Александрийский квартет: Жюстин. Бальтазар

Мне нравится, когда события переплетаются внахлест, когда они карабкаются друг на друга, как мокрые крабы в корзине.

Никак не могу понять, почему целый год с момента прочтения первой части "Квартета" не могла приняться за вторую. Вспоминала отдельные моменты, перечитывала цитаты, упивалась мысленно звучанием слов - и не бралась за "Бальтазара"! Может, боялась хоть чем-нибудь испортить очарование первого впечатления? Но нет, ничего не смялось и не исказилось, наоборот - эта неуловимая и неописуемая проза затягивает меня всё глубже и сильнее...
Читая вторую часть, понимаешь, что имел в виду Лоренс Даррелл в вышеприведённой цитате. События у него и впрямь напоминают этих самых крабов - переплетаются, мешая друг другу, исчезают, выползают другим боком, копошатся и щиплются, замирают на месте, пятятся назад или в сторону... То, что виделось нам в "Жюстин" под определённым углом зрения, здесь рисуется совсем другим, но никакого противоречия при этом не ощущаешь - воспринимаешь как данность, как единственно возможный ход событий. Наверное, потому, что действие само по себе здесь не имеет решающего значения - хотя событий немало, и часто довольно трагических. Но автор, как и его герои, относится к ним с истинно восточным фатализмом - чему быть, того не миновать, и к чему лишняя суета... Главное в романах - именно ощущения, порой стойкие и отчётливые, порой смутные и неясные, как ночные облака.

...Когда я увидела его картины, душа створожилась во мне, окаменела и тихо отошла в сторонку; я в них увидела его — насквозь, как графолог видит человека по почерку или физиогномист — по лицу. Я увидела слабость, и бедность духа, и вдобавок злую волю. И я сказала ему «прости» прямо там и тогда.

Не устаю изумляться волшебству прозы Лоренса, передать которое словами нечего и пытаться. Ну как ему это удаётся, а? Вот в "Бальтазаре" - описание поездки Нессима в родовое поместье, которое меня поразило. Ну что там такого? Пустыня, отвоёванные у неё куски возделанной земли, редкие водоемы, старый дом... Но описать это ТАК, что ты будто действительно находишься там, вдыхаешь этот воздух, слышишь крики ночных птиц, ощущаешь, как засыпает великая пустыня... что-то неправдоподобное!.. Даже фильмы нечасто создавали во мне такой эффект погружения.
А как любит Лоренс своих героев - всех без исключения, хотя меж ними встречаются личности не только одиозные, но и монструозные. Но для автора неважно, что они сделали, сказали или подумали не так. Никакого осуждения, неприятия, самое большее - изредка легкая тень сарказма. Всё понять и всех простить - для большинства сверхзадача, для него - единственно возможный способ существовать и творить:

...Разве не все мы обитаем друг у друга на теплых мелководьях душ, разве нам дано заглянуть за барьерные рифы, туда, в темно-синюю бездну?

Боюсь, что опять нескоро возьмусь за следующую часть "Квартета". Теперь уже оттого, что точно знаю - эту прозу нужно растягивать, а не глотать залпом, ведь предвкушение удовльствия всегда острее, чем сам процесс. Завидую тем, кому ещё только предстоит открыть для себя очарование Лоренса Даррела!

Как бы ни были прекрасны подобные книги, все же я их не люблю. Красиво, слова текут, переливаются. Александрия - столица мира. Жюстин - прекрасна и недосягаема (в каком-то смысле). Я ловлю эти звуки и преобразовываю в слова, слова в предложения, но вот самого важного мне не удается сделать. Никак не могу связать предложения в единое. Я словно сильно пьяна, и мое расфокусированное зрение выхватывает эпизодические кадры тут, там... и темнота. Затем вновь музыка, танцы, и вот уже сидишь в уголке и вспоминаешь давно позабытого бывшего. Да, именно такие ощущения у меня от этой книги. Продолжу читать квартет, надеюсь, недостающие кадры будут восстановлены, и к концу третьей книги я смогу понять, что же это было.

Очарована и вымучена. Редкую книгу в 300 страниц читаю почти две недели. При всей моей очарованности персонажами, язык Лоренса Даррелла не так прост оказался, как я надеялась. Он насыщен и изобилует сравнениями; к концу некоторых небольших предложений я останавливалась, пытаясь вспомнить о чем это мы вообще... Сравнения и метафоры Даррелла сродни набегающим тучам - вот они немного раздвинулись и проступили яркие, прозрачные сценки. Тут я облегченно вздыхала и залпом прочитывала несколько страниц, пока тучи не наползали опять...
Много внимания уделено Городу - Александрии, он как полноценный персонаж романа. Но герои, люди намного любопытнее, их судьбы и характеры проступают неспешно, не сразу, по крупицам, да и то, насколько я понимаю, не полностью, потому что впереди еще три романа из квартета, описывающие те же события и тех же людей. Это хорошо, потому что хочется вернуться к персонажам и получше их узнать. Жаль было расставаться, несмотря на то, что они меня замучили вконец.
Мне кажется, что после Жюстин, Мелиссы, Клеа, Нессима, Бальтазара многие персонажи других писателей будут казаться пресными и однобокими. Даррелл сотворил почти что восточную сказку.

Вторая книга Квартета немного освежила мое сознание, и кое-что начало проясняться, но до полного понимания, тем не менее, еще очень и очень далеко. Надеюсь третья часть поможет мне в этом. В остальном - это по-прежнему какая-то муть. Когда в книге действительно что-то происходило, именно сюжетная часть - мне было интересно, и я бы с удовольствием читала об этом дальше. Но вот, эпизод окончен и мы вновь уплываем в неведомые дали, пока не наткнемся на следующий островок действия. Поэтому книга кажется разрозненной, словно рандомно выхваченные кадры из жизни. Пошла за третьей книгой.

Махуббах, мои дорогие!
Сегодня отправимся в пустыню, тёмным пятном на солнце песков раскинулось там поместье Карм абу Гирг.
Вот, кстати, и оно. Большая его половина отдана под конюшни и мужскую часть дома, где всем заправляет Наруз, брат, уже знакомого вам Нессима, а оставшаяся часть этого оазиса принадлежит Лейле, матери семейства. Но вы не увидите её лица, она ходит в маске, как и все мы, только её маска более материальна и неизменна, в отличие от коллекции личин, которые есть в гардеробе каждого современного обывателя. Она всегда готова к маскараду, который регулярно посещает. Для вас, не знакомых с традицией маскарадов, привычней будет слово Интернет. Ведь Интернет - это современный аналог маскарада, только без танцев.
Обратите внимание на небольшую кобру, лакающую молоко из миски, у ног Лейлы. Это её домашняя любимица. Возможно ей предстоит сыграть роковую роль в жизни женщины, а возможно она символизирует сущность Лейлы, её, не отягощённую разумом, квинтессенцию. Аналогичным символом Нарузовой квинтэссенции, выступает, горячо им любимый бич из кожи гиппопотама.
Наруз - неукрощённый жеребец, ни одной женщине не удалось совладать с его тягой к свободе, а та, которой под силу этот акт подчинения - хочет Жюстин!
Но забудем ненадолго об этой бедной женщине и вернёмся к аллювиальным почвам, которые, при поддержке Наруза отвоёвывают территорию у древней пустыни, с которой так и сыплется песок.
Ладно, довольно с нас пустыни, вернёмся в Александрию, в её арабский квартал.
Посмотрите направо, видите небольшой домик? Не тот побеленный, а немного дальше, рядом с мусоркой. Туда мы и направимся.
Вот в этих комнатах и жил старый шпион Скоби. Да не Косби, конечно Скоби наделён определённым чувством юмора, но ему далеко до старины Косби!
Так вот, обратите внимание на большую птичью клетку в углу комнаты. Раньше в ней жил попугай Скоби, по кличке Рон. Но его пристрелил новый начальник полиции, которого тот обматерил.
А вот и шкаф, в котором Скоби хранил свой секрет - комплект женской одежды, опять же, чего только не найдёшь у контрразведчика в шкафу... и конечно, всё это под охраной скелетов!
Одному Скоби известно, сколько в его ведомстве было любителей женщин, а сколько остальных контрразведчиков, но он сохранил эту информацию в тайне. И если никто из вас не хочет прилечь на эту одноногую кровать с запахом гашиша, хотя, кто его знает, какой он, этот запах гашиша, то мы отправимся к следующему пункту нашей экскурсии.
Давайте вернёмся на Саад Заглуль, да не к ночи он будет упомянут. Кстати, мы как раз проезжаем возле памятника Мухаммеду Али. Почему он без боксёрских перчаток? Странный вопрос, да потому, что наместнику Египта не пристало ходить в подобных перчатках, да и появились они лет на сто позже правления этого досточтимого мужа.
Чуть не забыл, у меня есть "Комментарии" Бальтазара, А ведь он известный в Александрии человек. Можете ознакомиться, только не перепутайте страницы, некоторые музейные работники взыскуют абсолюта и будут вне себя, если я верну им сей документ в ненадлежащем виде.
Что можно сказать о Бальтазаре, философ, он и в Египте философ, а если это ещё и герметичная философия основанная на учении каббалы... Тут эманации вечного бытия можно проследить через гилгулы и понять, что отрешившись от техиру, нельзя достичь цимцума, который, в сущности, вовсе не к чему. Ведь андрогинность единства и песонофикации некоторых элементов космоса, не требует компенсирования меры ритмов. Кстати, тёзка александрийского каббалиста, Бальтазар Вальтер, не был приверженцем герметичного метода познания рационального иррациональным и настороженно относился к постулатам сфирота.
Молодцы, даже бодрствующие слушатели остались, точнее остался, держи конфетку за внимательность, Ахмед. Ты отличный водитель автобуса, не спишь за рулём!
Ма асаляма, дамы и господа! Встретимся на завтрашней экскурсии.

Я постепенно привыкаю к мысли о том, что каждый сексуальный акт следует рассматривать как процесс, в который вовлечены четыре человека. Нам будет о чем поговорить в этой связи.
З. Фрейд. «Письма»

Навeрноe каждый хотел бы написать книгу. Содержание может варьироваться от записок обывателя, фанфика на любимую книгу, до доморощенной философии или боевой фантастики. Знаeтe, вскрыть душeвныe раны, выпустить на волю тараканов, поделиться бесценным опытом. Мнe жe хотeлось бы написать что-то в духе Лоренса Даррелла. Eго язык восхититeлeн. Он избeгаeт слов, слишком провонявших литературой, скучных очевидных штампов, образов, использовавшихся писателями столeтиями. Канва eго повeствования рваная, она пузырится, мeстами плотная, местами рыхлая, с вылезающими наружу нитями. В eго романe нeт чeткого сюжeта, в том видe, в котором вы привыкли eго видeть. Много рeфлeксии и погружeния в чувства. Главный гeрой копаeтся в окружающих, как учeный прeпарируeт новый, нeизвeданный досeлe вид. Создаeтся впeчатлeниe, что пытаясь понять других, он пытаeтся разобраться в сeбe, но это такой напрасный труд…

Роман как будто находится внe врeмeни, лишь мимолeтныe упоминания надвигающeйся войны приблизитeльно дают понять, что это за вeк. В цeлом жe, Александрия живeт по своим собствeнным законам, которыe сущeствуют нeизмeнными ужe нe одно столeтиe. Я могу понять, почему главного гeроя так плeнил этот город, эта страна. Всe так нe похожe на Eвропу, с ee ханжeством, нормами и моралью. Алeксандрийцы живут, нe зная рамок. Жeнщины свободны и принадлeжат только сeбe.

Жюстин — интeрeсный пeрсонаж. Навeрняка какой-нибудь психоаналитик рассказал бы о том, как она, пeрeжив насилиe, потeряла какую-то часть сeбя, отвeчающую за любовь. Она бросалась из одних объятий в другиe, в надeждe почувствовать хоть что-нибудь, почувствовать жизнь, но так и нe смогла вeрнуть сeбe эту утрачeнную часть. Я нe психоаналитик, но я способна понять Жюстин. Какой-нибудь ханжа воскликнeт «шлюха!», а я подумаю о том, как была она нeсчастна. Как дарила она то, что от нee трeбовали мужчины, но нe чувствовала ничeго. Как тщeтно пыталась она освоиться в этом мирe и как сбeжала из нeго в уeдинeниe, в полнeйшee отрицаниe сeбя в пользу других.

Присутствиe Жюстин как будто бы вдохновляло людeй быть лучшeй вeрсиeй сeбя, потому нeудивитeльно, как опустeли жизни оставлeнных eю.
Ох, Жюстин. Даррeлл пишeт о любви с нeвeроятной красотой. Дажe самыe личныe и чувствeнныe описания лишeны пошлости и обыдeнности, но при этом полны искрeнности.
«Жюстин» — пeрвая книга в Алeксандрийском квартeтe, судя по названиям, дальшe нас ждут тe жe мeста, тe жe гeрои. Но я сдeлаю пeрeрыв, проза Даррeлла обладаeт такой большой силой и интeнсивностью, что поглощать ee скопом, одну книгу за другой, просто нeвозможно.

"Пульсирует стрекот цикад в кронах могучих платанов, летнее Средиземное море лежит предо мной и чарует магически синим." Ну вот что ещё добавить?
Это завораживающая историю любви четверых, розово-персикового оттенка, в газовых облаках. Как такового, сюжета практически нет - главный герой просто постепенно рассказывает, как познакомился со всеми, совершено не скупясь на описания полутонов быта и окружающего мира. Цвета Греции, если вы хоть раз видели их в своей жизни, так и встают перед глазами.
Может быть, язык Даррела покажется вам закрученным и надуманным, но он безупречен.
И наградит сполна, если ему отдаться.
Пока цельной картины я не вижу, поэтому тороплюсь читать дальше.

До конца года далеко, но это точно мое книжное открытие года! А начинала для галочки. И даже не собиралась читать все четыре романа — думала только в первый заглянуть. Хотелось посмотреть, что представляет из себя старший братец любимого писателя-натуралиста Джеральда Даррелла.

В памяти застрял маменькин сынок, балбес с гитарой и бочонком вина, щелкающий на пишущей машинке — персонаж книги «Моя семья и другие звери». Сейчас понятно, что младший братишка просто создавал в своем романе яркий, запоминающийся комический образ.

Реальный Лоренс Даррелл, скорее всего, этому образу соответствовал, поскольку жизнь вел богемную, но вместе с тем это оказался настоящий Мастер с большой буквы. Снимаю шляпу. Зря Нобелевку не дали, на которую он был номинирован в 1961 году.

Его «Александрийский квартет» — великолепная литературная игра, невероятно красивая. Давно не получала такого удовольствия от самого построения книг, от структуры в целом и каждой части в отдельности, от системы символов, от множества просвечивающих смыслов, которые то разбегаются, дробятся, то собираются каждый раз в новую картинку.

И в то же время первый роман тетралогии, «Жюстин», сначала абсолютно мне не понравился.

Сюжет незамысловатый: любовный четырехугольник, египетская Александрия 1930-х годов, восточно-базарная экзотика, европейская диаспора, в основном состоящая из дипломатов, молодой и бедный учитель-англичанин мечется между двумя возлюбленными — нищей же танцовщицей и загадочной роковой (а ля Настасья Филипповна) женщиной, женой банкира. На фоне маячит ревнивый банкир.

Ну очень модернистский
Проза насыщенная и напыщенная, декаданс в квадрате, не роман — стихотворение в прозе длиной в роман, чего, казалось бы, невозможно выдержать. «Друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво». А он всё говорит и говорит. Литературный орнамент всё вьется и никак не кончается. Это прилипчиво, хочется начать писать отзыв таким же вычурным языком.

Когда я вижу нечто подобное, то пытаюсь понять, к чему такое расточительство — меня пытаются ввести в особое состояние или отводят глаза от чего-то действительно важного? зачем наводят морок? Но вся прелесть в том, что ни за что не догадаться — зачем.

О технике чтения
Эту тетралогию надо читать подряд, роман за романом, и тогда она будет медленно раскрываться, как цветок, разворачивая всё новые смыслы и отменяя предыдущие. И догадки читателя в том числе. Как хороший детектив. Детективная линия, кстати, там тоже есть, как и гора трупов.

С этим «квартетом» надо изловчиться поймать волну и просто плыть по роману, выбрав созерцательную технику чтения — не сопереживать персонажам, не одаривать никого своим сочувствием, не примеривать их роли на себя. Не суетиться. Просто внимательно следить за событиями.

Многослойные смыслы
Роман «Жюстин» — это особняк в стиле модерн, избыточно красивый и изысканный, и надо приготовиться ходить из комнаты в комнату, и любоваться затейливыми линиями и убранством. Не забывая, что всё здесь не то, чем кажется — растительные завитки и узоры не живые растения, люди тоже не живые, это всего лишь маски, всё это — декорации, театр. В особенности не стоит судить персонажей с бытовой точки зрения — любовных манипуляций и супружеских измен.

Александрия — древний двухтысячелетний город, перекресток эпох, исторических событий, рас, религий и гностических ересей. И Даррелл сконструировал свой роман из гностического сюжета — в судьбе роковой Жюстин отражен миф о Софии, без которого эта линия теряет свою глубину и становится просто историей пресыщенной нимфоманки, выдумавшей себе невроз, чтобы казаться интересной, а не трагедией женщины, взыскующей абсолютного духа и света.

Ключи
Очень старые и/или очень сложные книги (навскидку: Библия, «Божественная комедия», «Дон Кихот») нуждаются в комментариях или в надежном проводнике, иначе можно потратить время на чтение, но снять лишь поверхностный смысловой слой, и в голове останутся только какие-нибудь детали сюжета. Любая сложная структура требует ключа.

В случае с «Александрийским квартетом» таким проводником со связкой ключей выступает переводчик, написавший прекрасные комментарии — целую книгу в нескольких частях, как и сама тетралогия. И читать ее можно частями, параллельно с романами или сразу после них. Пусть это не наводит ужас — комментарии не делают читательскую задачу более громоздкой, а наоборот, облегчают ее.

Про Александрию
«Жюстин» считается гимном Александрии, но если попытаться войти в картинку, которую рисует Даррелл, то она оказывается переполненной грязью и уродством и буквально тебя выбрасывает. Брезгливости не вызывают разве что морские пейзажи.

Восточная экзотика меня не очаровала, хотя бы потому, что только что были друг за другом прочитаны арабские сказки «Тысячи и одной ночи», индийские «Дети полуночи» Салмана Рушди, «Стамбул» Орхана Памука, ну и «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте, где тоже много солнца и грязи. Настоящая прививка от египетской экзотики.

Так что великий Город, хоть он и с большой буквы, прямо как у Булгакова, для меня действующим лицом не стал и не вышел из рамок декорации — пусть нарисованной не маляром, а великим художником, но всего лишь декорации с ограниченными служебными функциями. А навязываемая мистическая сущность Александрии напомнила эгрегоры городов в «Розе мира». Все-таки декаданс интернационален.

В общем, захотелось там заглянуть разве что на собрание тайного гностического общества Бальтазара — послушать, чем пытались спастись и утешиться тогдашние умники.

О «Жюстин» честно:
Первый роман понравился мне, повторюсь, меньше всех последующих, но он абсолютно необходим, к нему надо отнестись, как к увертюре в опере — и просто ждать, когда наконец запоют. И не бросать, читать дальше. Следующий роман «Бальтазар» — вот там-то всё и начнется по-настоящему, опрокинется, завертится.

Выдираю из книги суть, как мякиш пальцами из буханки.

Книга - наркотик, книга - зависимость. С самого начала сюжет напоминает философский поток сознания, перескакивающий с одной мысли на другую, но слог настолько прекрасен, что оторваться невозможно. Мысли путаются, как в паутине. Как будто в попытке выбраться из неё, дергаешь за одну нить, потом за другую, и с каждой льются капельки дождя, совершенно разные, особенные. Витиеватый слог, изобилующий метафорами притягивает и опьяняет. Пытаясь выбраться из паутины, только сильнее запутываешься и уже нет надежды очиститься от неё. Как говорится, надо расслабиться и получать удовольствие. Что я и сделала, закрыв глаза на то, что первую половину романа толком не поняла. Зато написано красиво.

Сюжет раскручивается медлительно, постепенно, как спираль, только со многими ответвлениями. И когда начинаешь просто наслаждаться метафорами, сравнениями, будто льющимися со страниц текста, всё постепенно встаёт на свои места. Роман обрастает подробностями, хотя так до конца и не высказанными... Остаётся надежда на следующие три части.

Александрия- это город. Совсем не простой. Город, который дышит и живёт своей жизнью. Этот город также можно назвать героем произведения, которые в романе получились замечательно. Разные, живые, а не картонные марионетки. Он изменяет ей. хотя любит. Она изменяет ему, чтобы не разлюбить. Странная игра в чувства. Странная жизнь. Странные отношения. И сложно рассказать что-то большее о сюжете, т.к. это будет спойлером.

«Бальтазар» стал для меня лучшей книгой «квартета», поворотным моментом, убедившим, что брат Джерри — Мастер с большой буквы и звание классика — не натяжка. Обычно я не читаю отзывы и критику до самой книги. Слышала только советы ни в коем случае не останавливаться на «Жюстин», даже если не понравилось.

Поэтому, когда театральная сцена незаметно повернулась, а действующих лиц подсветили, изменив до неузнаваемости, я пришла в полный восторг. Казавшийся незамысловатым сюжет захватил по-настоящему. И главное, это не линейное продолжение «Жюстин», а пересборка.

ГГ, получив загадочное наследство от писателя-самоубийцы, живёт отшельником на маленьком острове, растит дочь умершей возлюбленной (не свою), пишет роман (тот самый, которым и является книга номер один — «Жюстин»), а потом читает заметки своего друга на полях рукописи и видит, что всё было совсем не так, как он привык считать, хотя и играл в описанных событиях активную роль.

Истинно постмодернистский роман — не текст, а комментарий к тесту. ГГ водили за нос другие персонажи, а читателя — автор, подсунувший обманку на 300 страниц.

Есть здесь и плюсы: второй роман не просто переставляет акценты и смыслы, но и меняет тональность, читателя больше не будут мучить стилистическими изысками и вычурными пассажами. И то хлеб.

Комментарии пишет персонаж, именем которого назван роман, это имя отсылает к Ветхому и Новому Завету, к магам — он и есть маг. С одной стороны — доктор, благодаря своей профессии вхожий во все дома, с другой — глава тайного эзотерического общества, а ещё — всеведущий дух города, самой Александрии. Фигура, соединяющая линии сюжета. Маг из колоды Таро и системы архетипических символов.

У «квартета» несколько ключей — сложных символических структур, и поразительно, насколько естественно они вписываются в текст, не мешая ни друг другу, ни сюжету. И гностическая мифология, и архетипы, и Таро — веер карт разворачивается и просвечивает сквозь персонажей, и ни малейшей натянутости — притянутости за уши. События тоже разворачиваются и бегут живым потоком.

Здесь вырастают и другие структуры — литературной преемственности. От «Бальтазара» тянутся ниточки к «Волхву» Фаулза (в другом переводе — «Маг»), на которого Даррелл оказал сильное влияние. Фаулз меня когда-то именно «Волхвом» загипнотизировал, и вот удалось заодно увидеть, где берет исток этот его культовый роман.