Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить

Аноним28 июля 2018 г.

Хронический негативный опыт меняет архитектуру и экспрессию генов, которые контролируют выброс гормонов стресса. Запускается
гиперактивная стрессовая реакция на жизнь, которая обуславливает
предрасположенность к заболеваниям во взрослом возрасте. Исследования ACE
показывают, что 64 % взрослых сталкивались с негативным детским опытом, а 40 %
сталкивались с двумя или более видами из перечисленных травмирующих ситуаций.

Когда вы читаете эти страницы, нужно держать в голове следующее.
• Негативный детский опыт не следует путать с неизбежными мелкими трудностями,
с которыми мы сталкиваемся по мере взросления и которые создают психологическую
неустойчивость. В счастливом детстве достаточно моментов, когда что-то идет не
так, когда родители психуют, а потом извиняются перед ребенком, когда дети
испытывают неудачу и снова пытаются научиться чему-то. Негативный детский опыт
– опыт совершенно другого рода. Это пугающие, хронические, непредсказуемые
факторы стресса, и часто ребенок, сталкиваясь с ними, не имеет поддержки
взрослого человека, необходимой для переживания травмирующих ситуаций в
безопасном режиме.
• Негативный детский опыт связан с очень большой вероятностью заболеваний во
взрослом возрасте, но он не является единственным фактором. Любые заболевания
вызываются многими причинами. Роль играет и генетика, и воздействие токсинов, и
инфекции. Но для тех, кто пережил негативный детский опыт, прочие факторы,
способствующие возникновению заболевания, отступают на второй план. Чтобы
использовать простую метафору, представьте свою иммунную систему в виде бочки.
Вы живете в городе с плохой экологией, вы неправильно питаетесь, да еще кругом
эти вирусы и инфекции. Ну и стресс, конечно. Ваша бочка медленно наполняется. В
какой-то момент может произойти что-то такое, что послужит последней каплей:
бочка переполнится, и болезнь разовьется. Однако гораздо хуже, если вы
столкнетесь с непредсказуемыми факторами стресса в детском возрасте. В этом
случае вы начнете свою жизнь с наполовину заполненной бочкой. Негативный детский
опыт не является единственным фактором, определяющим развитие болезней, но он
многократно усиливает шансы.
• Исследование негативного детского опыта имеет точки соприкосновения с
исследованием посттравматического стрессового расстройства, или ПТСР. При этом
негативный детский опыт может привести к гораздо более широкому спектру
физических и эмоциональных проблем со здоровьем, чем очевидные симптомы
посттравматического расстройства. Они не одинаковы.
• Негативный детский опыт, связанный с крайней бедностью и насилием, в происходящим на глазах ребенка, также травматичен. Этот вопрос достаточно хорошо
изучен и остается за пределами моей книги.
• Негативный детский опыт не извиняет асоциального поведения. Моральная
распущенность из-за того, что «детство виновато», – это всего-навсего отговорка,
пользоваться которой недопустимо.
• Я призываю не обвинять родителей в том, что что-то не получилось. Негативный
детский опыт часто бывает наследием многих поколений, а схемы негатива (дурное
обращение с детьми) почти всегда закладываются задолго до вашего появления на
свет.

И последняя, самая лучшая новость. Мозг, такой гибкий в детском возрасте,
поддается воздействию, когда мы перешагиваем порог совершеннолетия. В настоящее
время исследователи обнаружили целый ряд способов полностью аннулировать травму,
нанесенную негативным опытом детства. Не важно, сколько вам лет или сколько лет
вашим детям, – существуют научно проверенные и относительно простые шаги,
которые можно сделать, чтобы перезагрузить мозг, найти пути к исцелению и
обрести себя.

А теперь предлагаю вам принять участие в исследовании собственного негативного
опыта. Для этого вам нужно честно ответить на вопросы анкеты ACE.

АНКЕТА
До того, как вам исполнилось восемнадцать лет…

• Случалось ли так, что родитель или другой взрослый, проживающий с вами,

часто или очень часто бранил вас, оскорблял, притеснял или унижал? Возможно, он
действовал таким образом, что вы боялись физического насилия?
Да / Нет
Если да, пос

• Случалось ли так, что родитель или другой взрослый, проживающий с вами,

ами,

• Случалось ли так, что взрослый или кто-нибудь старше вас минимум на пять лет

4. Случалось ли так, что вы часто или очень часто ощущали, что никто в вашей
семье вас не любит или не проявляет к вам интерес? Возможно, вы чувствовали, что
члены вашей семьи не заботятся друг о друге, не чувствуют близости, не
поддерживают друг друга?
Да

• Случалось ли так, что вы часто или очень часто ощущали, что вам не хватает

• Возможно, вы потеряли своего биологического родителя по причине развода,

• Случалось ли так, что вашу мать или другого близкого человека часто или

• Проживали ли вы с кем-либо, кто был склонен к злоупотреблению спиртным, или

• Страдал ли кто-либо из ваших домочадцев депрессией или психическими

• Сидел ли кто-либо из ваших домочадцев в тюрьме?

Из 286 опрошенных пациентов многие пережили сексуальное насилие, в семьях
других была неблагоприятная обстановка. Никто из них не чувствовал себя в
детстве защищенным. Самым простым решением было «заедание» проблемы. Еда
успокаивала тревогу и страх, помогала справляться с депрессией, которая стала
фоном их жизни. Для некоторых избыточный вес служил щитом, ограждающим от
нежелательного физического внимания, и они набирали еще больше килограммов.
Опрос пациентов позволил Феличчи нащупать эту цепочку: детский опыт
– физические и ментальные изменения во взрослой жизни. Странно, но другие
терапевты этого не видели. В одной из своих статей Феличчи пишет, что ожирение,
«будучи явным физическим признаком неблагополучия, не является ключевой
проблемой, которой следует заниматься. Ожирение – это следствие, и чтобы
побороть его, надо выявить причины, а затем уже делать шаги в направлении
корректировки веса».

Пациенты, опрашиваемые Феличчи и Эндой, были вполне успешными людьми: средний
возраст – тридцать семь лет, три четверти из них получили хорошее образование,
большая часть относилась к среднему классу, у них была медицинская страховка и
нормальная работа. Начиная свои исследования, Феличчи предполагал, что ответов
«да» на его вопросы о негативном детском опыте будет немного.
Но он ошибался. Две трети опрошенных ответили «да» не один, а несколько раз,
87 % пережили травмирующую ситуацию хотя бы однажды. Тех, у кого детство было
безоблачным, оказалось совсем немного.

Напомним, что Феличчи и Энда хотели выяснить, существует ли взаимосвязь между
негативным детским опытом и заболеваниями, которые развились впоследствии. Как
оказалось, эта взаимосвязь была настолько сильной, что Феличчи, по его
собственному признанию, был изумлен. «Наши открытия превзошли все ожидания.
Взаимосвязь между трудным детством и болезнями взрослых людей предлагает
взглянуть на проблему под другим углом. Стало ясно, что страдания
несовершеннолетних и есть то недостающее звено, которое раньше не позволяло до
конца понять механизм серьезных сбоев в организме».
Энда отреагировал еще более эмоционально. «Я рыдал, – признался он. – Я понял,
как много людей пострадало, и я просто рыдал».

Количество ответов «да» на вопросы анкеты АСЕ может в высокой степени
предсказать объем медицинской помощи, которая понадобится взрослому человеку.
Арифметика очень простая: чем больше травмирующего опыта, тем печальнее прогноз.
Каждый балл увеличивает риск диагностирования аутоиммунного заболевания; четыре
балла – это прямая угроза онкологии (риск возрастает в два раза). Те же четыре
балла на 460 % (!) увеличивают риск депрессии.
Итог по ACE от шести и выше сокращает жизнь человека почти на двадцать лет.
Неутешительная статистика!
Разумеется, нельзя упускать из виду и сопутствующие факторы. Феличчи и Энда
выявили, что люди, пережившие детские травмы, более склонны к курению,
злоупотреблению алкоголем, многие из них подсаживаются на наркотики. Типичными
для них являются пищевые расстройства – булимия и анорексия. По признанию самих
пациентов, вредные привычки помогали им справиться с тревожностью, и поэтому
вопроса о том, чтобы избавиться от них, даже не возникало.
В группе «бывших несчастных детей», как назвал ее Феличче, были и исключения.
Некоторые не курили, не пили алкоголь, не принимали наркотики и не имели
избыточного веса, но тем не менее их здоровье оставляло желать лучшего.
Например, в группе без вредных привычек при семи баллах и выше риск развития
сердечно-сосудистых заболеваний по сравнению с теми, у кого результат по анкете
ACE был ноль, возрастал на 360 %.
Хронический стресс, вызванный неправильным поведением родителей или других
близких людей, запускает механизм развития заболеваний десятилетия спустя – даже
если повзрослевшие дети ведут здоровый образ жизни.
Таким образом, общая схема стала очевидна: детская травма – стресс – серьезное
заболевание, плохо поддающееся лечению.
«Время, – говорит Феличчи, – лечит не все раны. Время маскирует. Нельзя “просто
перевернуть страницу” – так или иначе пережитое даст знать о себе даже пятьдесят
лет спустя. Травмирующий опыт, полученный человеком в детстве, почти неизбежно
ведет к органическому заболеванию».

Продолжаются и научные исследования. Ученые Калифорнийского университета, в
частности, выявили, что травмы детства вредят на клеточном уровне: клетки
подвергаются преждевременному старению, тем самым значительно сокращая жизнь
человека. Цепочки ДНК переживших стресс в раннем возрасте демонстрируют разного
рода нарушения. На концевых участках хромосом – теломерах – наблюдается эрозия,
а когда теломеры подвергаются эрозии, болезнь подступает совсем близко.
И снова факты: дети, чьи родители умерли, дети, столкнувшиеся с насилием, дети,
ставшие свидетелями разлада в семейной жизни родителей, более склонны к
сердечно-сосудистым и легочным заболеваниям, инсульту, диабету, рассеянному
склерозу во взрослом возрасте. Трудное детство шестикратно увеличивает шансы на
миалгический энцефаломиелит, один из симптомов которого – хроническая усталость.
Миалгический энцефаломиелит может привести к инвалидности, а в некоторых случаях
даже к смертельному исходу. Все это можно было бы предотвратить, если бы дети росли в нормальных условиях.

«Наши исследования показали, что любой негативный опыт, даже незначительный,
наносит ущерб. И, что бы ни переживал ребенок, результат будет примерно
одинаковый», – говорит Феличчи. Вместе с Эндой они выяснили, что по своим
последствиям рукоприкладство не уступает сексуальному насилию, а периодическое
унижение со стороны родителей причиняет не меньший вред, чем откровенное
равнодушие. Любые отклонения в нормальной взаимосвязи «ребенок – родитель»
увеличивает шанс хронических заболеваний и депрессии во взрослом возрасте. Мозг
как губка впитывает все обиды, ослабляя иммунную систему, которая рано или
поздно дает сбой.
Кстати, о мозге. В 2014 году исследователи Кембриджского университета
установили, что мозг семнадцати-, восемнадцати- и девятнадцатилетних,
подвергавшихся в детстве различным видам психотравмирующих воздействий, меньше
по объему, чем мозг их сверстников, выросших в нормальных условиях.

Анкета ACE показывает только «верхушку айсберга», и на самом деле травмирующих
факторов в детстве гораздо больше. «Семейные» проблемы включают в себя
напряженные отношения между родителями, не обязательно заканчивающиеся разводом,
а также временные ссоры, которые быстро забываются взрослыми, но долго помнятся
детьми. Сюда же можно отнести недостаток общения между членами семьи, а также
постоянную занятость родителей, у которых не остается времени на общение с
детьми.
Расширенная анкета по детским травмам (Childhood Trauma Questionnaire, CTQ)
позволяет отследить дополнительные факторы. В ней есть такие пункты, как,
например: «В моей семье мне говорили неприятные (оскорбительные) вещи» или «В
моей семье меня обзывали тупым, лентяем или уродом». Ответы предполагают
вариативность: «никогда», «редко», «иногда», «часто» или «очень часто». Есть в
CTQ и положительные утверждения, например: «Моя семья являлась для меня
источником силы и поддержки», «Я ощущал, что меня любят», также предполагающие
несколько вариантов ответа. Благодаря анкете CTQ исследователи получают более
точную картину детского опыта. Так же как и АСЕ, анкета CTQ продемонстрировала
научно обоснованную связь между нарушенными связями в семье, специфичной
перестройкой мозга в раннем возрасте и негативным отпечатком на здоровье.
Большинство взрослых людей, страдающих разного рода расстройствами, были
свидетелями разлада в родительской семье, подвергались унижению, испытывали на
себе гнет постоянных поддразниваний. Душевные раны наносило им проживание со
слишком придирчивыми, неуравновешенными, самовлюбленными, страдающими биполярным
расстройством родителями, родителями-алкоголиками или наркоманами.

Существует мощная связь между ментальным стрессом и физическим возбуждением.
Когда мы испытываем стрессогенные эмоции – злость, страх, тревогу, беспокойство,
чувство утраты и прочие, – «ось напряжения» выбрасывает в кровь гормоны стресса,
включая кортизол и цитокины, которые также являются регуляторами иммунных
реакций.
Предположим, вашей иммунной системе нужно бороться с вирусной или бактериальной
инфекцией. Чтобы разрушить просочившиеся вредные микроорганизмы и восстановить
поврежденные ткани, к месту обнаружения инфекции направляется большое количество
цитокинов, которые вырабатываются клетками иммунной системы. Однако когда
цитокинов становится слишком много, они скорее разрушают ткань, чем способствуют
восстановлению. Ярким примером этого является токсический шок.
Но повреждение ткани может происходить и медленно, в течение продолжительного
времени, как реакция на хронический стресс. Если «ось напряжения» постоянно
стимулировать, она начинает снижать реакцию на стресс. Кому-то может показаться,
что это даже неплохо, поскольку сниженная стрессовая реакция ведет к меньшему
возбуждению, так? Нет, не так. Следует помнить, что стрессовая реакция
рассчитана на серьезные факторы, угрожающие жизни и здоровью, она мгновенно
приводит организм в состояние обороны, а затем организм быстро восстанавливается
и возвращается в состояние гомеостаза, то есть равновесия. Опасность миновала, и
можно расслабиться. Проблема в том, что, когда вы сталкиваетесь с затяжным
стрессом, стрессовая реакция не прекращается вообще. Вы застреваете, условно
говоря, в первой половине стрессового цикла. Восстановления не происходит.
Вместо этого стрессовая реакция протекает хотя и вяло, но непрерывно, нагнетая
новые дозы возбуждающих веществ. Железы, отвечающие за стресс, все время
выделяют гормоны стресса, что ведет к постоянной активности цитокинов. Иначе
говоря, хронический стресс ведет к бесконтрольному возбуждению. А возбуждение
(повышенная активность цитокинов) приводит к заболеваниям.
Гормоны стресса играют важнейшую роль в организации работы иммунной системы и
процессов возбуждения. Это объясняет, почему люди, испытывающие хронический
стресс, чаще болеют.

Как сказал профессор Стэндфордского университета Роберт Сапольски, доктор наук,
стипендиат Мак-Артура по исследованию нейробиологического воздействия
эмоционального стресса на иммунную систему, «Стрессовая реакция порой приносит
больше вреда, чем находящийся во внешней среде собственно источник стресса,
потому что благодаря ей мы буквально купаемся в гормонах стресса».
Исследования подтверждают взаимосвязь между стрессом и физическим возбуждением.
Например, у взрослых людей, испытывающих стресс при уходе за родственниками,
страдающими деменцией, отмечается повышенный уровень цитокинов, что усиливает
возбуждение. Болезнь в этом случае почти неизбежна. Аналогичным образом, если
умирает ваш брат или сестра, у вас резко возрастает риск сердечного приступа.
Если вы беременны и при этом пережили серьезное стрессовое событие, риск
невынашивания увеличивается вдвое. Серьезные финансовые проблемы увеличивают
риск падения и получения травм, которые придется лечить долгие месяцы. Смерть
ребенка увеличивает риск рассеянного склероза у родителей в три раза. Состояние
сильного внутреннего страха или чувство утраты может вызвать острое физическое
истощение сердечной мышцы – обширный инфаркт миокарда, известный также как
«синдром разбитого сердца».

В детстве и при взрослении «ось напряжения» работает с нагрузкой. Мозг ребенка
постоянно впадает в состояние перевозбуждения или тревоги из-за того, что
происходит дома или в школе. Гипоталамус, гипофиз и надпочечники реагируют вновь
и вновь, и тело постоянно переполняется нейрохимикатами. Это может привести к
глубоким физиологическим изменениям, которые дадут толчок к развитию
заболеваний.

– Стресс в раннем возрасте приводит к изменениям в мозге, которые
перенастраивают иммунную систему таким образом, что вы больше не можете отвечать
на стресс как должно. Стрессовая реакция в силу биохимических процессов не может
прекратиться, и вы только усугубляете свое состояние, – начинает она.
Набор генов, с которыми мы рождаемся, не всегда определяют нашу жизнь. Под
воздействием стресса активность генов может изменяться. Изучением этих процессов
занимается относительно новая наука эпигенетика. Позитивная среда, окружающая
ребенка (заботливые родители, здоровое питание, чистый воздух и вода), способна
замедлить нежелательные реакции, в то время как стрессовые условия часто
становятся спусковым крючком для болезней.
Генетические перестановки в нашем организме происходят благодаря процессу,
называемому метилированием генов. МакКарти поясняет:
– ДНК не просто плавает внутри наших клеток. Эта макромолекула, отвечающая за
реализацию генетической программы, очень туго запакована в протеины, которые
совместно с ней образуют хромосому. Важно не только то, какой у вас геном, но и
то, как ваш геном экспрессирован. А чтобы гены были экспрессированны надлежащим
образом, хромосома должна быть раскрыта подобно цветку, непосредственно у
конкретного гена.
МакКарти растопыривает пальцы на обеих руках.
– Представьте себе, – говорит она, – вы наблюдаете за раскрытием цветка и вдруг
обнаруживаете, что он покрыт пятнами.
Она загибает несколько пальцев, туго прижимая их к ладони.
– Эти дефекты не дадут цветку полностью раскрыться. Примерно то же происходит с
ДНК. Если при раскрытии она несет в себе отметки метилирования, генетическая
последовательность не сможет экспрессироваться так, как нужно.
Я уточняю, что такое метилирование, она говорит, что это присоединение одного
атома углерода и трех атомов водорода (метильной группы СН3) к другой молекуле.
– Когда происходит эпигенетическое подавление экспрессии, – продолжает
МакКарти, – небольшие химические маркеры – метильные группы – примыкают к
специфическим генам, функция которых – управлять деятельностью рецепторов
гормона стресса в нашем мозге. Эти химические маркеры глушат важные гены в
сегменте нашего генома, курирующего регулирование гормона стресса гиппокампом во
взрослом возрасте. Если мозг не может умерить биологическую стрессовую реакцию,
он входит в состояние постоянного перевозбуждения и нестабильности. Гормоны
возбуждения разносятся по нашему телу при малейшем провоцировании.

Джоан Кауфман, доктор наук, координатор программы «Исследование и обучение
детей и молодежи» (Child and Adolescent Research and Education, CARE) Йельского
университета, проанализировала ДНК в слюне девяноста шести детей, отнятых у
родителей из-за насилия или недобросовестного отношения к воспитанию, а также в
слюне девяноста шести детей из предположительно благополучных семей.
Эпигенетические маркеры показали серьезные отличия почти в трех тысячах участков
ДНК и во всех двадцати трех хромосомах детей из первой группы. Организм этих
детей не мог адекватно и эффективно реагировать на факторы стресса.
Доктор наук, профессор психологии Сет Поллак, директор Лаборатории детских
эмоций Университета штата Висконсин, выявил, что у пятидесяти детей, переживших
негативный опыт, обнаружились изменения гена, который помогает справиться со
стрессом, давая команду прекратить выработку кортизола. Из-за повреждения
данного гена организм не может вернуться в состояние покоя. «Важнейший набор
тормозных устройств отключен», – говорит Поллак. И речь в данном случае идет
только об одном из сотни поврежденных генов при столкновении ребенка с
травмирующей ситуацией.
Когда в детстве или в подростковом возрасте «ось напряжения» перегружена, это
почти неизбежно ведет к отсроченным побочным эффектам. Пережитый негативный опыт
влияет на стрессовую реакцию в течение всей жизни. Сбои в биологической
программе задают новые координаты активности эндокринной и иммунной системе, и в
результате концентрированный коктейль из стрессовых нейрохимикатов повреждает
наше тело и клетки в тридцать, сорок, пятьдесят лет и позже. Когда система
запуска стрессовой реакции повреждена, мы слишком остро реагируем на стресс, а
наша способность восстанавливаться естественным путем значительно ослабляется.
Представьте на секунду, что ваше тело получает гормоны стресса через аппарат
для внутривенных вливаний, который при необходимости включается на интенсивный
режим, а затем вновь выключается. Теперь подумайте об этом вот с какой точки
зрения: дети, чей мозг претерпел эпигенетические изменения, каждый день получают
капельницу с гормонами, побуждающими их «бороться или бежать», – а выключателя
на этой капельнице нет.
У людей, переживших в детстве психотравму, система восприятия стресса не только
постоянно включена, но и все время ускоряет темп, и они застревают в первой
половине стрессового цикла. Иными словами, они, не осознавая этого, маринуются в
возбуждающих нейрохимикатах в течение многих десятилетий. Все это время
формируется болезнь, которая проявится в перспективе. А вот какой она будет,
зависит от совокупности других факторов – от генетической предрасположенности до
вредных привычек.
Все специфические заболевания формируются в детстве. Джоан Кауфман и ее коллеги
обнаружили, что дети, которым не повезло с периодом взросления, имели
значительные эпигенетические отличия «по всему геному».

Ученые классифицируют такое состояние как «хронический непредсказуемый стресс»,
и его изучение началось задолго до исследований Феличчи и Энды.
Например, уже знакомая вам Маргарет МакКарти подвергала самцов и самок крыс
непредсказуемому стрессу в течение трех недель. Каждый день что-нибудь
происходило: то клетка начинала вращаться, то крыс бросали в воду на пять минут,
то их держали без еды в течение суток или, скажем, в течение тридцати минут
клетка освещалась пульсирующими лампами.
Три недели спустя МакКарти осмотрела крыс, чтобы оценить изменения в мозге
подопытных животных. Были обнаружены значительные изменения в рецепторах
гиппокампа – в части мозга, связанной с эмоциями, которая обычно помогает
продуцировать гормоны стресса и тормозит чувство тревоги после того, как
воздействие стрессовых факторов прекращается. Крысы, подвергавшиеся
непредсказуемому стрессу, не могли «выключить» стрессовую реакцию, и спустя
время их организм давал сбой.

Другую группу крыс подвергли предсказуемому стрессу – в сопровождении резкого
громкого звука лапы грызунов раздражали слабым разрядом электрического тока, но
предсказуемый стресс не спровоцировал точно таких же изменений мозга.
– Крысы, подвергшиеся воздействию гораздо более травмирующего стрессового
фактора, привыкали к нему, если это происходило в одно и то же время и
одинаковым образом изо дня в день, – объясняет МакКарти. – Они знали, что будет
больно и неприятно, но потом пройдет. Ни воспалений, ни заболеваний у них мы не
нашли.
МакКарти подтверждает, что именно непредсказуемость стресса наносит наибольший
ущерб. Проводя экскурсию по своей лаборатории, она показывает стенд, на котором
клетки грызунов подвергаются тряске.
– Даже самые слабые факторы стресса, такие как небольшая тряска клеток,
включение рок-музыки, введение нового, непривычного для крыс предмета в клетку,
приводят к специфическим изменениям в мозге, если мы делаем все это без
предупреждения. Мозг может выдержать серьезные стрессовые события, если они
предсказуемы, но непредсказуемые, даже самые легкие, иногда становятся
фатальными.

Для развивающегося детского мозга важнее всего знать, что будет потом. В этом
есть смысл, если вспомнить, как «правильно» срабатывает стрессовая реакция.

Негативный детский опыт часто приводит к глубокой депрессии во взрослой жизни.
По данным Феличчи и Энды, легкой формой депрессии страдали 18 % респондентов,
набравших по анкете ACE всего один балл. Почти 50 % набравших четыре балла и
выше страдали от хронической депрессии.
Для женщин эта связь еще более разрушительна. Для сравнения: легкая форма депрессии наблюдалась у 19 % мужчин, набравших один балл, а женщин с аналогичным
результатом было 24 %. При четырех баллах и выше хронической депрессией страдали
35 % мужчин и 60 % женщин.

Самой сильной предтечей депрессии оказался опыт из категории «эмоциональное
насилие в детстве».
Если ребенка растит страдающая депрессией мать, это повышает для него риск
стать пациентом психиатрических клиник. Такие дети в три раза больше склонны к
заболеванию шизофренией во взрослом возрасте.
Неутешительна и статистика по суицидам. С нулевым результатом по ACE попытку
самоубийства совершали не более 1 % респондентов, тогда как практически каждый
из тех, чей результат равен четырем, в кризисные моменты пытался свести счеты с
жизнью.
Психологи и психотерапевты помогают нам понять связь между детскими душевными
ранами и эмоциональными проблемами во взрослой жизни, и установление этой
взаимосвязи помогает нам освободиться от боли прошлого.
Но исследование говорит о том, что негативный опыт детства ведет к глубоким
изменениям мозга. Не только депрессия, но даже стойкое нарушение настроения
способны на клеточном уровне изменить нашу жизнь.

Магнитно-резонансные исследования показывают: чем выше
результат по детским травмам, тем меньше объем мозга на ключевых участках,
включая префронтальную кору, зону, отвечающую за принятие решений и навыки
саморегуляции; миндалевидное тело, отвечающее за обработку страхов; кору
головного мозга и мозжечок, ответственные за сенсорные связи.
МРТ также показывает, что у детей, растущих в детских домах, мозг меньше по
размеру, чем у «домашних» детей. Уменьшение его объема может быть связано с
уменьшением количества мозгового серого вещества, состоящего из нервных клеток,
или нейронов, а также с уменьшением количества белого вещества, состоящего из
нервов (покрытых оболочкой, или миелинизированных, аксонов), которые
обеспечивают быструю передачу сигнала между разными областями мозга. Другие
исследования показывают, что уменьшенная в размерах миндалина у взрослых,
переживших плохое обращение в детстве, демонстрирует выраженную
«гиперактивность».
Лобные области мозга у взрослых, переживших дурное обращение в раннем возрасте,
проявляют «атипичную активность» в повседневной жизни, то есть эти люди выдают
гипертрофированную реакцию даже на самые слабые факторы стресса.

Воспаленный мозг
– Непредсказуемый ранний стресс может спровоцировать вялотекущее воспаление
мозга, – утверждает МакКарти.
Это довольно революционная новость. До недавнего времени большинство ученых
думали, что воспаление не может генерироваться самим мозгом.
– Считалось, что мозг имеет так называемую «иммунную привилегию», – объясняет
МакКарти. – Воспаление якобы могло возникнуть только при наличии внешнего
события, такого как травма головы или инфекция, например менингит. Но оказалось,
что это не так. Когда мы хронически подвержены стрессу, мозг отвечает на это,
входя в состояние воспаления. И это воспаление может быть представлено на
уровнях, которые до недавнего времени мы не могли обнаружить.
Нейровоспаление мозга развивается при содействии микроглиальных клеток,
обеспечивающих иммунологические процессы в центральной нервной системе. Они
составляют примерно одну десятую долю клеток головного мозга.
– Многие годы исследователи считали, что микроглиальные клетки нужны, чтобы
помогать нам избавляться от ненужных веществ, – поясняет МакКарти. – Они, так сказать, выносят из мозга весь мусор.
Микроглиальные клетки (микроглия) играют ключевую роль в жизни нейронов нашего
мозга и в его развитии. Они важны для повседневного нормального функционирования
мозга, они постоянно сканируют окружающую нас среду, определяя: «Хорошо ли нам
тут? Или не так уж хорошо? Мы в безопасности? Или нет?»
Взять тех же лабораторных крыс. Ослепите из огнями, оглушите неприятными
звуками – микроглиальные клетки быстро принимают это к сведению. Они не
переносят непредсказуемый стресс.
– Микроглия устраняет неполадку в условиях хронического непредсказуемого
стресса, – продолжает МакКарти. – Они реально «заводятся» и выбрасывают
нейрохимикаты, которые ведут к воспалению. И это малозаметное состояние
хронического нейровоспаления может привести к изменениям, которые перенастроят
функционирование мозга на всю жизнь. И есть большая вероятность, что эти клетки,
устраняя «неполадки», фактически вырезают нейроны. То есть уничтожают нужные нам
клетки мозга.
В нормальных условиях микроглия контролирует количество нейронов, которое
требуется коре мозга, но при стрессе она может вырезать слишком много клеток в
тех зонах, которые обычно играют ключевую роль в основных процессах, протекающих
в мозге, таких как мышление и контроль поведения. Этот процесс важен для
здорового мозга, но ввиду хронического непредсказуемого стресса может начаться
разрушение синапсов.
– В некоторых случаях микроглия поглощает и разрушает умирающие нейроны, и еще
она выводит отходы, как мы всегда и думали, – говорит МакКарти. – Но когда
микроглия уничтожает здоровые нейроны, это больше похоже на убийство.
Излишнее урезание нейронов может привести к тому, что МакКарти называет
«перенастройкой» мозга. О мозге в стрессе можно думать как о мышце, потерявшей
тонус и атрофирующейся. А потеря тонуса нервной системой способна вызвать
депрессию, тревожный невроз и даже более серьезные психопатологии, такие как
шизофрения и болезнь Альцгеймера.
Микроглия способна также урезать специальную группу нейронов в гиппокампе,
которая отвечает за регенерацию.
– Раньше мы думали, что нервные клетки не восстанавливаются, но одним из самых
революционных открытий прошлого десятилетия стало то, что новые нейроны все
время рождаются в гиппокампе, – говорит МакКарти.
Рост новых нервных клеток очень важен для психического здоровья взрослого
человека. Если что-то помешает их росту, может развиться депрессия.
– Но наше исследование предполагает, что микроглия при повышенной активности
может убивать эти новые нейроны сразу при их появлении.

МакКарти рассказывает мне об одном интересном исследовании. В мозг мышей ввели
здоровую микроглию. Результаты были ошеломляющими: как только микроглия в мозге
обновилась, все признаки депрессии абсолютно прошли. Это показывает, как много
зависит от благополучия и спокойствия микроглиальных клеток. Но еще больше
зависит от того, будет или нет микроглия вырезать слишком много нейронов.
– Гипотетически мы можем предположить, что злая, возбужденная микроглия
останавливает рост здоровых нервных клеток в гиппокампе, – говорит МакКарти. –
Проблема в том, что, когда здоровые нейроны в гиппокампе умирают, наш
эмоциональный фон надолго уходит в минус.
Повторяющиеся раз за разом ситуации непредсказуемого стресса в детстве могут
провоцировать микроглиальные клетки на вырезание важных нейронов и стимулировать
состояние нейровоспаления, которое перезапускает функционирование мозга,
создавая условия для долгосрочной тревожности и депрессии.

Детский нейропсихиатр Дэн Зигель, доктор медицинских наук, профессор
Калифорнийского университета (Лос-Анджелес), является пионером межличностной
биологии, прикладной науки, включающей в себя нейробиологию и психологию.
Согласно Зигелю, «стресс вызывает разрушение нейронов и проводящих путей нервной
системы, которые объединяют разные участки мозга». При отсекании лишнего в
переходном возрасте в интегрированной схеме взаимодействия различных участков
мозга могут произойти сбои, влияющие на когнитивные способности. Если
интегрирующих волокон не хватает, подросток подвержен перепадам настроения, и
справиться с собой ему становится все трудней.

У ребенка, столкнувшегося с негативным детским опытом, наблюдается повышенная
склонность к биполярному расстройству и депрессии, пищевым расстройствам; таким
детям свойственна тревожность; они затрудняются в принятии решений; у них
нарушена исполнительная функция. Почти все из перечисленного может привести к
злоупотреблению алкоголем и наркотиками.
Возможно, именно по причине сокращения количества нейронов первые признаки
депрессии или девиантного поведения проявляются у детей в старших классах
средней школы, иногда даже у тех детей, которые всего год или два назад казались
абсолютно благополучными.

Это своего рода порочный круг: хронический непредсказуемый стресс запускает
неадекватную активность микроглии; микроглия убивает нервные клетки и порождает
состояние нейровоспаления; важные участки мозга теряют тонус и объем;
синаптические связи ослабевают; разлад «настроек мозга» нарушает мыслительные
процессы и с большой вероятностью приводит к негативным мыслям, реактивному
поведению и тревогам. Сверхтревожный напуганный мозг вырабатывает все больше
гормонов стресса; нейровоспаление, как это сформулировала Маргарет МакКарти,
«становится неконтролируемым процессом».

Действительно хорошие новости
Когда ученые больше узнали о том, как негативный детский опыт перестраивает
нашу биологию, они пришли к выводу, что мы можем вмешаться в этот процесс.
– Прелесть эпигенетики в том, что она обратима, – говорит МакКарти. – К
счастью, наш мозг гибок. Существует множество путей для иммунной реабилитации
мозга. Мозг может сам себя восстанавливать.
Она убеждает меня в том, что мы можем залечить старые раны и стать такими,
какими были бы, если бы не этот негатив в раннем возрасте. И первый шаг в этом
направлении – осознание причин того, почему мы оказались более подвержены
эпигенетическим изменениям, чем другие люди.

Нейропсихолог Марджери Сильвер, опросив долгожителей и оценив состояние их
здоровья, выяснила, что общей чертой для них является то, что они очень хорошо
справляются со стрессом. «Даже те из них, у кого жизнь была полна трудностей и
потерь, кто испытал сильнейший стресс, включая геноцид, смогли противостоять
ударам судьбы, принять утраты, погоревать и жить дальше», – пишет она.
Стойкие люди – гибкие люди. Можно было бы сказать о них, что они умеют держать
удар, но на самом деле они умеют уклоняться от ударов.
Вопрос в следующем: почему одни сил