На берегах Невы

Эта книга,чтение которой было размеренно-восхищающимся. Настолько она прекрасна. Мне нравится в ней все: слог, стиль, слова, герои(и это при том,что описываются вполне реальные люди во вполне имевших место в истории событиях). Безусловно,назвать произведение идеалом-сложно,впрочем, нет,это не сложность,а невозможность. И идеалом я не называю ее потому,что сама рассказчица, ее восприятие действительности и отношение к некоторым людям в определённых ситуациях доставляли мне недоумение и не самые приятные чувства. Но ведь это-частности, при том,не частые. Не знаю,можно ли назвать такое сочинение абсолютно оригинальным. Чего только стоят воспоминания Гумилева и разговоры Мандельштама! Это-воспоминания,переданные с такими подробностями,с такой уверенностью,что не поверить-просто невозможно. После книги хочется глубже вникать в поэзию(а с ней мои отношения прежде были весьма поверхностными). Хочется узнавать их-многих из тех,кто знал Ирину Одоевцеву и оказал на неё такое впечатление,что был упомянут в книге воспоминаний. Это очень атмлсферно,хотя по мере прочтения об атмосфере я почти не думала. Просто она-сама по себе,такая, какой и должна быть,прохладная вдали от поэзии и светло-мягкая- в непосредственной близости с ней. Взяв в руки ЕЕ, вы побываете на вечерах в Доме Литераторов, испытаете голод и почувствуете тепло-настоящее, искрящееся стихами.

Книга прочитана в рамках проекта "Читаем Россию", относится к Ленинградской области. Я бы сказала, что в книге окрестностей города и нет совсем, один сплошной Петроград, быть может есть редкие упоминания о Царском Селе.

Мучила я эти мемуары почти два месяца, в самом начале история показалась мне интересной, но чем дальше, тем меньше желания было её читать. Пыталась возобновить чтение несколько раз, в итоге усилием воли затолкала в себя книгу, просто чтобы не оставлять недочитанной. Книга хорошая, подозреваю, что может быть я ещё не созрела до неё, так было у меня с произведениями Галь и Байетт.

Название слегка романтизировано, на мой взгляд книге больше подходит заголовок "Гумилёв", Одоевцева его боготворит, преклоняется перед его талантом, поэтому все происходящие события так или иначе связаны с поэтом. Это был закат Серебряного века, но все действующие лица этой истории - обычные люди, порой странные, чудаковатые, эксцентричные. Как и многие поэты излишне театральные, высокого мнения о себе и своём творчестве.

Я поэзию не люблю, больше предпочитаю прозу. Но как оказалось только не прозу о поэтах.

В 1918 году бесплатных курсов в Петербурге было великое множество: от куроводства до изучения египетских и санскритских надписей. Но будущая Ирина Одоевцева (это литературный псевдоним) пришла в Институт живого слова, где читал лекции Николай Гумилёв. 

Поэт стал её учителем, старшим товарищем, а через 60 лет – центральным персонажем воспоминаний «На берегах Невы».

В книге только четыре года – до 1922-го, когда Одоевцева эмигрировала в Европу. Но для застенчивой поэтессы с бантом в волосах это лучшие годы – время, когда поэзия востребована как хлеб, а Александр Блок ещё жив и даже доступен.

Осип Мандельштам, Фёдор Сологуб, Алексей Ремизов, Андрей Белый – память Одоевцевой позволила и через много лет воспроизвести разговоры, события и ощущения того времени.

- Гумилёв верил в свою гениальность, и не стеснялся своей безграмотности. 

- Его сын Лев, подученный кем-то из взрослых, говорил: «Мой папа поэт, моя мама истеричка». Мама – Анна Ахматова.

- Надежда Мандельштам первой начала носить мужские костюмы, чем страшно раздражала своего мужа (костюмы были его).

- На гонорары от публикаций кормился разве что Блок в первые годы брака – когда писал много, а ел одну гречку. И Сологуб.

- Морковный чай, вяленая вобла и каши – весь рацион.

Мемуары Одоевцевой не похожи на «Некрополь» Ходасевича. «На берегах Невы» – воспоминания поэтической души, которая и спустя 60 лет преклонялась перед мэтрами.   

Рекомендация: слушать в прекрасном исполнении Инны Сытник.

Взяться за эту книгу я не решалась долго. Все вокруг твердили, что книга просто невероятная, потрясающая, умопомрачительная, и что мне обязательно следует ее прочесть, но что в ней такого замечательного, объяснить мне никто не мог. Восторг и неумение обосновать рекомендацию меня настораживали, по сему из шести серебряновековых книг, заданных в институте, И. Одоевцеву я отложила на самую дальнюю полку, надеясь, что может дело до нее еще и не дойдет. Дошло...
На первой странице автор утверждает, что пишет не о себе, а исключительно о своих современниках: "Я пишу не о себе и не для себя, а о тех, кого мне было дано узнать «на берегах Невы». Я пишу о них и для них.", но далее следует безудержный поток ее собственных мыслей, переживаний, ощущений, впечатлений, однако писать о себе она не собирается...
Что Гумилев, что, хотя и от части, сама Одоевцева, все считали себя великими поэтами, особенно Гумилев. Безусловно, все мы тщеславны, но со стороны это ужасно раздражало, а на первых страницах практически выводило из себя. Временами так и хотелось сказать: "скромнее надо быть, уважаемые.". Но, когда я дальше почитала стихи Гумилева, я была готова это ему простить. Он таки смог меня покорить. Хотя нет, не он, исключительно его стихи.
Потом я стала более благосклонна к автору и отдалась созерцанию ее жизни, хотя съязвить порой все еще хотелось. Все время я сравнивала ее с Ниной Берберовой, и до середины книги мое предпочтение принадлежало последней. Хотя, скорее всего, дело лишь в том, что "Курсив мой" я прочла прежде. Собственно говоря, чем-то эти две женщины похожи друг на друга, и, в тоже время, являются полными противоположностями. Их объединяет принадлежность к одной эпохе, к одному роду занятий, небольшая разница в возрасте, один и тот же круг общения, но на этом, пожалуй все. В то время как Нина Николаевна любит смотреть на всех со стороны, не принимая участия, Ирина Владимировна находится в самой гуще событий, со своим неизменным бантом и с остановившимся от восторга сердцем. Кажется, между ними существовало некое соперничество, хотя, возможно, мне это только кажется. Но то, что в их книгах нет практически ничего друг о друге, и что обе книги вышли с разницей в 2 года, наводит на соответствующие мысли. Еще, на сколько я смогла выяснить, Ирина Владимировна была за что-то обижена на Нину Николаевну, за что-то, что она как раз упомянула в своей книге. Сначала мне даже казалось, что "На берегах Невы" - это своего рода вызов Нине Берберовой, но потом выяснила, что вышли книги в обратном порядке: первой была как раз И. Одоевцева.
Эту книгу вполне можно было бы назвать "Одоевцева и Гумилев" - их двоих в ней больше чем кого бы то ни было. Впрочем, это легко объяснить: вся книга пронизана нескрываемым, безудержным восторгом от происходящих с автором событий, и Гумилев был неотъемлемой их частью, даже большей частью. Он был наставником, учителем Одоевцевой, и ревностно следил за своим главенством в ее списке. Но все же не уследил, и первая ученица Гумилева стала, хм, первой и единственной женой Г. Иванова, который, кстати, оказывается ИвАнов, а не ИванОв, что стало для меня полнейшей неожиданностью. Всегда подтянутый, элегантный, имевший репутацию насмешника, он стал моим "любимым героем", так что теперь непременно хочется прочесть его биографию. А вот его стихи, по крайней мере те, что были представлены в этой книге, нисколько не впечатлили, но это тоже нужно еще проверить.
Чудаковатый Мандельштам, не менее чудаковатый, но в другую сторону Белый; непонятный, сперва немножко даже противный, но в результате очень по-своему милый Кузьмин; отчужденный и будто усталый Блок; очень милая и неожиданно простая Анна Ахматова и еще множество великих людей, о которых вспоминает Ирина Одоевцева с безграничным теплом, с нежностью, да что там, с огромной любовью. Кажется, будто сама я постояла рядом с каждым из них, а не прочла написанную полвека назад книгу о событиях столетней давности. Когда книга перевалила за середину, я поняла, чего же мне не хватало у Нины Берберовой. Ее книга понравилась мне вроде бы всем, но как будто чего-то не доставало, и этим чем-то оказались эмоции. Да, именно эмоции, а не хронология событий, приведенная Ниной Николаевной. И неважно, что о себе Одоевцева писать не собиралась. Главное, что написала, и что написала именно о себе, что бы она при этом не думала. Теперь мне больше не хочется откладывать ее книги в долгий ящик, а хочется поскорее приступить к второму тому воспоминаний, и очень жаль, что третий том дописать она не успела. Еще одной неожиданностью для меня было узнать, что Ирина Одоевцева - это псевдоним. На мой субъективный взгляд Ираида Гейнике звучит куда более эффектно и необычно, но моего мнения, как всегда, никто не спрашивал...
Книга и в самом деле оказалось отличной, но то, что я оставила ее на потом - даже к лучшему: все предыдущие по сравнению с ней кажутся сухими и бездушными. По крайней мере, такого живительного восторга в них точно нет.