Отверженные. Полное издание в одном томе

Монументальный роман (1862) из позднего творчества писателя. Тут вы найдете и срез эпохи, характеристику общества, размышления о политике и истории, будь то Наполеон или Российская Империя, но и сюжет тут есть тоже.

Огромный авторский труд, который в меньшей степени художественное произведение, нежели высказывание. Французская литература XIX века гораздо ближе к нашей литературе того же периода, чем это может показаться.

Схожи и приемы изложения. Эпохе свойственен поиск удовольствий, даже если они лежат в плоскости страданий. Это было очевидно и по сборнику утопий XIX века. Общество отступает от религиозного консерватизма, запретов, у людей обозначаются желания.

Клирики пытаются собрать разбредшихся овец, но миром правит промышленная революция. Гюго излагает свой текст в рамках автофикшн традиции, с примесями модерна, так как не отвергает религии, и, конечно же, романтизма, со свойственным ему размахом в использовании большого количества слов.

На мой взгляд, местами не соблюден баланс между художественным повествованием и авторскими отступлениями, которые порой в потоке мысли убегают столь стремительно, что не понятно к чему они непосредственно относятся, а главное имеют ли логическое завершение.

Такое объёмное произведение, просто колоссальное. Читала всё полностью, подряд, не пропуская ни страницы.

Отступления перемежаются с главами, непосредственно рассказывающими сюжет. И отступления были также интересны, они звучат как отдельные эссе и в то же время помогают уяснить эпоху, наполнить обстановку, в которой действуют герои. Например, главы о Ватерлоо и Наполеоне, о смене эпох. После ярого противостояния бонапартистов и легитимистов, когда отгремели все бури, более всего нужно приятие истории своей страны, как принял в итоге историю своей семьи Мариус (деда – монархиста, старого ископаемого из 18-го века и отца – стойкого солдата наполеоновской армии, двух непримиримых антагонистов).

Понравились главы и размышления о монастырях, о том, что они, как и всё в этом мире, рано или поздно становятся анахронизмом, торможением развития, пленением души и тела, изживает себя. И рядом с такими грустными размышлениями соседствует история незаконного погребения монахини, в которой поучаствовал Фошлеван и Жан Вальжан, история примечательная, авантюрная, этакая щепотка иронии в чашу грусти.

Из сюжетных глав понравилось преследование Жана Вальжана гончими Жавера в ночи в тупиках и улочках Парижа, мутные фонари, мост, луна, непреодолимые стены монастыря, глухие закоулки. Настоящая ночь призраков, отличная готическая сцена.

Ещё интересен момент, когда мэр города господин Мадлен узнал, что в другом городке судят человека, в котором признали изгоя и каторжника Жана Вальжана, и это грозит ему пожизненной каторгой. Мадлен отправляется в путь, ещё не приняв какого либо конкретного решения, но он сознаёт, что он должен быть предельно честным перед судьбой и перед собой. Судьба не на шутку его искушала препятствиями, сколько моментов было, чтобы ложно успокоив свою совесть, отступить, закрывшись оправданиями, что он сделал всё, что мог, но Мадлен выдерживает это испытание. Надо признать, что мало кто может выдержать такое испытание, которое состоит в том, чтобы идти во всём до конца, очень оно коварное, и поддержки не будет ни от кого и ни в чём. Во всём идти до конца – это самое трудное. Думается мне, что это очень ценный эпизод в романе.

Дальше будет жизнь одинокая, тихая и незаметная, но являющая милосердие к нищим и несчастным. Тем не менее, эта жизнь не даёт ни минуты истинного отдохновения и покоя, вынуждает каждую минуту быть настороже, так как преследования сверху (Жавер) и снизу (Тенардье) не прекратятся никогда.

Затем - баррикады июньских дней 1832 года, и отказ Жана Вальжана от какого либо насилия вообще, он не совершает ни одного выстрела, даже в свою защиту. Кротость епископа Мириэля, с которой он встретил Жана Вальжана в самом начале книги, через много лет отозвалась в отказе от насилия и от мести Жаверу на парижских баррикадах 1832 года. Гюго здесь великий гуманист и романтик.

Великая эпопея Гюго впечатляет и сегодня.

Прочитано в рамках совместных чтений клуба "Читаем классику вместе".

Ой, как же мне по сердцу творчество Виктора Гюго. Хоть это и всего-лишь третья книга, которую я у него читаю (после "Собора Парижской Богоматери" и "Девяносто третьего года"), автор уже явно занял позиции "любимчиков".
Что я люблю, так это когда у автора четко прослеживается стиль. У Гюго он, естественно, есть. Тягучий язык повествования, захватывающие дух описания и нескончаемый хардкор! Всё у него брутально, жестко и бесконечно трагично. Ну никак не может он писать про счастливых людей. Обязательно нужно чтобы всё было беспросветно драматично, даже если, вроде как, книга заканчивается хэппи-эндом (что тоже в итоге спорно).
Еще, конечно же, поражает фантазия Гюго. Настолько всё интересно, продуманно и местами даже "триллерно-детективно", что скучать не приходится даже несмотря на приличный объем книги.

Ну и потом, конечно, в книге масса философии и безумно красивых цитат, которые можно перечитывать бесконечно:

Слушала книгу в исполнении Андрея Кузнецова. Очень рекомендую! Отличное озвучивание.
Обязательно теперь посмотрю экранизацию, только пока не придумала, какую именно. Посоветуете? Буду очень признательна :)

«Отверженные» - сильный роман о добре и зле, о народе в целом и непростом жизненном пути отдельного человека. Само произведение словно призывает защищать угнетенный народ. Кажется, вот если убрать социальное неравенство, против которого борются герои, стоит победить общее невежество, то все наладится, пороки исчезнут, зло будет побеждено и добро восторжествует в каждом человеке и во всем мире в целом. Однако все не так просто, романтичные иллюзии рано или поздно потерпят крушение, а страдания и несправедливость никуда не исчезнут по взмаху волшебной палочки...

Великое произведение о жизни! Здесь есть лирика, баталии, грязь, любовь, революция, дружба, испытания, преданность, разлука, радости, прощение и боль, боль, боль... "Отверженные" берут за живое и не отпускают до последней страницы. Эта драма жизни никого не оставит равнодушным.

Роман содержит множество философских и исторических экскурсов.

Не для любителей легкой литературы!

Далее

Иллюстрации художника Эмиля Байяра (Emile Bayard, 1837-1891) к первому изданию "Отверженных" 1862 года.

Козетта

Гаврош.


Жан Вальжан (господин Мадлен). Иллюстрация Гюстава Бриона к роману «Отверженные», 1864 год:

Иллюстрации Саввы Бродского:

Это не рецензия. Просто хочется точно запомнить, почему я больше не должна читать Виктора Гюго, ибо первые две попытки были недостаточно убедительными, наверное.

1. Однажды давным-давно… Вот такое ощущение от первых глав романа, в которых Гюго, как всегда, начинает очень и очень издалека. Епископ Бьенвеню прекрасный человек и никто с этим не спорит (ибо раскрыть рот от налипшего сахара все равно не получится), но правдоподобность его влияния на бывшего каторжника не стала бы меньше, если бы описание его добродетелей заняло в несколько раз меньше страниц. Ну и патока, конечно, ее было слишком много даже для сентиментального Гюго. Именно на этой части я сломалась в первый раз, когда взялась за "Отверженных" на первом курсе университета. То есть до Жана Вальжана я так и не дошла. И не зря…

Дальше...

2. Жан Вальжан и его 19 лет каторги. Это вообще один большой разочаровывающий обман. Вспомните это драматичное начало. Я имею в виду настоящее начало, когда Жан Вальжан появляется на сцене. Зловещая тайна окутывала этого человека, которому никто не хотел дать приют на ночь, которого не хотели накормить за своим столом, от которого шарахались все, едва узнавали его. И даже собака выгнала его из своей конуры! В общем Гюго он такой… Гюго. Можно понять мои ощущения, когда оказалось, что герою дали только пять лет за кражу буханки хлеба (достаточно и этого, чтобы понять все несовершенство судебной системы Франции, не нужно было писать об этом чуть ли не самостоятельную часть романа), а остальные 14 ему добавили за попытки бежать. Причем когда об этих попытках читаешь, хочется не то плакать, не то просто отложить книгу и закрыть лицо руками. Характерно замечание автора о том, что если бы Вальжан хорошенько подумал, то он, наверное, не стал бы совершать этих попыток вовсе… Видимо, это отличительная черта героя – не думать.

3. Очень большая маленькая деревня. Оказалось, что Париж это такая литературная версия "Санта-Барбары", где все неожиданно встречаются, вовремя подслушивают что надо и что не надо, скрывают имена, меняют личности и демонстрируют либо ангельские души, либо сердца черные от порока (при этом глядя в камеру с явно читающимся на лице коварством – это я про Тенардье, если что). Далее спойлеры, если они кого-то могут смутить в классическом романе. Инспектор Жавер обязательно должен работать в городе, где мэром (! – на этом я даже останавливаться не буду) стал виденный им в далекие времена каторжник; спасаясь бегством Вальжан забирается в женский монастырь, где садовником работает человек, которому он когда-то спас жизнь; Мариус, который встретился в Козеттой, влюбляется в нее, теряет ее из виду и случайно сталкивается с ней у соседей, которыми оказываются Тенардье, которые когда-то воспитывали Козетту, которая их не узнала, и которые выкинули на улицу Гавроша, который случайно встретил своих младших братьев, не зная, что они его братья, и который оказался на баррикадах, на которых оказался и Мариус, отец которого был когда-то "спасен" Тенардье и который прежде обратился за помощью к местному "участковому", которым оказался Жавер, который… Дальше можно начинать сначала. К слову численность населения Парижа тогда составляла около 800 тысяч человек, так что, серьезно, какова вероятность того, что через страницу будет выпрыгивать "бог из машины"?

4. Отступления. Как же здесь много длинных отступлений, под которые автор выделяет отдельные книги. Когда Гюго пространно описывал французскую пенитенциарную систему и ее влияние на человеческую душу, я просто печально подумала о том, что вот еще один писатель оказался не в состоянии справиться со своим гражданским пылом. Попадая на нечто подобное в книгах, я всегда удивлюсь. Мне кажется, что художественный мир, сюжет, герои должны говорить сами за себя, а если автор начинает толкать речь с трибуны, отодвигая повествование в сторону, то что-то не то происходит с его творческим гением. Но это были мелочи, потому что я еще не добралась до книги о Ватерлоо – почти сотня страниц о том, что не имело никакого отношения ни к сюжету, ни даже ко времени повествования – и все ради нескольких абзацев о том, что там встретились два персонажа, и встреча эта будет иметь некоторое значение в дальнейшем. После этого я впадала в отчаяние каждый раз, когда Гюго начинал свои рассуждения, предваряя их фразами вроде: надеюсь, читатель позволит мне это отступление… Особенно огорчительно, что все эти разглагольствования практически ничего не добавляли к повествованию, а только к объему. Зато у читателя есть шанс не только прочитать красочное описание Ватерлоо с предпосылками и выводами, но и узнать о порядках в одном очень суровом монастыре с пространным взглядом в его историю и будущее, истоках и культурном смысле арго, истории парижской канализации и много чего другого.

5. И тайнам его несть числа... Заходы издалека, которые я не люблю, сочетаются у господина Гюго с еще одной чертой, которая меня просто нервирует – он любит создавать тайну там, где ее нет. Уже давно становится понятно, что Жан Вальжан это господин Мадлен, господин Белый, посетитель таверны Тенардье, и что эти самые Тенардье это соседи Мариуса и прочие более мелкие и не такие издевательские по отношению к читателю примеры. Однако Гюго упорно продолжает наводить туман, говоря "этот человек", "незнакомец" и так далее в том же духе.

Разлив яда закончен, написалось то, что вспомнилось сразу, придираться к ерунде уже не буду, скажу только, что и в моих глазах у этого романа есть достоинства и первое из них это Фантина. Благосклонно забудем о том, что она сама виновата в своих бедах, да еще отдала свою трехлетнюю дочь Тенардье, потому что они показались ей приличными людьми (!! – что скажешь, интуиция у нее была ни к черту. Почему нельзя было представиться вдовой с ребенком, если в итоге она все равно так глупо прокололась?) Но ее история после увольнения просто душераздирающая – я давно не плакала над книгами, но вот тут соблазн был велик. Трудно даже представить себе такое ощущение сплошных тупиков и давления со всех сторон – до сих пор удивляюсь, как она сама не положила конец своим мучениям.

Еще из плюсов – отдельные моменты на баррикадах и Гаврош (исключая, правда, именно баррикады). И конечно, эпизод, когда Вальжана хоронили живьем - кровь стыла в жилах, пусть даже я и знала, что все обойдется. В остальном почти так же чудовищно предсказуемо, как и "Человек, который смеется".

Не жду ответа,
Не ищу возврата -
Она затем и молодость,
Что крылата!
Чего не понял в двадцать,
Вдруг поймешь в сорок -
Уж тут никто не зорок,
Всяк близорук.
Михаил Щербаков, "Песенка о молодости"

Вспышка интереса к Виктору Гюго у меня произошла, наверное, тогда же, когда и у всех - в средних и старших классах школы. Где-то в интервале с 12 до 16 лет я прочел и "Человека, который смеется" (его даже перечитал раза 3-4), и "Собор парижской богоматери", и "Девяносто третий год", и "Тружеников моря", и, разумеется, "Отверженных". И тогда, в подростково-юношеском возрасте, всё это воспринималось на ура, а позже я к книгам Гюго как-то не возвращался.

И вот сейчас, более четверти века спустя, перечитал "Отверженных". Самая первая мысль, которая пришла в голову, - с творчеством Гюго нужно знакомиться именно в молодом возрасте. Получать свою порцию светлых эмоций, возмущения и грусти, будучи юнцом безусым, и там же, в юности, это знакомство и завершать, не пытаясь продолжить его в более взрослой жизни. Ибо восприятие романтично-восторженного тинейджера и восприятие саркастичного и потрепанного жизнью индивида за сорок - это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

К моменту выхода романа в свет его автору исполнилось 60, и известность Гюго как одного из виднейших представителей французского романтизма была широкой и прочно устоявшейся. В "Отверженных" писатель, по своему обыкновению, педалирует один из основополагающих элементов романтизма - изображение сильных характеров и сильных же страстей. Поэтому от какого-то всеобъемлющего глубинного целомудрия, душевного благородства и велеречия очень многих персонажей пафосометр прямо-таки зашкаливает - это при том, что к пафосу я вообще-то отношусь положительно. Но всё хорошо в меру, а в "Отверженных" она - на взгляд современного читателя - явно не соблюдена. Весьма вероятно, что у современников автора вкусы были несколько иными, и полтораста лет назад подобный стиль изложения воспринимался куда более органично. Но в наши дни...
Вот, например, фрагмент (примерно треть) речи, которую руководитель повстанцев Анжольрас произносит на баррикаде спустя минуту после казни полицейского провокатора, притворившегося повстанцем и застрелившего беззащитного старика:

• ...Закон же прогресса в том, что чудовища рассеиваются перед лицом ангелов и Рок исчезает перед лицом Братства. Сейчас не время для слова "любовь". И все же я его произношу, и я прославляю его. Любовь! За тобой - будущее! Смерть! Я прибегнул к тебе, но я тебя ненавижу. Граждане! В будущем не будет ни мрака, ни неожиданных потрясений, ни свирепого невежества, ни кровавого возмездия. Не будет больше ни Сатаны, ни Михаила Архангела. В будущем никто не станет убивать, земля будет сиять, род человеческий - любить. Граждане! Он придет, этот день, когда все будет являть собой согласие, гармонию, свет, радость и жизнь, он придет! И вот, для того чтобы он пришел, мы идем на смерть.

Этот монолог, как и еще энное количество подобных, произносится на осажденной баррикаде. По идее, здесь надо растрогаться и прослезиться, но вместо этого возникает желание ржать - громко и глумливо, как булгаковский Фагот. Ибо смешно. Однако при этом совершенно не весело: смех появляется скорее как защитная реакция организма от ощущения изрядной неловкости, а неловкость, в свою очередь, - от ощущения ненатуральности, неправдоподобности происходящего.

Впрочем, удивляться не приходится. "Отверженные" в первую очередь - социально-историческая драма, а их автор - один из корифеев, пожалуй, не только французского, но и всего западноевропейского романтизма. Эти слагаемые дают в сумме то, чем грешила интеллигенция многих стран, в том числе и наша, российская, - идеализацию представителей низших социальных слоев. Осуждая (заслуженно) политику эпохи Реставрации Бурбонов, нищету и бесправие большей части населения, Гюго (уже далеко не столь заслуженно) наделяет бедняков всеми мыслимыми и немыслимыми добродетелями - они справедливы, милосердны, благородны, великодушны, проницательны, развиты духовно и культурно, остроумны и остры на язык... Элементарный здравый смысл заставляет задаться одним простым вопросом: откуда всё это берется у людей, живущих в крайне стесненных условиях и вынужденных беспрестанно думать о хлебе насущном? Однако, дамы и господа, мы в волшебном мире романтизма :)

Повторюсь: ни французская интеллигенция вообще, ни Виктор Гюго в частности не были одиноки в подобных воззрениях. Позволю себе привести цитату из "Жизни Клима Самгина" Максима Горького - она как нельзя более в тему:

Этот нескончаемый перечень добродетелей в полной мере присущ и тем персонажам, которые не имеют отношения к июньскому восстанию 1832 года в Париже, - таковы и Жан Вальжан, и Мариус, и Козетта, и Фошлеван, и многие другие главные и второстепенные герои романа. Сделаю необходимую оговорку - хотя Жан Вальжан и Мариус были на баррикадах в течение всего восстания, очевидно, что оба не являлись единомышленниками повстанцев в полном смысле слова и оказались в гуще событий отчасти случайно.
На протяжении 800-страничного романа герои словно соревнуются в благородстве и самопожертвовании. Жан Вальжан ради счастья Козетты готов отказаться от чего угодно, в том числе и от возможности видеться с ней после замужества, а для спасения совершенно чужих ему людей - Фошлевана, Шанматье, защитников баррикады - не задумываясь, рискует благополучием, свободой, самой жизнью, обрекая себя на скитания и полулегальную жизнь в бедности. Мариус ради счастья той же Козетты способен перенести любые лишения, а из уважения к памяти о покойном отце вознаграждает подонка Тенардье в тысячу раз щедрее, чем тот того заслуживал. Барон Понмерси добровольно лишает себя возможности общаться с сыном, годами украдкой наблюдая за ним в церкви. И прочая, и прочая, и прочая... Даже железобетонный и верноподданный Жавер, будучи подавлен благородством Жана Вальжана, совершает немыслимое по собственным меркам должностное преступление, после чего, не колеблясь, приговаривает себя к казни: его прыжок в Сену с моста - не самоубийство, а именно казнь.

И постоянно возникает тот же вопрос - откуда что взялось? Наиболее верным ответом на этот вопрос является общеизвестное словосочетание "рояль в кустах" - Гюго пользуется этим приемом весьма часто и, если можно так выразиться, расширенно. Под этим подразумеваю то, что "кусты" для автора не менее важны, чем "рояль": из них в нужный момент можно не только извлечь громоздкий музыкальный инструмент, но и спрятать в них то, что из нужного превратилось в мешающее - сюжетные линии, героев и т.д.

Собственно говоря, "рояль в кустах" начинается с преображения главного героя. Автор чрезвычайно подробно описывает встречу гонимого Жана Вальжана с епископом Мириэлем, сумевшим обратить загрубевшее сердце героя к добру. И вопросы начинаются уже на этой стадии - да, при желании можно поверить, что человек в 46 лет может впервые задуматься о том, что на свете есть доброта, и найти ее в себе. Гораздо труднее понять другое: откуда взялся интеллект, который до 46 лет вообще никак себя не обнаруживал? Уж для этого встречи с Мириэлем, да и вообще с кем бы то ни было, явно недостаточно :)
Чистой воды роялем в кустах является и спасительная встреча со стариком Фошлеваном в Париже, когда Жан Вальжан отчаянно пытался спасти себя и Козетту от сыщиков Жавера. В свою очередь, таким роялем является и сам Жавер, а также Тенардье - даже сейчас, в XXI веке с его технологическим развитием, не так-то просто найти нужного человека (особенно если он сам не стремится к тому, чтобы его нашли), но Жавер и Тенардье с завидным постоянством отыскивают своих жертв в разные годы и в разных городах, словно они не живые люди, а какие-то самонаводящиеся ракеты.

Но с той же легкостью, с какой одни герои и сюжетные линии выпрыгивают из кустов, другие туда запрыгивают по воле автора. Персонажей и событий много, произведение большое, поэтому о смерти или отъезде большинства из них - исключение составляют разве что Фантина и Гаврош - упоминается как-то вскользь, одной фразой, либо не упоминается вовсе. Тихо и незаметно умирает Фошлеван, о чем сообщается постфактум; неизвестно куда деваются два младших сына Тенардье, ночевавшие с Гаврошем в брюхе деревянного слона, а также его жена и старшая дочь Эпонина; барон Понмерси присутствует на страницах романа после смерти - в мыслях Мариуса - едва ли не более активно, чем при жизни...
Собственно, и сам уход Жана Вальжана из жизни - событие во многом надуманное, не столько вытекавшее из логики событий, сколько необходимое для привнесения красивой трагической нотки в счастливую жизнь молодоженов. Действуя в духе стократ помянутого мной благородства, Жан Вальжан честно признался Мариусу, что он - бывший каторжник, но не обмолвился ни словом о подлинных обстоятельствах своей жизни, чем и обрек себя на трагическую разлуку с Козеттой. Последующая болезнь и быстрое угасание на руках дочери и зятя выглядят очень трогательно... но еще более неправдоподобно. Просто он уже сыграл свою роль и был перемещен автором в кусты - да, более торжественно и бережно, чем многие другие герои, но в те же самые кусты.
И прочая, и прочая, и прочая...

Резюмирую так: прочти я "Отверженных" впервые сейчас, совершенно не уверен, что поставил бы этому роману высший балл. Но после некоторых колебаний поставил именно его - как дань памяти юношеским впечатлениям, ибо в 14-15 лет я не колеблясь оценил бы роман по максимуму.
"Она затем и молодость, что крылата" :)

Несомненно данное произведение настоящий монумент!

Повествование лёгким назвать - невозможно! Гюго постоянно уходит в дебри рассуждений о чистоте, морали, нравственности, честности. С этой стороны его можно назвать филосовско-религиозным, ведь все его рассуждения так или иначе заканчиваются Богом.
С другой стороны бесконечные исторические отступления - огромное множество реальных имён и событий, которые имели место быть. Некоторые описания событий и рассуждений уходят так далеко от самой сути рассказываемой истории, что это занимает целые главы, и сам автор, возвращаясь к основному сюжету напоминал, на чём же мы там остановились!

Вначале было интересно всё это читать, потом такой объём событий и персонажей стал просто путать, и в какой-то момент, я перестала понимать о чём же эта книга.

А она об искуплении.

Перед нами герой книги - Жан Вальжан, каторжник, преступник, бесправный, отверженный обществом и просто озлобившийся человек. Именно за его судьбой мы будем следить в этой книге.
Нашего героя постоянно как будто ведёт само провидение, и под влиянием оказанного ему добра мы проследим метаморфозу его превращения в человека благочестивого, способного созидать и самого влиять на судьбы других людей.

Сама концепция "отверженных" очень хорошо вписывается в предреволюционную Францию. Нищета благодаря которой люди опускались на самое дно, откуда не было выхода порождала чудовищ, в них не было света, им было нечего терять. Они становились теми отверженными, от которых отворачивается общество, не считающее нужным им помогать, и не понимающее, что иногда вовремя протянутая рука способна не дать человеку упасть в ту самую бездну.

Судьбы персонажей книги постоянно переплетаются и меняются под влиянием действий и событий, в которых участвуют одни герои, тем самым влияя на судьбы других. Очень тесные связи на протяжении всей книги, все они постоянно ходят вокруг друг друга. Это несколько утомляет. Когда думаешь что наконец-то с этим мерзавцем покончено - а он всплывает в следующей главе!

Наблюдать за развитием сюжета в отношении главных персонажей было очень интересно, но бесконечные отступления отбивали охоту читать! Невероятно огромные отрывки текста ни о чём, но вроде в тему. Из-за этого порою было ощущение, что я читаю не художественное произведение, а чьи-то конспекты.

В целом могу сказать, что книга оставила на мне свой след. Я под впечатлением от размаха и проделанной работы. Это грандиозно. И пусть, я не прониклась идеями, которые автор бесконечное множество раз повторял в своём произведении, я глубоко задета самопожертвованием Жана Вальжана хоть и не до конца его понимаю, но то, как он свято чтит то, во что верит заслуживает уважения.

Французская литература дается мне со скрипом. Современная еще как-то идет но классика же... Порой думаю, что некоторые фундаментальные работы авторов надо было прочитать в гораздо юном возрасте, когда не распробовала другие жанры.

Впервые с Виктором Гюго познакомилась лет так в 15. Тогда читала «Последний день приговоренного к смерти», невероятная и тяжелая повесть, надолго сохранившиеся в памяти. Затем бралась за «Человек, который смеется» , «Собор Парижской Богоматери» и... Все, пропал тот восторг, с большим трудом домучила романы и надолго забыла Гюго. Затем вышла экранизация 2012, а там и Хью Джекман и Хелена Бонем Картер... Глянула, но точно знала, что однажды доберусь и до романа. Что же, спустя 7 лет созрела для толстенного томика. Приступив к чтению, споткнулась на первой же странице...

Тяжело, просто невероятными усилиями приковывала к тексту, что в итоге привело к аудиокниге. Легче не стало, ведь заунылое описание благодеятельности священника, ВПЛОТЬ КУДА ИДУТ ФИНАНСЫ!!! Это было выше моих сил, но продолжала жрать кактус.

Начала читать по диагонали, иначе бы свихнулась и потонула в болоте ненужного текста. Лично для меня это пытка. К героям, которым должна сочувствовать, а порой ронять слезы, – ничего не испытывала. Буквально сидела с каменной рожей и поглядывала на оставшийся объем книги.

Мне не стыдно за то, что Отверженные не вызвали того же восторга, что и у других. Не мой жанр. Без оценки.

Если уж совсем обобщить, «Отверженные» – история жизни бывшего каторжника Жана Вальжана на фоне исторических событий Франции начала 19 столетия.

Я пыталась прочитать этот талмуд ещё в 2012 году, накануне выхода мюзикла с Хью Джекманом. Не осилила страниц триста и теперь пришлось начинать сначала. Обратилась к аудиоверсии – предчувствовала, что добром не кончится: ещё шесть лет назад от романа была не в восторге. В принципе, ничего не изменилось, правда, теперь я могу поставить галочку (если бы было ещё куда).

С грехом пополам сюжет увлекал примерно до середины, потом стало совсем уж тяжко – что можно сказать хорошего о романе, даже и не знаю. А это случается редко.

Во-первых, герои не только однобокие, но и, извините, недалёкие, будто собранные из разных пазлов. Противоречий – тьма.

Так, Жан Вальжан напоминал главного героя из повести Дэниела Киза «Цветы для Элджернона» (до скачка IQ) – доброго и наивного до безобразия из-за невысокого умственного развития. Только один пример: скрываясь от правосудия, ходил в лохмотьях, щедро раздавая бедным деньги, что, собственно, и навело на его след. Унёс ноги – и чем, угадайте, стал заниматься на досуге? Автор несколько раз упоминает, что года, проведённые на каторге, не прошли для него даром, он многому научился. Чему, блин? Ногу волочить, что ли?

А вот для полицейского Жавера стало таким потрясением, что и бывшие каторжники способны на добрые дела, что он этого просто не пережил. В буквальном смысле! Вообще, верность своим принципам довольно интересна, – но откуда растут ноги, и почему, работая столько лет в полиции, он остался настолько наивным? Где обоснуй, автор? Я вон без работы с преступниками давно лишилась розовых очков, а тут – такая неожиданность!

Ну, Фантина более-менее ещё. Хотя автор так рано распрощался с ней, что образ уже и померк. Мариус – бунтующий поверхностный подросток, а про Козетту и сказать-то нечего: красива личиком, много страдала в детстве (автор, ты зачем её слил, а?!).

На всё это можно было бы закрыть глаза (ну или один, на крайний случай – прищурила бы), если бы роман относился к категории приключенческих, и наивность, максимальная упрощённость образов героев и сюжетных поворотов не шла бок о бок с серьёзными темами.

Возможно, я просто слишком взрослая для подобных книг: автору мало сказать, что герой такой и такой, – глотай. А я не могу: ещё проживать нужно! Почему он стал таким, почему совершил нетипичный для себя поступок – нужны ответы. Или хотя бы попытка их дать.

Во-вторых, сам сюжет долго раскачивается – временами настолько, что можно умереть от сердечного приступа. Взять хотя бы сцену ограбления епископа. Автор так нагнетает атмосферу, что есть все шансы не узнать, чем дело кончилось. Но это только сначала, потом повествование начинает бесить: что-то малозначительное автор разжёвывает, а что-то важное опускает. И допускает кучу совпадений. Ей-богу, у Гюго был свой Париж – небольшая деревня с численностью в сто человек.

Отвлечься от этого безобразия историческими вставками и морализаторскими нравоучениями вперемежку с умными мыслями автора у меня тоже не получилось: первые совсем не увлекательные, буквально как из учебника истории, вторые – иногда слишком навязчивые, иногда несуразные, никак не соотносящиеся с сюжетом. Например, по автору, в молодости любят душу, в зрелости – тело. Спорно, но есть над чем подумать. И не было бы претензий, если бы он не подтверждал эту мысль отношениями Мариуса и Козетты. Кратко их история «любви»: когда он её впервые увидел, она была страшненьким подростком, – и сердце его не затрепетало. А потом она расцвела, – и он понял, какая у неё красивая душа. Позже на свиданиях они, кстати, сидели рядышком, молчали и таяли от любви к душам друг друга (что???).

Короче, это не та книга, о которой можно сказать «ни одной лишней строчки» и «читала до рассвета». И не понимаю, за что её так любят читатели.