Хранительница книг из Аушвица

Завтра ему будет лучше. Ее мама произнесла эти слова с не допускающей ни малейшего сомнения уверенностью, а мамы кое-что в таких делах понимают. Ведь это они не спят у постели больных детей, когда у них жар. Это они кладут ладонь на лобик, точно зная, что нужно сделать, чтобы ребенок поправился.

В том месте, где люди страдают от голода и холода, единственное, что пришло ему в голову, — подарить девушке идиотскую музыкальную шкатулку. Это не едят…

Аушвиц — огромная соковыжималка, загружаемая рабской рабочей силой, хорошо смазанный измельчитель людей, которым не нашлось места в мессианских планах Гитлера по будущему устройству общества.

Огромный ров, наполненный телами. Те, что внизу, — обуглены, те, что сверху, — сложены штабелями друг на друге, в мешанине тел, в переплетении рук, ног, голов, желтой кожи. Смерть здесь лишена каких бы то ни было намеков на достоинство, низводя людей до уровня отбросов.

Добиться правды в Аушвице так же трудно, как поймать снежные хлопья сачком для ловли бабочек профессора Моргенштерна. Правда — первая жертва войны. Но она намерена ее найти, откопать из-под земли, как бы глубоко ни была та зарыта.

— А почему бы тебе не приехать в Прагу? Не могу я любить тебя на расстоянии!

Первая заповедь, которую слышит в лагере новичок от старожила, сводится к тому, что каждый узник должен ясно осознать свою цель: выжить. Проживешь еще несколько часов, и они сложатся в еще один день, а этот день, присоединившись к уже прожитым, станет еще одной неделей.

Он сказал им, что в этой пустыне блок 31 станет оазисом для детей.
«Оазис или мираж?» — некоторые до сих пор задаются этим вопросом.

В Аушвице жизнь человеческая не стоит ни гроша, не стоит ничего, даже меньше; ее стоимость столь ничтожна, что здесь никого не расстреливают: пуля дороже, чем жизнь человека

Он сказал ей, что влюбиться — это увидеть кого-то и вдруг его узнать, понять, что это именно тот человек, которого он всегда искал и ждал.