Соглядатай

Несмотря на то, что не все Набоковские произведения мне заходят одинаково хорошо, я каждый раз открываю его книги с предвкушением, потому что чаще да, чем нет, и в большинстве случае мне интересны и его сюжеты, и его филигранная языковая игра, когда читаешь и понимаешь, что можно чуть ли не любую фразу выдернуть из контекста и любоваться ей отдельно, поворачивая под светом собственного разума то одной, то другой гранью. И вот с "Соглядатаем" всё сложилось очень удачно, совсем небольшая, к моему удивлению, повесть смогла и увлечь происходящим, и заворожить великолепным слогом.

Главный герой, бОльшую часть произведения остающийся безымянным после унизительного инцидента, когда его избивает муж любовницы, решает застрелиться, но смерть это не конец... По крайней мере в его случае, посмертие подозрительно напоминает ту самую действительность, в которой он был при жизни, но он-то знает, что всё это игры человеческого разума. Тем не менее играть нужно по правилам, а потому гг, выйдя из больницы, находит новую работу, снимает новое жильё, заводит новых знакомых. Среди которых более всего ему интересны молодая женщина с необычным домашним прозвищем Ваня и некто Смуров, которого гг подозревает в романе с этой самой дамой.

Его навязчивая идея заставляет его провести целое расследование, чтобы раскрыть все грани личности молодого человека, но читатель найдёт подсказки, ведущие к правильному ответу, гораздо раньше. Только это не прибавит ясности, Набоков здесь накрутил-навертел столько пластов, что всю историю можно воспринимать даже не двояко. Реальность или мистика-фантастика? А может игры больного воображения, выверты психики, что не смогла справиться с жизненными обстоятельствами? Реальные люди, призраки, выдуманные персонажи или лишь грани собственного Я? Автор не даст конкретных ответов, но в том-то и суть, они были бы лишними, слишком примитивными для задумки автора.

Главный герой, молодой человек, - одинокий, беззащитный, не умеющий и не желающий за себя постоять, но считающий себя в чём-то замечательным, интересным. Окружающий мир кажется ему жестоким, расчётливым, самодовольным, источником постоянного беспокойства и нервного напряжения. Запросто наплюёт в душу, унизит, не пожалеет, растопчет.

Поверив в своё самоубийство, в то, что он уже мёртв и что окружающий мир только плод его воображения, главный герой объяснил себе своё послесмертие не банальным загробным миром, а тем, что он существует, как наблюдатель (соглядатай), лишь постольку, поскольку он существует в сознании других людей, с которыми был когда-то знаком, а его самого нет. Эта вера стала своеобразной ментальной защитой от окружающего мира, которая сделала его абсолютно неуязвимым, потому что его самого нет.

Поверив в свою неуязвимость, главный герой, Смуров, обрёл спокойствие и счастье.

Кроме веры в выдуманную им неуязвимость, во всём остальном главный герой вполне адекватный и вменяемый. И дальше у него всё может сложится неплохо. Кашмарин, чтобы загладить свою вину перед ним, обещал устроить его на службу, где он будет получать втрое больше. И возможно со временем ему удастся устроить счастливо личную жизнь и тогда, его уже не будет страшить, что его лёгкий и безответственный сон может оказаться явью. Ему будет всё равно, это будет уже не важно.

Повесть написана Набоковым в 1930 г в Берлине, время повествования-1924-1925гг, написана из " мира душерастворения, где бедный Смуров существует лишь постольку,поскольку он отражается в сознании других людей,которые, в свою очередь,пребывают в том же странном,зеркальном состоянии,что и он."-цитата автора из предисловия к американскому изданию повести.
По своей фактуре повесть напоминает уголовный роман с вездесущей любовной драмой,где,как часто случается ,герой бежит от самого себя, расколотый невыносимым своим одиночеством и равнодушием чужой земли ,родины (боль поколений эмигрантов), избранной женщины, совершенно теряет себя :

И, дабы попасть в это состояние счастья, прожить его,-герою пришлось убить себя в самом начале повести.

Маленький рассказ Набокова, похожий на цветную бабочку на ладошке ребёнка.
Бабочка улетит в небо, словно душа ладошки, а ребёнок поцелует ладошку и улыбнётся душе своей в небесах.
Так порой мальчики целуют руку свою, возвращаясь со свидания с девочкой, в вечернем парке: потому что в этой руке была нежная и тёплая ладошка девочки, очаровательного смуглого ангела, с удивительными глазами, чуточку разного цвета.

Как? Как можно было не поцеловать ладошку свою, в тайне от девочки, если на свидании, ты в нежной игре, прикрыл своей рукой глаза девочки, и она заморгала так ласково, словно бы улыбаясь ресницами.
Ощущение, словно ладошку целуют игривые карие бабочки, потому что ладошка твоя.. светится от счастья, как святой в молитве.

Если бы у девочки были очки, то у счастливой руки было бы два светлых нимба, но у девочки не было нимба, точнее, очков (ощущение, что я пересказываю сюжет рассказа. Но этого нет в рассказе: я пересказываю своё сердце и тоску по смуглому ангелу) , и потому рука была свята сама по себе, и девочка так и не узнала, спрятавшись от меня.. за шторкой моей руки, словно я  — огромное и нежное чудовище… да, чудесная смуглая девочка с розовым бантиком, похожем на испанскую розу, так и не узнала, как я робко поцеловал её милые глаза.. точнее, поцеловал свою руку, на её глазах, а потом шёл по вечернему парку, то прижимая счастливую и взапуски улыбающуюся руку, то к груди, словно редкий цветок, то поднося её к лицу и целуя в блаженстве..
И что с того, что прохожие странное смотрели на меня и улыбались, как на дурачка?
Я на них не обижался: я любил самую красивую девочку в Москве.

Что-то я нежно отвлёкся. Просто Набоков навеял воспоминания..
У него вышел рассказ-рай. Грустный рай. И всё же — рай.
Набоков посвятил рассказ — Бунину.
Кто мало-мальски знаком с историей их отношений, вспомнит быть может, как однажды вечером, сидя в парижском кафе, выпивший Бунин, говорил молодому Набокову: вы умрёте в одиночестве, страшной смертью..
Набоков грустно улыбнулся на это.

На самом деле, Набоков до конца жизни любил творчество Бунина, правда, в основном, его дивные стихи, а прозу его любил в молодости, и учился у неё — цвету? Теням, какие не снились и Моне?
Бунин тоже встретил первых ласточек творчества Набокова, как африканское гостеприимное небо, цвета замечтавшегося на одной ножке, фламинго.
Но потом что-то разладилось между ними.
Но это не важно. А что важно? А то, что совсем ещё молоденький Набоков, написал Бунину письмо, начало которого — самое романтическое среди всех начальных строк в письмах писателей друг к другу: о таком вступлении могла бы позавидовать Джульетта, или жена романтика Экзюпери, смуглый ангел — Консуэло.

Письмо начинается так: Бывают мгновения, когда хочется сказать звёздному небу, как оно прекрасно, так — чтобы оно услышало.
Именно в такое мгновение, в дождливый вечер, я написал стихотворение и посвятил его вам.
А в другом письме, почти через 10 лет, Набоков отвечает на письмо Бунина, который приглашал его к себе на вечер.
И вот оно более чем интересно, в плане.. рассказа — Обида.

Разумеется, ни о какой обиде на Бунина, или Бунина на Набокова, и речи нет (ну, почти, нет).
Набоков пишет, что не может быть на вечере Бунина, потому что он в энтомологической экспедиции и ловит — чудесную бабочку, и делится с Буниным своим открытием: в изумительном стихе Бунина, он разгадал, что за бабочка влетела в комнату: это Vanessa urticae.
Ощущение, что Набоков в далёкой поездке, ловил именно бабочку Бунина, в его стихе.
Вот этот стих:

Настанет день — исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.

И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку,
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.

И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно
и море ровной синевой
манить в простор пустынный свой.

Как мы видим, стих — о смерти и воскресении жизни, которая продолжается после смерти.. в виде красоты. И не важно, бабочка ли это, влетевшая в окно, где нас уже нет — навсегда, или травка, проросшая на могилке, или улыбка ребёнка, увидевшего эту бабочку на травке.
Всё это перекликается в рассказом Набокова, где речь как раз идёт о детских прятках: исчезну я..
Но данная тема поднята на райскую высоту, не минорную, хотя она конечно, есть, а на творческую, и главный герой, мальчик Путя, это выбор художником своего пути.
Хотя… это имя можно рассматривать как сказочный рефрен к Гадкому утёнку, Андерсена.

И что с того, что другие мальчики, называют Путю — ломакой? Это путь всех лунатиков жизни и творчества, любви, путь — отличающийся от других путей, словно и сам путь и дорожка заросшая травкой — тоже, лунатики.
Вы же замечали таких людей, такие сердца, стихи даже? Вроде человек как человек, стих как стих.. милый и дурашливый даже, вроде идут они со всеми людьми по земле, рядом, но так и кажется, что эти люди или стихи, идут словно бы по незримому карнизу, и один неверный шаг — и они сорвутся, погибнут.
Другие люди, оступившись, останутся на земле, пусть и набьют шишку, а эти — умрут: исчезнут.

Да, этот нежный и грустный рассказ о детстве, быть может является самым верным и точным рассказом о таинственном свидании души - с музой, словно с ангелом, ещё в детстве.
Рассказ начинается в лучших русских традициях, знакомым всем нам: мальчик Путя, начищенный до блеска, в тесных ботиночках, наряженный в неудобную и колкую рубашечку (я чуточку фантазирую), едет с родными на дачу к знакомым: так размечтавшихся психов кутают в рубашечку в больницах, как наши души и тела в детстве кутали в навязчивый «уют».
Путе хотелось бы остаться у себя в поместье, в улыбчивой роскоши своего одиночества, наедине с велосипедом-ангелом, с луком: наедине со своей душой.
Путя даже хочет притвориться больным. Может.. упасть с козел, во время пути?

Примечательно, что родители (старшая сестра. Разведённая, кстати: лёгкий мазочек трагедии от Набокова: любовь — спряталась), посадили его на козлы с кучером, думая, что это ему нравится.
И несчастный ребёнок, в тесных, как смирительная рубашечка, ботиночках, словно его ножки — буйные и мечтательные психи, которые вот-вот улетят, словно птицы, к звёздам, вынужден смотреть на ад и рай: то и дело какает лошадка, и.. как её грива, неуловимо напоминает что-то прелестно женственное.

Уже в этом образе есть начальный лимб творчества: то, как за нас решают другие, что нам лучше, и где наше место в мире, и то.. что даже в этих условиях милого деревенского инферно, мальчик видит миражи рая: гривку, женственную, чудесные листья берёз в синеве, похожих на прозрачный виноград, и огромную, как счастье, телегу с сеном, приближавшуюся к их повозочке.
Лунатики чтения подметят, что это не просто милые сравнения. Это христианские мотивы, которые закурсивяятся ещё ярче, когда дети, словно на тайной вечере детства, будут причащаться не кровью винограда (это для взрослых), а кровью ягод: мой смуглый ангел однажды рассказывал мне, как во время революции, верующие кушали в лесу алые ягодки и это для них была кровь Христова.

А на даче — другие дети. Именинник Володя, девочка, другие мальчики.
Путе нравится эта милая смуглая девочка..
Любопытно, что сам Набоков говорил, что его образ, нежно размётан между тремя мальчиками в рассказе: В.В. П (знакомая комбинация букв, ну да ладно).
Рассказ вообще испещрён нежными тенями символов. У меня в сердце возник дивный образ: представьте, если бы бабочки, вместе с птицами осенью, улетали на юг, в Африку, а по весне, все эти небесные и многоцветные, крылатые стада, возвращались бы обратно, и вся земля, милые озябшие берёзки, наши лица счастливые и зачарованные, наши ладошки, поднятые к небесам, были бы нежно испещрены цветными тенями.

Например, название дачи, куда приехал Путя — Воскресенское. Внимательный читатель подметит, что не случайно Путя сравнил белую церковку, с пасочкой. Да и со стихом Бунина это перекликается
Кстати, на церкви кто-то написал: Да здравствует Сербия!
Как мы понимаем, речь идёт о первой мировой, где Россия вступилась за Сербию. К слову, почти пасхальный возглас. Ментально.
А это значит.. что тот милый остриженный студентик, который присматривает за детьми, быть может скоро пойдёт в армию и погибнет.
Спрячется навсегда.. в этих жутких прятках жизни.
У каждого ведь свои прятки. И в любви, и со здоровьем, и в жизни, в творчестве, в счастье..

Ну а пока, Путя вспоминает, как этот милый студентик, в прошлую весну, на Пасху (!!), развлекал их «диафильмами», показывая на белом полотне, картинки из Мцыри, Лермонтова.
Как мы все помним, там герой убежал из «плена» и боролся с барсом в лесу.
С кем будет бороться Путя? Разве что.. с солнечным зайчиком, который бросится на его грудь.
Шутка. А может и не шутка. Вы думаете, солнечные зайчики так уж безопасны?
Отнюдь (боже.. ощущение, что совершил что-то нежно-порочное: 100 лет не писал это слово).

В детстве, я играл в цветах с солнечным зайчиком. Кувыркался с ним в травке. А потом увидел, что цветы — окрасились кровью. Я даже не понял в чём дело: может цветы ранены? Может солнечный зайчик ранен незримым охотником?
Посмотрел на свою руку… она была в крови. Оказывается, в цветах был осколок бутылки — «розочка».
Бегу к маме (мне было около 5 лет).

• Саша..  как тебя угораздило? Ты же рядом со мной играл в траве?
• Я играл с солнечным зайчиком, мам.
• Господи, Саша.. вечно у тебя всё не как у людей.

  Путя — это образ тихого сердца детства. Он говорит — шёпотом, свою душу, но его никто не слышит. Словно.. он чуточку умер. Знакомое чувство, правда? И в детстве.. и во взрослой жизни.

Один из самых райских моментов во всей моей жизни: кусты малины, солнце, словно ребёнок, вместе с нами, детьми, лопает малину, заляпанное в лиловый цвет и улыбающееся солнце, и девочка Вика протягивает мне в ладошке малину, но ладошка у неё вся лиловая, словно бы сотканная из света утреннего, и я, коленопреклонённый, как рыцарь-ребёнок, в чудесных синих рыцарских шортиках, молитвенно приникаю к её милой ладошке и.. намеренно, словно бы счастливыми и пьяными губами, нежно оступаюсь и восхитительно промахиваюсь, и кушаю вместо малинки, ласковую и тёплую, улыбчивую пустоту на ладошке, а если точнее — просто целую ладошку девочки, лиловую, вкусную: малиновую!!

А потом Путя и дети стали играть в прятки. Точнее — в палочку.
Вы не играли в палочку в детстве? Я до мурашек на сердце вспомнил эту игру моего детства.
Оказывается, она была ещё в детстве Набокова. Правда, у нас она была чуточку иной.
Вместо палочки — палки. Много. Они кладутся на основную большую палку, лежащую на камне, как сиротливая качелька, устремлённая в небеса одним краем.

Вода — считает до ста у стены, и ищет. А кто спрятался, должен урвать момент, подбежать к этой качельке с палочками и топнуть на вздыбленную палку, и множество палочек на другом конце, на земле почти, разлетаются, подброшенные в воздух.
Но у нас это были прятки с русским уклоном: на стройке. Там можно было спрятаться — навсегда: в смерть.
Восхитительно было спрятаться на уровне 3 или даже 4 этажа, и, увидев, как вОда отошёл от палочек, спрыгнуть.. как ангел, на землю, точнее — на гору песка.
Но это было опасно и многие боялись так прыгать. Один мальчик сорвался в такую горку песка с 7 этажа и остался инвалидом.

Путя хотел спрятаться с девочкой, смуглым ангелом. Где? Не важно. Лишь бы с ней..
Но когда он увидел, как девочка с Васей убежала прятаться в парк, Путя погрустнел: это ведь тоже, первые зори утраты. Любви, музы. Себя..
Кстати, в этом смысле, рассказ чуточку перекликается с поздним и чудесным рассказом Набокова — Облако, озеро, башня.
Вот только там, взрослые мучают взрослого, как ребёнка, а тут — вроде никто никого не мучает, но почему-то страдает ребёнок.

Путя пошёл прятаться в чудесную веранду, с яркими и цветными стёклами.
Не веранда, а бабочка-ангел. Такие бабочки быть может в раю: размером с  — квартиру моего смуглого ангела на 23 этаже.
Сидишь в раю на лавочке вечерней, со смуглым ангелом, а рядом, у фонаря — мечется огромная бабочка, и от крыльев её так нежно развевается юбочка смуглого ангела, и её улыбка словно бы пришла в движение от этого яркого ветра бабочки, и пыльца с крыльев этой исполинской бабочки, под фонарём, похожа на чудесный и яркий, медленный снег, в августе, на таинственной планете Викрам.

О мой смуглый ангел.. вот о таком странном свидании я мечтаю в тоске по тебе.
Я был бы рад даже сам стать этой бабочкой, размером.. с твою милую спальню, ну, или хотя бы, с твою чудесную кровать! а ты бы просто сидела рядом, на лавочке и смотрела на меня с нежной улыбкой.. поглядывая на часы: ну где Саша? Вечно он опаздывает. И что он на этот раз придумает? Какое оправдание? Что нибудь фантастическое, чему невозможно поверить..
А ему ведь, веришь, пусть и с улыбкой.

Эта милая веранда в цветных стёклах — словно островок рая, это островок музы Набокова. Не островок даже.. а луна, маленькая и цветная, как у маленького принца, откуда Набоков будет наблюдать за людьми и этим миром — чуточку со стороны.
Он будет отличаться от всех писателей… но его будут называть — ломакой, или что-то тёмное говорить о нём, не понимая.. что он — не ломака, он — другой, чуточку не от мира сего.
В такой же веранде, словно бы спрятались другие милые инопланетяне русской литературы: Платонов, Цветаева..
Путя смотрит на студентика на лавочке, с палочкой, то через жёлтое стёклышко, то через зелёное: жёлтый Яков! зелёный Яков!

Вроде смешно и поэтично, необычно.. но на самом деле, безумно грустно: потому что маленький Путя, словно ангел из своего убежища, смотрит на судьбу Яши, на то, как он отправится на войну и умрёт, и его тело станет сначала жёлтым, потом — зелёным..
Набоков не просто играет с образом «поэтического виденья», творчество — как милая игра и причуда, развлечение.
Нет, это почти пушкинский — пророк, со своим мучительным даром проникновения в душу вещей и судеб.

Возле Пути, спрятавшегося в веранде, — столик, и на нём, забытые очки. Пенсне.
Чеховская нотка… забытости, сиротливости вещей, мгновений. Детских сердец.
Эти забытые и сиротливые очки на столе — важнейший мотив в рассказе. Призма, то самое волшебное стёклышко, сквозь которое нужно посмотреть на рассказ, словно это сердце рассказа, цветное сердце.

Через минуту, на веранду выйдет старая французская нянечка с толстенькой таксой (кстати, Набоков нежно и по блату, изобразил свою любимую таксу из детства, которая, к слову, была внучкой чеховской таксы).
Это её очки. Она их забыла.. как мы порой забываем сердце своё, в письме, или в снах о любимой. Правда, мой смуглой ангел? Или под постелью любимого человека, размечтавшись ночью о нём: с кем она сейчас? Думает ли о тебе?

Словно милый и жутковатый Вергилий детства, старушка берёт Путю за руку и желая помочь ему, отводит в глубину дома, чтобы Путя спрятался «навека», наверняка, точнее (кстати, любопытно рассмотреть за бутафорским макияжем старости этой старушки — смутное предчувствие Набокова о том, что его музу, русскую музу, однажды уведёт за руку что-то чужеродное).
Но смысл то не в этом? А что бы вовремя броситься к палочке заветной.. словно это не палочка, а — перо поэта! Что то волшебное! Главное в жизни!

Очень важно: Путя идёт за руку со старушкой сквозь лимбические сумерки прихожей, и видит, словно души своих друзей — велосипед, ещё какие-то вещи, жуткие и прекрасные, как будущая жизнь и встречи будущие, страдания и радости будущего. Но главное — это сиротливые вещи!!
Не дом, а — рай. Грустный рай, где вместо Парки, сидит на другом конце дома старушка подслеповатая и вяжет что-то.
Тихо, уютно.. и жутко чуть-чуть.

Это же чистый лимб детства: мы — вне жизни. Мы спрятаны от неё.
От себя!! Это же о нас, правда? Есть в нашей жизни, эти милые старые подслеповатые ангелы, которые потеряли связи с жизнью. Они просто берут нас за руку. и отводят в уютные сумерки, где безопасно, тихо, хорошо..
Но!! — жизнь проходит мимо нас!! Словно бы умерли..
И эта замогильная тональность, потрясает в концовке рассказа, когда Путя выходит из своей «платоновской пещерки» и видит, что про него — все забыли.
Словно там время течёт иначе, на этой веранде с цветными стёклами, как на далёкой звезде Викрам.

И как бывает в раю, или в первых грёзах ребёнка, у которого большая температура и он мечется в постели, как пойманная в ладошку — бабочка, Путя видит, как дети собрались у дома возле мужика, который принёс из леса — совёнка.
И чудесная деталька, последний мазочек символа, мимо которого преступно проходить читателю, иначе он играет в прятки с самим собой, в одиночестве: Набоков пишет: очкастая мордочка совёнка..
И снова тема очков, взгляда, соглядайства, проступает на первый план.
Так и кажется, что таинственный мужик, именно простой русский мужик, поймал не просто совёнка, а удивительного ангела, музу, вокруг которой, мотыльками порхают яркие детские ручонки.

P.s. Тук-тук. Здесь ещё кто-то есть? Кто-нибудь дочитал до конца?
Представьте ситуацию: вы — турист, в очаровательном чёрно-белом платье, вы стоите с группой на солнечной московской улочке и вдруг, к вам, то и дело, оглядываясь, словно за ним следят, робко подходит странный человек в синем плаще и.. босиком.
Он вам дарит розу и ласково шепчет на ушко: хотите, я вам покажу и расскажу такое, о чём не расскажет гид?

Пойдёмте со мной, в этот чеширский переулочек. Да не бойтесь, я местный гид — Сашка, меня тут все знают.
Да не бойтесь, женщина. Ну.. хотите ещё розу? А коробку конфет?
А хотите… у меня в руке появится и расцветёт сирень? Для вас одной? У вас такие удивительные глаза.. чуточку разные по цвету. Никогда не видел таких. Разве что на одном витраже Фра Анжелико в храме Флоренции…

Так вот.. на самом деле, рассказ Набокова, вовсе не о детстве, и это вовсе не самый бунинский и невинный рассказ Набокова: это рассказ — о смерти. Об интимном соприкосновении поэта — со смертью.
Дело в том, что мальчик Путя, на самом деле — умер. Он хотел сделать вид, только сделать вид, в своей обиде на этот глупый мир, что он утонул в реке: хотел оставить на берегу свой платочек, ещё что-то.. и пойти домой.
А где у поэта дом? В смерти. Точнее, вне этого глупого и обидчивого мира.

Мысль поэта — материальна, в том смысле, что поэт творит в себе вторую реальность, порой более яркую, чем эта внешняя, глупая реальность: и если поэт умирает от любви в сердце своём.. он умирает больше, чем умер бы в жизни.
Если мальчик, будущий поэт — Путя, в душе своей нравственно пережил смерть — он умер.
И читатель сталкивается с феноменом расщепления реальности, когда мир словно бы окрашивается в цвета души ребёнка и его трагедии и даже — крика.
Пойманный мужиком совёнок — это душа умершего мальчика.
Иногда, дети, как и поэты, умирают потому, что слишком рано вспомнили, что они — ангелы, что они спрятались в «человеческое», на время.

Послесловие. Чтобы разбавить минорную нотку в рецензии.
Как я прятался в детстве. Как многие из нас прячутся от любви и себя.

Я очень люблю писать отзывы о книгах в принципе, а особенно такие, в которых иногда хочется оторваться от формата рецензии и немного поплавать в собственных рассуждениях, ассоциациях, а быть может и фантазиях. И очень расстраиваюсь, когда, вдруг, попадается в моём почти случайном выборе рассказов то, что не понравилось, потому что писать будет трудно, а иногда даже очень неприятно. "Ну не пиши тогда!" - слышу я внутренний голос. Ты прав, мой внутренний голос, но ведь это Набоков, с которым всегда трудно. То он что-то зашифрует, что надо угадывать; то, как Чехов, поднимет всю гадость человеческую и разложит, словно на прилавке для читателей - смотрите, изучайте, можете даже приобрести, коль не поняли, что это гадость. И я вот всё думаю: им самим-то какого было постоянно копошиться в дебрях человеческих душ и всё больше некрасивых? Загадка это для меня, честное слово...

Совсем недавно писала рецензию на "Незримую коллекцию" С. Цвейга, где речь об одержимом и слепом коллекционере гравюр, покой которого ревностно оберегают родные, прибегая к обману. Но главный герой не вызывал во мне омерзения или презрения, разве что жалость, простую человеческую жалость. И в своих комментариях под этой рецензией я, помнится, в некоторой степени защищала страсть одержимости, как островок приюта от скуки жизни. Но здесь я реально напугалась и готова признать, что - ну её подальше, эту помешанность... Потому что в этом рассказе Набокова о фанатичном коллекционере бабочек, жизнь этого энтомолога представлена в таком свете, что, боже мой, как же неприятно было читать о нём:

"Он спал всегда на спине, низко надвинув на лоб ночной колпак, - это был сон по шаблону, прочный и шумный сон лавочника, доброго бюргера, и, глядя на него, можно было предположить, что сон с такой пристойной внешностью совершенно лишен видений. На самом же деле этот сорокапятилетний, тяжелый, грубый человек, питавшийся гороховой колбасой да вареным картофелем, мирно доверявший своей газете, благополучно невежественный во всем, что не касалось его одинокой бессмысленной страсти, видел - без ведома жены и соседей - необыкновенные сны."

А вот какие сны видел и какие виртуальные паломничества совершал в своих фантазиях этот коллекционер и торговец бабочками, который имел в своей сути уродливые отклонения от нормы, превратившие его жизнь в нечто однобокое, замкнутое и лунатичное, увы, я не хочу смаковать заново, ибо Набоков проделал это, как всегда, виртуозно и со вкусом, в полной мере выражая это человеческую искажённость одержимого фанатика. Тем более, что тема  бабочек перекликается с его собственной жизнью непосредственно. Так что, читайте его рассказ, и вы узнаете во что превратилась жизнь этого человека и какой она имела финал. Рассказ, конечно, можно тоже порасшифровывать и есть над чем подумать, но мне было неприятно, признаюсь, до самой последней страницы. И даже отношение к моим любимым бабочкам несколько пошатнулось.

Редкий случай, когда через три дня три звездочки превратил в пять.

Набоков® обыграл в повести тему субъективности, относительности нашего знания. Люди отражаются в сознании друг друга порой совершенно по-разному. Подобное читал в "Замке" Кафки (1926). Что предлагает В.Сирин на этот разнобой? Умиротворенность.

Почему же самого автора так задевала критика в свой адрес? Отвечаю себе - он не Смуров, герой повести, - в смысле поиска себя в чужих отражениях и не столько желанный умиротворенный Соглядатай, сколько муж Матильды из начала повести.:-)

Советую прочитать. Есть над чем подумать. Знаю ли я Соглядатая в жизни? Когда я перестал быть отражениями и стал кем-то? И что значит быть собой? Как сейчас реагирую на мнения о себе окружающих? Наступит ли умиротворенность после смерти? Почему вспоминались цитаты из "Записок из подполья" и путь в палату №6?

У Курта Кобейна, есть чудесная и таинственная строка: людей будут находить мёртвыми, прямо в наушниках..
Словно бы люди, спасаясь от боли, любви, этого ледникового периода жизни, будут общаться с музыкой, как с ангелом, и им вдруг станет так блаженно и легко, и боль исчезнет и станет светом и музыкой и поведёт за собой, туда, куда глупое тело уже не может пойти, туда где сияет вечная любовь и нет больше преград для влюблённых.

И тогда человек умрёт с улыбкой на устах.. и разве важно, какая музыка будет звучать в его наушниках? Шопен? Blank & Jones? Голосовое смуглого ангела, с которым расстался, заслушанное вдоль и поперёк?
Или же.. рассказ Набокова?
Удивительная вещь. Набоков — совсем не понимал музыки и не любил её, но писал удивительно музыкальные тексты, сравнимые с сонатами Шопена, Сати, Дебюсси.
Словно бы душа музыки, как бабочка, разрывает кокон формальной мелодии и расправляет свои крылья.. в стихах, прозе, дружбе, живописи. Любви..

Главный герой совершенно не понимал музыку. Но зачем то пришёл на концерт. Так порой лунатики приходят.. бог знает куда: так я могу полететь на самолёте в Москву, к самой прекрасной женщине на земле, к смуглому ангелу, чтобы просто.. постоять под её милым окном. А утром, когда зажжётся её окно, чуть левее Пояса Ориона, словно она живёт на далёкой звезде, я полечу обратно и она не узнает, что я всю ночь провёл под её окном и тихо напевал что-то из Шопена.
Подумалось: а может мы точно так же, как гг, не понимавший музыки, не понимаем что-то в любви, словно не можем пробиться через какую то ограду?

Нас смущают в любви музыкальные инверсии сомнений, страхов, морали.. и мы теряем общий и светлый лик любви, не можем сфокусироваться на чувстве, словно бы чтобы это сделать, нужно чуточку умереть и стать — музыкой.
Это так просто.. что бы понять музыку — нужно стать музыкой, чтобы любить — нужно стать любовью и чуточку умереть как человек.

К слову, в черновиках Набокова, рассказ так и назывался — Ограда. Словно и правда есть некая ограда, почти райская, между нами и.. кем? Жизнью? Душой? Любимым человеком?
Не услышать музыку души любимого человека, или музыку своей души, любви..  это ведь не меньшая трагедия, чем.. умереть.
И что есть воскресение жизни, как не та же музыка, — Любовь? ГГ,  — Виктор, увидел на концерте свою возлюбленную, с которой он расстался и которую не мог простить..

Боже мой.. как это чудесно и просто: мы не можем простить что-то, или не можем сделать решающий шаг в любви, лишь потому, что мы — недостаточно музыкальны!! В самом высоком смысле этого слова!
Мы ещё не стали музыкой.. Мы не отошли в сторону от «себя», от человеческого, морали, Эго, Я.. не важно, от всей этой тёмной и сутулой акустики, которая искажает музыку, режет её по живому, вместе с нашим сердцем: мы сами режем себя!
В некоторой мере, этот рассказ — светлая эманация и эдемический двойник повести Толстого — Крейцерова соната.
Повесть у Толстого получилась хоть и художественно мощная, но —  злая, тёмная, в ней женщина — музыка этого мира, совершенно не понимается, музыка превращена Толстым — в кусок мяса.

Видимо, где-то в раю, ангелы решили забрать душу Крейцеровой сонаты на небеса: это чистая женственность, совершенная музыка, не понятая ни Толстым, ни жизнью, ни… что ужасней всего — женщиной: женщине, так же трудно понять себя, как богу — найти в памяти, начало всего.
А начала нет, есть музыка без конца и края, как и душа женщины: в начале была музыка.. а не слово. Всё есть музыка — и эта апрельская травка, и крыло ласточки, цвета глаз моей возлюбленной, и вот этот лунатик - осенний кленовый лист, падающий куда-то в небо, без ветра: словно он задумался о смуглом ангеле моём и превратился в мелодию Шопена, отправившись в небеса.

А разве чудесный носик моего смуглого ангела — не мелодия Дебюсси? И её улыбка прямо сейчас (если она читает это), не равна вальсу Шопена? Её улыбка, робко, с оголёнными плечами, как положено на Дунае в 19 веке, приглашает мою улыбку на вальс.
И наши улыбки кружатся, кружатся в свете свечей и смущённых взглядов, читающих эту рецензию. Моя улыбка подхватывает на руки улыбку смуглого ангела.. её улыбка и моя, летят над крышами Москвы, как ангелы Шагала в лиловых пижамках..
Впрочем, у Шагала не было лиловых пижамок. Правда, мой смуглый ангел?
Ах, Набоков, милый, что ты с нами делаешь! Ты устроил нам такое очаровательное свидание..

Любопытно, что имя гг повести Толстого, тоже начинается на букву В — Василий (у Набокова — Виктор).
И ещё более забавно, что молодой Набоков, в эмиграции, играл в любительском театре.. роль Позднышева, на суде, )(как мы все помним — он убил жену).
Набоков сам написал защитную речь. Ах, вот бы посмотреть на это..
Набокову было всего 27 лет. Он был в чудесном синем костюме и «крэмовой» рубашке. В письме жене своей, он писал, улыбаясь: Позднышев из меня вышел забавный, поэтому странными выглядели обвинения (доходило до того, что говорили: это преступление против любви, против музыки!).
И с той же улыбкой почерка, Набоков сообщает: меня не смогли защитить. Поэтому я пишу тебе из тюрьмы. И дальше, совсем пронзительно: Мышенька моя.. почему ты ко мне не пишешь?

Удивительная вещь: то, как мы приходим к книгам. Я давно заметил, что в этом есть нечто лунатическое.
Вот я заготовил с вечера томик Мариенгофа. Уже нежно пофлиртовал с ним, погладил, и положил на ночной столик.
А на следующий день.. так ярко меня пронзила жажда по Музыке Набокова, словно я умру, если не прочитаю прямо сейчас, Музыку.
Что это? Я давно читал этот рассказ и просто знал, что он есть у меня где-то в сборнике. Я думать не думал о нём..
И вот, такая жажда музыки.. как чуда, как.. носика смуглого ангела, как жажда её милых уст, её чудесных бёдер, её неземной..
Ладно, тут мне лучше остановиться.

Я был на работе, завален делами.. но я знал: если я прямо сейчас не прочитаю Музыку Набокова, я — умру. Словно в музыке этой была нежная тайна примирения меня и смуглого ангела.
О мой смуглый ангел.. я ведь встретил тебя, самую прекрасную женщину на земле, в день рождения Набокова. Может это знак, что Набоков нас однажды и помирит?
Если бы я находился на редком концерте Дебюсси, я бы точно так же.. убежал с концерта, тайно, словно к любовнице — к Музыке Набокова.
Так я убежал с работы.
Похожие чувства у меня были к моему смуглому ангелу. Я точно знаю, что у других мужчин такого не было, по крайней мере я не слышал о таком. Но в теории, такое должно же где-то быть? Это же не моя аномалия?

Такое было со мной часто: и убегал с работы ради любимой, и с вечеринки друзей, просто потому что не мог дышать без любимой. Вот, один из показательных случаев: я принимаю ванну с розовой пеной, как обычно, нежно думаю о моём смуглом ангеле, наигрывая на пене, пальцами (я просто фантастически хорошо играю на пене, в ванной! Мне говорят иногда, что у меня руки, как у пианиста. Я грустно улыбаюсь в ответ: они не знают моей тайны.. что я люблю играть голым, в пене, в ванне. Может и хорошо, что не знают..), Blank & Jones - Counting Clouds (Solo Piano).

У меня всегда слёзы подступают к горлу, когда я слушаю эту мелодию: после вступления, около минуты, начинается моя душа..
И вдруг, мне стало так невыносимо тяжело без моего смуглого ангела, которая в это время что-то готовила на кухне, что я буквально не мог дышать без любимой: словно её носик, глаза дивные, всё прекрасное лицо и фигурка — были сплошной музыкой счастья и жизни, без которой я не мог дышать, без которой я умирал.

Словно самый нежный в мире Афродит, я вылез из ванны, в пене, голый (со стороны я был похож на снежного — нежного! — человека).. и из последних сил, чуть не поскользнувшись по дороге в рай, сделав чудесную мельницу руками, (если бы их тень отбросилась на стену, то тень моих рук можно было бы было принять за прорастающие из моих плеч, заросли крыльев) добрёл до рая кухни и упал на колени перед смуглым ангелом и обнял её ноги, и поцеловал их, и прижался к её милой груди и замер, дыша ею.. как музыкой, бессознательно наигрывая шёпотом пальцев, мелодию на её милых бёдрах: Counting Clouds..

• Саша, а если серьёзно, вы играете на чём-нибудь, кроме пены в ванне, голым?
• Разумеется. На бёдрах моего смуглого ангела. Я как нежно сошедший с ума Паганини, мог бы сыграть и на одной клавише..

  Как всегда, у Набокова всё построено на лабиринтах отражений. Словно уже в этом есть смутный намёк, что музыка — это отражение нашей души, которую мы не замечаем в мире. И не важно, это наша любовь, Тот самый человек..

Особенно примечателен горловой врач (видимо, так раньше назывался ЛОР), примечателен тем, что как в чутком сне, это чудесный символ — боли молчания. Словно нам, влюблённым, молчащим в разлуке или ссоре, нужен свой горловой врач, чтобы слова и музыка, застрявшие в горле, словно бабочка в коконе, могла появиться на свет.
Где ещё, как не во сне, на рояле может играть — волк? И пускай это не настоящий волк, а лишь пианист, с фамилией — Вольф. Не важно. Пейзаж сна, верен себе: вечер, луна за окном, волк воет на луну..
Это ведь всё о нас, в любви, от которой мы хотим откреститься: мы воем на луну.. каждый по своему: кто пишет стихи, кто пишет странные и нежные письма любимому, кто просто плачет в подушку..

Да, всё — лишь отражения нас в мире и мира в нас.
Виктор, придя в дом к знакомой, поправляет галстучек перед зеркалом. Но кажется, зеркало поправляет его.
Пытается повесить своё пальто, но падают два других пальто..
Чеховская почти деталь. Так падают крылья.. У Чехова стреляет ружьё, висящее в первом акте на стене, а у Набокова… стреляет пальто. Шутка.
Сам этот ненавязчивый символизм — тихо потрясает, ещё до начала сюжета. Настраивает обертоны нашей души на минор.

И лишь читатель-лунатик, в конце рассказа, мысленно вернётся в гардероб и с грустью подумает: а может.. Виктор уронил не простое пальто? Может.. это было — Её пальто? Его жены, с которой он расстался? А чьё второе? Её возлюбленного? Или просто.. случайного человека? Вольфа, этого полу-человека полу-ангела? А может.. Набокова?
Я не шучу. В конце рассказа, чуткий читатель подметит странного и мимолётного персонажа — некоего Бока, который подойдёт к Виктору и что-то спросит у него. Он за ним наблюдал весь концерт..
Разумеется, это Набоков. Бок.. Бог.
Два пальто на пол упали.. словно шторки на сцене. В самом начале ещё. Занавес, ещё до начала музыки.. жизни.

Виктор просто смотрел на немые отражения рук музыканта, в тёмном омуте рояля.
О чём он думал в этот миг? О том, что они похожи на мотыльков на берегу Стикса? Или на ангелов, которые прямо сейчас вершат его судьбу? Мы не знаем.
Но в следующий миг, Виктор увидел… Её. Которую пытался забыть — два года, её, несравненную, с чудесными каштановыми волосами, и удивительными глазами, чуточку разного цвета.

И вот тут начинается самое интересное: внешняя музыка, мелодия мира, словно бы гаснет, как свеча, и звучит тихая мелодия воспоминаний.
О, этот вечный рай влюблённых, эти вечные клятвы… почему всё кончается? Почему.. музыка любви, кончается?
А может музыка и не кончается никогда, я про любовь, разумеется, это просто нечто ложное в нас, на время отходит от неё в сторону, по тёмным тропинкам сомнений, страхов, морали, человеческого?

И вот, Виктору словно бы богом дан шанс: музыка внешняя, подобно ангелу, привела его к любимой, как Орфея, к Эвридике.
Не нужно ничего говорить: музыка всё говорит за вас!! Боже, так и хочется воскликнуть: люди!! Просто доверьтесь музыке любви, пусть хоть раз смолкнут эти чудовища вечные: мораль, страх, сомнение, обиды, Эго, человеческое..
Но если я выкрикну это в окно, на меня лишь странно посмотрят люди, старушка даже перекрестится.

Однажды, Виктор, сказал своей любимой, в порыве высшей музыки любви: я люблю твою печень, твои почки, каждый кровяной шарик твоей милой крови..
А что на этот рай сказала любимая? — Не говори гадости..
Вы понимаете что произошло? Бог умер. Бог всегда умирает, когда.. мы не слушаем музыку любви. Это апокалипсис, видимый лишь нам. Женщина услышала великую музыку любви, не своей душой, не любовью.. а чем то человеческим, моральным, ущербным, «нормальным».

Поэтому для неё эти слова, о которых, по существу, мечтает каждая женщина, были — гадостью. Словно их говорил маньяк или пошляк. Это вообще ад любви: когда вечные слова, говорят пошляки, и они обесцениваются в устах подлинно любящих.
Фактически, Виктор, сам не ведая того, пусть и нежно-нелепо, словно Нео в Матрице, увидел-разложил любимую — на музыку, на нотные знаки: она стала сопричастна божественной музыке мира

(Позднейшая вставка в рецензию: голосом алкоголика-лунатика: Саша, ты обещал себе, что не будешь читать плохих отзывов на любимые произведения. Сорвался снова.. Прочитал всего один. Кто же знал, что он по оценке будет хороший, но муза Набокова снова будет прилюдно изнасилована, и встречена аплодисментами женщин, в комментариях?
Попытаюсь не сильно-подробно и скучно-академически, показать работу квантовых законов порханий музы Набокова. Может это кому-то поможет понять рассказ, и вообще, Набокова.
Простите за это отступление, просто грустно и иногда очень обидно, когда ты, реально профессионал своего дела и можешь нежно и глубоко объяснить текст, свернув со скучной и фатальной тропки академизма, а читатели или даже друзья, считают тебя за идиота или просто за "Сашку", и мимо тебя идут к другому, кто изнасиловал красоту текста и музу, аплодируя ему.
Или это потому, что у меня нет статуса известного и модного блогера?).

Это великая трагедия любви, когда.. не важно, женщина, или мужчина, встретив божественную любовь, редкую, отличающуюся от любови многих, прекрасную, как соната Бетховена… не верят в неё до конца, не верят, что вот Так можно любить, больше, чем положено любить человеку, и любить Её, или Его, так, как не любит его/её, ни родные, ни бог.
О мой смуглый ангел.. вот ты удивишься, когда мы умрём и ты узнаешь, как беспредельно я тебя любил, именно — беспредельно.
Мне хочется в этот миг быть с тобою в раю, потому что ты, моя Кармелита, в гневе, что тебя обманывали, что-нибудь учинишь в раю, какой-нибудь погром, который запомнят в веках, от которого перекрестится даже Толстой.
И нас с тобой выгонят из рай, как в школе, с уроков.
А может и к лучшему? За тобой, неземной, хоть в ад..

Для Виктора, каждый атом её милого тела, души, был — божественной музыкой. В любви нет ничего нечистого и грязного. Любовь претворяет самую тёмную частичку тела, жизни — в рай и цветение в Эдемском саду.
А что сказала героиня на это?  — Гадость..
В этот миг, она, как Ева в раю, словно бы встретилась со Змием: с нелюбовью. С человеческим в себе. Музыка в ней —  погасла (прервалась, точнее), великая музыка любви. И стало возможно Грехопадение: измена. Прежде всего — себе!!!
С кем? С тишиной..

Любимая Виктора, изменила ему с каким-то заезжим пошляком, рассказывающим ей об игре в карты и колодцах.
Тут примечательно сближение игры в карты, как пошлость игры человеческой, и игра божественная — музыка.
Это ведь обо всех нас: мы часто путаем игру в страсти, в страхи, сомнения, гордыни и обиды, и прочий человеческий бред, с высшей игрой — музыкой любви.
Мы упиваемся музыкой обид, недоверия, страхов, сомнений.. и уже не понимает вечной красоты музыки любви. Настоящей любви.

После трагедии, Виктор и любимая, сидели в сумерках комнаты, молчали.. (о, этот страшный язык богов! Как его точно знают влюблённые в разлуке и в ссорах! От этого космического молчания можно сойти с ума! Сердце может разорваться от этого молчания, словно на сумасшедшей глубине океана, где давление просто расплющит сердце… Может это доказательство бессмертия, что мы не умираем от молчания наших любимых?).
В комнату вбежала девочка с котёнком в руках (других котят утопили), и стала о чём-то щебетать (заметьте, ведь это тоже, своего рода, музыка).
И Виктор почти крикнул ей: уходи со своим котёнком! Не мешай нам молчать!

Ну как? Как тут не заплакать, особенно если ты в разлуке с самой прекрасной женщиной на земле — с московским смуглым ангелом, и вы молчите так… как молчат звёзды, травка на могилке, глухонемые дети потерявшиеся в вечернем лесу, как раненый и озябший котёнок, от потери сил, просто открывающий ротик, без звука?
О мой смуглый ангел.. ты однажды поймёшь, что молчать можно не потому, что жесток или не любишь, или разлюбил, а от бесконечной любви и.. бесконечной боли. Потому что все слова уже были сказаны, и на судьба твоя уже совсем без кожи: просто жизнь, по тёмным тропинкам ушла в сторону, и бесполезно не то что говорить, но и кричать и играть хоть Моцарта, своими руками, и не важно, на твоих милых бёдрах, или на рояле.

Боже мой.. не было дня, часа, минуты, сна.. когда бы я не бежал к тебе, мысленно и не обнимал твои милые ноги.
Ведь каждый миг без тебя  — всё равно что месяцы и годы на далёкой и холодной тёмной планете, где нет воздуха.
Я задыхаюсь без тебя… у меня нет сил дышать и жить. Разве тут до слов? Как котёнок раненый, беззвучно открываю ротик свой, мяукая твоё милое имя, даже во сне.
Ты ведь знаешь, что весь этот ад может прерваться в любой миг и музыка нашей любви снова может зазвучать в полную силу, да она и не умолкала никогда, и ты, открыв глаза, снова увидишь меня у своих милых ног, как в волшебной сказке, потому что нежная родина моих губ — твои смуглые ножки.

Просто от меня уже ничего не зависит, к сожалению. Всё зависит лишь от тебя и.. тропинок сердца, музыки, заросших не бетоном сомнений, недоверия, морали.. а травкой и лунным светом.
Меня — уже нет, как меня. Без тебя меня вообще, нет, но это не важно. Просто от любви к тебе, неземной, я стал — музыкой, стихами к тебе, снами о тебе.. о тебе одной.
И когда я умру однажды, я стану почти той же самой музыкой, приласкавшись однажды к твоим милым ножкам, музыкой травы и цветов, музыкой дождя, к твоим смуглым плечам..

Набоков гениально ввёл в рассказ этот мотыльковый образ (забыл как в музыке называется эта яркая нотка вроде бы побочного мотива) девочки с котёнком. Всего пара слов..
А как заиграл рассказ! И правда, разве мы не пытаемся утопить нашу любовь, наше сердце… как котят?
Господи.. когда же я буду без слёз, по человечески, писать свои рецензии, а, мой смуглый ангел?
Как? Как не удержаться от слёз, когда читаешь строки, в которых вся наша боль и тайна нашей воскресшей любви, музыки нашей любви?

Словно я умер и душа моя отлетела под потолок и смотрит на простёртое в постели, тело моё, по привычке шепчущее твоё милое имя.
Мне кажется, я и в гробу, в церкви, и под землёй, буду шептать твоё милое имя, к удивлению ангелов и.. крестящихся двумя руками —  священников, отпевающих меня, отпетого и так, жизнью.
Как? Как читать без слёз вот эти слова в рассказе?
Виктор сидит на концерте и смотрит на любиму

• Повернись, повернись, любимая моя..  я всё прощу, Всё!! Всё равно, когда умрём, ведь всё будем знать, всё будет прощено, так зачем же откладывать?

  Нравственный свет и вес этой строки — выше, чем вся повесть Толстого — Крейцерова соната.