
Ваша оценкаРецензии
Аноним23 июля 2020 г.Сплошной гротеск, метафора и тоскливые аллегории
Читать далееКнига сейчас уже из разряда мастрид. Не мог пройти мимо. Жалею ли о потраченном времени? Нет, надо было ведь узнать что же она из себя представляет. Вообще же, на мой личный взгляд, произведение очень сомнительной художественной ценности, читать которое абсолютно не интересно и не приятно. Впрочем и после прочтения только горький привкус. Я даже не беру в расчёт депрессивность и мрачность. Просто в конце хочется спросить Что это было и Зачем? Был бы я категоричнее, назвал бы коротко это Чушью и Бредом.
[Аудиокнигу прослушал в начитке Максима Суханова. Очень уважаю его исполнение, один из лучших чтецов по-моему. Особенно когда читает что-то старое, из классики]
101,3K
Аноним6 апреля 2020 г.Ёжики кололись, плакали, но продолжали есть кактус.
Читать далееДочитал я, наконец, Чевенгур. Это было не то, чтобы сложно, скорее приторно и очень концентрированно. Как сироп какого-нибудь шиповника, который нужно принимать малыми порциями, так и я употребил эту книгу. Залпом не получилось.
Что будет если в голову одного человека поместить одновременно братьев Стругацких и Ильфа с Петровым, всех четверых одновременно? Ответ: Андрей Платонов. Как по мне, Платонов - уникум. Так складывать слова в предложения не каждому дано. Если абстрагироваться от сюжета Чевенгура, а он прост до неприличия, то художественная составляющая - это то, ради чего эту книгу стоит читать. Платонов пренебрег классическим богатым и оборотистым русским языком, придумал какой-то свой птичий язык - диалект, на котором разговаривают герои книги. Создал свое небольшое Средиземье и описал жизнь не людей собственно, а орков, человекоподобных макрофагов с примитивными желаниями и потребностями. И этим персонажам было предписано построить "наш новый мир".
Это большой труд и настоящее произведение искусства. А Платонов - Ван Гог от советской литературы. Известно, что ни того, ни другого не признавали при жизни.
Не стоит искать у Платонова какой-либо семантики в его новообразованных словоНЕсочитаниях. Они порой бессмысленны по сути, противоречивы и абсурдны. Одни сплошные оксюмороны и лексические ошибки. Не знаю, есть ли переводы произведений Платонова на другие языки, но мне кажется, они непереводные.
Теперь пара слов о содержимом книги, да, именно о содержимом. Ее населяют весьма странные личности. По наущение новой советской власти в городе Чевенгур ими объявляется коммунизм. И этот коммунизм видится новоиспеченному передовому классу неким природным явлением или даже божественным даром, который должен снизойти к ним с небес, когда будут расстреляны остатки буржуев. Коммунизм ожидают как второе пришествие. И отношение к нему у всех героев книги именно религиозное. Теперь в городе никто не работает и ожидают, что за них все сделает сила природы, во главе с солнцем. Солнцем согреваются, его дарами кормятся. И просуществовала эта чевегурская коммуна до наступления первых холодов, очень символично.
Платонов хотел показать в такой гротескной и гиперболизированной форме всю ущербность методов, с помощью которых насаждалась новая идеология, зачастую теми, кто и сам имел очень далёкое представление о коммунизме. Сквозь острую сатиру проглядывается глубокое разочарование в воплощенном в жизнь большевиками проекте. Что ж, Платонов, как непосредственный участник тех событий, имел право на такой взгляд, очень оригинальный взгляд.102,2K
Аноним22 октября 2018 г.Читать далее«Роман ваш — чрезвычайно интересен,
технический его недостаток — чрезмерная растянутость,
обилие „разговора“ и затушёванность, стёртость „действия“»
(с) Максим ГорькийАвтор погружает читателя в пост-революционную Россию 1918-го - 1920-ых годов. Тут вы не встретите хронику событий или коль сколько внятного описания исторических происшествий. Повествование окутывает вязкой атмосферой илистого дна прозябающей и неустроенной сельской глубинки, голода и обесцененой человеческой жизни. Этакий взгляд снизу на бытие того пост-революционного времени.
Мы проникаем в этот тягучий пейзаж через блуждания главного героя-сироты по просторам страны и его попытки понять и построить коммунизм, снять с него мерки, чтобы внедрять в других местах по образу и подобию. Тесный душный мир вечно голодных неустроенных необразованных людей, которые с присущей им наивной решительностью и рвением ведут беседы "о необходимости построить социализм будущим летом", оперируя лозунгами и ежеминутно воспаляющимися идеями в их необременнёном знанием представлении.
Вспоминаются "Окаянные дни" Бунина, где события описываются как бы со стороны, и хотя писатель является их непосредственным очевидцем, но не может он принять этой новой реальности, хочет проснуться как от страшного и жестого сна. Тут же - напротив, мы являемся активными деятельными участниками попыток "бедных, неприспособленных людей, дуром приспособляющих социализм к порожним местам равнин и оврагов".
Всё в этом мире настоящее и какое-то туманно-иллюзорное одновременно. Постоянное неизбывное "ощущение какого-то смутного бредово-горячечного сна". И вот это погружение в такую атмосферную дрёму создаёт впечатление проживания той эпохи.
Смерть тут не страшна, она без боли и страдания как скука как непонимание сути и ценности жизни.
Втайне он вообще не верил в смерть, главное, же, он хотел посмотреть – что там есть: может быть, гораздо интересней, чем жить в селе или на берегу озера; он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, – и она его влекла. Некоторые мужики, которым рыбак говорил о своем намерении пожить в смерти и вернуться, отговаривали его, а другие соглашались с нимОчаровывает своеобразный и удивительный слог автора с каким-то особым ёмким простовато-наивным толкованием глубинной сути вещей.
— Ты возьми птиц! Это прелесть, но после них ничего не остается — потому что они не работают! Видел ты труд птиц? Нету его! Ну, по пище, жилищу они кое-как хлопочут, — ну, а где у них инструментальные изделия? Где у них угол опережения своей жизни? Нету и быть не может.
... А у человека есть машины! Понял? Человек — начало для всякого механизма, а птицы — сами себе конец.Персонажи книги прекрасны, жалки и ужасно беспечно жестоки одновременно. Умиляют, улыбают и страшат их размышления о сути вещей, околдовывает "загадочная глубина смысла, которая мерцает за поражающей всех вязью его мысле-слов".
Центральная часть романа и правда до одурения тягуча, раза два-три я начинала читать снова очаровываваясь слогом и своеобразностью расссуждений и вновь бросала в середине. На этот раз книга покорена! Одно могу сказать - начиная читать не ожидайте лёгкости бытия. Будьте открыты для знакомства с бесчисленными чудаками, встречающимися и вникуда пропадающими на страницах книги, у каждого своя изнанка наружу.
103,8K
Аноним3 сентября 2018 г.Косноязычная классика
Читать далееЛюбите литературные подвиги? Тогда "Котлован" - Ваш выбор. Ведь дочитать эту книгу до конца - настоящий подвиг современного читателя. Но, если за книгой вы предпочитаете расслабиться, оторваться от действительности, насладиться языком и картинами, рисуемыми автором, тогда рекомендую выбрать что-нибудь полегче и поприятнее. Взявшись за эту книгу, я увяз в ней на пару месяцев. Протокольно-канцелярский язык сначала меня даже веселил, но дальше становилось тяжело и даже тошно... приходилось бросать. Так, за немалое количество подходов, книгу я все-таки одолел, но удовлетворения от этого факта не испытал. Конечно, если не считать то приятное ощущение, что следующая книга (какая бы она не была) явно окажется более удобоваримой.
Боюсь, как бы произведение это вновь не обрело прежнюю актуальность в самом ближайшем будущем. Учитывая, что народ наш вновь пытаются объединить в одну сплошную биомассу.
101,5K
Аноним18 января 2016 г.Читать далееБыл когда-то Платонов. И все остальные.
Наверное, были.- Ваша душа и так повсеместно, а мою давайте уже возвращайте на место. А то как же я без души-то? Все человеки так или иначе с душой, в каждом свой джан обитает, нельзя везде вдохнуть, а из меня выдохнуть, природа равновесие любит.
- Я ее выложил, я ее и вложу. Только сначала по воле побродить пущу, дам на солнце погреться, проветриться на ветру… а потом верну. Верну.
Передумал быть Платонов
(но отчего-то не передумали все остальные), – на неделе, не на этой, не на той, а на той другой, - вдруг и совершенно вдруг поведал мне один предмет, один предмет решился мне такое сообщить. Само собой, понятно, что быть он передумал не вот именно на той другой неделе пятого числа, а пятого числа на той другой неделе в нескольких тысячелетиях от нас. Допускаю, что и вовсе он не передумывал, кто знает… Лично я не знаю, лично я не очевидец тому, как он передумал, лично я утверждать не берусь. Стало быть, по-всякому домысливать можно, а мыслить о нем мне во всех видах нравится. Даже в том виде, о котором предмет сказал, передав тем самым еще одно до-полнительное знание. Предмет сказал. Оказывается, предметы говорят. Не такое уж себе открытие, но когда как. Они говорят. И, вообще, невзирая на нас, живут себе какой-то собственной предметной жизнью. Мы же, люди, на них частенько взираем, чего-то как будто любим, к чему-то привыкаем, бывает, что одушевляем. Вещество окружает нас повсюду, окружает чрезмерно, а попробуй представить себе абсолютно беспредметное пространство, и липкий ужас к нёбу подкатывает. Вот почему, почему никто еще не вписал в эту пирамиду потребностей близость вещества?.. Что, если все вдруг разом исчезнет? Даже не все, не обязательно люди, а всё и всякое: живое и мертвое, значительное и ничтожное, одушевленное и не очень, и не останется того чувства, что осязает, ощущения предмета, что рядом, что вблизи, что можно воспринять рукой и сердцем, и печенкой, и некоторыми др. трогательными органами. Здесь, как это ни странно и ни не странно, человек приоритета в себе не несёт, ну разве что чуть-чуть. Человек без человека вполне способен обходиться, и так долгое время. Но человек наедине с абсолютной беспредметностью – возможен ли такой сценарий? Довелось случайно подметить, что человека свойство – держаться за что-то вещественное, и не так уж принципиально, в какой форме определено оно бытийствовать в наличной действительности. Иначе что подтвердит его, человека, собственное существование? там, где одно лишь пустынное пространство и обнаженное нутро. Будучи ребенком, Назар Чагатаев страшно боялся упустить из виду то единственное, что сопровождало его в Сары-Камыше, - сухой куст перекати-поля, другой всем знакомый мальчик, хоть и в принцах ходил, но страстно лелеял одинокую розу, а у современных робинзонов хэнксов небезлично уилсон был светом в окошке, и уилсону совсем не мешало то, что уилсон родился мячом (это, так сказать, для наглядного примеру). Интересно получается, что куст, роза и мяч – ни больше, ни меньше – есть символы присутствия в обоих мирах. Они – не только возможность ощущения, но и предметы мысли. Ты думай что-нибудь про меня, а я буду про тебя. В мысли жизнь, мысль больше жизни, у мысли всегда есть предмет. Чтобы мысль жила, она должна быть направлена, интенцио как избираемая необходимость, идущая в бесконечность. И все равноправно в этой мысли: человек, верблюд, камыш, кусок резины. Это то, что соединяет тебя и с микрокосмом, с миром ноуменальным, и одновременно - с явленным вовне пространством-временем. Оно со-присутствует тебе, наличествует совместно с тобой, оно живет и тем утверждает."Живет и дышит всякий лист, / - сказал однажды виталист". Не оставляет видение, что однажды это был Платонов. У него все живет и дышит, не уступая в этом качестве человеческому, напротив, устанавливая некую вселенческую равноценность. В самой пустоте разлито живое, и душа вдохнута во все и повсюду. Словно попал в панпсихическую реальность, столкнулся с гигантской душой, которой нипочем не уместиться в твоей собственной, и болтаешься в непонимании того, как не получить разрыв от соприкосновения с воссозданным миром. Подземельная она или околозвёздная, впадина темной тишины или околоток молчаливого счастья. Душа мира… как пустыня мира. Все в себя вбирает и все собой проницает, а на дне у нее – затерянный народ, такой маленький, словно невидимый. Только он – сердцевина ее, ее средоточие. Кажется, вся мудрость жизни заключена в этих далеких, заброшенных людях, кажется теперь, исключительно в них и заключена, - в призрачных и прожитых насквозь, но продолжающих жить по инерции к возможному благу. Платонов Джан раздирающе прекрасен. Ровно настолько, что хочется задушиться самым печальным в мире белым шарфом или закутаться добром всего существующего сейчас, вчера, когда-то… и всего, только собирающегося им стать. Или и то, и другое вместе, скорее так.
Луны проходят, один год сменяет другой, и тогда принято подводить итоги. Итогов я не хочу, я лучше буду подводить начала. Одним из них и случился «Джан». Джан случился тем началом, к которому мне накривую шлось весь предыдущий год, возможно, и все другие года тоже. Когда Хайдеггер Мартин (он же "Хайдик милый") представлял себе, что язык – дом бытия, по моему «всему» выходит, что подразумевал он платоновский дом, и никак иначе. В слове его – сверхматериальная проза, сказывающая близость жизни, близость вещества и всего со всем. Просто "всё со всем" еще об этом не знают.
10896
Аноним4 марта 2015 г.Читать далееСовершенно новый, незнакомый мир. Кажется, перед нами Россия конца 20-х гг. ХХ в.: коллективизация, коммунизм, Ленин, впереди светлое будущее. Но вот один обычный человек задумывается о смысле жизни – своей и тех, кто рядом. Зачем все эти огромные предприятия, пятилетки, планы, грандиозные проекты, новые пролетарии, изгои-кулаки и буржуазия? В большом городе герой не находит себе места. Он приходит на строительство огромного “общепролетарского дома”, где рабочие истощены, и оказывается, не одного его волнует, зачем он живет. Позже перед читателем оживают ужасные картины коллективизации: погибшие животные и люди, отправленные в плаванье. Смерть ребенка – воплощения будущего в глазах многих. Жизнь в его черном ракурсе: инвалиды-то по большей части в книге моральные. Безнадежность эта меня утомила. Вот как-то не сложилось…
10152
Аноним28 июня 2014 г.Читать далееПроизведение потрясающее. Читая, всё время поражалась фантазии автора. Только было прочтёшь какое-то совершенно вроде бы безумное по сути положение, осознаешь, свыкнешься с ним, как автор тут же огорошивает очень неожиданным выводом, сделанным из совокупности сообщённых тебе ранее фактов, но таким выводом, до которого ты (я, например) в жизни бы не дошла своим, так сказать, умом. Вообще, уже одно это про живые электроны, например, придумано совершенно, исключительно прекрасно. А язык Платонова меня очаровал уже давно.
Правда, на мой взгляд, в книге многовато недосказанного. Я вообще люблю, когда какие-то моменты остаются "открытыми", так чтоб читатель сам подумал, как всё могло бы быть, но в этой книге автор, по-моему, чересчур много оставил на откуп читателю.
По прочтении (да и в процессе чтения) появляется ощущение лёгкой такой жути. Вот люблю я такие книги, казалось бы, совершенно не "ужастики" и даже не мистические по сути своей, но оставляющие такое таинственное волнующее "послевкусие". Даже слегка суеверным страхом окрашенная мысль появляется, мол, а стоит ли зачастую человеку углубляться столь сильно в тайны и загадки природы, не против ли природа такого вмешательства в своё нутро? Человек и так достаточно её изучил и преобразовал, возможно, существуют всё-таки какие-то границы, переходить которые не следует для блага учёного-исследователя и человечества в целом? Наверное, стоит всё же об этом задуматься.
10201
Аноним23 августа 2013 г.Читать далееОбычно антиутопии - это такие поучительные притчи с гиперболами и элементами фантастики. А "Котлован", наверное, в советское время неприлично было называть антиутопией - ведь разве было не так? На самом деле революция сразу привела всех к надлежащему счастью? Всем лично в руки выдали по истине для производительности труда? Да что я. В советское время о "Котловане", наверное, совсем не следовало говорить.
Итак, нужно вырыть котлован, в нем заложить фундамент для дома, где будет жить весь пролетарский класс. А в деревне уравнять всех бедных, у зажиточных отобрать, что есть, и сделать их бедными. Уничтожить кулака как класс. Уничтожить кулака как класс.
Администрация говорит, что ты стоял и думал среди производства, - сказали в завкоме. - О чем ты думал, товарищ Вощев?Настя писала Чиклину:
"Ликвидируй кулака как класс. Да здравствует Ленин, Козлов и Сафронов.
Привет бедному колхозу, а кулакам нет".Это такая редкая и исключительная антиутопия, где автору не пришлось придумывать что-то несуществующее, чтобы показать, как абсурдно и страшно всё есть.
- Мама, а отчего ты умираешь - оттого, что буржуйка или от смерти...
И всё это страшное чудо действительности написано языком эдакого Коминтерна, языком, никогда раньше не бывшим книжным, а оттого полным алогизмов и силлепсов - потрясающая сокровищница абсурда.И ведь какого хорошего писателя загубила советская власть.
Хотя что ж, не первый.
(и не последний)10110
Аноним7 апреля 2013 г.Читать далееЕще одно восхитительное сатирическое произведение Платонова, названное мною гимном бюрократизму.
Он посвящается рыцарям умственного поля - это если красиво и возвышенно. А если попроще – чиновникам. Но ведь и в этом случае, как посмотреть, они то себя считают фигурами весьма значительными:
…чиновник и прочее всякое должностное лицо – это ценнейший агент социалистической истории, это живая шпала под рельсами в социализм.
Эта самая шпала пишет целый труд - «Записки государственного человека», - о сущности бюрократии:
Современная борьба с бюрократией основана отчасти на непонимании вещей.
Бюро есть конторка. А конторский стол суть непременная принадлежность всякого государственного аппарата.
Бюрократия имеет заслуги перед революцией: она склеила расползавшиеся части народа, пронизала их волей к порядку и приучила к однообразному пониманию обычных вещей.
Бюрократ должен быть раздавлен и выжат из советского государства, как кислота из лимона. Но не останется ли тогда в лимоне одно ветхое дерьмо, не дающее вкусу никакого достоинства…
Ума, как говорится, не занимать! Вот, милые мои, где держится центр власти и милость разума!
А на закуску последнее, как венец творчества бюрократизма:
…волокита есть умственное коллективное вырабатывание социальной истины, а не порок.10215
Аноним15 декабря 2011 г.Читать далееЧто пишут:
Котлован — антиутопическая повесть Андрея Платонова, написанная в 1930 году. Повесть Котлован является социальной притчей, философским гротеском, жёсткой сатирой на СССР времён первой «пятилетки». В повести группе строителей дано задание построить так называемый "общепролетарский дом", основной целью которого является стать первым кирпичиком в утопическом городе будущего.Моё мнение:
Честно признаюсь, что я сейчас не особо заинтересована в книгах, описывающих события 20х-30х годов ХХ века, но это произведение меня поразило своей глубиной, своей откровенностью, из-за которой долгие годы была запрещена цензурой.
"Котлован" читается тяжело, как, впрочем, и все остальные работы Платонова. Во-первых, это связано со специфическими конструкциями, соответствующие такому жанру, как антиутопия - сплошной абсурд и сочетание комичности и трагичности. Во-вторых, здесь мы не встретим даже намёка на позитив: если даже будут какие-то светлые идеи, они будут теряться в общей атмосфере подавленности и отчуждения.
Основные проблемы, поднимающиеся в данном произведении: поиск истины (смысла жизни); голод, нищета; обезличивание человека; выдвижение нового класса с новой идеологией; слепая и бездумная вера в идеологию; коллективизация; бессмысленность преобразований ввиду заранее известного результата - "будущее изначально похоронено".Сразу предупреждаю, если вы рискнёте взять эту книгу в руки, то морально готовьтесь к тому, что будет желание бросить и не дочитывать. Скорее всего, многие не оценят по достоинству, т.к. действительно нужно понимать, что вызвало в авторе потребность представить Россию именно такой - начало ХХ века было полным противоречий, войн, революционных настроений.
Оценка:
- Думаю, если возьмусь перечитать это произведение через несколько лет, поставлю больше, ибо в данный период времени я не понимаю некоторых аспектов, увы.
10118