Don Quixote

Роман читается неожиданно легко, несмотря на время написания – 1605 и 1615 годы (первая и вторая части соответственно). В то же время с наскока его не возьмешь: он насыщен как событиями, так и размышлениями, так что больше подходит для неторопливого чтения. Некоторые главы вообще можно перечитывать отдельно: и как интересные истории, и как кладезь умных мыслей.
/
В романе, в числе прочего, высмеиваются плохие книги, а также манера написания тех времен. Даже без знакомства с литературой XVI-XVII веков видно, где и над чем автор потешается. Уже в прологе друг якобы дает советы Сервантесу, как написать роман: вставить побольше цитат из греческих авторов (и неважно, что в рыцарских романах они будут не к месту), приложить в конце список авторов, упоминаемых в книге (даже если они там на самом деле не упомянуты, главное, громкие фамилии) – и читатели останутся довольны. Аж вспомнились студенческие времена, как мы ваяли курсовые и дипломы… И в целом в “Дон Кихоте” немало внимания уделено литературе, анализируются современные автору романы, герои рассуждают об их достоинствах и недостатках. Многие мысли актуальны и в наше время, в частности, рассуждения о взаимосвязи спроса и предложения. Во второй части много внимания уделено дискуссии с автором лже-“Дон Кихота” – наверняка для современников это было интересно, хотя я догадывалась о многом лишь по контексту.
/
Интересно, что при таком объеме автор умудряется не слишком повторяться в приключениях. Казалось бы: сумасшедший идальго бродит по стране, везде ему чудятся великаны, волшебники и враги, он то и дело трактует ситуации вопреки здравому смыслу, и все-таки книга – не просто сборник историй. У нее есть цельный сюжет, в который включены и люди, которые стремятся помочь Дон Кихоту в излечении от его странного помешательства на рыцарских романах, и люди, которые откровенно над ним насмехаются и подстраивают ему приключения.
/
Можно много говорить о романе, анализировать, рассуждать и восторгаться. Он действительно прекрасен и на удивление современен. Даже не так – он написан для всех времен, всем понятен и доступен. Главные герои, несмотря на свои недостатки, вызывают сочувствие, и невольно переживаешь, когда им достаются тычки и зуботычины (а происходит это часто, особенно в начале первой части, есть даже жестокие сцены). Иной раз даже удивительно, как это они умудрились из всех передряг выбраться живыми.
/
Образ Дон Кихота прекрасен. Да, он сумасшедший и порой (особенно в начале своего пути) творит откровенные глупости: мешает хозяину наказать провинившегося работника, отбивает каторжников у стражи – ведь он защищает всех обездоленных. Но при этом руководствуется именно чувством высшей справедливости, гуманизма. Можно до одури спорить о том, как соотнести светские законы с христианским смирением, и насколько последнее вообще уместно при встрече с ворами и убийцами (тем более что они отплатили Дон Кихоту за свободу теми же побоями и грабежом). И все-таки позиция Дон Кихота подкупает, он руководствуется в своих поступках высшими идеалами, и больно видеть, как над ним издеваются и разбойники, и герцог с герцогиней во второй части (которые подстраивали ему приключения, часто жестокие, просто чтобы самим потешиться).
/
Полюбился и Санчо Панса, болтливый и простодушный крестьянин, сыпящий пословицами. Особенно забавны главы, в которых он губернаторствует в течение нескольких дней над городом: вспоминаются и соломоновы суды, и народные сказки, в которых дети находят простые разрешения трудных, казалось бы, ситуаций.
/
Вторая часть сначала не очень впечатлила, но она уравновешивает первую некоторой трагичностью. В целом получилось гармоничное произведение, в котором сочетаются безумие и разумность, жестокость и доброта, реальность и мечты, назидательность и остроумие.

Список Бродского.
Список Шиндлера.
Список Пушкина.

Они первыми приходят на ум. Причем здесь Сервантес и какой список? Тот, что дает ключ к пониманию величайшего произведения человеческой истории. Конечно, он, список, как и полагается в подобных случаях, стоит на муках, страдании и почти разрушенной жизни.
Дон Серванкихот.

Вначале была жизнь

Жизнь для подвига, славы и богатства, как без этого? Жил он славно в первой трети, двадцать лет на белом свете… Причем всё по-честному: если слава – заслуженная, если служение – Богу и Отчизне, всё по-честному. Чужого не надо, своё бы получить.
У этого юноши, молодого человека честолюбия было явно больше, чем у среднестатистического хишпанца. И планка запросов явно выше. Но и сил, и сил – поболее, что потом, в свое время, помогло выжить. Спешил взять свое, боялся не упустить шедшую в руки судьбу: болен, с трудом встал с постели, но в битве участвовал. Не мог не участвовать. И здесь поймал несколько (!) ранений. И был отмечен, и с этими отметками судьбы двинулся в обратный путь. С рекомендациями Его Величеству.

И берег – вот он, чуток… Вот она – свершившаяся судьба! Вот она – заслуженная награда! Недаром, не зря – бесстрашие, подвиг, движение не «от», а «навстречу». Знаете, как это бывает: пошло! Поперло! Всё получается. Ну всё, за чтобы ни взялся.
Головокружение от успехов. Нет, не перед собой или товарищами, перед Ним. И… Протопоп Аввакум говаривал, отвечая на расспросы товарищей: ты – праведный, почему же Он посылает тебе столько страданий. Кого больше любит, тому и испытаний святости больше посылает.

И если бы тогда, при возвращении, его нога коснулась бы родного берега, не было бы ничего последующего. Ничего. Только ещё один более или менее успешный испанский дворянин – ничего другого. Потому что, да простит меня Он за невольное сравнение, потому что как дьявол всегда приходит за платой, так и ОН дает всем по делам. Всегда и всем. По делам. Просто тогда Дон Серванкихот не знал: пропуск в Вечность Истории – самое дорогое, что есть из разрешительных документов в земной юдоли.
И вариант Серванкихота – не самый «плохой». Потому что сотни миллионов нас, никому не известных, получивших когда-то пол Его искры, прожившие в страданиях, надеждах, упованиях, ждавших какого-то справедливого «решения», так и не дождались его. Потому что каждому по делам, каждому по способностям. Безвестным – безвестность. И это – жизнь и судьба.

Вечный треугольник

Как читать «монстров» мировой литературы? «Дон Кихот», «Божественная комедия», «Гаргантюа», - апрель оказался богатым на них. Список открыл «Серванкихот».
Так как читать то, что полтыщи лет назад писалось на потеху? Да, так было в замысле. Жить и есть нужно было. Не до вечных образом мировой литературы и бессмертия было. Не до таких мелочей. Как читать то, что считалось офигительно смешным?
Текст, автор и читатель – это и есть вечный треугольник. Не только ты, но и тебя создает текст. Не только текст, но и ты делаешь его. А автор… А что автор – отстрелялся и готов! Пройдемся по троице. Без этого чтение «Дон Кихота» - просто знак избранности третьего, простите, члена треугольника. Да-да, просто знак избранности. Скромненько так. По-нашему. С него, третьего члена, или вершины, и начнем.

Третья вершина треугольника.

Тебе зачем это нужно? - спросил внутренний голос очередного альпиниста, имеющего славное намерение покорить этого монстра, «Дон Кихота». Понты, разумеется, понты. Успокаивает то, что они, эти понты, не беспонтовые. Знак избранности на самом деле присутствует у каждого такого альпиниста. Это правда. «Я ведь не такой, как все», - это так по-донкихотовски, это так по-сервантехотовски! Не было бы этого..о, честолюбие завяло бы на корню на вторую секунду всеобщей его обструкции! Нет, оно бы просто не родилось. Или задохнулось бы от «что-то воздуха мне мало…» Не наблюдается смерти честолюбия в мире, явно не наблюдается!
Кому, кроме понтовитых, это ещё нужно? Кто в когорте? Профессионалы, так они называются, те, кто интерпретирует текст за деньги. Или по долгу службы, то есть всё равно за деньги в конечном итоге. У них – собственная гордость. И из того, что я видел и слышал в паутине…ну, на любителя, на любителя.
Отыгрываются ли усилия по штурму вершины? Кому как. И здесь – от возраста, настроения, культуры, истинных целей штурма, - нет мелочей. Но и сама по себе попытка – глубокое уважение. Потому как роман этот – не прогулка. Но и поднимает до себя, хоть на чуток, хоть на миллиметр – отвечаю за слова! Просто немного подождать нужно, если не пошел. Немного. Кому – полжизни. Кому – оставшуюся.
Вторая вершина треугольника

Автор. Самый просто член, членик. Потому как подобен третьему члену – читателю. Конкретен. Из плоти и крови. Движим теми же мотивами, что и читатель. Человек, одним словом.
Раним, тревожен, ревнив, честолюбив. Вечно нацелен на вечность. На Откровение. Наверное, готов на Подвиг ради вышеозначенного. Наверное.
Скорее всего, он – главный ключ к пониманию текста: его жизнь, такая конкретная, из событий, цифр, скрытых и явных мотивов, понятных большинству. Хочешь разобраться с текстом – посмотри на жизнь творца. Это – на 80% и есть отгадка. По-другому…ну, фиш знает, возможны варианты, но всё – в нас, всё – в нас. Ведь текст – это ведь не «про жизнь» вообще. Это ведь – про каждого, про себя в первую очередь, про себя. И пишется он потому что нет сил не писать. И шифруется автор в персонажах и событиях своих книг. И мысли шифрует, и мечты – явные и тайные, - всё в тексте. Но всё – из жизни. Абсолютно всё. С чем это «открытие» можно сравнить?

Государства и империи. Сегодня мир, наполненный гравитационными волнами и фотографиями черных дыр, - всем таким исчислимым, конкретным, - скажите, что остается для эзотерики? Что? Возможно, лет десять назад ещё можно было серьезно размышлять о неких скрытых в строках «тайных доктрин» причинах возвышения и падения Царств. Ещё десяток лет назад. Сегодня–смешно. Поэтому, говоря о Риме, о Византии или Британской империи, - пора остановиться и признаться самим себе: мы просто плохо управляли своими Царствами – и никакой мистики. Просто. Плохо. Управляли. Тем, что было вручено Провидением или просто группой товарищей.
Так было в 16 веке в Испании, так есть и в 21. Где-то.

К чему всё это? К тексту, разумеется. Не взять «Серванкихота» голыми руками, не взять. Это как в Зоне Стругацких: и прямого пути нет – попадешь на «комариную плешь» или, ещё страшнее – в мясорубку, - и назад дороги нет. Потому как в мире этом, большей его части совсем нет траекторий. А только суперпозиция.

Но и это не всё. Принято считать Кихота воплощением возвышенного, Санчо – приземленного. Ничего подобного! Ниже будет несколько строчек об эстетизации страдания. Которое, страдание, известно как характеризует эстетствующего. Дон Кихот и Санчо – нет, это один человек, одна личность. Раздвоенная личность. Так всегда и бывает с гениями. Одна личность, вечная суперпозиция. Не сомневайтесь, а возьмите второй том, убедитесь лично.

Например. Так называемый суд губернатора Санчо. Ну, ни один здравомыслящий читатель не поверит в совершенное преображение оруженосца не в своего господина, что просто просится на ум. Это не Санчо, но До Кихот устами Санчо вершит правосудие. Никак нет! Соломон – библейский гений – воплощен, мыслиться как образец. Прочтите, как идет правосудие, вы поймете с кем сравнивает себя Сервантес. Нет, без гордыни это сравнение. Хотя любое сравнение – разве оно не от гордыни?
Нет?

Первая вершина треугольника

Из сора, из сора растут самые прекрасные цветы. Не поспорить. Не объехать. Не обогнуть. Жить нужно, кормить семью и кормиться самому. Оглядываться, что вокруг – не помешает. Наоборот: какие погоды стоят на дворе? Чем питается публика? Чего хочет? И хочет ли чего-то?
Начиная роман…нет, не о Вечности и Славе думал автор. Потому как опыт – он ведь, действительно – сын ошибок трудных. Сколько перед этим у Сервантеса было попыток, сколько заходов на Вечность и Славу! Не мечталось о них? Кто ж поверит! Думаю, как всегда и бывает, сначала – деньги, почва жизни. Заработать. Наконец-то заработать.
Представьте, как он начинал всякий раз! Как, как – с молитвы. Просил, страстно просил на это раз не оставить его. Он стоял на коленях пред ликом Его и просил. Нет, он – умолял не оставить. Вы только представьте ужас жизни: ему – за 50! Ему – за 50! Господи, как же это всё знакомо! За 50.

Чего добивался он, придумывая или «просто» описывая свои «приключения»? Это – последняя молитва, последнее обращение к нему, «…чтобы чаще Господь замечал». Поддержи, Господи, не оставь, у меня уже нет сил, мне столько лет, что впереди ни надежды, ни любви. И только слабеющая, и уходящая вместе с жизнью Вера…Господи, не оставь на этот раз! Я – банкрот. Что я должен ещё сделать во славу Твою, чтобы закончить этот мой список? Что?!

Впереди – небытие могилы. Где нет ни размышления, ни труда.
А что позади? Неудачи, неудачи, неудачи. Несостоявшаяся жизнь, крах всего, на что рассчитывал, а ведь всё было для достижения, всё! Честь, честность, благородство, бесстрашие, помыслы – какие прекрасные помыслы! Сколько списков своих неудач он составлял, сколько?! Сколько их было, этих списков! Почти состоявшихся дел и надежд, ну вот… чуток…немного ещё…всё должно состояться… - крах. Ничего не состоялось, очередное разочарование и провал. Почти в небытие. Неужели этот путь – единственный? Сервантес его прошел, но он – гений, сам не зная того. Слава и признание гениальности – всё для него там, за могилой. А нам-то что делать?

Что делать нам, безголосым и бесталанным?

С прекрасными помыслами, ещё полными сил, умения и помыслами – прекрасными, чистыми, как в юности, помыслами. С годами становящимися всё более и более реальными: понимаешь как. Как их воплотить. Ради блага всех. Но ничего не будет. Ни здесь, ни тем более за могилой.

Невеселое смешное, или трудности перевода.

Гравитационные волны, фотографии массивных объектов…рыцарь с копьем наперевес, по-серьезному, по-взрослому несущийся на ветряную мельницу.
Почему так? Что застилало ему глаза, когда он «спасал» статую Мадонны, ломясь в открытую дверь? Казалось бы: безумие не должно касаться нас, когда бы более чем благородны. Ведь мы спасаем Саму Богородицу!!! И что: мы и здесь безумны? Безумны даже в вере? Что со мной? Что с нами? Почему так? Ты оставил меня, Господи? Ты оставил?
А тот чудовищный грохот, принятый нашими героями за химеры и монстров? Его источником оказались сукнобойки! Воистину сон разума. Ночная химера оказалась…да ничем она не оказалась! Хозяйством низкого сословия. И так – во всём! И? Что же, вся жизнь оказалась химерой? Думаю, на момент написания он так и думал, он так и думал. А роман – это так, из последних сил.

Это ведь как и начавшийся было бунт на кораблях Колумба или Магеллана: до берега осталось пол вахты, и обязательно кто-то не выдерживает. Обязательно!
Там ещё больше 1000 страниц подобного рода событий. Всякие там бараны, принятые за толпы вражеских войск, и прочие подвиги с приключениями. Больше 1000 страниц.
«И они там смеются?» - вопрошает сегодняшний классик. Уверен – да, ухохатывались. А нам что делать? Ухохатываться с собственного ухохатывания? И это тоже. Но откуда весь список Сервантеса? Эти мельницы, овцы, пастухи, фальшивые рыцари, замки с графами и графинями?

Откуда это губернаторство Санчо, являющегося на самом деле никаким не Санчо: прочтите, что и как он говорит. На самом-то деле, не Дон Кихот с горечью сетует, обращаясь к оруженосцу: ты – уже губернатор. Подразумевая, что он, более достойный и по способностям, и по…да по всему, - он-то не губернатор. Чья должность понимается не Дон Кихотом – автором в первую очередь - не «номенклатурно», но деятельно: сколько всего можно сделать!

Так откуда всё это?

С той самой неосуществленной юности. С тех самых пор, когда жизнь, вся жизнь ещё лежала перед ним! Жизнь с воплощением царствия Божьего на земле (так он думал), потому что мечталось о губернаторстве=возможности реализации тех самых помыслов=возможности прогнуть этот мир под себя. Впрочем, это едва ли. Мир – творение Божие, едва ли в средневековой, хоть и гениальной, голове мог возникнуть такой богоборческий замысел. Не случилось. Чаша не испита. Не время.

Эстетизация страдания

Какой из подвигов «списка Сервантеса» стоит перед глазами? Тот самый, как и большинство «подвигов» пришедший из алжирского плена: помните, Кихот повелся на шалость двух гостиничных прелестниц и попался рукой в петлю. Попался, да и повис в нескольких сантиметрах от земли повис. О, эта беспомощность! Как унизительная именно такая беспомощность: несколько сантиметров от земли! Ещё чуть-чуть, Господи, ну несколько пылинок и вот она – земля!

Не судьба. Не случилось. Ужасающая беспомощность. Которая смешна, трагична в смехотворности. Якобы смехотворности.

Но если бы список исчерпывался только этим! У Стругацких – как часто и как много там вони, гнили, непереносимых запахов! Как много у Сервантеса эстетизации униженности! Если постоялый двор, то непременно с самыми тупыми постояльцами и последними в ряду хозяевами; если боевой конь, то даже не смешная кляча (но как он описывает дружбу Росинанта и ослика Санчо! Какие слова находит!), а последнее ничтожество; если Серванкихот на том же презренном постоялом дворе сталкивается просто с каким-то стрелком, тот непременно таскает его за бороду у всех на глазах. Чтобы унижение было предельным, невыносимым в униженности. Наверное, только у Достоевского будет так же.

Посвящение в рыцари с амбарной книгой. Помните, как его возвращают домой в первом томе? Сажают в клетку, которую тянет пара ленивых мулов. «Невиданное дело, чтобы рыцарей вот так возвращали домой!»

Само имя – Кихот. В переводе с испанского это что-то, означающее прикрытие, защиту причинного мужского места. И как это вам?

Второй том, или саморазоблачение героя

Серванкихот не выдерживает собственной «установки» на шифр текста. Вы обратили внимание как мало явного, первого Серванкихота во втором томе? Не обратили? Напрасно, вернитесь, посмотрите – оно стоит того! Как он сдал, Кихот, во втором томе! Разве это вызывает удивление? Автору уже сколько – за 60?

Остались, никуда не делись эти все реформаторские порывы прогнуть мир под себя. Жизнь уходит, дорога всё короче, но мысли…куда деться от них? Сколько хотелось сделать к вящей радости всех! И? И ничего.

Черная магия шифровки и её последующее разоблачение, - где это всё произошло? Как Сервантес не выдержал инкогнито? Да и стоило ли на пороге могилы? Помните, рыцарь печального образа на смертном одре. Он делает последние распоряжения. Одно из них – обращение к племяннице: ни при каких обстоятельствах не выходить замуж за человека, начитавшегося рыцарских романов. Серванкихот почти кричит о почти проклятии, если это случится. Он даже обещает вернуться с того света, если произойдет подобный брачный союз.

Что это как не признание собственного банкротства? Положить столько сил, положить жизнь на борьбу с мнимыми и реальными врагами и «врагами», чтобы на краю могилы признать: всё было напрасно. Более того: всё было неправильно и вредно. Для всех.
Так он думал, Сервантес, что – ничего. Ничего не получилось. Ничего не состоялось.

«Дар напрасный, дар случайный…»

Да нет. «Нам не дано предугадать…» Не дано.

Потому что как раз здесь, в этом месте и в этот час, чаша опустела.

И началось Бессмертие.

Послесловие

Сколько гелевых чернил осталось на полях, форзацах и листах! Ради чего всё это? Я – не о профитах. Я – о себе.
Ради открытия Кихота в себе.
Пыль на твоих доспехах, Серванкихот, унес ветер Истории.
Пыль на моих ботинках я унесу с собой. Так всегда случается со всеми.
И это тоже - жизнь и судьба. Так было и так будет.
Как и ты – был и будешь. Во мне, в нас.

И слава Богу!

Я была в Испании в Мадриде и стояла прямо радом с памятником Дон Кихоту и Санчо Панса, после чего сразу захотелось перечитать шедевр Мигеля де Сервантеса, который изменил саму природу смысла слова "роман"как жанра. С филологической точки зрения это бесконечно богатый, многослойный текст, который можно читать и перечитывать и желательно, когда ты уже не школьник, чтобы вникать, а не просто страницы перелистывать с одним глазом в тик-токе.

Изначально задуманный как пародия на рыцарские романы, безумно популярные в Испании XVI века, Дон Кихот перерос рамки сатиры. Сервантес создал первую в мире метапроза, это когда роман о романе, о власти литературы над сознанием. Главный герой, начитавшись рыцарских романов, сходит с ума и отправляется в мир, чтобы жить по их законам. Это глубокое высказывание о том, как вымысел формирует нашу реальность. И бред, который кажется реальностью.

Сервантес сломал «четвертую стену» за столетия до того, как это стало модным приемом. Он играет с повествованием, заявляя, что переводит рукопись арабского историка Сида Ахмета Бен-инхали. Он вводит вставные новеллы, которые, на первый взгляд, не связаны с основным сюжетом, но углубляют темы романа: любовь, безумие, свобода, иллюзия и реальность. Эта нелинейная, фрагментированная структура делает книгу максимально современной и неважно какой сейчас год.

Гениальность автоар проявилась в создании одной из величайших пар в мировой литературе и столкновение двух противоположных мнений (это как сейчас в современных М плюс Ж от любви до ненависти) Мы такие разные, но мы все равно вместе.

Дон Кихот идеалист, живущий в мире высоких идеалов, романтических иллюзий и архаичного кодекса чести. Он метафизический бунтарь, пытающийся силой воли и воображения преобразить убогую реальность в мир чудес. Его безумие возвышенно и трагично.

Санчо Панса реалист, простолюдин, приземленный и практичный. Он олицетворяет здравый смысл, телесное начало (его имя «Панса» означает «брюхо») и народную мудрость, выраженную в бесчисленных пословицах.

Их взаимодействие как диалог между мечтой и реальностью, духом и плотью, возвышенным и приземленным. Но самое удивительное то что с каждым случается взаимная трансформация. Санчо, сначала слепо следующий за господином ради обещанного острова, постепенно проникается его идеалами и начинает верить в его безумие. А Дон Кихот в редкие моменты прояснения рассудка проявляет недюжинную мудрость. К концу романа они не могут существовать друг без друга, дополняя и обогащая один другого.

Читать Дон Кихота сегодня это не дань уважения скучной классике. Это путешествие в природу человеческого сознания. Это смешно до слез и грустно до боли. Это фундамент, на котором стоит вся последующая европейская литература от Достоевского и Флобера до Борхеса и Маркеса.

Есть три способа чтения «Дон Кихота». Во-первых, можно сойти с ума вместе с Дон Кихотом, превратиться в странствующего рыцаря и посмотреть на все происходящее его глазами. Во-вторых, можно смотреть со стороны, (как вообще-то говоря и полагается читателю), преимущественно потешаясь над всем происходящим – это способ герцога и герцогини или читательский (зрительский) способ. Наконец, в-третьих, есть еще позиция здравого смысла, ее воплощают цирюльник, священник, бакалавр Самсон Карраско, а также племянница и ключница Дон Кихота – все они хотят Дон Кихота излечить, сочувствуя его безумию. Итак, есть способ чтения «Дон Кихота» безумствующий, есть – здравый, а есть – читательский. Я выбрал безумствующий способ, - не потому, что он лучший, но, наверное, просто потому, что мне проще всего сойти с ума. Впрочем, можно порекомендовать смешивать все эти три способа в различных пропорциях.

Вся штука в том, что этот мир – арена великих битв, если вы только способны их увидеть. Конечно, реальность всячески маскируется, подсовывая нам мельницы вместо великанов, но, как говорится, враждебные нам волшебники не дремлют, но и дружественные волшебники тоже не оставят нас в беде. В конце концов, наш прямой долг – выпрямлять кривду, охранять честь девиц и покровительствовать вдовицам - с этим, я надеюсь, никто спорить не станет:)

Отдельного упоминания стоит такой аспект безумия Дон Кихота – что он начитался рыцарских романов и решил, что все в них происходящее происходило на самом деле. Подумаешь, большое дело! Я вот тоже прочитал «Дон Кихота» и ни секунды не сомневаюсь в том, что все описанное в этой книге происходило на самом деле, иначе о чем же я и читал? Мы обсуждаем безумие Дон Кихота как вполне реального человека, ставя ему в вину то, что он считает реальными людьми тех, о ком он читал – довольно иронично, верно? А еще ироничнее, когда это делают сами же литературные персонажи, которых реально не существует.

Любимой же моей главой является глава XX из первого тома, - в которой я особенно выделил бы два эпизода. Первый, когда Дон Кихот в привычной манере воспевает свою роль странствующего рыцаря – но хотя он и делает это постоянно, именно в XX главе он достигает в искусстве воспевания совершенства:

И вот, рядом с этим - самым романтичным и героическим отрывком, соседствует другой – самый натуралистичный и комичный – помните, Санчо вдруг приспичило, и он вынужден был сделать то, что, по образному выражению Сервантеса, «никто другой за него сделать не мог». Никто другой кроме Сервантеса не смог бы придумать столь изящного выражения для выражения столь неизящного дела:) Я даже не знаю, какой из этих двух отрывков предпочесть – настолько оба они совершенны – каждый в своем роде. В одном случае во всем блеске показал себя Дон Кихот, в другом – Санчо Панса, ну а Серавнтес – в обоих.

"Если человечество позовут на Страшный суд, то ему в своё оправдание достаточно будет представить только одну единственную книгу - "Дон Кихот" Сервантеса, чтобы все человеческие грехи были отпущены". (Ф. М. Достоевский)
Мне кажется, что такую книгу лучше читать в более зрелом возрасте. Обладая некоторым багажом знаний, значительно проще оценить и насладиться творчеством этого гениального автора и его гениальным романом. Но тут стоит предупредить: эта книга не для всех. Она для тех, кто в силах сладить с большим объёмом произведения. Для тех, кто в состоянии оценить красоту языка ХVII века. Для тех, кто любит иронию и не боится обнаружить за ней вещи красивые, но невыносимо печальные. Тем же, кого пугает количество страниц, тем, кто скучает, читая неспешные переливы повествования и тем, кто устаёт от несовременной речи, вам роман противопоказан. И никак сокращённых вариантов. Чего бы сразу с кратким содержанием не ознакомиться или там фильм посмотреть? Я , кстати, посмотрела несколько экранизаций и не нашла ни одной удачной.
Ну а вам, ценители классики, прочесть «Дон Кихота», если вы этого ещё не сделали, стоит обязательно!

Я читала Дон Кихота четыре (sic!) месяца с перерывами. Специально поставила в книжке не самый большой шрифт, чтобы страниц было не две тыщщи, а всего 1334.
Пока читала, часто помирала от скуки, теряла нить, засыпала, плевалась, поглядывала на скролл-бар и всячески изнывала от тоски. А когда прочитала - поняла, что это очень хорошее произведение. Очень пронзительное и грустное. Очень человеческое и первое, по-настоящему гениальное из всего списка.
Да, вторая часть несколько зануднее первой. Да, там меньше второстепенных персонажей, историй и приключений. Да, там больше издеваются над бедным рыцарем, а потому она более трагична, чем первая. И всё же в целом это очень хорошие две книги.
Пожалуйста, не зацикливайтесь на эпизоде с ветряными мельницами - это очень проходной эпизод, растиражированный исключительно потому, что критик большениасилил. Там дальше будет намного интереснее! Там будут принцы и принцессы, приключения, скандалы-интриги-расследования, счастливые и не очень развязки - там будет всё! И, наконец-то перевернув последнюю страницу, вы почувствуете громадное облегчение и испытаете огромное удовольствие, но не от того, что всё закончилось, а оттого, что это была действительно хорошая История.

"Дон Кихот" – легендарное произведение Мигеля Сервантеса. Автор в нем высмеивает рыцарские романы, популярные в его время. Где главные герои – это карикатурный рыцарь и простодушный оруженосец. По идее, должно быть смешно, но иногда становилось совсем грустно. А все потому, что мне жаль главных героев. Ведь, такие люди живут среди нас: безумные донкихоты, доверчивые санчопансы. Они есть среди родственников, друзей или соседей. Часто, такие люди приносят близким беды и несчастья. И остается им только терпеть их причуды. Ну, или совсем отказаться от них.

Еще думаю, что не мог Дон Кихот сойти с ума от чтения романов. Такое невозможно. Скорее всего, недуг появился еще раньше, а рыцарские романы лишь ускорили помешательство идальго. Впрочем, иногда закрадывалась мысль, что наш рыцарь больше претворяется. Тем более, что в первом томе, где ему надо, он отлично соображал. Если соперник был сильнее, Дон Кихот заявлял, что рыцарь не имеет права драться с не рыцарем. В других случаях же нападал на каких-то священников, пастухов, бродяг и просто безоружных людей. Здесь, его уже не смущало ничего.

Книгу прослушал в озвучке знаменитого актера дубляжа Алексея Борзунова и был этому безмерно рад. Ибо, его голос – это голос моего детства. В свое время, он озвучивал все, что выходило на экраны: кино, мультфильмы, детские передачи. Поэтому, от книги получил огромное удовольствие. Даже поностальгировал немного.

В чем притягательность этого текста? Мне кажется, об этом очень хорошо сказал Самуил Яковолевич Маршак в своем стихотворении:

Пора в постель, но спать нам неохота.
Как хорошо читать по вечерам!
Мы в первый раз открыли Дон Кихота,
Блуждаем по долинам и горам.
Нас ветер обдаёт испанской пылью,
Мы слышим, как со скрипом в вышине
Ворочаются мельничные крылья
Над рыцарем, сидящим на коне…
Но вот опять он скачет по дороге…
Кого он встретит? С кем затеет бой?
Последний рыцарь, тощий, длинноногий,
В наш первый путь ведёт нас за собой.
И с этого торжественного мига
Навек мы покидаем отчий дом.
Ведут беседу двое: я и книга.
И целый мир неведомый кругом.

Так какой роман написал Мигель де Сервантес?

Для начала нужно сказать, что это не один, а два романа, для удобства объединенных в два тома. Так считал сам автор. Они даже имеют разные названия. Первый роман (том) называется «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» (El ingenioso hidalgo Don Quijote de la Mancha), а вот второй роман Сервантес называет иначе, меняя не только одно слово, но и весь смысл повествования «El ingenioso caballero Don Quijote de La Mancha», из нищего идальго Дон Кихот становится рыцарем. И, похоже, что Сервантес, так потешавшийся над своим героем, сам не устоял перед его чарами. Первый и второй романы очень отличаются друг от друга, как Дон Кихот первого тома и Дон Кихот второго тома.

О чем же для меня «Дон Кихот» Сервантеса? Почему он до сих пор, не смотря на постоянно меняющийся язык и культуру, из этой культуры не исчезает? Это будет не анализ, а моя личная рефлексия на этот великий текст. Ведь именно в этом – в читательском отклике – роман и нуждается, именно этим он и живет до сих пор.

Первый эффект романа в том, что «Дон Кихот» - это развивающийся и растущий роман. Именно поэтому он и стал первым по-настоящему европейским романом в истории литературы. В то время авторы не составляли концепцию и не писали синопсисов для издателей. Роман начинал рождаться с первых строчек, как импровизация автора, и развивался на глазах у читателей. Именно поэтому роман «Дон Кихот» начинается как плутовской роман и сатира, а потом постепенно вбирает в себя все литературные жанры. Сервантес играет ими и жонглирует, постоянно меняя оптику, угол зрения и интонацию.

1 том «Дон Кихота» представляет нам героев, которым не было аналогов до сих пор в художественной литературе. Но сам главный герой теряется на фоне множества героев вставных новелл, которые многих современных читателей и раздражают, но которые так развлекали современников Сервантеса. Зачем нужны вставные новеллы? Да потому что сам Сервантес играется жанрами, превращая все это в невероятную литературную матрицу.

Отсюда и второй важный смысл романа. Это первый роман о литературе. Сервантес начинает нам рассказывать о силе литературы. Ведь Дон Кихот – это прежде всего читатель, который поверил авторам. Он хочет воплотить в жизнь все, во что он уверовал и что считает для себя самым важным. Он хочет зажечь этой любовью окружающих и ожидаемо получает в ответ тумаки и сломанные ребра. Сервантес говорит с нами о том, как пишутся книги и как они влияют на людей. Именно поэтому Дон Кихот читатель, а Санчо – слушатель. Сервантес впервые говорит с нами о том, что книги живут не только на бумаге.

Поэтому и ключ к понимаю 1 тома романа находится почти в самом его конце. Это 49 глава, где появляется одна из авторских ипостасей. Сервантес наделяет своей авторской интонацией нескольких героев. В данном случае это каноник (до этого он дарил свои мысли мудрому и ироничному священнику, другу Дон Кихота, который уничтожает библиотеку главного героя, словно отрезая ему путь назад, не зря дверь в библиотеку замуровали). Именно каноник говорит нам о важности литературы и ее силе. Он размышляет о подлинных и ложных историях и дает совет Рыцарю Печального Образа: «Полно же, сеньор Дон Кихот, пожалейте себя, возвратитесь в лоно разума, обратите ко благу тот светлый ум, коим небо вас наделило, и употребите счастливейшие способности ваши на иного рода чтение, которое послужит вам к чести и на пользу вашей душе. Если же, несмотря ни на что, вследствие природной склонности, вас потянет к книгам о подвигах и о рыцарских поступках, то откройте Священное Писание и прочтите Книгу Судей: здесь вы найдете великие и подлинные события и деяния столь же истинные, сколь и отважные».

Но развивается и растет не только сам роман, но и его герои. Сам Сервантес описывает главных героев иронически, подтрунивая и посмеиваясь над ними. Именно поэтому почему-то все вспоминают борьбу с ветряными мельницами, которых Дон Кихот принял за великанов. Но на самом деле это проходная и развлекательная сцена романа, ничего нам о герое не говорящая. Нам только предстоит его узнать. Но постепенно герои меняются, трансформируются. И во 2 томе Сервантес отказывается от вставных новелл, полностью доверяя историю Дон Кихоту. Более того, Дон Кихот все больше и больше сливается с автором, становится выразителем идей самого Сервантеса.

Во втором томе Сервантес пишет о своем герое: «Для меня одного родился Дон Кихот, а я родился для него; ему суждено было действовать, мне — описывать; мы с ним составляем чрезвычайно дружную пару — назло и на зависть тому лживому тордесильясскому писаке, который отважился (а может статься, отважится и в дальнейшем) грубым своим и плохо заостренным страусовым пером описать подвиги доблестного моего рыцаря, ибо этот труд ему не по плечу и не его окоченевшего ума это дело».

Второй том появился в 1615 году, как ответ на «Лже Дон Кихота», написанного неким Авельянедой. Но это миф, что Сервантес решил написать продолжение, прочитав эту бездарную подделку (роман Авельянеды и правда написан ужасно плохо), писатель уже работал над продолжением и текст Авельянеды просто придал ему нужное направление и дал мощную мотивацию.

Здесь мы видим другого Дон Кихота, да и Санчо совсем иной. Вместо брюзжащего и ноющего чревоугодника, мечтающего о губернаторстве, мы все больше видим удивительного мудрого человека, слова которого то и дело отсылают нас к библейским текстам. Немецкий поэт Генрих Гейне вообще считал, что Дон Кихот и Санчо Панса неотделимы друг от друга и являются единым человеком.

Два испанца проницательно увидели в Дон Кихоте второго тома не просто безумца, над которым все потешаются, но и настоящего святого. Испанские мыслители Хосе Ортега-и-Гассет и Мигель де Унамуно увидели в Дон Кихоте облик Христа, Его черты. Ортега-и-Гассет пишет, что Дон Кихот — это «готический Христос, иссушённый новейшей тоской, смешной Христос наших окраин». Унамуно же в своей главной книге «Житие Дон Кихота и Санчо» прямо пишет о герое романа, как о «новом Христе».

И тут я бы сразу сделал важное замечание лично от себя. Сервантес, будучи христианином, не пытался полностью ассоциировать своего героя с Христом, он лишь показывает как Христос проявляется в герое, как евангельские события снова повторяются в исторической реальности. Тут и сцена с проповедями Дон Кихота, которые встречают свист и насмешки, и «Тайная Вечеря» на постоялом дворе и «распятие» Дон Кихота, когда он висит на недоузке на одной руке, испытывая сильную боль и схождение в пещеру Монтесинос (схождение Христа в ад).

С каждой главой второй том становится все трагичнее и грустнее. И поэтому так трагична развязка, когда сломленного Алонсо Кихано привозят домой, и он отрекается от своего рыцарства, а верный Санчо умоляет его этого не делать. Груз чужих грехов и зла непосилен для простого, пускай и святого, человека. Окружающие добились своего, Рыцарь Львов умирает и отрекается от своего рыцарства. Но нет, вы ошиблись! Умер не Дон Кихот, умер Алонсо Кихано, а Дон Кихот жив! Он по-прежнему едет со своим верным спутником по пыльным дорогам, раздражая окружающих его людей самим своим существованием, обличая их и при этом постоянно обращаясь к тому Божескому, которое еще живет в их душах.

А Мигель де Унамуно заканчивает за Сервантеса историю Дон Кихота в эссе «Блаженство Дон Кихота» так:

«Христос обнял Дон Кихота, и тот кинулся на шею ему. Две худые, жилистые руки Рыцаря сомкнулись на спине Иисуса. И Дон Кихот положил голову на левое, ближе к сердцу, плечо Христа и разразился слезами.

Он плакал, плакал и плакал. Его седые нечесаные пряди запутались в терниях, что венчали голову Назарянина. А Рыцарь все плакал, и плакал, и плакал. Слезы его стекали на плечо Иисуса и смешивались со слезами самого Искупителя. Слезы безумца из Испании смешивались со слезами Того, кого почитали безумцем ближние Его (Мк. 3: 21). И плакали оба безумца. Прошли перед душою Рыцаря все тягостные видения, вся страстная мука его безумия, и прежде всего вспомнил он тот миг, когда при виде резных фигур святых воителей задумал оставить жизнь искателя приключений и посвятить себя завоеванию неба. Но разве не завоевал он неба своими безумствами? И, думая о мирской жизни, прошедшей среди людей, плакал Рыцарь. И плакал Спаситель.

Вдруг почувствовал Дон Кихот, как объятия Христа разжались, и одна его рука опустилась на склоненную голову Рыцаря. И почувствовал он, как из этой сладчайшей длани, пронзенной гвоздем, истекает свет, и свет этот проникает в его мозг, иссушенный рыцарскими книгами. Светом исполнился мозг Рыцаря. И увидел он всю свою жизнь, омытую светом. И увидел Христа на вершине холма, у подножия оливы, омытого светом весенней зари, и услышал, будто пение небесных сфер, такие слова: «Блаженны безумцы, ибо они насытятся истиной!». И Рыцарь обрел себя в вечной славе».

Передо мной стоял выбор: читать книгу в упрощённом и хорошо известном переводе Любимова или взяться за полные приключения Дон Кихота, рыцаря Печального образа. Мы же не ищем лёгких путей! В итоге путь, выбранный мной, оказался не только нелёгким, но и ещё и долгим.
Первая часть всей истории, хотя ранее мной и не читанная, показалась такой знакомой, что пролетела я её очень быстро. К уже известным мне приключениям сумасшедшего рыцаря с ветряными мельницами, стадами животных и воспеванию вымышленного образа Дульсинеи Тобозской, к приключениям Дон Кихота и Санчо Панса добавляются ещё несколько историй о влюблённых девушках и обманутых юношах.
Во второй части число влюблённых, покинутых, обманутых, обиженных и разлучённых вырастает до немыслимого размера. Кроме того, оруженосец Санчо на глазах из глупого и нелепого крестьянина превращается в ссыпающего пословицами и поговорками и выдающего довольно неглупые сентенции человека. Всё такого же наивного, плутоватого, но уж никак не дурака, каким его все считают.
Так и его господин, Дон Кихот, является не столько безумным, сколько увлечённым идеей рыцарства. И как же жалко и больно было читать страницы, на которых богатые и довольные собой насмехаются над несчастным безумным. В целях поразвлечься они выдумают такие истории, выстраивают такие мистификации, выставляя наивную веру в добро и справедливость Дон Кихота на всеобщее посмешище. Ну объясните мне, что весёлого и забавного в избиении, щипании и царапании человека?
Каким бы насмешкам и издевательствам не подвергали этих двух безумных простаков, они всегда оказывались выше всей этой толпы. Правда, иногда битыми и оплёванными.
Умом понимаю, что Сервантес писал сатиру не только на рыцарские романы, но и на всю Испанию. Сердцем не могу принять – жалко мне его наивного героя. Ведь все мы немного Дон Кихоты.