Жизнь насекомых

До этого небольшого по объему романа я с творчеством Пелевина не сталкивалась. И какое же счастье, что уберегла меня моя читательская звезда от этого знакомства. Потому что ну невозможно же так, трэш какой-то.

Основу сюжета составляют несколько переплетенных историй, разбитых на главы и нанизанных друг на друга, как мясо на шампур. В итоге картинка неожиданно складывается, но послевкусие от нее остается несколько... нешашлычное. Гаденькое такое, брезгливое. Книжка же про насекомых - вот и мерзко. А оттого, что на самом деле она очень даже про людей, становится только хуже.

Из всей мешанины крыльев, лапок с присосками и прочих атрибутов меня больше всех потрясла история про таракана Сережу. Вот прямым текстом написано то, от чего по ночам зубы в бессильном страхе скрипят. Слепо тащиться к какой-то эфемерной цели, изо дня в день гробя собственную жизнь на тупое подчинение какому-то внутреннему долгу, а потом посмотреться в зеркало - а оттуда тараканья морда. С усиками. Бррррр.

Вообще мне Пелевин неуловимо (и неумолимо) напоминает - да простят меня несогласные - творчество Алексея Балабанова. Болезненным стремлением выпукло и очень осязаемо показать уродство жизни, которое неизменно царит над краткими и недолговечными моментами прекрасного, ради которого действительно стоит жить. Счастливы те, кто не замечает этих моментов - для них постоянное уродство норма. А для таких, как Митя (Дима?), или балабановский Музыкант - у них от мыслей голова пухнет, а от чувств ребра ломаются. Они словно не из этой реальности. Им в ее серой бездушной жестокости просто места нет.

Резюме: Хорошая, наверное, книжка, раз меня в дебри философствования понесло. Или просто под настроение удачно попала. Так или иначе, ставлю твердую четверку, и спасибо порекомендовавшим. Несмотря на общее ощущение непреходящего трэша. Или благодаря ему.

Псевдоинтеллектуальная повесть о насекомых в очеловеченных образах, эдакий калейдоскоп судеб. Тут представлены истории овдовевшей матери одиночки, иностранца и проститутки, взаимодействия местного бизнеса с иностранным партнером, проблемы торчков, критерии успеха в карьере на родине и зарубежом, карьерный рост перетекающий в имиграцию, жестокость и конкуренция в женских взаимоотношениях, поиски смысла жизни.. и наверняка я что-то упустила, так как мозаика богата переплетениями и подсмыслами.
Пелевин, в свойственной ему непренужденной манере, умудряется вставлять второй и третий смысловые ряды. Так например, соитие мухи и комара содержит отрывки из сравнительного анализа героев произведений Гайдара и Достоевского. Смущает то, что в этом довольном своеобразном и странном обрамлении, проводятся параллели между Сережей Щербачевым (школьником, убившим вора и убийцу с целью противостоять злу) и Родионом Раскольниковым (студентом, убившим старушку с целью наживы). С ловкостью напёрсточника, автор прозводит подмену понятий и вуаля

Иными словами, получается, что школьник, пересиливший страх и вставший на борьбу со злодеями, уравнивается с импульсивным убийцей немощной, пусть и жадной, бабки ради наживы.
А с к какой целью делаются такие умозаключения? Бездумный эпатаж? Осознанное обесценивание героических образов прошлого?
Или вот еще:

Таким образом, если назвать вещи своими именами Совесткий Союз, по мнению Пелевина, - пошловатое фашисткое государство, так я понимаю?
Получается, автор убаюкивает бдительность чередой полных бытовой жестокости и безнадёжности зарисовок и потихоньку между строк втолковывает свою, горячечную, одну ему понятную правду, обволакивая все былые нравственные оринтиры привычной коричневой жижей.
Но, ладно, опустим дебри, что на поверхности? В чём собственно аллюзии автора? Все мы насекомые, копошимся себе в своих никчёмных хлопотах, а мир это навозный шар?

Итого, повесть однобока в своей чернушной тягучей всеохватывающей депрессняковости, эдакая экскурсия по дну общества. Читатель не найдёт здесь ничего жизнеутверждающего - текст пропитан отчаянием.
Читать категорически не рекомендую.

Ох, Пелевин, какой же ты Пелевин!
Давай начистоту. Просто недавно я поняла, что ты засасываешь меня в некое состояние умиротворения. Твои книги – словно медитация для мозга. Все эти поиски истины, стремления к свету, перекатывание шаров Йа и т.д. Все это конечно прекрасно, да вот только объясни, какое вещество замешано в твоей методике, а то я начинаю чувствовать себя как-то херовенько?
Почему меня пробивало на хи-хи, как будто я вместе с Максимом скуривала косяк, а потом вдруг осознала, что я давно превратилась в конопляного клопа, и что все это время скуривали меня?
А ведь говорила мне мама, что если в кого и превращаться, то только в муравья – у них и работа хорошая, и бабки получают неплохие, и конторки под землей у них такие уютные. Эх, говорила мама, что нужно пробивать дорогу в будущее…
«А то, - говорила она, - вон соседская Наташка работать не хотела, плюнула на все и стала последней мухой. Тьфу! На клейкую ленту их бы всех переловить!»
Есть конечно еще альтернативы: например, стать светлячком. Но это уже абсолютная утопия. Где я и где эти светлячки? Мне до них еще лететь да лететь. К свету. Заглядывать да заглядывать. В колодцы…
А знаете, чо? Попытка не пытка! Вон Митя стал светлячком, а ведь был простым мотыльком. В плаще безвкусном ходил, а ведь вон до куда поднялся!
В общем, Пелевин, давай больше без методик. А то нервы уже сдали, брюшко ноет, да и хоботок вялым каким-то стал.
В общем, если понадоблюсь, я – сосать кровь.
Спасибо за сеанс.

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Книга без сюжета, умудряется оставлять отпечаток в твоей подкорке. Несколько историй, причудливо связанных между собой, где порой удивляешь обнаруженной связи. Насекомые ведут себя как люди, или люди как насекомые, как кому будет удобней. У каждого есть своя философия и проблемы (без проблем герой не интересен).

Описание времени и места происходящего вызывает фантомную тоску о том, чего у меня никогда не было. Город у моря, который вышел из советского прошлого, но не пришел в какое-либо приемлемое настоящие - и в нем копошатся люди-насекомые:

-Одни паразитируют в обществе или на обществе.

-Другие воспитывают детей передавая им вместе с опытом, свои ошибки и сожаления.

-Следующие кладут жизнь на алтарь выживания и общего блага.

-Мотыльки пытаются выйти на свет сквозь тьму, чтобы встретить в конце свой труп.

-Цикады плачут, о том,что жизнь прожита зря. Ты копал, копал - но оказался лишь тараканом или всегда им был.

-Молодняк бесцельно прожигает свою жизнь пока не сгорит в бетонных трубах.

Еще есть приоткрытый конфликт отцов и детей (матерей и дочек) - Уверенность первых в будущем, которое совершенно  не нужно вторым.

Думаю, можно открывать книгу на любой главе, читать первый попавшийся на глаза абзац или строчку, выхватывая из этого колодца каждый раз новое. Что бы можно было оправданно повздыхать, предаться меланхолии и грусти.

З.Ы

Вся жизнь существует один миг. Вот именно тот который происходит сейчас (пока ты читаешь это). Это и есть бесценное сокровище.

Сразу начну с совета: если ваши друзья, родственники и другие люди спрашивают вас, что вы читаете, а читаете вы в данный момент "Жизнь насекомых", то не стоит им без предварительной подготовки отвечать, потому что у меня получился следующий диалог:

- О чем ты сейчас читаешь?
- В данный момент, американский комар скрутил в самокрутку конопляных клопов и дал прикурить русской мухе.
- Понятно...а сама, ты, что куришь?

В этой книге представлены утрированные образы людей живущих на пост-советском пространстве, но эти образы необычно переданы через насекомых. Первая история про комаров написана с юмором и сразу зацепила, а вот дальше всё ушло в дебри философии и поиска смысла жизни и своего существования. Автор, практически прямо, говорит, что вся жизнь - это навозный шар, а ты в ней даже не жук скарабей, а сам и есть навозный шар. Головы то мы выше потолка не поднимаем и всю жизнь роемся по проложенному маршруту от работы до дома, от дома до работы…на примере таракана Сережи можно хорошо прочувствовать фразу «офисный планктон». В одной главе описана вся его жизнь от начала и до конца, эта жизнь настолько тривиальна, что становиться тошно находя в ней какие-то созвучные моменты с собственной жизнью. Например, в приведенной ниже цитате, каждый сможет узнать хотя бы одного из своих знакомых:

«Иногда, правда, в земле оказывались приятные сюрпризы, например, из стены торчала нижняя часть женского туловища (Сережа никогда не раскапывал женщин выше поясницы, полагая, что это приводит ко многим проблемам) или пара банок пива, ради которого он позволял себе небольшую передышку, но большая часть пути пролегала через работу».

Однако, мне понравилось, как в нескольких местах Пелевин иронично смотрит на своё произведение со стороны: "Серёже ещё не приходилось читать такой ахинеи - из книги следовало, что он не просто толкает перед собой навозный шар, внутри которого он на самом деле этот тоннель и роет" /во второй главе представлен рассказ о том, что вся жизнь это не более, чем толкание перед собой навозного шара, а в середине книге таракан Сергей находит обрывок газеты, где написаны эти рассуждения

«Знаешь, если бы я писал роман о насекомых, я бы так и изобразил их жизнь – какой-нибудь поселок у моря. Темнота, и в этой темноте горит несколько электрических лампочек, а под ними отвратительные танцы. И все на этот свет летят, потому что ничего больше нет».

Я бы не стала искать в этой книге скрытых глубоких смыслов, воспринимайте эту книгу, как оригинальное виденье автора на тот временной промежуток жизни. И это произведение стоит прочесть хотя бы ради самой отвратительной половой сцены – американского комара и русской мухи.

Oh yeah, honey. I can feel it.

Первое мое знакомство с автором произошло много лет назад. Тогда я твердо решила, что Пелевин не мой писатель. Вот было в его произведениях что-то такое, что мой мозг отказывался принять. И вдруг, каким-то непостижимым образом, его книги стали попадать мне в список «к прочтению». Ну значит так тому и быть, и я решила дать автору второй шанс.

Попытка оказалась более чем удачной. На мой взгляд здесь очень хорошо сочетаются форма и содержание. В произведениях с большой дозой абсурда важно вовремя остановиться, иначе будет передоз. И на мой взгляд автору это удалось. Главы достаточно короткие, повествование переключается с одних героев на других, их судьбы интересным образом переплетаются.

События происходят в небольшом курортном городке, в ранний постсоветский период. Основными действующими лицами я бы назвала даже не людей, а некие социальные явления. Тут и простые обыватели, и новые русские, наркоманы и проститутки, рассуждения о смысле жизни и мечты жить красиво. В те годы, это все действительно расцвело махровым цветом.

И Пелевин, на мой взгляд, очень здорово спроецировал это все в образы насекомых.

Комары кровопийцы Артур, Арнольд и их заокеанский друг Сэм –любители попить русскую кровь.

Жуки скарабеи – папа и сын. У них даже нет имен, настолько их жизнь обезличена. Они всю жизнь катят свои навозные шары, от «с добрым утром» до «спокойной ночи», и так до бесконечности.

Муравей Марина, насмотревшись французских фильмов, мечтает о большой и чистой любви.

Мотыльки Митя и Дима рассуждают о смысле жизни, Митя постоянно занимается самокопанием и ищет объяснения своим поступкам.

Таракан Сережа уезжает за океан в поисках лучшей жизни.

И все это преподносится с изрядной дозой сарказма и иронии. От книги не надо ждать какого-то глубинного смысла. Мне понравилась сама попытка переложить наши человеческой жизни на жизнь насекомых, на мой взгляд очень удачная.

На волне выхода очередной книги Пелевина, мне тоже захотелось прикоснуться к его творчеству, и, о чудо, копаясь в библиотеке брата, я обнаружила "Жизнь насекомых". Книга прочиталась на одном дыхании.
Я очень люблю метафоричные образы и г-н Пелевин в этом плане полностью удовлетворил мои ожидания.
Первые главы ставили меня в ступор, переход от одной сюжетной линии к другой, тонкая грань между человеком и насекомым. Но потом я настолько окунулась в мир аллегорий автора, что периодически задумывалась, и примеряла тот или иной образ на своих знакомых и себя.
Кульминация в лице мотылька-светлячка Мити покорила меня окончательно. Казалось бы, все так просто и очевидно в моделях поведения нашего народа, но сравнивал ли кто-то ранее насколько точно нашу жизнь с жизнью насекомых?

Гуманизм Достоевского - планка, которую берет роман Пелевина. Совершенно поразительно, совершенно!
Дегуманизация всего, распад больших этических систем, дезориентация "5 миллиардов насекомых" - так в тексте; амбивалентность "добра" и "зла", - основные маркеры эпохи. Баблос и маниту побеждают и добро и зло. Ничего, кроме баблоса и маниту, всё унифицировано, редуцировано, стандартизировано. Чтобы "насекомые" не путались больше в химерах, границах добра и зла, большой брат - добрый брат - помог в предельном опрощении: баблос и маниту, - вот, что должно быть на знаменах. Так и есть.
А тут "Свободы сеятель пустынный, "он" вышел рано, до звезды...". Нет, в порабощенные бразды он не бросал живительное семя. Он даже и не возвысил голос. Пелевин напомнил "всемирной совести", если таковая ещё осталась: милость к павшим - долг неизбывный, совестью обладающих.
Поразительно, как фантасмагорией можно создать реальность, не вызывающую отторжение. Да что там - отторжение! Как же всё узнаваемо в этом "втором мире", где "Россия, Польша и Африка", ну и любимая Виктором Олегычем Украина, - добавлю от себя. Не только и не столько антураж периода упадка Советской страны в декорациях южного побережья Крыма, сколько незамысловатый, простой, но "очень" человечный мир обычных людей,которые куда бы не рыли тоннель, но всегда он по утрам приводил на работу. Нет и тени на брезгливость или даже гадливость при описании этих нелепых судеб тараканов, мух, муравьев, комаров и тех декораций, в которых они живут и умирают. Какие-то комнаты, квартиры, "Шипр", ментовские сапоги, кучи бытового, строительного и ещё черт знает какого мусора. Баян, игра на котором, после смерти Николая, по замыслу Марины, должна дать шанс её дочери - Наташе - "выйти в люди"... Нет конца всему этому, потому что их жизнь - внутри сферы-шара, и сами они одновременно и внутри, и снаружи его.
Но как щемит сердце от смерти этой нелепой мухи-Наташи на липкой ленте, как ноет.
"Что выше нашего одиночества?" - спросил один жук на тусовке у светящегося харизматичного пня. "Только эвкалипт", - отвечает Пелевин. И добавляет(в другом месте): Муравей муравью - жук, сверчок и стрекоза.
Тема, которая лично мне очень близка, важна и волнующая у Пелевина: отношение к прошлому, в котором мы родились и сформировались личностно. "Как будто раньше было что-то в жизни бесценное, а потом исчезло, и только тогда стало понятно, что оно было. И оказалось, что абсолютно всё, чего хотелось раньше когда-то, имело смысл только потому, что было это, непонятное. А без него уже ничего не нужно. И даже сказать про это нельзя". Ещё тоже очень личное: "Стоит только остановиться и начать сравнивать себя с другими, как покажется, что он уже достаточно многого достиг, и пропадает необходимое для дальнейшей борьбы чувство острой обиды на жизнь". Поскольку для меня Пелевин - голос поколения, мне важны и интересны его размышления и переживания наши, поколенческие. И мне по-настоящему интересна сейчас единственная штука: какая она будет, его последняя, финальная книга (да проживет автор всё, ему отпущенное сполна!)? К чему он придет? Возможно и такое: типа всё написанное уже - это и есть последние ответы на последние же вопросы мира. Не, не катит! "Достигнутое им не существовало в виде чего-то такого, что можно было бы потрогать или сосчитать, - оно состояло из тех встреч и событий, которые приносил ему каждый новый день".
И милость к павшим призывал..."Марина поглядела на стопку газет и с грустью поняла, что это всё, что у неё осталось, - точнее, всё, что осталось для неё у жизни". Браво, автор!

«Жизнь насекомых» - ранняя повесть Виктора Пелевина, лично на меня не произвела сильного впечатления.
Другой вопрос, вставка, не имеющая никакого отношения к сюжетной линии и посвященная «Судьбе барабанщика» Аркадия Гайдара.
На мой взгляд, это небольшое эссе - истинный шедевр, вполне заслуживающий, чтобы его привести полностью.

Полет над гнездом врага.
К пятидесятилетию со дня окукливания Аркадия Гайдара

И получается, - монотонно читал за ширмой тонкий голос, - что прочесть его, в сущности, некому: взрослые не станут, а дети ничего не заметят, как англичане не замечают, что читают по-английски. «Прощай! - засыпал я. - Бьют барабаны марш-поход. Каждому отряду своя дорога, свой позор и своя слава. Вот мы и разошлись. Топот смолк, и в поле пусто...»

• Видишь мир глазами маленького мальчика, - читал голос, - и не из-за примитивности описанных чувств - они достаточно сложны, - а из-за тех бесконечных возможностей, которые таит в себе мир «Судьбы барабанщика». Это как бы одно из свойств жизни, на котором не надо и нельзя специально останавливаться, равнодушная и немного печальная легкость, с которой герой встречает новые повороты своей жизни. «Никто теперь меня не узнает и не поймет, - думал я. - Отдаст меня дядя в мичманскую школу, а сам уедет в Вятку... Ну и пусть! Буду жить один, буду стараться. А на все прошлое плюну и забуду, как будто его и не было...» Вселенная, в которой живет герой, по-настоящему прекрасна: «А на горе, над обрывом, громоздились белые здания, казалось - дворцы, башни светлые, величавые. И пока мы подъезжали, они неторопливо разворачивались, становились вполоборота, поглядывая одно за другим через могучие каменные плечи, и сверкали голубым стеклом, серебром и золотом...»
• Но кто смотрит на этот удивительный и все время обновляющийся мир? - вопросил голос за ширмой. - Кто тот зритель, в чувства которого мы погружаемся? Можно ли сказать, что это сам автор? Или это один из его обычных мальчиков, в руку которому через несколько десятков страниц ложится холодная и надежная рукоять браунинга? Кстати сказать, тема ребенка-убийцы - одна из главных у Гайдара. Вспомним хотя бы «Школу» и тот как бы звучащий на всех ее страницах выстрел из маузера в лесу, вокруг которого крутится все остальное повествование. Да и в последних работах - «Фронтовых записях» - эта линия нет-нет, да и вынырнет: «Боясь, что ему не поверят, он вытягивает из-за пазухи завернутый в клеенку комсомольский билет... Я смотрю ему в глаза. Я кладу ему в горячую руку обойму... Ой, нет! Этот паренек заложит обойму не в пустую кринку...»
• Но нигде эта нота, - усилился голос, - не звучит так отчетливо, как в «Судьбе барабанщика». Собственно, все происходящее на страницах этой книги - прелюдия к тому моменту, когда барабанной дроби выстрелов откликается странное эхо, приходящее не то с небес, не то из самой души лирического во всех смыслах героя. «Тогда я выстрелил раз, другой, третий... Старик Яков вдруг остановился и неловко попятился. Но где мне было состязаться с другим матерым волком, опасным и беспощадным снайпером!.. Даже падая, я не переставал слышать все тот же звук, чистый и ясный, который не смогли заглушить ни внезапно загрохотавшие по саду выстрелы, ни тяжелый удар разорвавшейся неподалеку бомбы...»

  Дальше...

  - Убийство здесь, - откликнулся голос за ширмой, - мало чем отличается от, скажем, попыток открыть ящик стола с помощью напильника или от мытарств с негодным фотоаппаратом - коротко и ясно описана внешняя сторона происходящего и изображен сопровождающий действия психический процесс, напоминающий трогательно простую мелодию небольшой шарманки. Причем этот поток ощущений, оценок и выводов таков, что не допускает появления сомнений в правильности действий героя. Конечно, он может ошибаться, делать глупости и сожалеть о них, но он всегда прав, даже когда неправ. У него есть естественное право поступать так, как он поступает. В этом смысле Сережа Щербачев - так зовут маленького барабанщика - без всяких усилий достигает того состояния духа, о котором безнадежно мечтал Родион Раскольников. Можно сказать, что герой Гайдара - это Раскольников, который идет до конца, ничего не пугаясь, потому что по молодости лет и из-за уникальности своего жизнеощущения просто не знает, что можно чего-то испугаться, просто не видит того, что так мучит петербургского студента; тот обрамляет свою топорную работу унылой и болезненной саморефлексией, а этот начинает весело палить из браунинга после следующего внутреннего монолога: «Выпрямляйся, барабанщик! - уже тепло и ласково подсказал мне все тот же голос. - Встань и не гнись! Пришла пора!» Отбросим фрейдистские реминисценции...

• ...всегда были сложные отношения с ницшеанством. Достоевский пытался художественно обосновать его несостоятельность - и сделал это вполне убедительно. Правда, с некоторой оговоркой: он доказал, что такая система взглядов не подходит для выдуманного им Родиона Раскольникова. А Гайдар создал такой же убедительный и такой же художественно правдивый, то есть не вступающий в противоречие со сформированной самим автором парадигмой, образ сверхчеловека. Сережа абсолютно аморален, и это неудивительно, потому что любая мораль или то, что ее заменяет, во всех культурах вносится в детскую душу с помощью особого леденца, выработанного из красоты жизни. На месте пошловатого фашистского государства «Судьбы барабанщика» Сережины голубые глаза видят бескрайний романтический простор, он населен возвышенными исполинами, занятыми мистической борьбой, природа которой чуть приоткрывается, когда Сережа спрашивает у старшего сверхчеловека, майора НКВД Герчакова, каким силам служил убитый на днях взрослый. «Человек усмехнулся. Он не ответил ничего, затянулся дымом из своей кривой трубки (sic!), сплюнул на траву и неторопливо показал рукой в ту сторону, куда плавно опускалось сейчас багровое вечернее солнце.»
• Итак, - сказала женщина за ширмой, - что написал Гайдар, мы более или менее выяснили. Теперь подумаем, почему. Зачем бритый наголо мужчина в гимнастерке и папахе на ста страницах убеждает кого-то, что мир прекрасен, а убийство, совершенное ребенком, - никакой не грех, потому что дети безгрешны в силу своей природы? Пожалуй, по-настоящему близок Гайдару по духу только Юкио Мисима. Мисиму можно было бы назвать японским Гайдаром, застрели он действительно из лука хоть одного из святых Себастьянов своего прифронтового детства. Но Мисима идет от вымысла к делу, если, конечно, считать делом ритуальное самоубийство после того, как его фотография в позе Святого Себастьяна украсила несколько журнальных статей о нарождающемся японском культуризме, а Гайдар идет от дела к вымыслу, если, конечно, считать вымыслом точные снимки переживаний детской души, перенесенные из памяти в физиологический раствор художественного текста. «Многие записи в его дневниках не поддаются прочтению, - пишет один из исследователей. - Гайдар пользовался специально разработанным шифром. Иногда он отмечал, что его снова мучили повторяющиеся сны «по схеме N1» или «по схеме N2». И вдруг открытым текстом, как вырвавшийся крик: «Снились люди, убитые мной в детстве...»
• Закрывая «Судьбу барабанщика», мы знаем, что шептал маленькому вооруженному Гайдару описанный им теплый и ласковый голос. Но почему же именно этот юный стрелок, которого даже красное командование наказывало за жестокость, повзрослев, оставил нам такие чарующие и безупречные описания детства? Связано ли одно с другим? В чем состоит подлинная судьба барабанщика? И кто он на самом деле? Наверное, уже настала пора ответить на этот вопрос. Среди бесчисленного количества насекомых, живущих на просторах нашей необъятной страны, есть и такое - муравьиный лев. Сначала это отвратительное существо, похожее на бесхвостого скорпиона, которое сидит на дне песчаной воронки и поедает скатывающихся туда муравьев. Потом что-то происходит, и монстр со страшными клешнями покрывается оболочкой, из которой через неделю-две вылупляется удивительной красоты стрекоза с четырьмя широкими крыльями и зеленоватым узким брюшком. И когда она улетает в сторону багрового вечернего солнца, на которое в прошлой жизни могла только коситься со дна своей воронки, она, наверное, не помнит уже о съеденных когда-то муравьях. Так, может... снятся иногда. Да и с ней ли это было?