Ваша оценкаРецензии
Аноним23 июня 2025 г.В прекрасном и яростном мире (рецензия Forever Young)
Читать далееЕсть что-то по детски-таинственное в том, когда читаешь книгу, в пейзажах рассказанной истории: так и кажется, что если нечаянно умрёшь, то ангелы не заметят этого в общем сиянии красоты смерти и искусства, и ты просто станешь частью красоты текста и мой смуглый ангел возьмёт голубой томик Платонова, будет читать на диванчике, уютно подложив под попу, свою правую ножку в белом носочке, словно крыло, и скажет вслух: ну почему он так долго не пишет мне? Может с ним что-то случилось?
И со строчек рассказа, ласково прольётся на неё загрустившая красота, и она вспомнит мои голубые глаза, и мою взъерошенную с утра тёмную причёску, похожую на перепуганную травку, бегущую к ногам, под вечерним ветром, как сказал бы Платонов, и за милым окошком на 23 этаже, блеснёт голубым светом — гроза, и моя душа, словно ребёнок, прижавшийся носиком света к окну, прильнёт к стеклу, и голубой томик Платонова выпадет из рук смуглого ангела и она… проснётся, с моим озябшем именем на устах.
Я к тому, что хорошо читать книги о грозе — в грозу, или книги о море — на море. Или книгу об ангелах… вместе с ангелом.
Сейчас за моим окном идёт дождь и гремит гром. Дождь — лунатик. Мой друг. Он колобродит ещё с ночи и ни как не может проснуться, а окликнуть я его боюсь, чтобы не испугать: даже выходил к нему на улицу и шёл рядом с ним и читал ему стихи о самой прекрасной женщине в Москве и московской области, о смуглом ангеле, и дождик на миг останавливался, мечтательно улыбался и поднимал к небу своё голубоглазое лицо, и шёл дальше..Паустовский обожал этот маленький рассказа Платонова о братике и сестрёнке, отправившихся в путешествие во время грозы.
Вроде бы милая и простая история, в милой чеховской тональности Одиссеи детской души — через жизнь и преграды.
Почти сказочная история, невероятно лиричная и нежная… рассказанная Платоновым, мастером экзистенциального ада.Звучит так же невероятно, как если бы Ким ки Дук снял милый фильм о первом поцелуе… без убийств и смертей уже в первые 10 минут фильма. Весь фильм был бы сплошной нежностью.. и зритель, зная, что это Ким ки Дук, седым бы ушёл с кинотеатра, потому что до последнего бы ждал, с трепетом, что в конце — все всё равно умрут, и это ожидание его бы и измотало: это как поставить приговорённого к стене и дать ему там простоять — неделю. Кто не поседеет от такого, просто смотря на синичку, на травку и грустно улыбающуюся тебе девочку?
Но это же Платонов… потому рассказ не так прост, как кажется.
На самом деле, это мрачный шедевр Платонова, который проглядели многие, относящиеся к нему просто, как к милому рассказу о детях.
В некотором смысле, это рассказ об аде, и тенями ада испещрён весь рассказ.
Что это за ад? Утрата ребёнка.
Нет, не в смерти — в жизни.В апреле 1938 г, был арестован единственный сын Платонова — Платон (Тошка). Ему было всего 15 лет.
Он был обвинён в участии с террористической организации и ему грозил расстрел.
Что делала эта «террористическая организация», когда их схватили? Танцевала с девочками на вечеринке.
Вот такая была «страшная» организация. там просто любили и страдали от любви. И правда, что может быть страшнее? Я не шучу.Дело в том, что на одной из таких «вписок» сталинских времён, старший товарищ Тошки, подговорил его шутки ради, написать анонимное письмо немецкому гражданину, живущего на Тверской, с целью розыгрыша (письмо было шпионским).
Подростки доигрались..
Вполне вероятно, что этот старший товарищ Тошки, был агентом НКВД, и — метя в Платонова и мстя ему, (а его книги к этому времени уже запретили и Сталин лично знал Платонова и на его рукописях писал: мерзавец! сволочь!), изувечили судьбу сына.Платонов ужасно переживал этот ад. Его жена, Мария, даже хотела покончить с собой. Думали даже.. о самоубийстве вдвоём, если с Тошкой случится самое страшное.
Вполне по японски, да? Платонов в прошлой жизни точно был японцем..
За Платоновым приставили слежку. На Лубянку летели записки: Платонов сам не свой, чернее тучи.. ходит как потерянный лунатик по улицам.
Или: прошло два месяца. Вроде уже не так убивается. Что то пишет..
Писал Платонов — Июльскую грозу.
Писал он и.. Сталину. Удивительное письмо, на самом деле, где он фактически предлагал себя — в заложники, вместо сына.Мол, это он недоглядел за ним и это его вина.Сюжет рассказа довольно прост, но наполнен дивными символами.
Девочка Наташа, девяти лет, и её четырёхлетний братик Антошка (эхо сына Платонова — Тошка), отправились от дома родителей, к бабушке: путь всего 4 часа (тоже символично: путь — длинною в жизнь ребёнка, по числу, по крайне мере).
Бабушка их ждёт и уже приготовила теста для блинов, а они всё запаздывают.В самом начале рассказа, уже мелькают мотыльковые тени ада и чего-то настораживающего: колосья ржи, по которой идут дети, склонились от солнца, как старички..
Девочка идёт по ржаному полю с социалистическом раю… но она с тревогой и мурашками смотрит и на небо и на ржаное поле, словно от туда может появиться некое чудовище и она готова защитить братика.Вроде бы море ржи.. красота и рай. Чего ещё ждать от него? По такому морю ржи, вполне может пройтись Христос.
Но вместо Христа и чуда, — ждут, чего то зловещего. Словно снова умер Христос и по морю может идти только тьма, ужас и смерть.
Наташа — умничка и поэтесса. Она вспоминает, как по вечерам она смотрела на звёзды возле дома и мать выкликала её с крыльца: мол, иди домой, ещё насмотришься, наживёшься..А сверчки так и поют. Мне иногда кажется, что по ночам, сверчки и звёзды, переговариваются друг с другом на своём языке и стрёкотом сверчков и кузнечиков и звёзд, бьётся в одном ритме, как Азбука Морзе из света, и кажется, что это звёзды стрекочут: так в детстве я поймал кузнечика вечером и думал, что поймал звезду: звезда стрекотала у меня в руке и могла её пронзить в любой миг: кузнечик был как самурай — с тёмным мечом.
Я хотел отнести эту стрекочущую звезду с мечом, удивительной девочке, с глазами, чуточку разного цвета: смотри, солнце (тьма кругом) я поймал для тебя звезду и она ранила мою ладонь..
Моя ладонь кровоточит от любви к тебе.. (я хотел, чтобы она кровоточила, но звезда-кузнечик, был перепуган не меньше чем я, и ладошка моя осталась целой и мне было стыдно за неё).Но я отвлёкся.
Как я уже писал, Наташа — умница. Она как вторая мама, заботится о братике. Готова защищать его и от монстров.
Она даже сняла с головы своей платочек и повязала на головку братика, потому что.. он будет похож на девочку, а девочку могут и не тронуть.
И тут снова тень боли и ада Платонова: его сына — тронули. Это что же за рай такой, где мальчиков трогают?
Братик уморился идти, и заботливая сестрёнка взяла его на спину.
Чудесный образ: солнце, бескрайняя, как море, синева, поле ржи и два ребёнка идут по ней, словно по морю… и мальчик у неё за плечами — словно её крылья. Дурашливый комочек крыльев, ещё не раскрытых.И какая же сказка, без сказочных встреч? Но это ведь Платонов. Потому наши дети встретили не говорящее дерево, а лежащего в траве бредящего гуся, шепчущего: мама...
Шутка. Они встретили худенького старичка-почтальона. А в космогонии Платонова — это почти ангел.
Разумеется, Наташа побледнела: она готова броситься на него, как кошка, если он только посмеет причинить боль её братику.И тут сияет Платонов во всём своём блеске: строчка, как блеск грозы во тьме: когда он видел лица детей, ему тотчас хотелось умереть..
Непрожитое счастье пронзало этого человека. Встреча с детьми, как встреча с утраченным раем. Страшно это, прожить жизнь и так и не прожить счастье. Умереть без счастья, всё равно что дважды умереть, умереть.. ещё до смерти.
О мой смуглый ангел, неужели мы так и не будем вместе и не исполнится счастье всей моей жизни.. всей нашей жизни?
Как смешна и мимолётна смерть, перед бездонным, как глубокий космос, ужасом осознания, что мы не будем вместе..Дети приходят к бабушке. Та вся истомилась уже. Как и тесто: всем известно, что души бабушек в переживании, убегают как тесто. Иногда — навсегда.
Пока бабушка сияет счастьем и спустилась в погреб за вареньем, девочка осматривает избушку.
Это странная избушка. Кингу быть может снились такие избушки: две мухи сонно бьются в окошко и жалят воздух своим звуком.
На стене висит портрет дедушки, ещё молодой, с милыми усиками.. сидит на лавочке, приставив к виску — револьвер. Рукой придерживает на коленке — письмо.
Обожаю Платонова за такой мрачный юмор. Вот это я понимаю семейное фото. Есть на что посмотреть.
А за кадром строки ты понимаешь.. что это мрачные мысли Платонова о самоубийстве.Собственно, а жив ли дедушка, с такими наклонностями?
Вроде жив. Бабушка её ругает, но нежно. Вечно то он пропадает на озере своём, с удочкой.
Всё ждёт чего то: то звезда подлетит к Земле и осветит её своим дивным светом, то ещё чего.
В общем, в раю социализма.. дед ждёт конца света. Ждёт с радостью.
А в этом время, почтальон-старик лежит в траве и дремлет и по его лицу ползают муравьи и жалят мухи.
Он словно бы умер..
И по ребёнка, оставленного Наташей за столиком, жалят мухи.
Он так мило кричит сестрёнке: меня мухи едят! Иди сюда!
А увлечённая сестрёнка отвечает из другой комнаты: пусть едят. Погоди ты, сейчас приду..И вот тут ты понимаешь,что что то не так с этим зачарованным домом, где бабушка сражается с петухом, который хочет пропеть какую то страшную весть, где дедушка ловит рыбу на озере Стикс и ждёт конца света, как счастья, где две мухи, словно призраки.. старика и старушки, бьётся в окошке, а сама старушка спустилась в погреб и её голос доносится из тьмы.. словно она под землёй лежит и разговаривает с детьми.
Да и дверь скрипит так, словно ей больно и её никто не чинил уже давно. Словно в этом доме никто не живёт уже давно.Если бы я ставил этот рассказ в театре — меня бы выгнали из театра, а полиция повалила на землю и заломила руки, и седая девушка выбежал бы из театра и крикнула бы: мерзавец! Идиот!! Пришла на детский спектакль и.. поседела!
Да, я бы в театре изобразил, что дети пришли в избушку и застали бабушку и дедушку — мёртвыми.
Иначе как объяснить, что дети, так и не дождавшись бабушку из погреба, из царства смерти и тьмы, так и не поев блинов, чуть ли не в ужасе убежали домой, хотя надвигалась гроза?И тут начинается Платоновский рай: дети в ужасе бегут под грозой и дождём (длинные волосы дождя, как у старухи, свисали с тучи: эта обмолвка Платонова не случайна: умершая старушка словно бы оберегает детей, как ангел).
Они переживает экзистенциальное счастье красоты и мощи природы: души, на краю смерти, испытывают всё более ярко, словно бы проживают — года, за минуты.Просто потрясающий по силе момент, когда Наташа, кроха сама, так повзрослела за эти минуты близости к смерти когда за ними, как в Эдеме, гналась гроза, словно небесный змей, сжёгший дерево рядом (поэзия Платонова: и он словно зацвело! Поэзия вдвойне, ибо это отсылка к нереальному образу зацветшей яблони в Эдеме, т.е. ещё до плодов, т.е. — Древа Познания, совершенно безопасного: может цветущая яблоня в Эдеме это и есть Древо Жизни? Может это юная жизнь и есть: пока не обратитесь в детей, не войдёте в царствие небесное..
Иногда, в мрачном и безысходном настроении, мне кажется.. что это евангельская строка, единственное, что есть от Христа в Евангелии. Всё иное от — от людей.), она заслоняет своим худеньким телом — перепуганного братика, простёршегося на земле, заслоняет — от града, ранящего её, и понимая, что смерть быть может близка она по женски вскрикивает, именно по женски, а не по детски, всей душой перепуганной и вмиг повзрослевшей: она понимает, что братик может погибнуть.
Последние страницы рассказа — словно бы продолжают миражи сна, то тут то там, как трава, прорастающие в тексте.
Платонов — мастер растушевать границы жизни и смерти, ввергнув сюжет — в ирреальность.
Дети благополучно добираются до дома, где их ждёт и дедушка и ещё какие то люди, спасающиеся от дождя. Они ведут какие то взрослые, бесконечное важные и.. пустые разговоры о быке, которого должны передать от Совхоза — родителям.В эстетике Платонова (рассказ — Ещё мама), бык — это древнейший образ смерти.
Тот самый старичок почтальон, который им встретился в начале рассказа, относил письмо об этой вести (весть о смерти?) родителям.
Собственно, именно этот старичок-ангел и спас перепуганных детей в грозу и взяв их на руки, словно ангел, донёс их до дома.
Другими словами — дети погибли в грозу. Рай утрачен. Древо Познания охвачено огнём..
В общем, все умерли. И дедушка с бабушкой, и дети..И не просто так, начальник рыжеватый, (образ Христа), гостящий у родителей, забирает у отца детей это письмо, где ему поручают бычка: он так легкомысленно отпустил детей в ад грозы. Как он может за бычком смотреть?
И в этом образе, скрыто и тайное покаяние Платонова: он, отец, не доглядел за Платошей, когда его арестовали.
Это было покаяние и перед сердцем и перед.. Сталиным.
Но не думаю, что Сталин считал все бездны рассказа Платонова. Фактически, этот рассказ — дуэль со Сталиным.Рай социализма и детства, такими милыми красками нарисованным Платоновым, что даже Паустовский умилился, на самом деле — морок и мрачный, чеширский мираж, в котором умирают и пропадают дети, и в голодное время, в котором умирают дети, словно в рассказе Достоевского «Мальчик у Христа на ёлке», где замерзающему у праздничного окошка, мальчику, умирающему, в последнем сне снится, что его обнял Христос и согрел, так и тут — среди голода и ада конца 30-х годов «социалистического рая», всё как в сказке — полно еды, блинов, сметаны и море ржи..на берег этого моря и выброшено изувеченное детство.
Но повторюсь: это тайное, 4-е измерение прочтение рассказа. Его можно читать и по «паустовски», и рассказ будет вполне себе милым и нежным.Платонов в этом рассказе исполнил свою мечту о дочке.
На книге с рассказом Июльская гроза, которую он подарил своей подруге, он сделал такую надпись: дарю эту книгу — вам, так похожей на мою прекрасную дочку, которой у меня никогда не было и не будет (цитирую по памяти).
Платонов ошибался. Благодаря Шолохову, сына Тошу, удалось вызволить из «грозы» лагерей. Но слишком поздно. Он вышел смертельно больным и изувеченным.
Успел жениться и умер. Его жена рожала, а Тоша умирал в другом городе. На руках у Платонова, который заразился от него туберкулёзом, сведшего и его, в могилу.
У Тоши родился сын Саша (которого потом захотел усыновить Платонов, но ему не разрешили)
В 1944 году у Платонова и Мари, родилась дочка — Машенька.
Полыхала война, словно гроза...32800- Аноним13 сентября 2019 г.
Богоматерь цветов ( Статья )
Читать далееЧасть 1.
Творчество Платонова многим кажется мрачным, но между тем, у него есть очень много пронзительных рассказов о детях, вот только... эти рассказы написаны как бы для трагических детей из романов Достоевского, вообще, детей, какими их видел Достоевский: они чуточку не от мира сего; им не нужно лгать, притворяться... они уже многое знают и чувствуют.
Ещё Мама - выделяется из всех рассказов Платонова о детях своей метафизической глубиной, почти Набоковской игрой знаков и символов: на нём лежит совершенно Пушкинская, евангельская простота и свет: не понятно, почему на этот удивительный рассказ в платоноведении нет статей и исследований: данная статья - попытка исправить эту ситуацию.Рассказ проходят в ранней школе, классе в 3-5.
Детям он нравится... мамы и учителя его особенно любят, видя в нём нечто милое, светлое...
Но на самом деле, в этом маленьком рассказе, уместившемся на 7 страницах, похожего на утраченную и переработанную притчу Будды, рассказывается история человечества и... экзистенциальный ад жизни.
Такое бывает: во сне мы - дети, играем с какой-то милой и мерцающей солнцем безделушкой, которую нашли в цветах.
Рядом проходит незнакомый человек - ангел, но мы ещё не знаем об этом.
Он останавливается и грустно улыбаясь, смотрит на нас... он один знает, что мы нашли в цветах - обыкновенный ад.Внезапно, небо над нами покрывается тёмными грозовыми тучами; мрачно шумит листва деревьев...накрапывает дождь, но необычный, ранящий цветы и лица людей.
Кажется, лица цветов, людей, лицо самой жизни - беспричинно плачет, а почему - неизвестно.
Мы переводим взгляд с ангела, расправившего крылья, на свою ладонь, с милой безделушкой... и в ужасе замечаем, что по пальцам, на цветы, капают алые капельки крови...
Мы ещё не чувствуем боли, но чувствуем что-то, вспоминаем что-то мучительно-важное... вот-вот вспомним: с уст срывается душераздирающий крик...
Ангел подходит, простирает над нами сияющий зонтик крыла, закрывая от усиливающегося дождя, сокрушающего уже милые деревья, людей, города... весь мир.
Коктебель 1936 г. Андрей Платонов, его жена Мария и сын Платон.Дата написания рассказа - неизвестна. Ориентировочно - 36 год.
Мне же думается - 37, или даже 38.
Почему это так важно? Рассказ является трагическим предчувствием крестного пути юного сына писателя - Платона, схваченного в 38 г. и отправленного в лагеря.
В 37 г., в письме жене Марии, Платонов пишет, как из окна поезда видел, как дети сквозь метель идут в школу...
В мире ещё царствует девственный сумрак, солнце закрыто тучами, словно его отменили и оно не взошло... словно мир умер, а истомлённые дети, идут куда-то по привычке, идут в школу, которой, должно быть, уже нет.. идут сквозь метель, похожую на звёзды... жалобно наклонились от напора звёзд и ветра - вперёд: Земля сошла с орбиты, убыстрила вращение, безумие своё... звёзды колют лицо шёлковым холодком... а дети идут к своей цели, в ничто: сквозь метель звёзд слышится призрачный голос мамы; одна звезда сияет ярче всех...
Разве это не экзистенциальная аллегория жизни человека, трагедии детства вообще?После войны Платонов напишет ещё одну чудесную притчу о ребёнке: Разноцветная бабочка.
Ребёнку наскучила любовь матери, её опека, и он устремился за прелестными бабочками в лес... устремился за душою своей.
Бабочки порхали в ночи провала земли, в зловещей бездне... он не заметил, как оступился и провалился в бездну.
И лишь на дне бездны, среди тьмы и обезумевших, равнодушных бабочек, он осознал, как любил свою маму, что в ней - была его душа недопетая.- Мама! - позвал он в каменной тишине и заплакал от разлуки с матерью...
Мальчик раздирал в кровь пальцы, рыл эту пещеру, ночь земли, гору, желая пробраться к матери.
А мать томилась по ребёнку своему, годами ждала его, искала по миру, и порой ей казалось, что её сын идёт по небу, по звёздам.. млечному пути.Был вечер 43 г. Не было времени года, просто - вечер.
Матери Платона позвонили из больницы, сказав, что её сын умирает: в лагерях он подорвал здоровье, заболел туберкулёзом.
Совсем ещё мальчика, тихого, бледного, перевезли домой, умирать.
Платонов срочно вернулся с фронта, где работал военным корреспондентом, воскрешая в своих рассказах убитых солдатов, даруя им бессмертие и вечную юность.
Андрей Платонов, чья мама была дочерью часовщика, до последнего надеялся на чудо.
Он спрашивал свою знакомую: где можно купить часы?
Подробно описывал, с почти отсутствующим взглядом, отсутствующими руками, как бы показывающими в воздухе что-то нездешнее, какие-то редкие часы, с особенным ходом..
Знакомая почти не слушала Платонова, смотря на его руки, чёрное, вогнутое от страдания лицо..- Знаете, - запинающимся голосом говорил Платонов, - может быть, это ещё и спасёт его.. всё может быть.
Платонов сам толком не понимал, какие часы нужны умирающему сыну...Время текло, капало сквозь пальцы... Где-то далеко от Москвы, в эвакуационном Екатеринбурге, голубым голоском кричал и плакал сын Платона - Саша, которого ему так и не суждено было увидеть.
Платон умирал на руках у Матери: мама, я сейчас тихо-тихо усну... ( и стал холодеть).
Мария закричала. Из комнаты прибежал Платонов и припал на колени к постели сына.
Сын смотрел куда-то сквозь мать и отца, сквозь бледное небо побелки на потолке, и шептал: важное, важное, самое важное... и умер, не сказав самое важное.
Платонов потом запишет в своём дневнике: так мы и умираем, унеся в могилу самое важное.
Мария с сыном Платоном ( Тошей). Алушта. 1927 г.Часть 2.
Рассказ во многом биографичен: семи лет Платонова отдали в церковно-приходскую школу.
В школу я хоть и ходил, но учился больше дома тому, чему хотел, чему учили книги, где не могла укрыться правда
Прелестно, да? в книгах - правды, истины - нет: она сирота и странница кроткая.
С нежностью Платонов вспоминает свою первую учительницу - Аполлинарию Николаевну: я её никогда не забуду, потому что через неё я узнал, что есть пропетая сердцем сказка про Человека, родимого всякому дыханию, траве и зверю, а не властвующего бога, чуждого буйной зелёной Земле, отдалённой от неба бесконечностью.Если посмотреть на рассказ в лицо - он кажется простым, как улыбка ребёнка, пушкински прозрачным.
Но у произведений есть и грустный профиль лица, порою совсем не похожий на лицо, как обратная, девственная сторона листа в осеннем лесу... в нём такая ранимость и нежность... как запястье у несчастной женщины.
Иногда можно влюбиться в такое запястье, иногда слёзы просятся на глаза от таких запястий..
Мы как-то утратили это таинство влюблённого, кроткого взгляда на искусство: нам сразу хочется взглянуть в лицо, прочесть его разом, словно бы мелькнувшего друга в толпе, сказав ему пару слов, и двинуться дальше.
Замри, читатель, перед красотой и печалью искусства на миг, не спеши!
Переведи свой взгляд на хрупкое запястье красоты...Лицо часто лжёт и скрывает душу, печаль.
А малейшее движение руки, запястья, порою говорит на своём, обнажённом языке вечной скорби.
Что говорит лицо рассказа Платонова?
Мальчик в первый раз идёт в школу. Его провожает мать, и он на своём пути встречает милые препятствия, даже страхи свои.
Совсем просто, не так ли?Наткнулся на "прелестнейший" отзыв одного уже пожилого человека ( родившегося в год первой публикации рассказа - 1958) на этот рассказ, в пух и прах его раскритиковавшего, в простоте своего невежества обвинившего Платонова в незнании детей и школы тех лет: мол, как может деревенский мальчик не узнать гуся? Разве на первом уроке дети пишут трудное слово - мама, непонятное слово - Родина?
Важно заметить, что ребёнок сам пишет и букву "Ф", похожую на капюшончик змеи - это начало его фамилии; он пишет инициалы своего рождения, бытия.Наклоняюсь к рассказу, словно к ребёнку, играющего в цветах, что-то нашедшего в них... улыбаюсь печально, вспоминая детство своё...
Начинается рассказ очень просто, даже забавно:- А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду. Правд
- Правда, правда, - ответила мать, - чего тебе ходить.
Внимательный читатель подметит, как рассказ о человеке, душе и ускользающем времени, разлучающего нас сначала с матерью, потом, с любимым человеком, с жизнью, наконец, начинается - с "Я", а заканчивается матерью, целующего своего сына перед новой дорогою в жизнь: рассказ начинается с души и страха ребёнка за себя и свою мать, впервые остающуюся без него - страх повисает и срывается с губ подбадривающего себя ребёнка, и кончается - другими губами, материнскими, сокрушающими этот страх, смерть и разлуку, самое время, прижимая губы к лобику ребёнка.
Простые слова ребёнка и матери... но если замереть на мг после них, прислушаться к их тайному пульсу, то мы ощутим смутные и печальные тени, словно бы мать проговорила эти слова как-то особо, с тихою грустью всеприятия жизни.зни.
Вот мама ведёт осенним утром мальчика в школу, держа его за руку: рука у матери теперь была твердая, а прежде была мягкая..Всего пара слов... но какой чеховский лаконизм!
Как незримо они согласуются со словами матери в самом начале рассказа!
Вот оно, то самое запястье произведения, красоты...
Почему рука - раньше была мягкой? Мама болела? Что-то случилось? Может, она и сейчас не совсем ещё оправилась? И самое главное - где отец? С ним тоже что-то случилось?
Отец, как и бог, вообще мужское, как бы вычеркнуты из плоти рассказа: достоевская тема сиротства души, человека, заброшенного в этот мир без бога.Имя у матери, символичное - Евдокия Алексеевна: Ева.
Ребёнок - первый человек на земле, и мир, девственный мир, стремится ему в сердце, глаза, со всей своей бледно накренившейся скоростью, как крыло неведомой птицы.
Мать замирает с сыном на дорожке, показывая вдалеке на школу, за которой начинается тёмный лес.
Школа выстроена за лето, как по волшебству, из ниоткуда - это жизнь ( причём сделана она из известного всем мифического дерева, срубленного).
Мрачный лес за нею - царство смерти, и сын должен один пройти этот путь.
Расставание матери и сына - похоже на метафизическую муку второго рождения.
Сын оборачивается к матери, говоря:
- ты не плачь по мне и не умри смотри... ты дыши и терпи!Странные слова для обычного похода в школу, согласны?
Платонов изумительно смещает времена и акценты чувств, расставания, рисуя почти ангелическую картину удивительного единения матери и ребёнка при родах, когда один человек, невыносимо и непонятно, но странно-блаженно, становится - двумя.
Мать разговаривает со своим ребёночком во время этих родов, и он грустно отвечает ей.В дальнейшем пути по дороге жизни, в жизнь, ребёнок ощущает фантомные боли материнского существования, отторгнутого от него: что-то нежное, из ветра, ударилось в его щёку и упало в цветы... кто это? Простой жучок?
Кажется, что ребёнок идёт по дороге жизни уже много-много лет: лица деревьев изменились, заострились.. мать - давно уже умерла.
А может, это ребёнок - умер, и мать, по ту сторону смерти, томится и помнит и нём?
Это очень важный момент в рассказе. Об этом жучке, Платонов более подробно напишет в своём рассказе "Железная старуха".
В этом рассказе ребёнок поднял с земли жука, и посмотрел в его маленькое неподвижное лицо и чёрные глаза, глядевшие одновременно и на него и на весь свет.
Далее следует ещё более интимное отношение сердца ребёнка с жуком.Жуки - солярный символ, которым наполнен рассказ, достигая своего пика в имени учительницы - Аполлинария.
Солнце матери зашло, но в ночи жизненного пути, нежно всходит луна, отражающая тихий свет солнца зашедшего.
Таких лун в жизни ребёнка будет много: учительница, своим теплом и участием заменяющая мать, и, как и положено матери, вынашивающей в сердце ребёнка светлые и добрые чувства; другая луна - любимый человек.
В этом смысле, учитывая конец рассказа, важно подметить, что жена Платонова - Мария, была учительницей.
Нездешний и звёздный мир, со множеством взошедших лун...Отвлекшись на жучка, мы пропустили ещё более важный момент в рассказе.
Мать говорит покидающему её ребёнку:- Я тебя ждать буду, я тебе оладьев
- Ты будешь ждать меня? Обрадовался ребёнок, - тебе ждать не дождаться! Эх, горе тебе! А ты не плачь по мне, ты не бойся и не умри смотри, а меня дожидайся!
Евангельские, печальные тени лежат на этом диалоге.этом диалоге.
Боже, и какой печалью безысходной веет от этих слов: тебе ждать не дождаться!
Разумеется, оладьи - очередной солярный символ, только языческий, отсылающий нас уже к Пасхе, смерти и воскресению, возвращению ребёнка к матери... вот только каким он вернётся? Он ли, вернётся?
Подобный трагизм "пасхальной" символики встречается у Платонова в чудесном рассказе "Июльская гроза", о путешествии брата и сестрёнки "на край света".Итак, далее, на пути ребёнка встречается гусь, которого мальчик поначалу действительно не узнаёт, как и не узнаёт многого в этом темно и безумно накренившемся мире, в котором без любви - нет истины и правды, где всё не то чем кажется, где всё, и улыбка глаз девочки, и звезда и птица в ночи... могут ранить сердце до смерти и слёз.
Кто любил хоть раз, тот знает об этом: а на утро, через пару дней... выйдешь на улицу, смотришь - птица, как птица, мило поёт... но почему же она так ранила совсем недавно?
Гусь вообще считается птицей солнца, но и птицей Хаоса, и то, что она ранит ребёнка в ногу - символично и важно, и позже мы увидим почему.Следуя "долиной смертной тени", мальчик замечает странное животное у ворот, повёрнутое к нему спиной и рычащее, загадочным образом видящее его.
Это вход в ад; Ад смотрит на ребёнка. Собака, а, может, волк, весь в репьях: беспризорное, отвергнутое всеми животное, инфернально приблизилось к очагу ада погреться.
Это может быть и с человеком, но вместо репья на шкуре, у человека - иное: страдания, сомнения и страхи.
И только позже ребёнок узнает в инфернальной собаке - Жучку ( заметьте связь этого имени с жуком).
Бог дал отверженному Каину собаку, дабы она его охраняла от враждебного к нему миру.Вот, ребёнок приходит в школу.
Дети говорят о чём-то странном и умном на своём воробьином и взбалмошном языке: о жуках и кишках птиц... о жизни безумной говорят.
Ребёнок не знает жизнь, и, если честно, не хочет её знать. Он любит маму и хочет домой.
Поразителен с художественной точки зрения момент встречи ребёнка и учительницы: она видит, как ребёнок "потерялся" в этом безумном и чуждом для него мире, и, подойдя, наклонилась к нему и прижала к себе, взяв его на руки.
Ребёнок чувствует запах женщины, похожий на материнское тепло: пахнет тёплым хлебом и сухою травой.
С одной стороны, здесь потрясающе переданы запястья обоняния ребёнка, как бы зажмурив сердце, тянувшегося ими к знакомому теплу существования.
В его уютном микрокосме, он был слит с матерью, её запах, её улыбки поступков: еда, ласка, колыбельная...
Вся круглая теплота мира, от солнца и пробуждения, до звёзд и пения птиц, была связана с незримым или явным запахом матери, наклонявшегося к нему всегда, улыбающегося, укрывая от страхов и боли.
С другой стороны, этот осенний запах трав и хлеба - несёт в себе тёмную нотку смерти, словно бы мать уже давно умерла и сын припадает к сухой и осенней земле, к чужому теплу, ища в нём тепло матери.
В этом смысле здесь говорится и о другой матери, чьё тепло мы смутно чувствовали, когда наше существование был тепло разлито в цветах, пении птиц и блеске звезды... но родившись, мы покинули её, но смутно томимся по ней, ища её следы в искусстве, любви..Итак, перед читателем возникает образ женщины держащей на руках перепуганного ребёнка, прижавшегося к её груди.
Это Рафаэлевский образ Мадонны, несущей в мир на заклание, своего сына.
Уже в школе, учительница, подобно Магдалине, омывает раненую ногу ребёнка: стигматы пронзённых ног Христа.
Daniel Gerhartz - омовение ног Христа Магдалиной.Поразительна спираль символики Платонова, её фотографический негатив: если в Евангелии ученица Христа - грешная Магдалина омывает ему ноги, то в рассказе, они как бы меняются местами, и уже учитель омывает ноги ученику.
Более того, именно учительница выступает в роли Женщины-Христа, Софии и вечно женственности, несущей в мир своё вечное и светлое слово.
Кроме того, апокрифическая тональность любви между Христом и раскаявшейся грешницей Магдалиной, находит в рассказе прелестную рифму: учительница для ребёнка становится первой женщиной, лучиком Эроса и любви, тепло коснувшегося его сердечка: первая влюблённость, чистая и светлая.Начался урок... Ребёнок не слушает учительницу, он смотрит в окошко на облака и пение птиц: он слушает сердцем другую маму, учащую его красоте.
Но вот ребёнок в ужасе вскрикивает: в окне - выросло что-то зловещее, тёмное, сверкнув кровавым глазом: это стадо быков перегоняют.
В класс входит старый пастух, весьма загадочный, больше похожий на состарившегося и ненужного миру Христа.
Жуткие черты Ваала мелькают в рассказе, с жертвоприношением детей быкам, как образу бога и смерти.
Но одновременно, это и образ Вифлеема, рождения Христа в хлеву среди зверей.
Пастух просит напиться воды, утоляет жажду и протягивает ребёнку яблочко..( красное, цвета огненного глаза быка, заглянувшего в окно: кошмарный, чисто платоновский символ, в котором угадывается легенда об Ангеле смерти, сплошь состоящего из глаз, иногда дарующего тому, кому рано ещё умирать, но кто вобрал смерть в себя - глаз со своего крыла).На этом образе стоит остановиться подробно: здесь угадываются известные очертания предания утоления жажды Христом у самаритянки пришедшей к колодцу.
Вот только Платонов окрашивает это предание в экзистенциальные тона: Христос - состарился, отвержен миром.
Вместо послушного стада овец - дикие, зловещие быки, способные убить ненароком ребёнка, жизнь.
Образ грешной и безбожной самаритянки - заменяет учительница.
И самое главное - старый пастух утоляет жажду кипячёной водой. Т.е. не живой водой, как в предании, ибо и сам уже мёртв в мире и слово его живое - мертво.
Платонов как бы невзначай упоминает, что он выпил полбака... холодок жалости по спине от этих слов: это сколько должен был пройти несчастный пастух для такой нечеловеческой жажды?
Значит, никто на долгом пути так и не утолил его жажду? Кажется, что он шёл без остановки 2000 лет...
(Удивительным образом тени данного рассказа легли на чудесный послевоенный рассказ Платонова "Следом за сердцем", в котором вновь появится "мама", Евдокия, но уже с другим отчеством.
Сын тоже будет... ну "умерший", пропавший во мгле войны. Будет и долгожданный образ отца, вернувшегося домой. Платонов вновь обыграет инфернальный образ быков, но уже вместо старика-пастуха, их будет вести "по ту сторону жизни" - мальчик, которому суждено воскреснуть, восполнив своим появлением полноту существования новой семьи: Евдокия станет новой мамой, ещё мамой, для сына пришедшего с войны солдата. Круг замыкается... евангельское предание окрашивается в новые, простые и вечные тона самой жизни, любви)Смерть и жизнь смешались. Время остановилось.
Уже не змий искушает Еву, но состарившийся и отверженный Христос, протягивает странному сыну Евы - плод познания добра и зла.
От него одного зависит, кем он будет, как он будет жить, и в этом смысле важны насмешки детей над мальчиком сидящим на коленях у учительницы: толстенький селезень!
Т.е. - гусь, солнце на коленях.
Может, он сам, боль страха жизни, как сказал бы Достоевский, ранил себя по пути в школу и жизнь?
Если истины нет... то человек ещё разлит в мире, в его страхах, сомнениях, красоте, ещё не родился, и ранит сам себя из-за карей листвы мгновений и боли.
Мальчик вскрикивает от этого близкого ужаса смерти, заглянув ей в глаза... закрывает ладонями лицо.
Учительница, ещё мама... откликается всем существом на эту боль и страх ребёнка: не дам тебя ему, не бойся! ( прижимает его к себе).
Ребёнок снова оказался у неё на коленях, затихший от слёз, прижавшийся к доброму теплу женщины.Перед нами уже не картина Рафаэля, а бессмертная скульптура Микеланджело: Пьета.
Мать держит на коленях снятое с креста мёртвое, исстрадавшееся жизнью тело своего сына.
Что-то важное, очень важное он хотел сказать на кресте... Что-то важное хочет сказать мать своему ребёнку, уже в утробе своей... но особенно важное, тёплое и доброе слово, говорит ребёнку учительница, когда с ним нет мамы и грозный, большой до неба мир, мрачно нависает над ним.
Константин Трутовский - Сельская учительница323,1K - Аноним18 августа 2018 г.
Очарованный Странник
Читать далееПомните Блоковское: "Русь моя! Жена моя! До боли нам ясен долгий путь!"
И ещё, о том же, но в тональности революционной разлуки: "Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?"Эта удивительная, обнажённая повесть Платонова, сродни преддверию чистилища перед апокалиптическими романами Котлован и Чевенгур: в повести очаровательна юная поступь гения, сознающего свой дар и крылья за спиной - моментами они раскрываются, цветут в полную силу.
Душа ещё светло распахнута в мир, она надеется и верит, декорации старого мира - рухнули, и в революции человеческой участвует вся природа, и человек нежно входит в природу, идёт вместе с нею, соприкасаясь ладонями, творя новый мир, словно бы он только что был сотворён, а для сотворённого мира - нужен и новый язык, новое сердце, бьющееся ему навстречу.
Как и очарованному страннику Лескова, герою Платонова предстоит пройти в прекрасном и яростном мире свой дивный путь, порою, крестный, дабы в нём родился сокровенный человек, или как сказал бы Камю - родилась бы душа, ибо она не даётся нам в дар, просто так, но с мукой отвоёвывается у мира.Звёзды расплескались по небу ангельским шелестом крыльев, звёздный пожар танцует в небе: перелётные ангелы, сорвались со своих тёплых, райских мест, и летят, летят родные, домой, на Землю, заметая мир ласковой, снежной рябью огня своих крыльев... А на Земле, в их отсутствие случилась - жизнь, случился - ад, и всё смешалось, всё летит к чертям.
Фома Пухов ( в этом имени и неверие и пух, зимний, снежный пух, влекомый ветром ночи), идёт сквозь мгленье падающих в лесу звёзд, деревья изгибаются и стонут, их очертания похожи на цветущие, райские узоры-рощи на заиндевевшем окне, на крылья-папоротники..
Упадёшь в таком лесу, в наметённую, затихшую судорогу звёзд, сердце робко постучится к звёздам, в ночь земли, и душа...
Нет, падать нельзя, ни телом, ни душой.
Не видно ни зги. Звёзды метут и метут, целуют глаза и уста, проступила озябшая радуга слёз на ресницах: мир вспыхнул ангельским цветеньем крыльев!
Вот, сквозь метельный сумрак что-то показалось, какой-то яркий свет, спасение! Свет сладко приближается, его объятия растут, его очи, очи ангела - всё ближе и ближе... ах, это поезд несётся на меня!!
Он всё сметает на своём пути, и за ним, словно есенинский жеребёнок, грустно плетётся тощая лошадёнка апокалипсиса, не поспевая за русской революцией.Начинается повесть в тональности "Постороннего" Альбера Камю.
Там начиналось так: "Сегодня умерла мама, а может, вчера, не помню"
У Платонова нечто похожее, но с русской безуминкой в сердце: "Фома Пухов не одарён чувствительностью: он на гробе жены варёную колбасу резал.." ( в этом смысле Платонов близок к поэтике Цветаевой, писавшей, что первая строка стиха должна быть камертоном всего произведения)
Тут даже за Фрейдом ходить не надо, тут крайняя степень отстранения, грусти, и смутный образ оскопления, почти языческой тоски по жене и желание чуточку умереть вместе с ней, но одновременно, этот ритуал асексуальности, разрывает человека с его прошлым, телесным, чувственным, и он становится на путь к ангелу: сокровенному человеку.
Открыв в утро дверь - звёзды полыхнули в лицо; звёзд на небе уже не видно, они все здесь, родимые, на земле, целые сугробы, гробы снежные...Пухов получает от некоего Рудина путёвку на паровозы-снегоочистители, столь нужные для красной армии.
Хочется заметить, что фамилия Рудин, используется Платоновым не в первый раз: так было и в мрачноватой пьесе "Дураки на периферии", и отсылает нас эта фамилия к тургеневскому роману, где сама судьба в образе Рудина, заломила не то руки, не то крылья, в своей беспомощности будущего перед настоящим.
Рудин - это потерянный человек будущего, следовательно, путёвка Пухову - это метафизический порыв, обращение и зов будущего.
Символика снегоочистителя тоже понятна: на внешнем плане образа - это белые, которые мешают революции, преобразованию мира, на глубинном, тайном уровне, снег - это звёздный саван, смерть, покрывшая землю, в какой-то мистической коллективизации ада забравшая у Пухова его жену.
Бунт против старой жизни, самих основ природы, в которой что-то не так, раз в ней есть безумие смерти - основной тон начала повести.Поезд несётся в ночи, среди звёзд ( аллюзия жизни), в ночи ничего не известно: "помашет издали низкое степное дерево - и его порежут и снесут пулемётным огнём: зря не шевелись!"
Тяжёлые времена, апокалиптические: ангелы затихли, боятся шевельнуться, сердца затихли, человек в человеке - замер... всё движется и живёт как-то механически, с уклона, словно поезд, несущийся в пропасть, поезд-планета, которую все уже покинули, выпрыгнув на ходу, кто в звёздный ад, кто в снежный рай...а ты проснулся в поезде, и ходишь неприкаянный, не понимая, в чём дело, дивясь на улыбки звёзд, прекрасных птиц, летящих блаженно-медленно возле тебя ( словно крылатые рыбы на полотнах Тинторетто), по синему течению скорости поезда, сердца...Фома Пухов - это новое, революционное качество "Идиота" Достоевского, перешедшее в инфракрасное качество существование, ибо милая природа, небо, улыбнулись, и сострадательно наклонились к человеку, к его глазам и сердцу сладким бредом ( тут примечательно и буквальное сближение начала из "Идиота" и повести Платонова - оба героя оказываются в поезде).
Так начинается очарованное странствование нашего русского Тиля Уленшпигеля.
Что примечательно, каждое новое приключение-скитание Пухова свершается по "документам-листовкам" на стене ли, руках ли.. словно бы он листает страницы жизни; как сказала бы Эмили Дикинсон: "Страницы книги - паруса!"
В жизни Пухова вскоре и правда появляются паруса над солнечной вспышкой моря, словно белые ангелы-чайки.Родная стихия гения Платонова - земля, и просто поразительно с каким поистине волшебством а-ля Эдгар По он описывает зеркала цветения волн, глазами земли.
Голубая пустыня моря, вместо брызг, водная, солнечная пыль в глаза и сердце, водные барханы и синие горы со снежной верхушкою пены, а шторм на море... эти голубые стружки исполинских волн - пусть и выдуманных только что мною... словно бы некий ангел строгает лезвием восходящего солнца Древо Жизни; правда, не известно, для чего: для гроба, колыбели или же лодки.
Платонов вводит в Крымское приключение на воде довольно мрачный и тайный космизм: корабли Марс и Звезда, населённые людьми, матросами, плывущими ночью в Крым сражаться с белыми ( почти сказочная, древнейшая образность путешествия богатыря за черту жизни, дабы сразиться со злом в самой смерти и ночи).
Они плывут в смерть, по ту сторону жизни, и 300 писем, написанными ими перед сражением - ослепительно-белые мотыльки, словно души моряков, грустно разлетаются по России, к матерям и жёнам...Звезда тонет в море - это уже нечто из книги Апокалипсиса.
На Марсе люди сходят с ума от шторма и близости не то смерти, не то Земли; словно бы Ларс-фон-Триеровски приблизилась планета-смерть, с Марса вьётся тихой лозой небесная музыка, вьётся к звёздам, счастливым, далёким от безумной Земли...
Платонов использует чисто кинематографические приёмы, описывая замедленное движение перевёрнутого Марса, пролетающего над кораблём Шаня ( имя тихой, несудоходной речки в глубинке России - утраченный рай).
Пишу это, а справа от меня, взошёл Марс, приблизившись к Земле, сладостно замерев в своём дрожащем алом блеске, и словно повторяя сюжет Платонова, перелетает через Землю, через меня... протягиваю пальцы к нему, к музыке неба ( в наушниках играет начало "Танца снежинок" любимого Дебюсси): кажется, что как в фильме "Меланхолия" фон Триера, с кончиков пальцев, перед моим лицом, в ночь вот-вот начнёт стекать тихий свет...
Коснулся прохладной звезды на окне, прищурился, в глазах вздохнула синяя влага слёз, и из кончиков пальцев и правда в небо протянулось что-то бледно-прозрачное, нежное, как птица... словно и у пальцев, касаний, есть своя душа, которую мы не видим, но её ощущают те, кого мы любим, кого касаемся в ночи, как бы проникая за покровы тела, груди, касаясь тёплого сердца, и даже больше...Эта замедленность фокусировки сердца, словно зрачка души, то ширящегося, то прохладно сужающегося, достигает своего апогея в описании смерти Афонина ( образ святого, райского места на земле), когда он видит как в синем воздухе, словно бледные семена смерти, влажно летят, рассекая, зарываясь в воздух, пули: кажется, стоит протянуть руку в воздух, и коснёшься пули, словно задремавшего насекомого над бледной чашечкой человеческого лица, с алой капелькой рассветной росы, стекающей в немую грусть пространств.
Приблизив фокус своего сердца к тайне жизни и смерти, Платонову удалось всего на одной странице встать на те горние вершины искусства - снежные Гималаи страниц, с тёмными, скальными рельефами строк, - на которых не всегда-то странствовали мысли Толстого и Достоевского.
Описание смерти Афонина - по силе равна описанию смерти Ивана Ильича из повести Толстого.
Самоубийство белого офицера, в ужасе осознавшего трагедию не столько гражданской войны, но всего существования:
"Неужели они правы? - спросил он себя и мёртвых, - нет, никто не прав: человечеству осталось одно одиночество. Века мы мучаем друг друга, - значит, надо разойтись и кончить историю.."похоже на в муках преображённого человека в грустного ангела, в конце мира, на мрачной снеговой вершине, смотрящего на все века, грядущие и прошлые, что простёрлись немо перед ним, под ногами.
Оригинальность его самоубийства - могла бы стать основой для нового романа Достоевского, это был бы новый, мистический Кириллов... но летучий и мрачный гений Платонова описывает это вскользь, по-пушкински спеша за своим героем.Словно новый человек в новом раю, Пухов смутно подмечает, что в этом раю - что-то не так.
Подобно герою Постороннего, он смотрит на жизнь со стороны, чуточку умерев.
"В горах и далёких окрестностях изредка кто-то стрелял, уничтожая неизвестную жизнь"В Кафкианских переулочках ночи люди пропадают безвестно... словно их милые, белые лица, трепещущие в сумраке листками с грустными письменами: "Милая, где ты, отзовись!"... "Не ел 4 дня, прекрасная звезда ласково цветёт мне навстречу!"... " Как хочется любить и жить, боже!"... сорвали чьи-то грубые руки со стен времён и ночи, и не осталось их следа даже в вечности, кроме их робких слов, призраками слоняющихся по векам, касаясь губ прохожих...
И всё же, свет весенней радости сочится со страниц повести, как из распахнутых, улыбчивых окон, и не случайно Платонов писал её именно весной, первоначально назвав её - Страна философов.
И правда, весна новой жизни.. люди странствуют в ней, огромной и счастливой, как в начале мира, каждый сам себе на уме, но, как обычно - дураков много, а идиот а-ля Достоевский - только один.
Думать легко, ум заразен, он стремится к обезличиванию, а чувствовать - не каждый может.
У ума строение социалистическое, сотистое, общее, он не терпит инакомыслия, он... мыслит массами, превращает чувства - в мысли, ставит сердце к стенке в ночи, к стенке ночи, как того начальника станции, который живёт в пустоту, тишину своим негромким сердцем, ожидая, что за ним придут в любой момент, за закую-то былую провинность: Платонов вычерчивает экзистенциальный, сартровский образ "мёртвого без погребения", словно бы человека поставили к стенке, и забыли про него...Стоит сказать и о юморе Платонова. Он хоть и грустный, но тоже какой-то весенний, и похож на Рембрандтовы яркие, улыбающиеся тени.
"Ночью Пухов играл с красными в шахматы и рассказывал им о командире, которого никогда не видел".Боже, каких только историй не наплёл Пухов, этот очаровательный предшественник Василия Тёркина, изумлённым строителям рая!
Какие геройства он описывал, словно бы подрабатывая редактором жизни, корректируя то, что только могло случиться.. а какую историю про вручённую ему медаль он выдумал, на которой было выгравировано: "за самоотречение, вездесущность и предвидение". Такие медали ангелам бы давать...
Достоевский где-то писал, что русский человек врёт не из за низости характера, не из корысти, а напротив, из творческой широты души, дабы доставить удовольствие человеку.
Но если...в "раю" нужно врать, приукрашать жизнь, значит, это уже не рай.
Творчество - тоже нежное враньё души, а значит, его не будет в раю. А нужен ли рай без свободы и творчества?
Да и что есть социализм и рай? Счастье всех людей? Некое общее, сытое счастье, отштампованное на заводе вечности? Чем тогда оно отличается от капитализма? Сыто поесть для желудка и глаз, и закрыть сердце на ужасы ада вблизи от тебя, дабы не мешать "пищеварению"? Нет, спасибо...
А нужно ли такое счастье? А если захочется своего, маленького счастья? Его отберут, сломают, как тот бесконечно грустный кораблик "Нежность"?
"Мастерство - нежное свойство" самой души, которую хотят поломать, обезличить, сделав частью мирового холодного механизма.Пухов развивает мысль Достоевского о мировой отзывчивости русской души: не будет счастья, социализма, рая, если у каждого будет своя родина, если родину "размажут" по всему миру, нужно весь мир сделать своей родиной, и тогда каждый человек - будет братом, и звезда - будет сестрой.
Пухов устал от вскипающего шума пространств и времён, от дураков революции, которым всегда нужно чему-то молиться: богу ли, мысли ли, свергшей бога, революции ли...
Хотелось бы уйти от этого безумия, уйти вон в то голубое поле, что плещется на горизонте..
Это томление души по вечности и звёздам Платонов описывает в удивительном, антеевом эротизме спиритуалистической, обнажённой близости с умершей женой.
"Пухов шёл, плотно ступая подошвами. Но через кожу он всё-таки чувствовал землю всей голой ногой, тесно совокупляясь с ней при каждом шаге."Любопытно, что у Бунина в его "Тёмных аллеях", акт совокупления мужчины и женщины в номере поезда, стыдливо оттеняется, очерчиваясь, шёлковым стуком шагов по мягкому коврику в коридоре: шаги удалялись, становились прозрачнее, нежнее, и, наконец, словно бы на век, блаженно и тепло сливались с карей и терпкой тишиной ковра ( цитирую Бунина по памяти, так что, мог и наврать, простите если что).
Платонов же выворачивает этот стыдливый эротизм наизнанку, и берёт его в изначальной, буквальной тактильности образа соприкосновения обнажённого тела с землёй.
Так мог ступать Адам в раю, а точнее, Ева ( Адам в переводе с иврита - алая земля); налюбовавшись девственными звёздами и птицами над листвой, с улыбкой счастливой женщины, она робко, нежно, подходит по тёплой и тихой земле к задремавшему на ней Адаму, открывшего глаза и смутившегося не то от своей первой поллюции, не то смутившегося обнажённой Евы, звёзд с прекрасными птицами, которых он словно бы касался во сне...Что интересно, этот адамический эротизм Платонова мрачно перекликается с утраченным раем, обретённым адом, в его поздних работах.
Антеева ласка земли, совокупления с землёй обретает кошмарные, мучительные черты: нежное солнце эроса заслоняет луна Танатоса.
Молодой человек умирает, пронзённый пулями, падает на землю, со слезами на глазах обнимает её последней, девственно-тёмной лаской любви к жизни, и семя тихо истекает из него вместе с душой, природа ласково берёт в себя и то и другое: всё свершается словно на могиле умершей Евы...
"Дванов в первый раз узнал гулкую страсть жизни и удивился ничтожеству мысли перед этой птицей бессмертия, коснувшейся его своим обветренным трепещущим крылом".Опавшей, карей листвой с древа жизни, птицы летят вместе с поездом в сторону солнца, заметая пространства и лица прохожих своими крыльями.
Поезд несётся стрелой, он проносится мимо сверкающей прелести рек, но люди в поезде, с тихими душами, заросшими жизнью, не знают, как они называются... поезд летит мимо милых и пёстрых городков, но люди не знают их названия... Кажется, что они забыли и самые имена солнца, человека, неба...
Быть может, Пухову снится, что мир давно уже кончился, оборвался в сомнамбулический обморок обветренных пространств, как иногда обрываются рельсы во сне.
Поезд несётся в каком-то немом ужасе мира, среди безымянных вещей и явлений.
Пухов открывает глаза... на лицо, словно тёплая и бледная ладонь матери, лёг тихий, весенний свет родного пейзажа в окне.
Что-то нечаянное пробудилось в душе, что-то из детства, когда мир был чудом и жена бегала по цветам весёлой и озорной девчонкой...но одновременно, в душе что-то умерло, погасло навсегда.
Если в душе, в жизни, не происходит что-то нечаянное, значит - душа ли, рай ли, зарастают голубой травою неба.
Не знаю, счастливое ли окончание у этой повести, или нет, но мне оно почему-то напомнило заключение "Идиота" Достоевского, только с тем отличием, что сам мир нежно сходит с ума, любуясь на счастливых птиц в небе, на светлую улыбку листвы... Господи, только бы не переводить взгляд ниже, на землю, где люди!!
Christian Schloe323,1K - Аноним5 мая 2025 г.
Мой крылатый друг (рецензия andante)
Читать далееВ детстве, мне было безумно интересно, — так же интересно, как вопрос: а есть ли жизнь на далёких звёздах? — а почему не все птицы улетают в жаркие страны, осенью?
И не менее интересно было узнать: а рассказывают ли прилетевшие птицы о райских, жарких странах, нашим «невыездным», как Пушкин, птицам, воробьям, например?
Неужели не было-таки ни одного воробушка, не заинтересовавшегося этим чудом: а куда улетают все птицы осенью?
Может там есть что то чудесное, что от меня скрывают?Только представьте, что осенью, люди вдруг массово уезжают куда-то… ваш большой дом — пуст. Вы в нём один. и улица блаженно пуста. Даже машин нет.
Это же… жутко, и чуточку прекрасно. Или наоборот.
В детстве, я искренне верил, что это редчайшее явление массового лунатизма птиц, и, стоя осенним вечером на коленях на подоконнике, прижавшись лобиком и душой к доверчивой синеве окна, я почти молился этим птицам-лунатикам.
Иногда молюсь им и сейчас, стоя у окна и томясь по смуглому ангелу, и думаю вслух, губы мои думают и мечтают: вот бы сны влюблённых, по ночам, словно перелётные птицы, улетали к звёздам, или… в Акапулько, да хоть в Урюпинск!
И там бы тайно встречались..
Тогда расставание было бы легче переносить и люди бы меньше умирали от любви.
Что есть сердце наше, как не трепыхающийся, озябший воробушек в белых, и тоже озябших пальчиках бесприютного ангела?Платонов написал пронзительную сказку для взрослых.
Порой кажется, что озябшая и бесприютная душа Андерсена, зашла в комнату Платонова, уселась в уголке дивана и тихо заплакала, и вместе они написали что-то таинственное, новую версию Дюймовочки… если бы её снимал Ларс фон Триер.
Если честно, у меня опускаются руки, когда на просторах интернета натыкаюсь на рецензии на произведения Платонова.
Всё равно что увидеть, как томиком Цветаевой, подправляют ножку книжного шкафа, или скрипкой Страдивари, выбивают ковёр.
Польза от этого есть? Да, но больше похоже на день (ночь?) открытых дверей в психбольнице.
Хочется отобрать у таких людей и Цветаеву и скрипку Страдивари.. И томик Платонова, и скрыться в лес.
Играть на скрипке я не умею, но попробовал бы… пугая лесника и очаровывая снежного человека и синичек. Или наоборот.А потом, устроил бы в скрипке гнездо для ёжика, обнял бы скрипку… и ёжика перепуганного (не мной. Хотя...), и тихо заплакал бы в траве, по моему смуглому ангелу: вот до чего я скатился, любимая моя, в муке тоски по тебе!
Ты наверное думаешь, что я уже забыл о тебе и развлекаюсь с женщинами? Какое там! В лесу, озябший, сплю с ёжиками и скрипкой Страдивари! А хотелось бы с тобой…
К слову, по своей зачарованно-экзистенциальной атмосфере, рассказ Платонова напоминает гениальный мультик Юрия Норштейна — Ёжик в тумане.
Это именно русский дзен: путь бесприютной души — в тумане мира, души, затерянной в мире, словно лермонтовский парус.
Души — умирающей в мире — без любви и без друга, словно друг и любовь, это такое же жизненно необходимое качество для человека, как воздух, свет солнца..
Просто мы забыли об этом: кто может обходиться без друзей и без любви, тот не мудрый.. а скорее глупый и несчастный человек, с раскормленным как Винни Пух — Эго: питаться салом своим в спячке любви, не есть — мудрость.В некоторой мере, рассказ Платонова, это русская версия Волшебника изумрудного города — экзистенциальная версия: ураганом уносит не дом с чудесной красной крышей и с девочкой, но крышу сносит — у одинокого старика и озябшего воробушка, унося их сердца в далёкие и райские страны — в смерть.
Кроме того, есть какая то странная телепатическая связь, между рассказом Платонова и повестью Хемингуэя — Старик и море (после вручение нобелевки Хемингуэю, он назвал Платонова — своим учителем).Вот только воробей у Платонова — двоится. (Нет, он не сошёл с ума (хотя и это был бы любопытный сюжет), точнее — не сам воробей, а его образ: он одновременно похож и на образ мальчика-ангела из повести Хемингуэя, без которого жизнь старика была бы — адом, и одновременно, воробей — это образ некой золотой и воздушной рыбки.
И тут уже перекидывается сказочный мостик к Пушкину: не случайно, старик у Платонова, каждый вечер играет на скрипке, на Тверском бульваре в Москве, у памятника Пушкину.Платонов пишет очень просто и.. волшебно, опуская всю милую клоунаду постмодернизма, так часто заслоняющую детское ощущение красоты и души, и чудесным образом, малыми штрихами, даёт ощущение чистой, небесной красоты (да, о вечном можно писать вот так, просто. Замечали, что постмодернизм современный, на который так многие падки, в погоне за необычным и «сладким», похож на 150-килограммовую балерину, сотрясающую сцену, потолок и сердца зрителей, уже не понимающих, что есть прекрасное, а что — пошлое.
Вообще, удивительно, как в музыке и пении мы почти все слышим, когда фальшивят, нас аж передёргивает.. а в литературе, мы этого почему то не видим.. и сами пытаемся порой за яркой необычностью образа, или мысли — спрятать пошлость и пустоту: это к вопросу о том, что не нужно стесняться быть «воробушками», и в любви и в жизни: в конце-концов, сладострастный поиск новых форм и истины в искусстве, и пресыщение «воробушками» — Пушкиным, например, — есть самый страшный вид разврата, более опасного и пошлого, нежели извращения де Сада: по сути, игры мотыльков).
Таким образом, простыми средствами выражения (а Платонов был гением постмодернизма, но отошёл от него, перейдя почти к христианскому смирению прозы), Платонов словно бы проявляет фотографию ангела.Потрясающий эффект. Словно ты проснулся утром, а в постели твоей… мило посапывает смуглый ангел в легендарной лиловой пижамке.
Накрылся одеялом, словно крылом, и пальчики его розовые на ножке правой, так мило выглядывают из под одеяла.. словно подснежники из-под снега: ну как их не поцеловать!
А с чем сравнить нежный силуэт бедра, когда женщина спит на боку? Со скрипкой на снегу? Под снегом?
Любимая просыпается… а ты лежишь в обмороке, возле постели, с блеском слёз на ресницах.
Любимая в панике. Крик. Бьёт по щекам (меня, разумеется, не себя)..В Европе есть прелестный синдром Стендаля: созерцая красоту произведения искусства, в музее например, человек может упасть в обморок от избытка чувств.
А в России… мужчины иногда просыпаются пораньше, лишь для того, что бы полюбоваться на своих спящих возлюбленных, и.. падают в обморок. Чаще всего от избытка красоты.
Но женщины то этого не знают! Просыпаются, сладко потягиваются. За окном давно уже чирикают воробьи, похожие на пушистые вербочки..
Женщина смотрит на спящего в постели мужчину и с улыбкой (тоже, как бы сладко потягивающейся: только женщины так умеют) говорит ему: эх, дрыхнет!Ну вот.. моё сердце озябшее, словно воробушка, отнесло ветром куда-то вдаль от рассказа, к милой и тёплой московской постели моего ангела..
У меня есть маленькая тайна. Чуточку кафкианская: иногда, по ночам… я молюсь у иконки окна с фонарём, похожего на бездомного ангела с нимбом, звёздочкой бесприютной и клёном, о том, чтобы умереть и… стать воробушком.
Зачем мне рай? Там скучно и мрачно без любимой, как в мае — в Алупке.
Я был бы чудесным воробушком-непоседой: пел бы каждое утро серенады у окошка на 23 этаже (для воробья — это почти стратосфера. Подвиг! Меня бы все воробьи в округе, считали бы сумасшедшим).
А днём.. я порхал бы у милых смуглых ножек самой прекрасной женщины в Москве и московской области.. она бы мне улыбалась и.. возможно — о счастье, которое не знают и в раю! — наклонялась бы ко мне и кормила меня с руки.
Боже! Почему я не воробушек?!!Порой, без грустной улыбки не взглянешь на рецензии на произведения Платонова:
- О чём рассказ Платонова?
- О любви к родине! — отвечает вымуштрованный читатель, стоя над рецензией, как бледный школьник у парты.
- Кто муж Крупской?
- Крупский!
На данный рассказ Платонова, самая популярная рецензия набрала 135 лайков. Пошлейшая рецензия, между прочим. (к вопросу об опасности рейтинговых рецензий и не только).Начало рассказа — напоминает гениальный памятник Платонову, так и не поставленный ещё: вечер. У памятника Пушкину, стоит музыкант и играет на скрипке.
Футляр от скрипки — закрыт: он играет не для денег.
И в этом плане мы видим продолжение гениального диалога в стихе Пушкина — Поэт и толпа: играть свою мелодию души.. любви, не важно, не для глупой толпы, не для славы и сытой награды, а для озябшей красоты мира, для озябшего воробушка или одинокой женщины в ночи: играть потому, что не можешь не играть. И любить потому, что не можешь не любить.. даже если тебя не любит тот, для кого ты играешь.
В футляре — хлебушек, который иногда клюёт озябший воробушек.
У Цветаевой, в лихолетие революции, пропала поэма: ангел на площади.
Думаю, Платонов её нашёл..Вам никогда не казалось, что скрипка похожа на раненое крыло ангела?
Это же о каждом из нас — рассказ Платонова. Или почти о каждом.
В одиночестве сумерек жизни, мы играем на крыле — мелодию своей души, любви.
Но нас никто не слышит. Тихо падает снег, как падал он 100 лет назад, 200 лет назад, при Пушкине, 500 лет назад, при Данте…
Воробушек грустит у наших ног. Кажется, тот же самый.. что грустил возле Данте, Цветаевой..
Какой-то прохожий остановился на миг, оглянувшись на вас.. а снег дальше пошёл, словно его душа бесприютная.
Женщина остановилась, слушая вашу музыку, закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Может рай — единственно возможный рай в этом безумном мире — просто увидеть рядом с собой — несчастную и озябшую душу и согреть её в своих ладонях?
Может ад.. это не замечать вот таких вот воробышков в нашей жизни, томясь по каким-то райским птицам?В этом странном платоновском образе, на самом деле, схвачена вся жизнь человека — его космическое одиночество, экзистенциальная жажда друга и любви, тепла.. и красота бесприютная, именно — бесприютная.
И не случайно вся трагедия разыгрывается возле памятника Пушкину, чья смуглая муза, словно бы чудесным образом была занесена когда-то в заснеженную Россию, как и любовь… на эту странную и безумную землю.
Это образ — души.Наша звёздная душа, занесена на эту холодную землю, и ей тесно здесь и одиноко, и что то главное в душе гибнет здесь, каждый день.
И самое странное, что люди уже не замечают этого: ассимилировались, обросли сальцем души, пёрышки души стали яркими и лоснящимися…
Нет, этот рассказ не о любви к «тутошней» Родине, это таинственный и метафизический рассказ, в лучших традициях Плотина и Платона, о вечной тоске души по своей Небесной Родине, о которой многие забыли.По сути, медленно умирающий в одиночестве музыкант, никому уже не нужный, встречается со своей душой — воробушком.
Т.е., бесприютная сила его музыки, напряжение нежности его одинокой души, становятся столь яркими, что словно по законам центростремительной силы, выбрасываются наружу.
Для Платонова, как и для Будды — нет особой разницы — в высшем смысле — между человеком, воробышком, цветком и звездой.
Все они — суть, единые, озябшие блики божества в этом мире, как и красота искусства, между прочим: оно у Платонова, напоминает раненое и одинокое существо, которое, вместе с человеком и воробушком, переживает экзистенциальный ужас жизни и планеты Земля, в целом, и словно приникающей на вечерних улицах к людям и говорящей им: милые.. давайте обнимемся все! И я, музыка, и ты — прохожий, и вон тот старик и воробушек!Со стороны, конечно, это напоминает, что прохожего совращают.. на какую-то чудовищную оргию, которая не снилась и де Саду: оргия с воробушками!
Впрочем.. музыка у Платонова — молчит. Это я говорю за неё: просто в моей душе есть метка — тот же шрам, что и на душе Платонова.
Это же гениальный образ! Музыка — мучается вместе с человеком!
Словно и красота искусства, природы — вместе с человеком, томятся по чему то нездешнему!
Хоть мангу снимай по этому рассказу: вместо старика — молодой одинокий парень, умирающий в мире без любви, и в самый последний момент, когда он уже близок к самоубийству… его звёздная душа становится блаженно видна: он встречает свою озябшую любовь, в виде прекрасной смуглой женщины, в простом сером платьице, посреди зимы, на вечерней улице, возле памятника Пушкина.И само искусство, словно заиндевевшее окно, заросло узорами райских цветов.
Словно и бог и рай, нежно проступают через искусство, и манят, манят озябшую душу куда-то..
Для его музыки было полезно, что бы в мире стало тише и темноВроде бы просто написанная строка, правда? Модернист бы тут сделал два сальто, вывихнул плечо, придавил двух воробышков и перепугал до смерти, старушку с авоськой, и потом бы улыбался так, словно это и было задумано и ему не больно.
Но это Платонов. Он бережен к воробушкам.. и к старушкам.
А теперь обратите внимание на непривычное вроде бы слово в данном контексте: полезно.
Так говорят о живом существе. И заметьте дивную синестезию смещения образа (по сути, Платонов берёт душу модернизма, без его клоунады. Мне нравится модернизм, но сейчас чаще можно встретить клоунаду, которая выдаётся за модернизм и это увечит вкус читателей) — не музыканту полезнее, а — музыке.Музыка — словно раненое и демоническое существо, играющее с седым музыкантом на площади: совершенный образ поэта и его музы( почти как в Соборе Парижской Богоматери: Эсмеральда и козочка, играющая у её милых смуглых ножек: сейчас одна московская Эсмеральда тихо улыбнулась на 23-м этаже).
«тихо и темно».. это почти евангельские тени в строке. Тихо и темно.. как в начале мира. Или.. в конце.
Лишь тогда можно расслышать — Слово.
Помните стих Гумилёва? Как тихо стало в природе, вся — зренье она, вся — слух!Старик — это тысячелетняя и одинокая душа поэта (а всякая душа — поэт). Словно Прометей, он прикован.. не к скале, но к памятнику Пушкину, и к нему прилетает не кровожадный коршун, клевать печень.. нет, прилетает его муза — озябший воробушек, с которым он, распятый на кресте одиночества и вечера, общается.
Любопытно, что воробей у Платонова — чуточку юродивый и с придурью.
Во первых, воробей — седой. Что уже мило, забавно и грустно.
Во вторых — он ходит пешком, а не летает. Т.е. воробей, словно падший демон: душа, утратившая в бурях жизни — крылья.Знакомо, правда? Мы как-то забываем, что наша душа — летает, преодолевая многие преграды так же легко, как во сне ребёнка.
И лишь в горе или в сомнениях, утратив эту способность, мы понимаем с грустью: что душа наша волочится по земле, как седой воробей.
Воробей у Платонова вообще — сакральное существо, как бабочки у Набокова.
В его романе «Котлован», есть пронзительное в своей эсхатологичности место: заброшенный храм, заросший травой. Монахов — расстреляли. Никто не ходит уже в храм. Словно настал конец света. Иконки заросли плющом и тишиной, и лишь воробушек один сидит в этой церквушке, озябший, на месте ангелов, на витражах: он словно один молится, за всё человечество.Платонов описывает экзистенциальное чувство смерти части нашей озябшей души, регистрируя, словно спиритуалист от искусства, малейшие её движения и переживания в космосе смерти.
Людям, живущим в непрестанном горе или в тоске по любимому человеку, известно, что человек, большей частью себя, может жить не только в жизни, но и — в смерти, словно в вечном ноябре, словно на далёкой планете, где вечные, сиреневые сумерки и всегда идёт тихий снег.Однажды ночью, нашего озябшего воробушка, словно древний и таинственный ангел, подхватывает ураган и уносит его в далёкую и прекрасную страну — на родину Пушкина, в Африку. Но на самом деле — это загробный рай.
Но оказывается, не только русскому человеку, но и русской птице, может быть скучно и грустно в раю.. без того, кого мы любим.
Любопытно отметить тайную евангельскую символику в рассказе, но переосмысленную Платоновым — экзистенциально.
Хлебушек, которым кормился воробей — это было причастие жизни, человеческого милосердия и любви: одинокой и по своему распятой на этой холодной земле.
Но попав в Рай, воробушек наш причащается и красными ягодками, словно — кровью Христа.Один мой крылатый и нежный друг (из «отряда» ласточковых, а не воробьиных, рассказывала мне, как в революцию, монахи с паствой, скрываясь в лесах, причащались ягодками красными..)
Т.е. мы видим странный мотив распятия самого причастия, Тела Христа, распятого как бы между двумя мирами.
По сути, Платонов словно бы говорит: бог не в раю и не где-то там в эмпиреях тёплых и сытых, а там — где любовь, и чем более безоблачная и сытая любовь, тем.. меньше там бога.Можно ли укорять воробышка нашего, что ему стало скучно и.. стыдно что ли, в раю?
Помните известную мысль Платонова из «Котлована»? — Стыдно жить без истины.
А воробушку стало стыдно сытости рая. Стыдно.. без смуглого русского хлебушка и без друга своего. По сути, мы видим новое христианство от воробушка, когда уходят в паломничество не из русской глубинки, в Иерусалим, а — наоборот: из Небесного Иерусалима — в русский город, к милому и одинокому другу, нуждающегося в любви, как в боге.
В этом плане, Платонов описал первое в искусстве самоубийство.. в раю. И то — не человеком (тот бы испугался и постыдился), но — воробушком.
Во всяком случае, Платонов описал тоску по самоубийству — в раю.Переведу с райского, на русский: Платонов фактически говорит, что стремление жить или родиться — это фотографический негатив самоубийства, ибо жизнь и смерть — подобны урагану: нечто преходящее, милое… как танец снежинок у вечернего фонаря, а подлинная жизнь — это красота и любовь.
Поразительно, но Платонов описывает бытие воробья (души) в безвоздушном пространстве смерти-урагана, так, словно космонавт выходит в открытый космос.. смерти.
Воробей, словно русская крылатая Офелия, кротко плывёт по голубому течению ветра, в окружении цветов перелётных..
Воробей у Платонова, таким образом, обретает трансцендентный загробный опыт — Лазаря, воскресшего из мёртвых.
А можно ли с таким опытом долго прожить на земле?
Это к вопросу о том, кто умирал от любви и потому зачем-то ещё жил, в чуждом ему мире людей и полыхающего ужаса глупой жизни.В конце рассказа, хтонический мир ощущения смерти — разрастается, как.. цветы по весне.
Появляется черепашка.
Её заводит одинокий старик, тоскуя по воробышку.
Образ — инфернальный, спиральный.
Черепашка и скрипка — т.е. футляр. Тело — как футляр души и её вечной мелодии грусти над миром — души.
Т.е. мы видим тайный образ ангела, прилетевшего к старику, в образе черепашки: приползший ангел..
Сильный образ.
Таким образом, Платонов показывает, похлеще чем в Тибетской Книге мёртвых, бытие человека, умирающего, распадающегося на составные части: музыка, воробушек, черепашка, тоска, слёзы на ресницах..
Так умирают ангелы: Кафке бы понравилось..Что интересно, Платонов описывает тут реальную черепашку.
Мало кто знает, что у Платонова была черепашка. Он привёз её из командировку в Самарканд.
Как её звали? Неизвестно..
Давайте пофантазируем? Адриэль? Фёдор Михайлович? Ночь? Любовь? Смерть?
Смерть медленно ползала по полу Платонова. Ползла то на кухню, то ванную: ей было одиноко в доме без Платонова.
Платонов приходил вечером и звал её: Смерть моя, где ты? И Смерть выползала из-за угла. Или.. Любовь?
А ночью, Смерть спала рядом с Платоновым.Это было сложное для Платонова время.
Он жил с черепашкой — в Москве, а жена Мария, с сыном — отдыхали в Крыму.
У них в это время были частые ссоры..и вечная любовь.
Платонов писал Марии нежнейшие письма… а в ответ, его воробушек присылал пустое письмо, с тремя русскими буквами: Х..
Платонов думал о самоубийстве. Тихо плакал в постели. По полу одиноко ползала Смерть и ласкалась у его ноге, словно бесприютный и озябший ангел.В конце этой странной рецензии, хочется добавить ещё одно.
Понравилась мысль Платонова, что в старости — душа не заживает.
Наверно, не только в старости: в горе, душа старится быстрее.
У каждого из нас есть такая Тверская, как в рассказе, где музыкант играл на скрипке, и у каждого из нас есть своя скрипка, на которой мы играем свою нежность и грусть: для меня такая Тверская — ЛЛ.
А потом мы тихо плачем в ночной постели, когда в нашей жизни станет совсем «тихо и темно», так тихо и темно… что можно услышать шелест крыльев ангела.31784 
Аноним5 января 2023 г.Читать далееКак хорошо, что после сумрачных «Господ Головлевых» я прочла этот трогательный рассказ. И посветлело на душе. Ах, эта последняя сцена, когда дети бегут за уходящим поездом и сердце гвардии капитана Иванова «обнажается», как пишет автор. Тут надо включать скрипку и вытирать слезы (а можно и не вытирать). Так я почувствовала.
Затем стала читать предыдущие рецензии и обсуждение в комментариях. Да я неисправимая идеалистка и жизнь, похоже, ничему меня не научила! Никто не верит в возможность дальнейшей доброй жизни семьи Ивановых.
Четыре года войны иссушили душу капитана, осиротел он без армии, чувствует себя чужим в мирной жизни – пусто у него на душе.
Простушка, конечно, эта Люба, она не из тех, кто «коня на скаку остановит…» Хотя, сдается мне, что легче одномоментно остановить коня или войти в горящую избу, спасая кого-то, но гораздо труднее перенести четыре года тяжелейшей беспросветной жизни. Война, постоянная тревога за малых детей, непонятное будущее… и тут нападает тоска, тоска беспросветная, чувствует она, что душа умирает… Попробовала обогреться – не греет. Но зачем мужу об этом рассказывать?
Вся надежда у меня на Петрушу, который оказался самым мудрым, и я верю, что иссушенные войной души героев рассказа все-таки начнут оживать. И с Семеном Евсеичем бывший капитан гвардии Иванов поднимет однажды стопку )) Возможно…
Вот эта цитата дает мне надежду:
«сердце, заключенное и томившееся в нем, билось долго и напрасно всю его жизнь и лишь теперь оно пробилось на свободу, заполнив все его существо теплом и содроганием. Он узнал вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем».А скрипку я все-таки включу как лейтмотив Петруши и всего рассказа.
0:37301,6K- Аноним4 февраля 2017 г.Останься пеной, Афродита,Читать далее
И слово в музыку вернись,
И сердце сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!Мандельштам
Ну вот как Платонову удалось вместить в такой маленький рассказ столько одиночеств? Мир разложен на какую-то тёмную радугу одиночеств, начиная с мальчика и случайной "прохожей", чьё лицо мелькнёт живым и тёплым бликом на тёмном и прозрачном окне ночи, словно на окне проходящего поезда, и заканчивая стариком и звёздами, мерцающими в ритме грустной песни кузнечиков.
Он уехал на поезде в вечер природы, и его жена осталась одна на темно и грустно смолкшем вокзале.
Он скоро уснёт, перестанет думать о ней, и она словно бы останется одна на всём белом свете.
Дома её ждёт её вдовый отец, работавший на поездах, но по старости, его отправили на пенсию, и теперь он ходит каждый день на пригорок возле железнодорожных путей, и с тоскою смотрит на одинокие поезда, проходящие мимоо друг друга.
Старик смотрит на свою жизнь, на любовь всей своей жизни, словно дух, на оставленное им одинокое тело. И каждый раз он приходит уставшим домой, делая вид, что устал на работе.
Ложится спать одетым... а вдруг, кто-то поднимется по лестнице с работы, и скажет, что он срочно понадобился? Не пропустить бы!
Что-то в душе кроткой девушки Фро, как и многих из нас, так же выходит в мир, садится на каком-нибудь высоком пригорке биения сердца, и грустно смотрит на проносящиеся в прекрасном и яростном мире, мгновения счастья, с которым нас разлучили при рождении, и мы как-то выпали из общего течения красоты в природе, и тоже симулируем усталость от мнимой любви и работы души, и тоже, так часто, наша душа ложится спать словно бы одетой, готовой к тому, что за ней вот-вот придут... Не пропустить бы!Муж Фро мечтает осчастливить целый мир, обнять всё человечество, как нежное тело любимой. Как можно быть вполне счастливым, если человечество несчастно? В самом счастии есть нечто, что стыдится себя, своего обнажения пред миром и человеком, может, потому оно так мимолётно, стыдливо...
А чего хочет женщина? Душа? Да просто-напросто обнять всё человечество, весь мир, в теле и душе любимого!
На одинокой, широкой постели, Фро смотрит в белую ночь потолка, и грустно думает о том, что она просто женщина, и потому не может быть всем тем, чем можно было бы обнять любимого : дивными открытиями природы, красотой искусства, просторами природы, вон той сорвавшейся звездой... или это светлячок залетел в комнату?
Печальные строчки срываются шёпотом с губ
О вопль женщин всех времён:
Мой милый, что́ тебе я сделала?!Лежишь, смотришь в ночь. Ночь смотрит в тебя. Закроешь глаза, и словно ближе к любимому, сгорают, тают пространства... он снова здесь : подушка пахнет его тёплым запахом каких-то лесных и нежных трав. Коснуться бы его запаха, впустить его в себя, чтобы он обнял тебя изнутри!
Фро переворачивается, окунается в прохладную рябь простыни, лицом в подушку мужа. Вздрагивают бледные плечи в ночи.
Уйти в ночь, утомить работой и делом себя, чтобы утомилось и сердце, чтобы оно жило и думало о нём чуть тише...
Почему от него нет писем? А вдруг письма теряют? Устроиться на почту работать, стать ближе к нему, к весточке от его души, хотя бы на час.
Вы когда-нибудь теряли, забывали себя в одиночестве и горе, как забывают себя в счастии и любви? Вот идёшь по оживлённой улице, а в душе, всё криком кричит, и кажется, что сейчас заплачет, закричит твоё тело, целиком закричит и заплачет : как и чем тогда заставить его замолчать? А люди обернутся, странно улыбнутся на тебя...
Вот так закричала и Фро среди людей и природы, рассыпав письма на дороге...
Фро лежит среди тёмного утра мира, а на верхнем этаже, одинокий мальчик играет что-то грустное на гармонии : гармония плывёт над миром...
Послать мужу телеграмму, от имени старого отца, что Фро заболела, умирает, чтобы он приехал скорей?
Боже! Да знаете ли вы, что душу, словно ребёнка, можно заспать в одиночестве отчаянья и разлуки с тем, кто весь мир для тебя?
В ночи любви и разлук, порой восходят таинственные луны, отражающие тихий свет того, кого мы любим. Это как коснуться в темноте голоса любимого человека.
Любить до конца, любить любовь, мир, любимого человека и то, что он любит. чем он любит... и тогда любовь двоих, как бы далека от них она не была, станет с ними одним целым, и двое будут едина плоть, а мир - их душой.
Эдвард Хоппер - вечерний ветер292K 
Аноним12 июля 2017 г.Читать далееНевероятно трогательный, пронзительный рассказ, который не может оставить читателя равнодушным. История Юшки проникает в самое сердце.
Юшка - человек сорока лет, но из-за болезни выглядит старше. Он добрый, кроткий, спокойный, никогда не отвечает злом на зло. Вот и привыкли люди выливать на него всё плохое, что есть в них. Они считают Юшку бессловесным дурачком, над которым можно издеваться сколько душе угодно, а он и слова в ответ не скажет. Даже дети оскорбляют героя, бьют, не понимая, что нельзя так поступать с человеком.
В своём произведении автор показал всю злобу, всю жестокость людей. Я читала со слезами на глазах, мне было очень больно. Я не понимала, как можно относиться так к человеку лишь из-за того, что он не похож на других? Люди пользовались его добротой и любовью и просто смеялись над ним. Но даже несмотря на происходящее, сердце Юшки не ожесточилось, он по-прежнему любил людей и считал, что и они его любят, просто иначе выразить свою любовь не могут, по незнанию его обижают. И природу Юшка тоже любил, она будто исцеляла его душевные и физические раны.
Такие рассказы важно читать, чтобы учиться доброте, пониманию. Первый раз я читала "Юшку" ещё в школе. И тогда, и сейчас рассказ произвёл на меня сильное впечатление. И после прочтения понимаешь: как же хорошо, что среди нас есть такие люди, как Юшка. Всё-таки они делают нас лучше.
2830K
Аноним23 мая 2022 г.Книга - манифест гуманизма!
Читать далееМногоуважаемые пользователи и посетители сайта.
Несмотря на небольшой объем рассказа он несет колоссальную смысловую нагрузку и, что более важно, затрагивает в душе человека читающего непроизвольно и ,как бы исподволь, струну, отвечающую за абсолютное сострадание. Его надо использовать (по моему мнению) для проверки на хорошего человека при вступлении партнеров в какие угодно межличностные отношения - как личного так и делового характера.
Сюжет рассказа прост, но гений Платонова заставляет проникнуться до самой сердцевины. Ведь все мы можем оказаться на месте безответного и доброго Юшки. И, возможно, прочитав рассказ у нас возникнет,, в определенном ключе, некоторая переоценка нашего поведения в отношении безответных наших ближних.
Возможно текст отзыва покажется несколько суховат, однако, скажу, что слезы во время прослушивания были самые настоящие. Ведь, как никогда надо помнить о самых главных и простых заповедях и каждому хочется - любви, тепла и ласки. А это уникальное произведение призвано в мир разморозить души.
Здоровья и благополучия Вам и Вашим близким в это нелегкое время.
272,7K
Аноним24 июля 2018 г.Возвращение с войны домой
Читать далееПотрясающий по своему внутреннему накалу рассказ. Он захватывает тебя с самого начала и не отпускает ни на минуту до конца. В нем Платонов с истинным мастерством показал читателю человека,прошедшего всю войну,вернувшегося в родной дом,но не могущего смириться с тем, о чем узнал от жены и подавить свое мужское Эго, хотя сам был не без греха. Только вид детей, готовых на все,чтобы не потерять только что вернувшегося отца после четырехлетнего отсутствия, заставляет его изменить свое решение. Особенно удался автору образ Пети,рано повзрослевшего и превратившегося в этакого хозяйственного не по годам мужичка сына главного героя. Война практически лишила его детства - это по-настоящему страшно.
Сейчас Петрушка и Настя бежали далеко позади поезда по песчаной дорожке возле рельсов; Петрушка по-прежнему держал за руку маленькую Настю и волочил ее за собою, когда она не поспевала бежать ногами.
Иванов кинул вещевой мешок из вагона на землю, а потом спустился на нижнюю ступень вагона и сошел с поезда на ту песчаную дорожку, по которой бежали ему вослед его дети.271,8K
Аноним27 января 2013 г.Читать далееО такой любви я еще ни у кого не читала. Платонов особенный автор.
Это печально, безрадостно, пронзительно и жестоко.Он, красноармеец, вернувшийся после гражданской войны с измененной душой, с постоянно опечаленным лицом. Победитель?
Она, хрупкая и слабая девушка, страстно и ненасытно постигающая основы медицины.
Взаимоотношения двух молодых людей, точно охарактеризованные фоном реки Потудань, скованной льдом.
Нет никаких признаков жадности к жизни. Есть лишь измученное человеческое сердце, ищущее питание для наслаждения (этого самого) сердца.Их взаимоотношения как тягучая песня, как рыдание – тягостное, горькое, болезненное. И нет в этой любви, в этой жизни надежды.
271,4K
