Отчаяние

Набоков.

В первую очередь стоит сказать о слоге и стилистике, которую использует автор. В процессе чтения ловил себя на мысли, что я использую русский язык процента на 3. И я имею ввиду не столько словарный запас, сколько образ и стиль мыслей Набокова. Ощущение, что такому нельзя научится

Мастер…

Что касается самой книги, то автор изобразил очень подробные образы персонажей, но мне показалось, что большинство из них являются лишь инструментом для построения характера главного героя(недалекая, но преданная жена, и её брат художник алкаш)

Главный герой(Герман), считает себя исключительным. Он существует в уверенности, что его окружают идиоты. И уверовав в свою исключительность Герман задумывает совершить ИДЕАЛЬНОЕ(ну а какое ещё) преступление. На мой взгляд Набоков мастерски показал личность рассказчика. Ему не важно, что делать: писать роман, рисовать картину, совершать преступление. Важно, чтобы это было красиво, и его гениальный замысел был по достоинству оценен публикой.

8/10

Роман можно назвать сложным по сравнению с другими того же автора, но он вовсе не недоступен рядовому читателю. Сюжет местами напоминает то детектив, то криминальную драму. Берлинский коммерсант Герман Карлович, отправившись в деловую поездку, совершенно неожиданно сталкивается с человеком, как две капли воды похожего на него самого. Зовут незнакомца Феликс и он безработный. Герман заводит знакомство со своим двойником, дает ему свой адрес и начинает придумывать гениальный план того, как можно задействовать их сверхъестественное сходство.

Это будет убийство, в результате которого Феликс умрет, а Герман перестанет существовать юридически - все будет подстроено так, будто убили самого Германа. И хотя финансовое положение героя довольно плачевно, а инсценировка своей смерти выглядит как ловкий способ уклониться от уплаты налогов, истинная цель Германа не в этом. Убийство должно стать не грубым решением финансовых проблем, а актом искусства, который можно будет считать шедевром, если подмену не заподозрят. Вот только действительно ли Герман настолько гениальный творец, каким себя считает? Насколько вообще адекватно человек может оценить сходство другого человека с самим собой и есть ли вообще такие цели, ради которых можно жертвовать моралью?

Неправильно отождествлять главного героя и автора, но видится мне в изображении Германа много набоковской самоиронии. Мы часто прощаем гениям их некоторую оторванность от реальности, потому что соприкосновение с иными, более идеальными мирами их фантазий дарит нам замечательные вещи: книги, картины, музыку, да пусть даже шахматные партии. Но что, если проникнуть в эти миры захочет заурядность? Нет, даже не так: что если, творя искусство, ты умеешь полностью отрываться от жизни подобно гению, но потом, когда работа завешена, оказывается, что ты вовсе не гений, а заурядность? Прямо-таки чувствую в этом произведении вечные экзистенциальные муки всех творческих людей.

Роман действительно звучит на пронзительной, отчаянной ноте, а герой неприятен не потому, что фу-фу, нехороший человек, а потому, что в один день можно стать кем-то подобным ему. Перепутать искусство и жизнь, пустить знакомых, близких, любимых в мясорубку своего творчества. Впервые в жизни задумываюсь о том, насколько опасно относиться ко всему вокруг как к материалу для своих произведений или, если не повезет, «произведений».

Ну а Набоков здесь сложен, но близок и прекрасен как никогда.

Кто бы мог подумать, что после отвратительной во всех отношениях Лолиты, я решу продолжить свое знакомство с Набоковым.
Видимо само провидение потянуло меня к страницам Камеры обскура, Королю даме и валету следом.
И вот, наконец, добралась до Отчаяния.

Говоря о произведениях Набокова, первое, что хочется отметить, это, естественно, его стиль. Бесконечные метафоры и заигрывания с текстом, которые никогда не выглядят пошло и по-графомански.

Сюжет

Герман, очередной одержимый своими целями набоковский герой, который описывая свой коварный план - не замечает в преступлении преступления, оправдывая его своим преимуществом над человеческой глупостью. Он буквально ликует над своей сообразительностью, не ставя ни в грош других людей.

Он все продумал идеально и до мелочей, преступление останется не раскрытым - все сработает точно как надо.
Но он настолько заигрался в свои коварные игры, что кое-чего все-таки не учел. Мелкая деталь, раскрывшаяся постфактум разрушила идеальную картинку.

Как же здорово читать мысли злодея, который в упор не видит зла. Зло, которое настолько въелось в ежедневную рутину, что считается нормой.
Его действия и мысли.
Он всегда на шаг впереди.
Расслабляться нельзя.
Все должно быть под контролем.
Потому что одна мелкая деталь - может испортить все.

Роман в своей сути есть перевернутое отражение "Преступления и наказания" от Федора Михайловича, что и мало скрывается самим автором, отпускающим постоянные уколы в сторону Достоевского. И в этом его основная проблема. Если читая ПиН мы пробирались через тьму Раскольникова к свету, и послевкусие по прочтении романа Достоевского было сродни посещению церкви или исповеди. То "Отчаяние" лёгкое и веселое в целом, приводит нас к мрачному и густому финалу, после которого хочется принять душ и поскорее выбросить героев из головы.

Отлично, беру свои слова про любовь к Набокову назад. Я поторопилась. Правило трех работает безукоризненно - третий роман мне не понравился. Не то, чтобы совсем "нет" - я, кажется, поставила ему нейтральную "тройку", но все же, все же... Совсем не то.

В путаное - но и размеренное - повествование от первого лица врывается детективная линия. Задумывается преступление, оно исполняется, и последние строки свидетельствуют о грядущем наказании виновного - круг пройден и замкнулся. Преступление должно было стать идеальным, но не стало. Автор - герой - преступник - самый обычный и ничем особенно не примечательный человек встречает случайно бродягу, как две капли воды на себя похожего. Но что-то подсказывает, что все сходство было лишь в голове у героя - недаром же никто больше его не замечал. Тем не менее, все постепенно заверте...

Не особо так бодренько оно "заверте...", если честно. Слишком описательно, протяженно и местами нудно. Не знаю, не знаю, даже не могу понять, что в этом романе не так. То ли просто не захватил, то ли и впрямь. И даже атмосферы душного, липкого отчаяния не хватило.

Резюме: Ну что ж, и так бывает. Я просто слишком многого ждала, наверное. Немножко разочарована, но это пройдет.

В очередной раз прослеживается тема одиночества и безвыходности положения главного героя. Всё закончилось так, как должно было закончиться. Опять же, подтверждается, что если выбрал один путь, то с этой дорожки уже чрезвычайно трудно свернуть в поисках другой; потеряешься, запутаешься и вернёшься обратно, пойдёшь по ней и дойдёшь уже до самого конца. Вот и вся жизненная фатальность.

Герой одной этой цитатой объясняет своё отношение ко всему и даёт понять, какое безвыходное у него положение. Планы его оказались несбыточными, идущими в разрез с его, по-моему, предрешённым концом. Герман несёт, лично для меня, очень важный посыл: перестать жить в мире иллюзий и оглянуться и посмотреть на реальное положение дел, чтобы не идти к логическому концу дороги, а успеть сойти с неё и найти иной жизненный путь.

Такого Владимира Владимировича я еще не знал. После геометрически-двухмерной «Защиты Лужина», претенциозно-безыдейного «Подвига», кинематографически-слабовольной «Камеры Обскура» Сирин пишет лукаво-обманчивое, игривое «Отчаяние», где ведущееся от первого лица повествование смеется над читателем, иронизирует над миром, Богом и Достоевским, и, как всегда, остается восхитительным образчиком элегантной витиеватой прозы.

Архетипная тема двойников, на первый взгляд, является лейтмотивом книги — помимо рассуждений героя, толкующего ее читателю, мы и сами замечаем отдельные рефрены, вплоть до повторяющихся слово-в-слово избранных строк.

Но, все-таки, наверное, роман не об этом. Даже в «Защите Лужина» подобные повторения были более глубокими, аллегоричными. В «Отчаянии» же, на мой неопытный взгляд, рассказывается о невероятном самообмане, и присущем ему, еще более неслыханном эгоцентризме. Герман настолько привык жить в собственных изящно и талантливо сочиненных иллюзиях, что вышел за пределы реальности: в окружающих его людях он видит не плоть и кровь, разум и чувства, а созданные собственным воображением образы; действо, представленное в книге, субъективно от первой до последней строчки, и я чувствую, что не имею права судить о ком-либо, кроме главного героя: все прочие персонажи изображены через его кривое извращенное зеркало, и, наверное, лишь сам Набоков может догадываться, какими были Феликс, Лида, Ардалион в реальности. И здесь мы вновь возвращаемся к первой, очевидной теме двойственности, вся книга — лишь одна сторона медали, другую же предстоит воображать читателю.

Несмотря на несколько рванную фабулу, на бесконечные отступления и подтрунивая, роман имеет четко выраженный ритм, непостоянный, но болезненно энергичный, когда строчки мелькают перед глазами, а знаки препинания кажутся атавизмами, шлагбаумами, тормозящими экспресс чтения.

Как и многое из творчества Набокова, «Отчаяние» не трогает до глубины души, не заставляет испытать катарсис, переосмыслить прожитое; зато позволяет получить поистине редкое удовольствие совершенно другого рода: интеллектуальное, литературное, эстетическое, снобское, в конце концов. За это и люблю.

Романы Набокова напоминают мне матрешек - каждый из них с секретом. Например, "Защита Лужина" - это книга о шахматисте, поэтому сама она решена в форме шахматной задачи.

"Отчаяние" является "достоевщиной", возведенной в n-ую степень. Сюжет вдохновлен Достоевским, стиль намеренно срывается в пародию на Достоевского ("знакомый взволнованный говорок") и даже посреди главного места действия романа торчит... желтый столб! Желтый - это, как мы помним со школы, цвет Достоевского. Даже само имя классика напрямую упоминается целых , четыре раза в относительно небольшой книге.

При этом "Отчаяние" написано не как подношение Достоевскому (Набоков не любил его как писателя), а скорее как пародия, гротеск и набросок тонкого, едва заметного анализа. Скажем так, когда герой, от лица которого ведется повествование (в форме дневника), оценивает свою писанину, то тут будто звучит голос автора, оценивающего "достоевщину". Сложно? Вот в таких вывертах и прелесть Набокова для меня. Сложные, но изящные построения, сдобренные остроумными мелочами - настоящее сокровище для внимательного читателя. Конечно, эта литература требует перечитывания, что мало подходит для нашей современной жизни...

Наверное, лучший способ читать данную книгу - это предварительно перечитать два-три романа Достоевского, потом с размаху влететь в "Отчаяние", а затем основательно охладиться в соответствующей главе набоковских "Лекций по русской литературе" . Не гарантирую, что после этого не захочется еще раз открыть Достоевского, но перечитывать великих писателей, вооружившись точкой зрения Набокова, очень увлекательно.