как составляло, так и составляет веселие Руси. Только не понятно, на чье вспоможение.

Кириллов – тяжелая клиническая депрессия с суицидальными мыслями и неудавшейся попыткой суицида. (Ну ладно, удавшейся, но немного погрешим против истины.) Наверняка, воспитан жестким деспотичным отцом, который колотил своего отпрыска денно и нощно с перерывом на опохмел. Был бы под особым наблюдением и на сильных транквилизаторах. На групповое лечение направили бы вряд ли, так что, вполне возможно, не познакомился со всем остальным «цветником». Устойчивая ремиссия невозможна.

Хотя нет, о чем это я. Кириллова, повези ему с родителем, там бы не было. И он, и Шатов, писали бы книги по саморазвитию, об успешном успехе и достигаторстве. На этом заработали бы миллионы, разжирели и поездили по миру. Тоску и меланхолию дорогой алкоголь снял бы, как рукой. Только вот беда — в какой-то момент бросили все это, разорились, и — скатились до разнорабочих. А там снова алкоголь, только уже низкосортный, плохие знакомства, и да, круг замкнулся. Извините, виновата, не Шатов, а Шигалев. Шатов бы посмотрел на честную компанию, немного поколебался бы и — отошел от дел. Назад, в нормальность.

Впрочем, не было бы там и Верховенского-младшего. Ибо нарциссы и социопаты принудительной госпитализации не подлежат. И сами себя клиническими не обозначают. Хотя, постойте. Он, наверняка, был бы начинающей музилой со своей группой, и ездил бы в чес для подростков. Алкоголь, наркотики, беспорядочный секс с фанатками. Так что, рано или поздно, он оказался бы в соседнем палате. Вначале — в реанимации, потом на принудительном лечении. Врал бы медперсоналу, и в тайне получал все, что хотел.

Кого бы там точно не было, так это истерика, «взрослого ребенка» Верховенского старшего, основного виновника всех бед половины главных героев, под чьим чутким инфантильным руководством они выросли эмоционально лабильными, но без твердого фундамента. Он бы носил передачи от Варвары Петровы, и лил обильные слезы по своей (!) горкой участи.

Так или иначе, все они собрались бы однажды вместе — на терапевтической ли группе, или вечерком за чашкой чаю. Изливали бы друг другу накипевшее. Сначала —про то, как именно сюда попали (а рассказать было бы что); затем — как сильно обижены на близких и на мир, которых их не поддержал и не понимает; потом дошло бы и до Верховенского старшего, Варвары Петровны и петербургских «колодцев», проклятого «богемного» образа жизни, этих идиотов политиков, да и вообще... Верховенский-младший, наверняка, протащил бы подпольную электрогитару и начал наяривать рэпчик. К рэпчику подключились бы Шатов с Кирилловым, излив свои новые идеи и — душу. А заодно и то, что действительно тяготило. Тем и излечились бы. Тупая игла со слезами вышла бы наружу. Впрочем, виновата. Снова ошибочка вышла-с. Не Шатов, Шигалев. Хотя, может быть и Шатов тоже до полной ремиссии и отхода от дел.

Только Мария Тимофеевна так бы и осталась юродивой — ибо запущенная комплексная посттравма, неизменно сопровождаемая приступами острого стыда и вины, как советские пионеры, никогда не сдается. Возможно, однажды внимательная стажерка поставила бы ей правильный диагноз, назначила правильно СИОЗС, и, возможно, пару вечеров, пока синопсисы танцевали джигу и адаптировались, она бы пела и водила хороводы, прекратив бредить и пророчествовать. Вдруг все сочли бы Марию Тимофеевну привлекательной женщиной, только хромоватой. И чистосердечно одобрили выбор Ставрогина.

Впрочем, все диагнозы, наверняка, неточные. Счастье, ей Б-гу, что литературные персонажи не будут мучатся от неправильно подобранных терапевтических схем и не ретравматизируются от ошибочной терапии. Бумага стерпит всё.

Но в эпоху развитой психиатрии и психотерапии, "бесы" Достоевского были бы, безусловно, быстро усмирены небольшой дозой химии, подкрепленной правильными диалогами, витаминами и сбалансированным питанием. Планов мировой революции в их головах не созрело бы. Новые поколения юных радикалов не брали бы с них пример, а власть имущие не получили бы готовый план проекта по захвату мира. Проекта, который, как мне кажется, разворачивается прямо сейчас, на наших глазах, в веке XXI.

Или мне это только кажется, и у меня, как у главных героев, просто помутилось сознание? ))

(перечитано в 2025)

Эта книга Фёдора Михайловича далась мне сложнее остальных. Я никак не могла понять, к чему автор клонит, и всё время чувствовала накаляющуюся обстановку при абсолютно благополучных обстоятельствах, будто на пустом месте люди чудят и чудят. На мой вкус получилось чуть более тягуче чем обычно, возможно, как раз потому, что никак не могла ухватиться за ниточку.
Героев и судеб много. У каждого по-своему сплелось. И одновременно в какой-то общий комок сошлось.

Слышала, что книга популярна нынче в политических дискуссиях. Да, есть тут и такая линия с заговорщицким аспектом, но она какая-то побочная. Не могу сказать, что это прям основа. У меня создалось впечатление, что автор каждого проверяет на вшивость. Ставит его в ситуацию скользкого и сомнительного соблазна и смотрит, как тот поведёт себя. Соответсвенно тому и кончают, как резонный итог сообразно общей нравственности жизни.

Любителям Достоевского - читать, опасающимся можно попробовать, но прийдётся трудиться, как впрочем это всегда при чтении трудов Фёдора Михайловича случается. Сама буду перечитывать, есть ощущение, что какая-то глубина ускользнула.

Бесы. Когда я брала в руки книгу, я не знала о романе ничего. Мне хотелось написать рецензию по свежим следам нахлынувших эмоций, но я все испортила чтением разборов и статей. Теперь мне высказаться гораздо сложнее.
Отмечу, что основной смысл мне открылся только после прочтения исключенной из части изданий исповеди Ставрогина. Сколько же потеряет читатель без нее. К сожалению, сейчас все еще продаются книги без этой главы (например, издательство Эксмо, 2023 год). И да, в этой главе нет абсолютно ничего пошлого и развратного, что бы пробудило в человеке желание «попробовать». То, что происходит в мире сейчас, гораздо больше этому способствует.
Наверное, основная идея, вынесенная мной из романа о том, что нет безусловно черного или белого. Зло может быть искуплено, а добро низведено до зла – и все это может произойти с каждым в любую секунду. Эта идея относится не только к революционной линии романа, но и к любовной, человеческой. И что мерзкие поступки совершают не мерзавцы, как всегда хочется думать, а обычные люди, такие же, как я. И бесовство – это как раз состояние, когда человек перестает отличать черное от белого, добро от зла. А перестает он отличать это тогда, когда для него уродливое становится привлекательным и красивым.  А вот почему это происходит? В какой момент человек становится одержимым идеей постичь обратную сторону красоты? Когда он решает проверить идею о том, что он выше всех вокруг, что он может ломать ради забавы судьбы других людей? Для меня очевидно только одно, что бесноватые люди несчастны. Они подчинены своим страстям и не имеют сил для борьбы с ними. И почему я говорю «они»?  Я тоже, я тоже как все эти люди. И Достоевский выворачивает наизнанку не только сущность героев, но и сущность читателя… мою… Как будто перед тобой ставят зеркало во весь рост, а за тобой яркий источник света. И становится понятно, что самое страшное зло – оно внутри. И когда я раздражаюсь на другого человека и не могу найти ему оправдание – это я впадаю опять в гордыню и упиваюсь чувством, что я – не такая как он, я – лучше… Но это не приносит счастья и любви. И это, наверное, и есть главный детектор наших поступков. В Аду нет и не может быть любви. И сейчас я начинаю приходить к мысли о том, как важно иметь идеал. Не идею, но идеал, образ… Образ, на который можно равняться. И Достоевский во всех своих романах проводит образ Христа (а что, если все Христы…). И это не про религию, это именно про сравнение себя с образом. Не трактовка Евангелия (потому что это идея, и ее можно вывернуть наизнанку, та же инквизиция в пример), а вопрос себе…: «Поступил бы Христос так, как я хочу поступить?». И я сейчас для себя делаю вывод на основании имеющегося у меня опыта… что в те моменты, когда  я поступала как Христос, я была счастлива.
Когда у человека нет идеала, у него есть расщепленное сознание. Расщепленное сознание подвержено идеям. И в этот период всегда находится человек (чаще всего – психопат или шизофреник. Кстати, Ставрогина определяют шизофреником, а Верховенского – психопатом), который предлагает идею, возводит ее в абсолют, подменяет понятия. И из этой идеи получается, например, что для счастья одного нужно уничтожить другого. И под это описание из своей жизни сразу находится список из таких примеров менее значительных, но все же.
И еще одна мысль вертится в голове. Мне это важно подчеркнуть для себя. Ставрогин искал то преступление, которое бы Бог никогда не простил человеку. И он доходит в этом до края. Он не насилует девочку, он ее сводит с ума. Он сознательно пробуждает в ней чувственность, доводит до греха, а затем и до самоубийства. И все это абсолютно хладнокровно, только ради интереса. А затем идет на исповедь к старцу в ожидании того, что этот грех искупить нельзя. Но правда оказывается в том, что грех искупить можно, раскаявшись искренне. Но правда и в том, что гордыня не позволяет нам это сделать. Ее оковы сильны. И только Верховенский старший из всех героев романа раскаивается перед смертью. Вот его слова:
«Друг мой, я всю жизнь мою лгал. Даже когда говорил правду. Я никогда не говорил для истины, а только для себя, я это и прежде знал, но теперь только вижу… О, где те друзья, которых я оскорблял моею дружбой всю мою жизнь? И все, и все! А знаете, я, может, лгу и теперь; наверно лгу и теперь. Главное в том, что я сам себе верю, когда лгу. Всего труднее в жизни жить и не лгать… и… собственной лжи не верить, да, да, вот это именно!»
И слова, которые Степан Трофимович Верховенский «загадал» по книге о нашей будущности… «И ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия. Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если б ты был холоден или горяч» Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды», а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг».
И вот последние слова: «Мое бессмертие уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к Нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил Его и обрадовался любви моей – возможно ли, чтоб Он погасил и меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть Бог, то и я бессмертен! Вот мой символ веры».

Вот мой символ веры...

Огромная благодарность трудам Т.Касаткиной, Л. Сараскиной и Э.Радзинскому. Из их лекций я для себя многое почерпнула, многое поняла. Без вклада этих людей многое для меня осталось бы тайной.
Еще спасибо за мысли режиссеру последнего фильма "Бесы" - В.Хотиненко - было очень любопытно посмотреть его картину с прекрасно подобранными актерами на роль Петруши и Ставрогина. Когда я читала роман, так я себе их и представляла...

Сколько ещё хочется обсудить... такой глубины произведение ...

Самый сложный для меня роман Достоевского. Кажется, я не вполне была готова к нему и мне стоит перечитать ещё раз, позже, когда и опыта читательского, и знаний об истории России того времени будет больше. Он всё равно понравился мне, понравился очень, зацепил крепко, заставил ещё долго после того, как последняя страница была перевёрнута, рассуждать, возвращаться к самым сильным местам, читать и думать о нём. Но некоторые моменты были мной откровенно не поняты, и полной картины, полного осмысления, к сожалению, не получилось. Тот случай, когда отчаянно не хватает рядом человека, который пояснил бы, растолковал и позволил взглянуть глубже, чем, вероятно, это смогла сделать я сама.

Втянуться в роман оказалось легко, хотя я и не понимала, а при чём тут, собственно, бесы, где же те самые Ставрогин и Верховенский, о которых я была наслышана и собиралась читать. Они и появляются по началу только в словах и мыслях их родителей – Варвары Петровны Ставрогиной и Степана Трофимовича Верховенского. И прежде чем они сами на сцену выйдут и себя покажут, Достоевский развернёт перед нами жизнь города, в котором будут происходить основные события, общества, его населяющего, обрисует характеры действующих лиц, отношения между ними, даже на бунт и волнения в умах молодёжи намекнёт. Словом, как следует подготовит нас к грядущей трагедии. А то, что всё именно трагедией закончится, с первых страниц ясно. Особенно когда в туманных выражениях герои начнут говорить о Ставрогине и Верховенском – в слухах, сплетнях и домыслах эти двое рисовались чуть ли не дьяволами. Бесами, да. И так оно, собственно, и вышло.

По аннотации и первому знакомству с ними я думала, что именно Пётр Верховенский тут займёт место главного дьявола. Он же и обманывает, и юлит, и в доверие втирается, и воду мутит, и планы свои какие-то жутковатые вынашивает, и паутину свою по всему городу раскидывает, заманивая в эти сети всё больше людей… убийство планирует, в конце концов. Чудовище. Да, самое настоящее. Меня до глубины души поразила история с хладнокровным убийством Шатова… к которому только что вот жена любимая вернулась и сына ему родила, человек новую жизнь собирался начать, очистился, воспарил. И тут же угодил в руки Верховенскому. Не одна, а сразу три загубленных жизни. Просто, спокойно, расчётливо, без всяких угрызений совести и душевных терзаний (Родион Раскольников, а смотрю на тебя) загубленных. Это страшно. Это больно. Это по-настоящему потрясает.

Но если Верховенский людей губит, полностью осознавая это и не скрывая (от себя, во всяком случае) своих намерений, то со Ставрогиным всё иначе. И в каком-то смысле даже страшнее. Я не уверена, что поняла его до конца. Он совершенный эгоист, жестокая, равнодушная к людям вокруг сволочь? Он несчастный, поломанный человек, потерявший свою дорогу, заблудившийся в жизни? Он одержим, болен, он сошёл с ума? Кажется, и сам Ставрогин не совсем понимал себя. Я вижу в нём мучительную, болезненную борьбу с собой, попытку вытравить из себя этих бесов, обрести смысл, заново научиться любить и жить… борьбу, обречённую на поражение. В итоге Ставрогин, не найдя выхода из этого лабиринта, увидел только один оставшийся для себя путь – покончить с собой. Безнадёга. Какая же безнадёга. Письмо Ставрогина Даше делает бесконечно и невыносимо больно. А ведь написал же он письмо, хотел же с ней встретиться, была у него, значит, какая-то последняя надежда…

Слишком много темноты и безумия, как внешнего, так и внутреннего. Слишком много грязи, боли, смерти. Вечные сомнения, метания, попытки удержать шаткое равновесие и не сорваться в бездну, найти Бога, найти смысл... и не только у одного Николая Ставрогина. В «Бесах» действительно задыхаешься и хочешь поскорее из этого мрачного города выбраться и вдохнуть свежий, не отравленный никакими бесами воздух.

И всё же, несмотря на то, что многие вещи я не поняла в силу недостатка собственных знаний, роман в целом показался… неправильным каким-то, что ли. Незавершённым? Непродуманным? Непроработанным? Не было с другими романами Достоевского такого ощущения вязкости, зыбкости, неопределённости происходящего. События, их причины и следствия, характеры героев и то, как эти характеры сформировались, мотивация, цели… всё как-то излишне лёгкими и нчеёткими мазками расчерчено, из кусочков паззл не собирается, как ты ни ломай над ним голову. Достоевский решил с нами поиграть? Мол, я тебе кое-какие завесы приоткрыл, а дальше уж ты сам, читатель дорогой, разбирайся, распутывай, сопоставляй. «Бесов» читать было чертовски интересно, но, господи, как же тя-же-ло.

Действие романа происходит в 19 веке, и не удивительно, что в стиле автора сильно ощущается влияние Бориса Акунина. Но что подкупает: буквально в первом предложении Достоевский признается, что в искусстве прозы он пока еще новичок: «Приступая к описанию событий ... я принужден по неумению моему начать несколько издалека».

Такая открытая позиция не позволяет рассуждать, достигнет ли когда-нибудь Достоевский высот Дмитрия Быкова, Сергея Минаева, Татьяны Толстой, Максима Кантора, Романа Сенчина, Павла Санаева, Владимира Сорокина, двух Поповых, Дины Улицкой, Дарьи Устиновой и других наших золотых перьеристов. Рука не поднимается делать столь некорректные сравнения. Ну, вы меня понимаете.

В целом, для новичка роман весьма крепкий, хотя неопытность порой проступает невооруженным глазом. Вот, например: повествование, как вы уже заметили из первого предложения, ведется от 1-го лица. Ты читаешь и думаешь, что так оно и будет весь роман. Но нет: внезапно проступают сцены, где рассказчик не может присутствовать по сюжетным соображениям. Спрашивается: как он мог узнать, о чем без свидетелей говорили Ставрогин и Шатов (это такие персонажи, о которых позже)? Ответ может быть только один: никак. А дальше снова включается 1-е лицо — как ни в чем ни бывало. Жаль, что не нашлось рядом опытного редактора, который бы сказал автору: «Фёдор (это имя Достоевского)! Так романы не пишут!». Или верней: «Фёдор! Романы пишутся не так!».

Теперь о действии. Начинает Достоевский, действительно, издалека. Он долго рассказывает о Степане Трофимовиче и Варваре Петровне — это такие люди из небольшого губернского города (областного центра по нашему). Лет им где-то под пятьдесят. Варвара Петровна — одна из богатейших и авторитетных помещиц губернии, Степан Трофимович — местный либеральный властитель дум, по молодости слегка блестнувший в Петербурге и потому считающий себя опасным для властей вольнодумцем. На самом деле власти его не опасаются, но имидж у Степана Трофимовича в городе именно такой — вокруг него собираются местные либералы и они там чего-то там обсуждают, а иногда, расхрабрившись и «Марсельезу» поют.
Варвара Петровна снабжает Степана Трофимовича деньгами и вообще гордится им, хотя сразу возникает подозрение, что она в него влюблена, но поскольку она вдова генерала и богачка, а Степан наш Трофимович с предложением к ней не подкатывает, то и живут они просто друзьями.

Интересный вопрос, как они 20 лет обходятся без секса. Причем, Достоевский сразу настаивает, что между этими двумя ничего такого нет, а других кандидатов в интимные партнёры, в романе не обозначено. Думаю, тут Достоевский тонко уловил тенденции в романах 19 века эту тему вообще не поднимать. Вот, например, в «Таинственном острове» Жюля Верна три здоровых мужчины и юноша, который, по идее, должен быть вообще гиперсексуален, ибо возраст такой, за четыре года на острове ни разу не выразились в смысле «Бабу бы!», и все плотские мечты там сводятся к тому, что заядлый курильщик Пенкроф хочет табака. В остальном: «Нам женщин не надо, работу давай!» — лишь бы целыми днями вкалывать под руководством всезнайки Сайруса Смита.

Так и в «Бесах» вопрос воздержания обходится стороной, как и положено в 19 веке. Словом, стилизацией Достоевский владеет неплохо, и можно предположить, что он достаточно подробно изучил Россию второй половины 19 века — как бытовые реалии, так и психологию обывателей. Каких-либо фактических ляпов несоответствия техническому уровню того времени я не заметил. За работу с матчастью Достоевскому, на мой взгляд, можно поставить твердую пятерку, хотя, порой, автор, на мой взгляд, заигрывается, словно забывая, что он пишет для наших современников, а не для людей 19 века. Например, концовка: один из героев вешается, и врачи при вскрытии решительно отвергли помешательство, как причину самоубийства. Может, в 19 веке люди и верили в то, что сумасшедшие мозги чем-то внешне отличаются от адекватных, но сейчас-то это звучит странно. Вспоминаются, слова архиепископа Симферопольского Луки, который по профессии был врач: ему говорили: «Вот Гагарин в космос летал, а Бога не видел», на что он отвечал: «Я много раз проводил трепанацию черепа и ни разу не обнаружил ума». Так и здесь: для того, чтобы по мозгам понять, что человек сошел с ума, необходимо увидеть в них ум, нет?

Возвращаясь к Степану Трофимовичу и Варваре Петровне, стоит сказать, что отсутствие между ними тайной связи сюжетно и психологически оправдано: они выступают такими старомодными, но милыми и обаятельными романтиками-чудаками, каких разве что у Чехова сыщешь, и уже перед самой смерти Степан Трофимович признается Варваре Петровне, что любит ее и любил все эти 20 лет. Это, на самом деле, очень даже трогательно.

У Варвары Петровны и Степана Трофимовича есть сыновья (у каждого свой) — Николай и Петр. Они и осуществляют основные действия. У Николая фамилия — Ставрогин (как у Варвары Петровны), у Петра — Верховенский (как у Степана Трофимовича).
Петр Верховенский — революционер, он приехал из-за границы, и Степан Трофимович его поначалу не узнал (они давно не виделись). Петруша создает в городке революционную пятерку и мечтает о революции, хотя его политическая программа, честно говоря, не впечатляет — это какая-то сказка из русского фольклора. Сомневаюсь, что у тогдашних революционеров были такие программы.

Николай Ставрогин — вот загадочное лицо. Он — красавец, силач, умник и все такое, и все почему-то с ним носятся. Понятно, Варвара Петровна ждет, что он женится на какой-нибудь аристократке в Петербурге — мать и есть мать. Но и остальные тоже. Петр Верховенский ждет, что в нужный час Ставрогин возглавит революцию, Шатов ждет от него какой-то правды. Все девицы в него влюблены. И так далее.

К слову, Шатов — бывший крепостной Ставрогиных, получивший свободу по реформе 1861 года, и тоже побывавший революционером. Во всяком случае, с Петром Верховенским они знакомы еще по загранице.
Но Ставрогин не оправдывает ничьих надежд: он пресыщенный человек, и сюжетным символом его пресыщенности является то обстоятельство, что в Петербурге он женится на нищей хромоножке — просто так из скуки. Потом он ее определяет в пансион, где она живет на всем готовом, но брат хромоножки капитан Лебядкин (очень смешной, кстати, персонаж) извлекает ее оттуда, и тоже приезжает в описываемый город, чтобы шантажировать Ставрогина тайностью брака. И для Лебядкина, и для его сестры это плохо заканичвается.

Короче, персонажей в этом романе много, и они все как-то связаны друг с другом, что создает настоящее драматическое напряжение.

Почему роман называется «Бесы» я не скажу, чтобы не нарушать интригу для тех, кто только собирается прочитать эту книгу. Но, в целом, скажу, что роман, скорей получился, чем не получился. Я прочел его с удовольствием и надеюсь, что некоторых заинтересовал им. Сам же с интересом буду следить за творческой судьбой этого начинающего, но явно талантливого писателя.

Услышал впервые об этой книге я ещё давно, в первую очередь как о вдохновителе сериала "Дух моей общаги". Потом, спустя около двух лет, я стал увлекаться литературой. Но как-то постоянно я обходил этот роман стороной, однако время пришло, и я прочитал "Бесов".
Во-первых, что по сюжету? Если кратко и без спойлеров, жил-был тихий город, в нём ничего особенного не происходило, как вдруг туда врываются Пётр Верховенский и Николай Ставрогин, и пошло-поехало. А именно начал образовываться революционный кружок, в центре которого стоит Верховенский. Параллельно с деяниями этих нигилистов идут разные философские темы, в духе вопроса отцов и детей, одержимости идеей, борьба с внутренними "бесами". Основной упор в этой рецензии я сделаю на последнюю тему, так как она в романе стоит выше всего.
Итак, если так посмотреть на персонажей романа, то основные их отличия в том, как они относятся и справляются с "бесами", в виде которых представлена "пятёрка" революционеров. Кто-то, как фон Лембке, всячески старается их подавить, у кого-то это получается, а кто-то, как Степан Трофимович, вынужден с позором уйти. Юлия Михайловна пыталась идти на уступки, но, как произошло на примере Чемберлена и одного усатого немца, между позором и войной она выбрала позор, а в итоге получила и позор, и войну. Особняком над всеми ними стоит Ставрогин, которому Фёдор Михайлович выдал отдельную роль: он "ни холоден, ни горяч". То бишь он стоит на распутье между полным подчинением "бесами" и очищением. Концовка в этом плане играет совершенно другими красками, если вспомнить слова Тихона:

Я всё пишу об этих "бесах", однако что же Достоевский под ними подразумевает? Мысль, перешедшая границы простой мысли. Это видно на примере Кириллова, поверившего в своё "своеволие", и Верховенского, который ради своей цели готов пойти на погромы по всей стране. Про Кириллова я бы написал намного больше, про саму суть его идеи, схожесть с философией Ницше, но это крайне трудно без спойлеров.
Каков вывод этих размышлений? В каждом человеке есть свои "бесы", и каждый сам решает, как с ними бороться.
Стоит отметить, что в образе Верховенского отлично вмещается образ любого диктатора: манера его речи, способ договариваться с людьми, стремление к собиранию вокруг себя этих же самых людей, гарантии своей собственной безопасности и т.д. Да и вообще весь роман, простите опять за сравнение, крайне похож на состояние Европы в 1933-1939 годах. Однако, как понятно, никто из верхушки не услышал предупреждения Достоевского, из-за чего мы имеем сначала оккупацию Саарской области, потом ремилитаризацию Рейна, потом аншлюс, потом Мюнхен, и в итоге умиротворить агрессора не получилось, как невозможно умиротворить и внутренних "бесов".
Ну а кто хотел услышать Достоевского, тот услышал, например, Альбер Камю, на философию которого эта книга значительно повлияла. Но это уже отдельная история.
Роман поистине мирового масштаба. Если хотите познать неотъемлемую часть философии Фёдора Михайловича, обязательно к прочтению. Не зря Бродский включил его в список "Чтобы с вами было о чём поговорить".

Однажды Кафка сказал "Мы должны читать только те книги, что кусают и жалят нас". Это именно та фраза, которая в полной мере передаёт мои чувства после того, как я закрыла роман Фёдора Михайловича Достоевского "Бесы".

Произведение не вызывает ни полного восторга, ни полного отвращения. Его предназначение более сакральное и глубокое- пробудить у читателя внутренний отклик, желание остановиться и задуматься о том, а есть ли что-то во мне схожее с теми героями, о которых пишет Достоевский в своем романе?

Пытаться сделать злой поступок, завидовать чужим успехам и искать повод расквитаться со своим ближним, увы, это то, что присутствует практически в каждом из нас и то, что так ярко передает Достоевский в своем романе.

Нет, произведение не столь унылое, как может показаться читая мой отзыв. Писатель разбавляет тяжёлые и болезненные темы прекрасной иронией, что иногда действительно невольно хочется посмеяться над ситуацией в книге.

Но в то же время в романе практически нет героев, которые поступают по совести и из добрых побуждений. Здесь скорее о потерянном поколении, которое не любит свою родину, не любит своих отцов и своего прошлого. Молодёжь здесь ищет забвения, развлечения, желания все изменить в надежде на то, что это закроет ту пустоту внутри, которая как и глубокая рана, никак не может затянуться.

Молодые люди носят внутри себя обиду на родину и на тех, кто породил их на свет. Не зря Петр Верховенский так часто напоминает своему родителю о том, как в детстве он был брошен и всеми забыт. Так может нелюбовь способна принести хаос, который разрушит все то хорошее и светлое, что когда-либо было в человеке и что уже утеряно на век?

Быть может самое главное в человеке это умение сочувствовать и с чистым сердцем дарить свою любовь и заботу окружающим. И возможно, когда каждый из нас осознает данную мысль, то на свете будет меньше людей, подобных Николаю Ставрогину и Петру Верховенскому, чьи поступки причинили много боли тем, кто был рядом с ними в тот период.

Ну и конечно же стоит упомянуть о том, как хорошо передал Достоевский эпоху и народные настроения в те года. На примере нигилистов мы видим то, какое разрушение может принести власть, если окажется в руках мелочных и аморальных людей и то, как быстро и вдребезги разбиваются розовые очки у народа.

Надеюсь, что мои отзыв подтолкнёт вас познакомиться с данным произведением и вы поймёте, какой неоценимый вклад внес в русскую литературу Федор Михайлович Достоевский. Я же отдаю дань его творчеству и продолжаю знакомиться с остальными произведениями автора.

Достоевского не рецензируют, Достоевского обсуждают. Поэтому напишу здесь несколько ключевых и интересных для себя моментов.
Из прочитанных мной (на сегодняшний день) романов автора, у «Бесов» наиболее сильный мистический налет. Между строк и событиями проглядывается висящий над всеми и всем рок.
Четыре протагониста: Верховенский, Шатов, Кириллов, Ставрогин. Четыре души, одержимых разными бесами.
Ставрогин, конечно, самый интересный и неоднозначный герой. Демоническая личность, такого не удастся сразу выкинуть из головы. О таких женщины говорят «у меня от него делается сердцебиение», хоть все и знают, что человек отвратительный. Один из тех антигероев литературы, бросающихся в жуткие крайности, и тем не менее люди тянутся именно за ними.
Верховенский несмотря на предполагаемую роль лидера получился гадким шутом, но такие опаснее всего. Смерть Кириллова - напряжение момента зашкаливает. Шатов – человек, который неправильно себя повел и которому не повезло, не успел встать на путь истинный. Образ мыслей всех троих подвергся максимальному влиянию Ставрогина. Экспериментатор, чтоб его...
Кармазинов – под данным образом Федор Михайлович изобразил Тургенева, весьма желчно и саркастично размазывая его личность и позднее творчество по стенке. Было очень весело.
Гениально переплетены внутренние и политические конфликты. В реальности (а как известно идея романа возникла на базе известного "нечаевского дела") все было гораздо прозаичнее.
Что касается глобального смысла и идеи... Сколько лет прошло, а воз и ныне там.
Весь роман с подводным дном. Чтобы понять мотивы героев и развитие характеров, логику поступков - необходимо пройтись по произведению еще раз. Ясно, что все закономерно для всех закончилось. Жуть и мрак, разрушающие изнутри.

Место действия - губернский город, где живёт богатая дама в летах - Варвара Петровна Ставрогина, при ней живёт её друг - Степан Трофимович Верховенский, приживальщик, которого она содержит, т.к.он нигде не служит, она в молодости была в него влюблена, он был учителем её сына. В этот город приезжает сын Верховенского - Пётр Степанович и сын Ставрогиной - Николай Всеволодович.
Николай Ставрогин - странный персонаж, нетипичный для Достоевского. Как правило, главный герой у него, взять к примеру Раскольникова, бедняк, разночинец, плохо одетый, а здесь ни с того ни с сего аристократ, манкий красавец, с порочными склонностями, мужчина около 30 лет. Возраст всех действующих лиц романа "Бесы", молодых подпольщиков и фигуранты этой ячейки, примерно 27 лет. В этом возрасте человек уже настолько взрослый, чтобы пойти в подполье и увлечься игрой под названием "Революция", у него много сил и энергии, азарт и т. д. Человек с необычными привычками привлекать к себе людей, он завораживает и мужчин, и женщин. Он разным людям в разные периоды времени внушает разные чувства и мысли и духовно порабощает их, это свойственно его природе. Он не делает ничего убийственного, а просто своей жизнью порождают в окружающих необъяснимый, мистический восторг. Так, например, Николай учит Кириллова идее человекобога и вдохновляет Шатова верой в православие, т. е. Ставрогин одновременно внушает двум людям прямо противоположные идеи.

"Наш принц вдруг, ни с того ни с сего, сделал две-три невозможные дерзости разным лицам, то есть главное именно в том состояло, что дерзости эти совсем неслыханные, совершенно ни на что не похожие, совсем не такие, какие в обыкновенном употреблении, совсем дрянные и мальчишнические, и черт знает для чего, совершенно без всякого повода. Один из почтеннейших старшин нашего клуба, Павел Павлович Гаганов, человек пожилой и даже заслуженный, взял невинную привычку ко всякому слову с азартом приговаривать: «Нет-с, меня не проведут за нос!» Оно и пусть бы. Но однажды в клубе, когда он, по какому-то горячему поводу, проговорил этот афоризм собравшейся около него кучке клубных посетителей (и всё людей не последних), Николай Всеволодович, стоявший в стороне один и к которому никто и не обращался, вдруг подошел к Павлу Павловичу, неожиданно, но крепко ухватил его за нос двумя пальцами и успел протянуть за собою по зале два-три шага. Злобы он не мог иметь никакой на господина Гаганова. Можно было
подумать, что это чистое школьничество, разумеется непростительнейшее; и, однако же, рассказывали потом, что он в самое мгновение операции был почти задумчив, «точно как бы с ума сошел»; но это уже долго спустя припомнили и сообразили. Сгоряча все сначала запомнили только второе мгновение, когда он уже наверно всё понимал в настоящем виде и не только не смутился, но, напротив, улыбался злобно и весело, «без малейшего раскаяния».
Шум поднялся ужаснейший; его окружили. Николай Всеволодович повертывался и посматривал кругом, не отвечая никому и с любопытством приглядываясь к восклицавшим лицам. Наконец, вдруг как будто задумался опять, — так по крайней мере передавали, — нахмурился, твердо подошел к оскорбленному Павлу Павловичу и скороговоркой, с видимою досадой, пробормотал:
— Вы, конечно, извините... Я, право, не знаю, как мне вдруг захотелось... глупость...Небрежность извинения равнялась новому оскорблению. Крик поднялся еще пуще.
Николай Всеволодович пожал плечами и вышел.
Всё это было очень глупо, не говоря уже о безобразии — безобразии рассчитанном и умышленном, как казалось с первого взгляда, а стало быть, составлявшем умышленное, до последней степени наглое оскорбление всему нашему обществу. Так и было это всеми понято. Начали с того, что немедленно и единодушно исключили господина Ставрогина из числа членов клуба; затем порешили от лица всего клуба обратиться к губернатору и просить его немедленно (не дожидаясь, пока дело начнется формально судом) обуздать вредного буяна, столичного «бретера, вверенною ему административною властию, и тем оградить спокойствие всего порядочного круга нашего города от вредных посягновений». С злобною невинностию прибавляли при этом, что, «может быть, и на господина Ставрогина найдется какой-нибудь закон». Именно эту фразу приготовляли губернатору, чтоб уколоть его за Варвару Петровну. Размазывали с наслаждением. Губернатора, как нарочно, не случилось тогда в городе; он уехал неподалеку крестить ребенка у одной интересной и недавней вдовы, оставшейся после мужа в интересном положении; но знали, что он скоро воротится. В ожидании же устроили почтенному и обиженному Павлу Павловичу целую овацию: обнимали и целовали его; весь город перебывал у него с визитом. Проектировали даже в честь его по подписке обед, и только по усиленной его же просьбе оставили эту мысль, — может быть, смекнув наконец, что человека все-таки протащили за нос и что, стало быть, очень-то уж торжествовать нечего."

Николай и Пётр встречаются, объединяются, начинается выяснения, кто, зачем и почему приехал. Пётр Верховенский пожаловал, чтобы сколотить группу молодёжи, чтобы "взорвать город", внести смуту, всех напугать. У Ставрогина же иная цель: напечатать исповедь, в которой он будет признаваться в своих страшных грехах, как он после проигрыша пари женился на душевнобольной хромоножке, как совратил 12-летнюю девочку, которая потом повесилась. Но сделает он это не в целях покаяния, а для того, чтобы эпатировать публику, поразить её воображение. Город словно зачумлённый, какие-то слухи и сплетни, тайны, странные разговоры, каждое событие переворачивается с ног на голову. Например, бал в пользу гувернанток заканчивается пожаром (Достоевский проводит параллель, что карнавал европейский окончился бы фейерверком).

"Нечего рассказывать, как кончился бал. Несколько десятков гуляк, а с ними даже несколько дам осталось в залах. Полиции никакой. Музыку не отпустили и уходивших музыкантов избили. К утру всю «палатку Прохорыча» снесли, пили без памяти, плясали комаринского без цензуры, комнаты изгадили, и только на рассвете часть этой ватаги, совсем пьяная, подоспела на догоравшее пожарище на новые беспорядки... Другая же половина так и заночевала в залах, в мертвопьяном состоянии, со всеми последствиями, на бархатных диванах и на полу. Поутру, при первой возможности, их вытащили за ноги на улицу. Тем и кончилось празднество в пользу гувернанток нашей губернии."

Каждое событие имеет двойное дно, которое перечёркивает его первоначальную сущность. Люди живут в ненастоящем мире, словно они какие-то духи. Примечательно, что здравствует лицедейство: выступления на бале, Николай, у которого лицо как маска и Петруша, который "сочиняет лицо", соответствующее ситуации. Почти ничего неизвестно о том, чтобы кто-то где-то работал, они только разговаривают, рассуждают, у них словно нет связи с реальным миром, они оторваны от почвы. Они выбиты из стихии жизни, не строят свою жизнь, не имеют своего пристанища, не обретают своё счастье, своё супружество. Царствует сплошное разрушение, порочность, одержимость, а не созидание и православная вера, нет счастливой любви, удачных браков и т. п. Дети, которые только появились на свет, сразу умирают. Бесовщина - социальная болезнь личности, которая не знает своих пределов. Ведь человек, как правило, ограничен пределами своего существования, т. е. семьёй, службой, домом и убеждениями. В романе "Бесы" люди в БЕСпредельном существовании, нет ни одного сдерживающего фактора. Происходит трагедия: между Петром Верховенским и Николаем Ставрогиным начинается жесточайшая борьба за власть: Петр лелеет надежду прогнуть под себя такого фантастического человека, как Николай, приобщить к своим грязным делишкам, убив жену и шурина. Цель Петра заключается в управлении умами и душами людей, а революционная идея - только средство для её достижения. Он понимает, что ему нужна для прикрытия красивая и харизматичная маска, некий Иван-Царевич, т. е. Николай Ставрогин, но тот ни на каких условиях не соглашается и даже скажет потом такую фразу: "Имею привычки порядочного человека и мне мерзило." Это парадоксальный моральный кодекс: совращать малолетних можно, но это личный грех, за который будешь нести персональную ответственность перед Богом, а совершать коллективные преступления не будешь. Из той же серии, как в романе "Преступлении и наказание" Раскольников, зарубивший старушку, обвинял Свидригайлова в подслушивании и проч.

Занимательная линия губернаторской пары "Лембок" (Андрей Антонович и Юлия Михайловна), их взаимодействие с Петром и "пятёрками". Все надеются использовать друг друга, чтобы одержать победу в гонке за реальной властью. Ю. М. решила держать молодёжь рядом с собой, но не допускать до крайних пределов, она полагает, что найдёт на них управу. Есть эпизод, который очень меня позабавил, не взирая на весь мрак:

"Я помню, образовался тогда как-то сам собою довольно обширный кружок, центр которого, пожалуй, и вправду что находился в гостиной Юлии Михайловны. В этом интимном кружке, толпившемся около нее, конечно между молодежью, позволялось и даже вошло в правило делать разные шалости — действительно иногда довольно развязные. В кружке было несколько даже очень милых дам. Молодежь устраивала пикники, вечеринки, иногда разъезжали по городу целою кавалькадой, в экипажах и верхами. Искали приключений, даже нарочно подсочиняли и составляли их сами, единственно для веселого анекдота. Город наш третировали они как какой-нибудь город Глупов. Их звали насмешниками или надсмешниками, потому что они мало чем брезгали. Случилось, например, что жена одного местного поручика, очень еще молоденькая брюнеточка, хотя и испитая от дурного содержания у мужа, на одной вечеринке, по легкомыслию, села играть в ералаш по большой, в надежде выиграть себе на мантилью, и вместо выигрыша проиграла пятнадцать рублей. Боясь мужа и не имея чем заплатить, она, припомнив прежнюю смелость, решилась потихоньку попросить взаймы, тут же на вечеринке, у сына нашего городского головы, прескверного мальчишки, истаскавшегося не по летам. Тот не только ей отказал, но еще пошел, хохоча вслух, сказать мужу. Поручик, действительно бедовавший на одном только жалованье, приведя домой супругу, натешился над нею досыта, несмотря на вопли, крики и просьбы на коленях о прощении. Эта возмутительная история возбудила везде в городе только смех, и хотя бедная поручица и не принадлежала к тому обществу, которое окружало Юлию Михайловну, но одна из дам этой «кавалькады», эксцентричная и бойкая личность, знавшая как-то поручицу, заехала к ней и просто-запросто увезла ее к себе в гости. Тут ее тотчас же захватили наши шалуны, заласкали, задарили и продержали дня четыре, не возвращая мужу. Она жила у бойкой дамы и по целым дням разъезжала с нею и со всем разрезвившимся обществом в прогулках по городу, участвовала в увеселениях, в танцах. Ее всё подбивали тащить мужа в суд, завести историю. Уверяли, что все поддержат ее, пойдут свидетельствовать. Муж молчал, не осмеливаясь бороться. Бедняжка смекнула наконец, что закопалась в беду, и еле живая от страха убежала на четвертый день в сумерки от своих покровителей к своему поручику. Неизвестно в точности, что произошло между супругами; но две ставни низенького деревянного домика, в котором поручик нанимал квартиру, не отпирались две недели. Юлия Михайловна посердилась на шалунов, когда обо всем узнала, и была очень недовольна поступком бойкой дамы, хотя та представляла ей же поручицу в первый день ее похищения. Впрочем, об этом скоро забыли."

Николай Ставрогин говорит Петру Верховенскому про Шатова: "Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете по пальцам, из каких сил кружки составляются? Всё это чиновничество и сентиментальность — всё это клейстер хороший, но есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха-ха-ха!"
Механизм создания политического подпольного революционного кружка, когда члены этого кружка связаны не одной цепью, а одной кровью. Большего "политического клейстера" для скрепления разрозненных и даже не симпатизирующих друг другу членов кружка нельзя придумать.
Если 5 человек собираются в маленьком городе и такое затевают, то это распространится, как радиация на большую площадь, в данном случае, на всю Россию. Роман не о русской революции, а о болезни русской души. Опасна идея в гипертрофированном и абсолютизированном виде, доведённая до крайней степени, до абсурда. Если "Преступление и наказание" написано под знаком разоблачения греха "Не убей", то "Бесы" - "Не сотвори себе кумира". Ведь Ставрогин - порочный молодой человек, которого любили все, которому поклонялись, пытались подражать, во имя него совершались жертвы и страшные вещи. Он совершает свои преступления, чтобы бросить вызов самому Богу, всемилостивом Богу, который не должен его простить. Он не испытывал никакой страсти, поэтому сравнивать его с Гумбертом из "Лолиты" некорректно, он испытывал даже отвращение, он проделал опыт прежде всего над самим собой, как и Родион Раскольников.
Усечённая глава "У Тихона" - стержневая глава, на которую всё нанизано, ибо, не узнав историю совращения ребёнка Ставрогиным, невозможно понять до конца нравственную суть и глубину произведения и психологический портрет Николая Всеволодовича. Также мы не можем уяснить, зачем он женился на хромой женщине, повредившейся умом, предупреждает Шатова, что на него готовится покушение, пытается оградить капитана Лебядкина от убийцы Федьки Каторжного и Петра Верховенского.

Примечательно, что начинается всё с жизнеописания Степана Трофимовича Верхновенского - типичного представителя идеалиста-либерала 1840-х гг., человека, думающего о высоком и прекрасном, тонкого, умного и талантливого учителя, совместно с этим в нём уживаются презрительное отношение к религии, русской культуре (сколько он говорит по-французски!) и родине. Результатом алчности, мягкотелости и эгоизма С. Т. Верховенского является то, что ученики не верят в искренность проповедуемых им высоких, но неясных, не подкреплённых делом идеалов. Мутность шкалы ценностей Степана Трофимовича проводит смуту в души учеников, именно он порождает бесов, нигилистов: Петра, Николая, Шатова... Он отец Петра (что, кстати, под вопросом) и учитель всех остальных молодых людей. Задаёшься вопросом, откуда берётся бесовство, какова его природа? Казалось бы, С. Т. Верховенский идеален, но это только внешне. В начале романа есть строки, в которых слегка затрагивается деликатный вопрос о его взаимоотношениях со Ставрогиным, из которых можно сделать вывод о том, что отношения эти имели "содомский" характер. Из этого следует, что дальнейшую жизнь Николая можно трактовать по Фрейду, всё идёт из детства. Это не оправдание, а отправная точка его грехопадения.

2 эпиграф романа взят из Евангелия: "Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся." Достоевский надеялся, что бесы сядут у ног Иисуса и исцелятся, т. е. воскреснут и очистятся.

Читателю вроде бы хочется, чтобы Немезида сразила и Петра Верховенского, но его наказание заключается в продолжении жизни. Если бы Достоевский убил и его, он бы тем самым поставил бы его в один ряд со Ставрогиным, Шатовым, Кирилловым, Лизой и Степаном Трофимовичем, а это было бы неправильно...ведь эти герои с разными оттенками серости, которые через смерть духовно возродились, а Пётр - абсолютное зло, которому суждено погибнуть только от его же собственного обоюдоострого орудия...

Великая книга. Религиозный и антинигилистический роман, роман-предупреждение. Достоевский предупредил по факту, он не писал это произведение в форме предупреждения сознательно, он предвидел, что так будет. Неизбежна социальная катастрофа если революционеры размножатся как микробы и будут идти к "свободе, равенству, братству" по трупам. Это предупреждение актуально во все времена, в качестве доказательства, слова Петра:

"У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное — равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей! Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами. Высшие способности не могут не быть деспотами и всегда развращали более, чем приносили пользы; их изгоняют или казнят...Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство".

А. С. Пушкин "Маленькие трагедии"

СЦЕНА ИЗ ФАУСТА

БЕРЕГ МОРЯ. ФАУСТ И МЕФИСТОФЕЛЬ.

Фауст

Мне скучно, бес.

Мефистофель

Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет -
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.

Фауст

Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.

Мефистофель

Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies - скука
Отдохновение души.
Я психолог... о вот наука!..
Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Виргилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?
Тогда ль, как погрузился ты
В великодушные мечты,
В пучину темную науки?
Но - помнится - тогда со скуки,
Как арлекина, из огня
Ты вызвал наконец меня.
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам и к духам,
И что же? всё по пустякам.
Желал ты славы - и добился, -
Хотел влюбиться - и влюбился.
Ты с жизни взял возможну дань,
А был ли счастлив?

Фауст

Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знанье жизни нет -
Я проклял знаний ложный свет,
А слава... луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон... Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ...

Мефистофель

И первое свиданье,
Не правда ль? Но нельзя ль узнать
Кого изволишь поминать,
Не Гретхен ли?

Фауст

О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
Там, там - где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струи -
Там, на груди ее прелестной
Покоя томную главу,
Я счастлив был...

Мефистофель

Творец небесный!
Ты бредишь, Фауст, наяву!
Услужливым воспоминаньем
Себя обманываешь ты.
Не я ль тебе своим стараньем
Доставил чудо красоты?
И в час полуночи глубокой
С тобою свел ее? Тогда
Плодами своего труда
Я забавлялся одинокой,
Как вы вдвоем - все помню я.
Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье - скуки семя).
И знаешь ли, философ мой,
Что́ думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?

Фауст

Говори. Ну, что?

Мефистофель

Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!

Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал! -
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она...
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; -
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье...

Фауст

Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!

Мефистофель

Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я -
Я даром времени не трачу.

Фayст

Что там белеет? говори.

Мефистофель

Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,

Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.

Фауст

Всё утопить.

Мефистофель

Сейчас.

(Исчезает.)

Религиозный, политический и философский роман «Бесы» – невероятно сложное, но очень глубокое и захватывающее произведение великого Федора Достоевского. Роман, который называли «предупреждением». Роман о болезни русской души, пророческое и до сих пор актуальное творение.

Вновь, чтобы разобраться в тонкостях сюжета и подтекста, необходимо тщательно изучить обстоятельства той эпохи, в которой рождался роман. В частности, убийство студента Ивана Иванова бывшими единомышленниками революционной организации «Народная расправа».

Замысел пришел к Федору Михайловичу в 1869 году. Что такое Россия после отмены крепостного права? Это бурлящее общество, это возникающие группировки нигилистов и западников, революционеров и либералов. Сам писатель в тот год находился за границей, в Дрездене. У него всегда было очень туго с деньгам и он вынужден был скрываться от кредиторов. Изначально у Достоевского возникла идея написать памфлет против нигилистов и западников. Но итогом этой огромной работы становится весомый роман, на создание которого уходит почти три года. 

Достоевский предупредил свое и последующие поколения о том, чем грозит революционная деятельность, ставящая во главу угла разрушение и смуту, смерть и кровь. Но Россия не научилась ничему на своих ошибках. Буквально через неполные 60 лет грянет Революция 1917 года, после которой страна надолго погрузится в смуту… Почему за бесами пойдут миллионы?  И почему это повторится еще много раз в XX веке (например, идеология фашизма и Гитлер)?

Две линии романа – линия Верховенского и линия Ставрогина – показывают нам, каким разным может быть бесовство.

 Основная, может быть не сразу улавливаемая концепция романа состоит в том, что опасность может представлять любая идея (даже самая благая на первый взгляд), возведенная в абсолют. Все мы помним, например, Средневековье и «святую Инквизицию». 

Петруша Верховенский – бес политический. «Слушайте, мы сначала пустим смуту….. мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут, да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!»

Николай Ставрогин – Князь, великий грешник и «кумир» всех женщин и мужчин. Он располагает абсолютной свободой в своих действиях и мыслях, но так и не может обрести истинную веру. Им все одержимы, его одновременно любят и ненавидят, его слушают и им зачаровываются. Он почти всем героям романа принес какое-то горе или неприятность, но в то же время его боготворят, он видится им настоящим солнцем, великим князем и Иваном-царевичем. Ему пытались подражать, во имя него приносили жертвы, женщины приносили в этот мир незаконнорожденных детей… А он не мог любить никого, даже себя. И сейчас таких ставрогиных очень много… 

Для меня самой острой, самой невероятной главной в романе является глава «У Тихона», где Ставрогин кается священнику в растлении маленькой девочки Матреши. После этого ужаса девочка приписывает себе преступление Ставрогина, по сути беря его грех на себя. Повторяя вслух «Я Бога убила», девочка идет и совершает самоубийство. Самоубийство самого Ставрогина, последующее уже после его исповеди Тихону, происходит потому, что он так и не смог искренне прийти к вере.. не смог победить свою гордыню, не смог раскаяться и признать свои грехи и искупить их благими делами…

Известный историк литературы Людмила Сараскина определяет бесовство как «болезнь души, потерявшей свои пределы». Бесы – это люди, которых выбило из здорового течения жизни. Люди, попавшие в хаос… «Существа в беспредельности», как говорит Достоевский устами своего героя в романе. В романе «Бесы» почти ни у кого из основных героев нет этих самых пределов. 

Сейчас мы живем в эпоху огромного количества идей, сообществ и течений. Многие люди очень ведомы, «зажечь» их ничего не стоит. Они пойдут за любым более сильным и харизматичным лидером, даже не вдумываясь в то, что он несет в массы. Вот еще одна цитата Петра Верховенского из романа: «Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат, мы всякого гения потушим в младенчестве. Всё к одному знаменателю, полное равенство». Потушить гения в младенчестве… Как это напоминает наши сегодняшние времена. Посмотрите, какие ценности сейчас звучат из средств массовой дезинформации…  

Внутренние берега, внутренние пределы очень нужны каждому человеку. Именно они и предохраняют душу от разрушения. 

Роман «Бесы», по моему глубокому убеждению, нужно перечитать еще не раз. Он не открывается сразу весь, но даже малая толика той мудрости, которую сознание успевает ухватить за одно прочтение, однозначно меняет что-то в душе… 

~Julietta Vizer