Белеет парус одинокий

Бывают книги светлые, бывают - тёмные, а еще с таким киберпанковым неоновым свечением. "Белеет парус одинокий" - одна из самых светлых книг моего детства, насквозь пропитанная солнечным светом и продутая свежим черноморским бризом. Эта её светлость и прозрачность остались в моей памяти главным впечатлением от книги на долгие годы.

Безусловно, повесть Катаева - плоть от плоти советского реализма, но кто сказал, что соцреализм - это в принципе плохо, это всего лишь художественный метод, пользуясь которым, при наличии таланта, можно создавать не худшие произведения, чем в рамках элитарного постмодернизма, что доказала целая плеяда лучших советских писателей, и Валентин Катаев, на мой взгляд, в первой её десятке.

Есть в катаевской повести что-то общее с "Динкой" Осеевой. Ну, давайте сравним, в обоих случаях речь идет о событиях 1905 года, главные герои - дети, которые по мере своих сил участвуют в революционной борьбе, дружба ребенка из интеллигентной семьи с ребенком из простонародья, и оба раза на фоне солнца и волн, в катаевском варианте - на черноморских просторах, в осеевском - на волжских. Что касается отличий, так это в одном случае в центре дружба девочки и мальчика, в другом - двух мальчишек, катаевский вариант компактнее и завершеннее, осеевский - растянут и размыт.

Именно последнее обстоятельство заставляет меня поставить "Парус" выше, поскольку с художественной точки зрения, он выглядит более совершенным произведением. Нет, Катаев тоже не избежал соблазна продлить приключения полюбившихся героев, и написал еще четыре романа, точнее - три романа и одну повесть, связанных едиными героями в цикл "Волны Черного моря". Но это уже другие произведения, с которых и спрос другой. Осеева же постаралась всё впихнуть в один роман, разбив его на три книги, это её авторский стиль, та же история наблюдается и с "Васьком Трубачёвым", в результате книги превращаются в очень неровные по качеству эпопеи.

Эти авторы создавали новую советскую литературу для советских детей, старались дать им что-то взамен отправленной в отставку, читай - запрещенной, Лидии Чарской, поэтому приключенческая фабула книг связана с революционной борьбой, поэтому революционеры, изображенные на страницах книг - идеальны, а шпики и прочие опорники царского режима - законченные злодеи. Здесь всё, как в сказке - отрицательные и положительные персонажи контрастно отличаются друг от друга, а главные герои - Петька и Гаврик по примеру Ивана-дурака ищут свой путь, совершают свои "подвиги", чтобы прибиться к стороне добра.

Да, в интерпретации Катаева террористы - это добро; люди, которые используют детей, да еще, как по поводу Петьки выясняется - втёмную, совершают благое дело - стреляют в жандармов. Тот, советский школьник, воспринимал царизм как сказочную модель, в которой действовали не живые обычные люди, такие как друзья и соседи, а некие, скорее, условные носители зла и добра, и тогда любые действия "добрых" облагораживались, а действия "злых" - дискредитировались.

Вообще, сказка - это самая проверенная модель для идеологически нагруженной литературы, поэтому даже отпетые соцреалисты на поверку оказывались обычными сказочниками. Но, с другой стороны, сказка читается легко и увлекательно, и когда взрослым неидеалогизированным людям не хватает сказок, они читают фэнтези, там всё то же - злые герои - злодеи, добрые - иконы.

И всё же, художественные достоинства повести выше всех перечисленных факторов, в "Парусе" очень яркие и сочные образы главных героев, изумительные зарисовки дореволюционной Одессы, одна мадам Стороженко чего стоит, много юмора. И обязательно надо сказать - повесть Катаева предупреждала пионеров на примере Петьки об опасности увлечения азартными играми.

Не далее как сегодня читала статью про "деятельность" некоего таинственного Совета по детской книге, рьяно старающегося пересмотреть, что деткам можно, чего нельзя. Надо сказать, что там покушаются на многое, Чуковского, например. Не знаю, как бы они отнеслись к тому, что "Белеет парус одинокий" - детская книга. И тем не менее она очень детская, хотя современным детям, конечно, давать её надо, сопровождая многочисленными объяснениями. Я вполне допускаю, что и множество современных мамочек вынесут приговор папе, тёте и прислуге семьи Бачей, чьи мальчики шатаются по городу, охваченному восстанием, один - за кукольным балаганом, другой - набив ранец "товаром" для революционеров. Куда смотрят взрослые, о божечки! Но надо ведь понимать, что времена и нравы были другие, что у детей было гораздо больше свободы, которая не всегда была полезна для здоровья, но всегда - для роста кругозора и души.

Почему я говорю, что книга очень детская: Катаев с высочайшим мастерством показывает именно детское восприятие мира. Не всегда ребёнку понятно, что происходит, не все слова поняты правильно, иногда душевные порывы сталкиваются с жутко сильными искушениями - газированной водой "Фиалка", к примеру. Характеры мальчиков Бачей - маленького Паши и "большого"(гимназист первого класса, а вы как думали!) Пети и его друга, рыбацкого внука Гаврика - выписаны так, что в принципе несложно понять, что может из этих мальчиков вырасти. Фантазёр и немного врунишка (только чтобы интереснее было, чтоб вы знали!) Петя вряд ли когда-нибудь сядет на спокойную должность типа письмоводителя. Обстоятельный Паша - более подходящая кандидатура на это место)). А Гаврик, конечно, займёт позицию бунтаря и революционера - у него с детства появились свои счёты к власти...
Чувствуется огромная любовь писателя к городу его детства, возможно, такому, каким его никто, кроме него, не помнит. Закоулки и фонтаны, променады и проходные дворы - где только не побывали мальчишки во время своих рискованных приключений. Я уже не говорю о том, что случайная пуля могла найти их в любой момент. Гаврику, например, пришлось пережить самый настоящий допрос: когда полиция искала матроса, беглого с "Потёмкина". И выдержал он его с достоинством. Если учесть его очень юный возраст, то дурачком он прикинулся

Вечные ценности, пусть они поданы слегка с советским уклоном, остаются вечными ценностями. Не думаю, что книга могла бы быть чем-то вредна детям сегодняшним.

Эту книгу я, как и многие другие, читал давно, еще в детстве, том самом, когда деревья были маленькими-маленькими. Видимо плохо читал, потому как помнил из книги очень немногое, запомнилось лишь атмосфера и летнее настроение книги. Каково же было мое удивление, когда совсем недавно увидел в магазине небольшую книгу в голубом переплете. Вот оно! Бери! - отчетливо и довольно громко прошептал внутренний голос. Сказано-сделано, и уже вечером была перевернута первая страница книги...

С каким же удовольствием и благодарностью (ведь нельзя быть неблагодарным автору за то, что он так ловко и без долгих уговариваний схватил и увлек в совершенно другое время и географию) окунулся я в этот дивный, наивный и трогательный детский мир. Память услужливо подсказывала строчки, глаза жмурились от умиления, и был я третьим мальчиком в этой удивительной и нежной дружбе. Я вместе с Петькой возвращался домой, вместе с ним болел и мучился, вместе с Гавриком рыбачил (хоть и совершенно не умею, но рядом сидел - точно) и дышал этим соленым воздухом, вместе с ним ходил к дедушке, прячась от несправедливости и злобы. А еще всеми силами помогал ребятам в их прямой и подчас слепой вере в настоящее, доброе и светлое.
Ведь сегодня порой именно этого и не хватает в нашей жизни: светлого и доброго.

Получила огромное удовольствие! В этой книге все прекрасно: стиль повествования, описание природы и персонажей, даже сюжет, несмотря на то, что не всякая советская литература у меня вызывает восторг.

Особенно хотелось бы отметить мастерство чтеца (слушала в исполнении Игоря Ильина).
ОЧЕНЬ классно передает (имитирует) голоса разных персонажей. Чего только стоит голос дедушки, или солдата, встреченного в поле! Порой кажется, что читают разные люди. При этом, все эти измененияв голосе происходят очень гармонично, нет резких переходов.
Однозначно рекомендовала бы это произведение, как одно из немногих качественных из разряда советской детской литературы.

Яркая, интересная история Петра Бачея, мальчика из интеллигентной семьи, и картонно-лубочная история Гаврика из семьи пролетарской. Петю Катаев писал с себя, Павлика – со своего младшего брата, будущего Евгения Петрова, соавтора Ильфа, а пролетарскую часть писал глазами того же мальчика из интеллигентной семьи, поэтому она куда менее убедительна. Эдакий Джекил и Хайд, «Принц и нищий», хотя в симпатии к низам общества вроде бы Катаев искренен.

Удивительно тут то, что книга вышла в 1936-м, когда, казалось бы, стандарты и партийность литературы должны были быть соблюдаемы куда тверже. Однако в целом манеры, прошлое и подход Катаева к литературе удивительны – ему почему-то позволяли столь много хруста французской булки, что диву даешься. Чем-то он очень нравился Сталину.

Поэтому тут будут съем квартиры в экономии на все лето (я вот больше 2-3 недель на море себе позволить не могу, а преподаватель в начале XX века мог), и рождественская ёлка, и гимназические будни, всё с такой любовью и ностальгией, что эту боль автора тяжело не почувствовать. Поэтому вся революционная часть повисает в воздухе, кажется нереальной, вставной, а вот эта жизнь Пети убаюкивает и обволакивает.

Но реальность все же маячит где-то не очень далеко. Все начало потрясающее, от утра в экономии до прибытия в Одессу. Купание, одежда, марсельские одеяла, старый пароход – все напоминает Фолкнера или модернистов, даже какое-то созвучие с Джойсом чудится. Потом текст устаканится, станет и насыщеннее, и проще, но пока мы скользим к Одессе по лиману.

Если быть честным с текстом и самим собой, то основная мысль, которую вызывает эта повесть Катаева (за пределами его беллетрезированной юности и гораздо менее осязаемого революционного слоя) – это очевидный ресентимент. Автор так ярко описывает Новороссию (прямо называя ее так в тексте), так легко, очевидно и прямо связывает украинское с сельским, а городское с русским, что читатель не может не думать о странностях перекроения границ в XX веке, оставивших этот город в другой стране. С другой стороны, это гриновский мир, мир переселенческого капитализма, наша Новая Зеландия или Австралия, только что заселенное Дикое поле, здесь нет ничего векового, устоявшегося, все эти экономии, дилижансы и города зыбки, поэтому ничего не (было) предопределено.

Одесса дала столько русских писателей, что задумываешься, есть ли что-то аналогичное в англоязычном мире, группы писателей из стран/частей стран, которые теперь не Великобритания? Английские писатели из Индии в товарных количествах? Или из Кении?

Усилием воли Катаев приводит в свой мир революционного матроса с броненосца «Потемкин», которого ищут конные патрули. И опять, опять мне казалось, что относится он к нему, как Ватсон и Баскервиль к каторжнику Селдону, которого ищут такие же конные патрули, нет тут горячей любви и даже легкой поддержки. Это что-то внешнее, мешающее, отвлекающее, а важна тут внутренняя жизнь Пети и красавица Одесса, пусть в ней стреляют революционеры и полиция, но это пройдет, и будет елка, дни рождения, любовь и мелкие неприятности.

Да и девочка тоже. Особенно, такая девочка как я :)
О, это было классное приключение. Да, книга пропитана революцией, "советщиной" (что, признаюсь, я предпочитаю обходить стороной, хоть это и наша история), пропагандой, но соленый воздух, бесконечные приключения, которые выпадают на долю мальчиков и одесский колорит всё это перекрывают с лихвой.
А кроме того в книге много полезного для подрастающего поколения. И, думаю, даже современным детям будет интересно читать такую литературу. Особенно в плане пагубного влияния азартных игр, а также яркого примера того, как надо дружить, несмотря на разность социальных слоев, помогать другим людям и быть храбрым.
Отличная литература!

Мощь катаевского влияния такова, что сразу после прочтения отнюдь не худлитовской трилогии «Алмазный мой венец. Сборник» запихнул в аудиоплеер «Белеет парус одинокий» и в запасник кинул ещё и «Хуторок в степи», имея намерением Парус прослушать сразу, а всю черноморскую трилогию-тетралогию тоже не откладывать в долгий ящик.

Конечно же эта повесть когда-то в подростковости уже была прочитана. Однако из содержания помнилось только, что главные её герои — одесские мальчишки Петя (из интеллигентской семьи) и сирота-рыбачок Гаврик. Видимо, дружба когда-то свела этих столь разных по происхождению и по образу жизни мальчишек (кажется, нужно прочитать рассказ «Ушки», чтобы в этом разобраться) и теперь их связывает довольно крепкая, хотя и своеобразная дружба.

Повесть построена так, что события из жизни Пети чередуются с главами о Гаврике, а порой они несколько глав проживают вместе и рядом, занимаясь одним общим делом (или игрой) и получая общие приключения. Однако революционные события то и дело вмешиваются в жизнь мальчишек, заставляя их кого исподволь, а кого и осознанно принимать участие в революционных и даже вооружённых выступлениях, в результате оба парнишки уже в раннем возрасте (9 и 10 лет) проходят довольно суровую школу.

Конечно, многое из описываемого теперь воспринимается несколько иначе (например, когда 10-летних пацанов используют в качестве курьеров для доставки патронов в места боевых действий, причём Петю и вовсю используют «втёмную»), однако все эти революционности не настолько в повести сильны, чтобы превратить отличную детско-подростковую книгу в политагитку. Тем более, что историческая достоверность, насколько я понимаю, автором соблюдена и всякие митинги, демонстрации, вооружённые восстания и еврейские погромы в Одессе 1905 года и в самом деле были. И особо примечательно, что часть событий происходит опять вблизи Поля Куликова — сразу ниточка протягивается к маю 2014 года...

Мне показалось, что в этой повести довольно сильно влияние Марка Твена — впрочем, скорее всего, это мне действительно только лишь показалось и на самом деле американские Том Сойер и Гек Финн никак не участвовали в появлении на свет русских Пети и Гаврика.

Однако вот эта мысль нисколько не повлияла на удовольствие от прослушивание талантливо озвученной аудиокниги и тем более на намерение продолжить свои отношения с Валентином Катаевым. Потому что и атмосфера 1905-1906 гг. передана мастерски, и образы мальчишек выписаны со всем тщанием и любовью, и взрослые персонажи и к месту и ко времени, и сам авторский катаевский язык просто напоминает воздушное суфле — и вкусно, и невесомо.

Прошло четыре года, герои первой повести соответственно превратились в 14–15-летних подростков. В этой повести основное внимание автора обращено всё-таки к Пете… хотя, на самом деле, это не внимание, а просто основным рассказчиком и центральной фигурой всего происходящего является Петя. Однако через него и с помощью его читатель и узнаёт обо всём происходящим и в семействе Бачей, и с семейством Бачей, а также о Гаврике (дружба с которым у Пети не прерывается, но приобретает новые более глубокие оттенки), и о всех других героях и персонажах цикла. Какими либо значимыми новыми героями автор эту повесть не насыщает, разве что ближе к концу книги появляются в хуторке некая дама с некоей девочкой.

Поскольку события повести происходят в 1910-1912 гг., то и общественно-политическая жизнь страны освещается применительно к этому периоду — Катаев проводит читателя вместе с Россией через смерть Льва Толстого (событие, ставшее причиной серьёзных изменений в семье Бачей), убийство Столыпина и далее вплоть до ленского расстрела рабочих и выхода первых номеров газеты «Правда». И именно эти события и стали точкой поворота во взглядах и Пети, и других более взрослых членов петиной семьи — от позиции «я сбоку», «меня это не касается» и «моя хата с краю» наши герои постепенно переходят к сочувствию и далее к прямому участию в партийно-большевистских делах, пусть поначалу по-мелочи, но всё-таки уже осознанно.

По прежнему при чтении ловишь себя на том, что несколько иначе оцениваешь те манипулятивные методы, которые используются партийными деятелями в отношении Пети и членов его семьи для решения своих партийно-революционных задач и достижения партийно-значимых целей. Всё-таки использование детей в качестве курьеров для доставки нелегальной почты и для прочих, совсем взрослых и порой просто опасных дел — как-то оно попахивает… Впрочем, с тех пор ничего не изменилось и всякими такими и подобными методами пользовались и пользуются до сих пор все политические силы, и властвующие, и оппозиционные. Методы вербовки немного изменились и формы использования людей для массовки и для прикрытия тоже стали другими, а суть та же самая — живые «солдаты» и «торпеды» всегда нужны.

Тем не менее в повести очень много мальчишества и подростковости, первых влюблённостей и неумелых ухаживаний и заигрываний, мечтаний и всего прочего романтико-любовного, чем томятся души (и тела) созревающих пацанов, да и девчат тоже). И вообще, Катаев (как и Марк Твен) весьма точно вспомнил и описал все подростковые состояния и движения души и сердца, и поневоле вспоминаешь и свою пацанские годы — очень много совпадает, очень многое...

Прошло более полувека с момента написания этой книги, однако повесть не утратила своей литературной прелести, и литературный язык Катаева не полинял и не выцвел — читается всё с удовольствием неподдельным и искренним.

Иногда в руки попадает книга, которую читаешь — и у тебя внутри всё сжимается от какой-то светлой боли. Именно такой стала для меня «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Это не просто повесть о двух мальчишках в революционной Одессе. Это о детстве, которое внезапно сталкивается со взрослым, пугающим миром. О храбрости, дружбе, первом потрясении и тоске по чему-то большему.

Петька и Гаврик — словно лучики света на фоне бурь и тревог той эпохи. Их разговоры, взгляды, мечты... Всё в них настоящее. Когда читаешь, будто возвращаешься в собственное детство — в то время, когда всё казалось возможным, а сердце верило в подвиг.

Я ловила себя на том, что читаю и улыбаюсь сквозь слёзы. Потому что в этом тексте — невероятная честность. Автор не боится показывать, как хрупка детская душа перед жестокостью мира. Но при этом в книге столько нежности и красоты, что закрываешь последнюю страницу с благодарностью.

Когда Катаев выпустил в свет «Белеет парус одинокий» (1936), прототип Павлика, Евгений Петров, был еще жив. В 1956, когда советские читатели получили в свои руки «Хуторок в степи», младший брат Катаева был мертв уже четырнадцать лет. Мне показалось, что это не могло не сказаться на тоне и деталях рассказа об их общем детстве, да и сам писатель постарел на двадцать лет, в которые очень многое уложилось.

Двадцать лет с 1936-го по 1956-й. А в мире Пети и Павлика прошло только пять, бури первой русской революции утихли, Столыпин царит над Россией, а в Одессе цветет веточка общероссийского экономического роста. Катаев все также усердно хрустит французской булкой, как и в первой книге цикла, но в 1956-м это, вероятно, не смотрелось так контринтуитивно, как в середине 30-х.

«Белеет парус...» очень строг и свеж в композиционном плане, чувствуется какой-то задор и мощная ностальгия по тому, что было относительно недавно – всего-то тридцать лет назад (как для нас что-то в середине 90-х). «Хуторок в степи» – это отчетливый взгляд назад, когда семья Бачей становится потерянным микрокосмом, чем-то сложным, уютным, центром притяжения, вокруг которого вращаются революционеры, кухарки, девочки Пети-Катаева и отдельные представители государства и общества. В какой-то момент, когда все семейство переселяется на заглавный хутор, все происходящее окончательно становится советской калькой Муми-дола, с тетей – Муми-мамой, папой – Муми-папой и далее по списку. Все смотрят в звездное небо, думают о бесконечности вселенной и грустят. Не хватает разве что той самой кометы.

Примечательно то, с какой настойчивостью Катаев гнет свою линию, рассказывая о своем отнюдь не пролетарском детстве. Почти половину романа занимает зарубежная увеселительная поездка по Европе – сначала на пароходе до Неаполя через Константинополь и Афины, потом по Италии в Швейцарию. Катаев аккуратно, но не очень старательно пытается показать, что поездка была чуть-чуть политической, введя Горького и Макгиффин-письмо от Гаврика Владимиру Ильичу, но надо очень стараться, чтобы не увидеть, что это лишь повод дать себе возможность погрузиться в потоп ностальгии, насыщенный горечью и юмором. Рискну предположить, что Катаев сильно смеялся бы, увидев некоторые современные рецензии на свой текст, в которых его обвиняют в советской идеологизированности.

Естественно, актуальности текстам цикла придает то, что основное место действия – Одесса. В Одессе Катаева нет ничего украинского. Пару раз мелькают упоминания этого слова в связи с окрестностями и степью, но на этом всё. В остальном это мир переселенческого капитализма, с промышленной выставкой, новыми заведениями и домами в центре и растущей индустрией в пригородах. Катаев насыщает текст умопомрачительным количеством терминов, которые явно уже не были в широком ходу в 1956-м. Плотность ужасает: штучные брюки, ренсковый погреб, краска риполин, коломянковый пиджак, бофрер, казанское мыло с синими жилками, нонпарель, чуйка (одежда), шевро и козловые башмаки со скрипом, чесуча (самое знакомое из всего этого далеко не полного списка). Все это сдобрено именами фабрикантов и прочими торговыми марками из мира позавчера, все это создает колоритный, яркий, но не экзотический, а живой, человеческий мир многонационального портового города, в котором правительство теряет контроль над происходящим на фоне успехов в экономике (за счет эффекта низкой базы).

Реальность стучится в дверь Ленским расстрелом, после которого главный герой втягивается в водоворот и оказывается в стане красных. Это выглядит естественным, но неправдоподобным, составляя наименее логичную часть книги. Терентий – да, Гаврик – о чем разговор, но Петя и его отец – нет, все это шито белыми нитками и Катаев сам на этом совсем не настаивает. Впечатляет разве что сцена драки за «Правду» с «союзником», живо напоминающая то, как мы представляем себе столкновения нацистов и коммунистов в Веймарской республике.

Странными ссылками с современностью дышит сцена с пограничным офицером, отбирающим у Пети при отправлении из Одессы георгиевскую ленту. Как всё сложно в нашем мире.

Одна из вершин повествования – мадам Васютинская, сдающая хутор семейству Бачей. Любопытно тут и то, что это самый ранний источник, где мне попалось сочетание царь-тряпка по отношению к Николаю II, и то, что устами мадам Васютинской Катаев проговаривает то, что вероятно считал сам – в революции виноват именно Николай, по крайней мере в том, какой именно она оказалась.

Какие любопытные раньше писали детские книги.

P.S. У Катаева удивительный классический русский. Я редко читаю русскую классику, поэтому качество такого языка ошарашивает меня после продолжительного чтения переводной литературы и книг на английском.