Лолита. Смех в темноте. Из интервью

Мое первое знакомство с «Лолитой» состоялось более пятнадцати лет назад и я мало что помнила, более того, на тот момент я испытывала лишь гордость, что одолела сей венец творения, вышедший из под пера (теперь, обожаемого мной) Владимира Владимировича Набокова, а сюжет.. ну сюжет и сюжет. Это же роман, выдумка, какая-то невероятная история с стиле Голливуда. Разве такое происходит в обычной жизни? Ещё как. Как наивна и невинна мыслями я была.
На перечитывание данного романа меня толкнула нашумевшая новинка — К. Э. Расселл - Моя тёмная Ванесса , описание которой начиналось с кричащих и призывных лозунгов, что это шокирующая «изнанка» Лолиты, совращение в эпоху #metoo (припасть к моим впечатлениям от прочтения можно тут), сенсационные невыносимые подробности жизни жертвы «после». Я ясно осознавала на что иду, приблизительно понимала какие эмоции вызовет у меня книга, но по-крупному ошиблась. Удивлять саму себя— лучшая суперспособность .
После прочтения истории вышеупомянутой мисс Уай, я буквально ощущала физическое недомогание, у меня болела душа. Но в тоже время, все трагические повороты судьбы Долорес Гейз во мне не откликались, двенадцатилетняя нимфетка пропиталась образом повидавшей жизнь женщины (ох этот крючок, на который меня поймал «ненадежный» рассказчик), от навязчивости которого, я не могла избавиться до окончания чтения. Вместо сочувствия — пустота и тишина, лишь изредка сменяемая восхищением от чтения столь потрясающего текста. Не знаю каким словом его (стиль/текст) охарактеризовать, чтобы получилось правдиво и емко, я считаю что синоним ещё не изобретён. Плавное и мягкое повествование, насмешка и издёвка ( — Он что смеет дерзить?! — вопрошала я, давясь напускным негодованием), отсылки, аллюзии. Все это настолько совершенно и соблюдён идеально подобранный баланс, что хочется (не уверена что этим я и ограничилась, вероятно тихий писк сопровождал чтение, но об этом мы конечно же никогда не узнаем) кричать от восторга. Рассказчик не переступает ту самую черту, после который ты начинаешь его презирать и ненавидеть, он, словно тот самый, временами вредный дальний родственник с колкими замечаниями, но вызывающий желание вслед обронить лишь «Ах, какой паршивец» (с интонацией полного обожания, ага). Отмечу, что не отождествляю самого Владимира Владимировича с его персонажем, отказываюсь искать в романе «пасхалки» и выводить автора на чистую воду и смело признаюсь, что сама книга мне нравится, её история — ужасает.

И снова о птичках. Пытаясь разобраться со своим равнодушием, я пеняла на то, что всему виной тот эмоциональный взрыв, случившийся со мной чуть ранее, а может просто сама Ло-ли-та, своей расчётливостью и силой (которая возрастает по ходу романа) просто не вошла в шаблон жертвы совращения и насилия, в том самом общепринятом понятии, которого определено существовать не должно, но оно есть. Таких как она не принято жалеть, ими принято восхищаться. С каким упорством они преодолевают удары судьбы и насколько крепче их делает происходящее. Это не исключает факта, что Гумберт педофил, а Долорес жертва. Искалеченный жизнью бедный маленький человек, вместо того, чтобы получить поддержку, спокойствие и капельку счастья, попадает в трясину, созданную одержимым нимфетолепсией Гумбертом Гумбертом, который в свою очередь, считает себя игрушкой распутной юной дьяволицы. Я ни капли не оправдываю и не жалею рассказчика, это все так же не походит на великую историю любви, какой ее пытался преподнести для нас главный герой. Обвиняя всех вокруг, он забыл про виновного себя. Страшная, провокационная и скандальная история совращения ребёнка, который не был нужен миру, но оказался нужен похотливому мужчине, чтобы зашторить и забыть свои отклонения. Хоть Гумберт явно романтизирует и упивается своей тягой к нимфеткам, хотелось бы верить, что подходя к своему трагическому концу, он осознаёт весь тот урон, что нанёс живому существу и хотя бы немного искренне раскаивается (нет).
По итогу на повестке пара вопросов: А была ли сама Долорес Гейз ментально здорова до встречи с растлителем? А может это все плод воображения Гумберта Гумберта, который так и не оправился после первого развода и провёл остаток дней своих в психлечебнице?

Проза Набокова - изумительная и хрупкая вещь. Вне зависимости от собственно содержания текста, ощущения от чтения напоминают прикосновение к тонкой изящной фарфоровой чашечке, наполненной горячим кофе. Да и содержание в "Лолите" отнюдь не такое пугающее, как это принято считать. На свете есть много "замечательных" стран, в которых сильны традиции традиций™ и дух духовности™, но однако ж население которых вовсе не станет считать поступок Гумберта чем-то из ряда вон выходящим, а единственная претензия будет сводиться к тому, что зря он не возил Лолиту по градам и весям закутанной в паранджу. На самом деле проблема здесь не физиологическая, а исключительно психологическая: тотальное неприятие обществом подобных связей одновременно толкает Гумберта на экстремизм и делает его малолетнюю пассию совершенно не готовой к своей роли. Отсюда возникает двойственность положения, не вполне осознаваемая Гумбертом, когда он пытается одновременно быть и отцом, и ревнивым любовником, и при этом терпит сокрушительное поражение на обоих фронтах. И это все при том, что Гумберт и сам-то по себе человек малоприятный, даже в отрыве от своей порочной страсти - чудовищно надутый, самовлюбленный эгоист, считающий всех людьми второго сорта, и только избранных - полуторного. Говнюк Куинси здесь является тенью Гумберта (которого, в свою очередь, можно счесть за тень Набокова; вот так развеселый анекдотец, ха-ха!) В окрестных рецензиях довольно много обсуждают сущность и психологию главного героя, но почему-то я не заметил, чтобы кто-то отметил важный, на мой взгляд, момент: Гумберт непрестанно и зло иронизирует над всем окружающим, но сам при этом никогда не смеется и даже не улыбается. Одержимый нечеловеческими и звериными страстями, он относится ко всему с столь же сильной нечеловеческой и звериной серьезностью, так как воспринятая им действительность уже попадает под юрисдикцию его болезненного эгоцентризма и осмеянию не подлежит; издеваться можно лишь над тем, что он отвергает. Гумберт ужасен не тем, что завладел телом Лолиты, а тем, что пытался завладеть всей ее жизнью, не будучи в состоянии ей распорядиться. Он пытался насадить бедную девочку на булавку и поместить под стекло с тем же маниакальным усердием, с каким сам Набоков проделывал эту процедуру с мотыльками; уникальная коллекция из единственного экземпляра (не исключающего, впрочем, расширения во втором и третьем поколениях). Одним словом, пустился во все тяжкие в своих фантазиях и полностью оторвался от действительности. Да и что такое, собственно, эта действительность, если жизнь превратилась в промежутки за рулем от койки до койки? Ненормальность Гумберта заключается именно в размерах, которых достигает его порочная страсть, в том, с каким рвением он ей следует, когда ему выпадает возможность, и в том, насколько он не считается с обстоятельствами, не желая ее упускать. Наверное, выбранный Набоковым вариант развития событий не самый пугающий: гораздо страшнее была бы развязка, где никто бы не украл у Педогумберта предмет его вожделений, и еще через пару лет калейдоскопа шоссе и мотелей он бы внезапно осознал, что девочка ему больше совершенно не нужна, и непонятно, что с ней делать. То, что Лолита сделала свой выбор, пропала из его поля зрения, а потом худо-бедно, но устроилась в жизни, дало ему возможность поиграть и в добрые благодеяния, и в страшную месть. В противном случае пули из револьвера Гумберту пришлось бы выпустить в себя, а у девочки осталось бы куда меньше шансов на пристойное возвращение в общество. Безусловно, ее жизнь оказалась поломана, и она скатилась вниз на несколько ступеней социальной лестницы, но по крайней мере, несмотря на похищенное детство она сохранила какую-то цельность натуры, то, что ее похититель отторгал или в лучшем случае игнорировал. Так что Лолита - молодец, а вот Гумберт - глупый и злой дядька с претензией на интеллект.

Что я знала о «Лолите» до того, как приступила к чтению? Самый знаменитый, скандальный, провокационный роман о любви взрослого мужчины и несовершеннолетней девочки. В голове возникал образ из клипа Алсу и кадры из экранизации – а там «нимфетки» выглядят молодо, но довольно дерзко и сексуально. Позже мои познания дополнились кратким пояснением от знакомого, что книга – это исповедь мужчины, который обвинен в растлении малолетней, что он рассказывает, как все было на самом деле, пытаясь объяснить, почему все вышло именно так, как вышло. И перед читателем встанет вопрос – можно ли простить Гумберта. Такими были исходные данные перед прочтением.

Первое, что я хочу отметить, так это возраст Лолиты. 12 лет. Киноверсии Лолиты выглядят явно старше того возраста, в котором мы встречаем Лолиту в книге, что сглаживает многое, как мне кажется. Скорее всего, ни один фильм никогда не сможет это передать книгу, потому что никто не возьмет на такую роль двенадцатилетнюю девочку (я надеюсь на это), потому что это пойдет в разрез со всеми нормами морали и законодательства.

Второе, что Лолита – не Лолита. То есть… это имя ведь стало нарицательным уже. «Ах, юная Лолита» – в этой фразе как будто бы уже заложено оскорбление, осуждение, ярлык, который говорит, что девушка сама виновата в том, что привлекает внимание взрослых своим вызывающим видом или поведением. «Лолитой» ее видит только Гумберт, во всех смыслах этого слова. Но она не Лолита. Даже Лолита не «Лолита»! Она Долорес.

Третье. Мне не понятно как же так вышло, что нашелся немалый ряд людей, которые прониклись симпатией к Гумберту, поверили ему, начали ему сопереживать. Если честно, до прочтения романа, основываясь лишь на мысли о том, что это роман о любви, на грани допустимого, я предполагала, что могу поддаться на уловку. Повествование от лица Гумберта как будто бы к этому располагает, я люблю прием «ненадежного рассказчика», когда автор сознательно ведет повествование от лица, который описывает события не такими, какие они есть на самом деле. Но в этом случае… Я не смогла обмануться ни на секунду. «Лолита – не жертва, а соблазнительница». Что? ЧТО?!! Да как вообще кто-то из реальных читателей может в это поверить? Я склоняюсь к тому, что это просто какая-то утка, которую запустили специально для того, чтоб читатели начали обсуждать книгу и спорить о том, что это не так. Потому что в моей голове не укладывается, как кто-то может поверить в версию Гумберта, особенно учитывая, как явно автор нам говорит, что Гумберт не только педофил, насильник, извращенец, похититель детей, но еще лжец и фантазер.

Набоков писал роман на протяжении 8 лет, и это произведение давалось ему тяжело. Хотя к теме запретной любви автор подбирался в предыдущих работах. До «Лолиты» я читала «Камеру обскура», где любовным интересом главного героя была 16-летняя девочка. И я знала, что этим все не ограничилось, подобная тематика встречается у Набокова очень часто. Слишком часто и слишком реалистично, чтоб не задаться вопросом – а не было ли у самого Владимира Владимировича каких-то болезненных наклонностей? Можно ли так достоверно описать душевные переживания педофила, не испытывая подобного самому? И споры об этом якобы ведутся до сих пор. Что ж, меня тоже не обошли стороной сомнения, но ровно до моего знакомства с «Лолитой». После ответ на этот вопрос для меня стал однозначным, ведь не заметить отношения автора к действиям Гумберта довольно сложно. Для меня стало очевидно, что пугающая реалистичность – это следствие тяжелой, кропотливой работы над книгой, анализа большого количества материалов и происшествий. Из записей Владимира Набокова, работавшего над романом «Лолита»:

Салли стала прототипом Лолиты. Из записи становится ясно, как именно Набоков видит свою героиню – как пленницу и рабыню, а совсем не развратную малолетнюю нимфетку.

И вот я смотрю на звездочки, которыми мне нужно оценить книгу. И абсолютно, совершенно не понимаю, что же мне делать. Как оценить это произведение? Что мне оценить? Работу автора и его талант? Наивысшая оценка. Насколько мне понравился сюжет? Было ли мне приятно читать книгу? Ну.… Здесь уже прокол. Споры, которые вызывает книга? Как по мне они высосаны из пальца, нет тут места для разночтений.

Поставлю «пять» из скольки-нибудь.

"Надо иметь очень крепкую психику, чтобы читать этот роман"
/Н.Кофырин/

У меня есть одно непреложное правило - не читать чужие рецензии, пока не сформирую собственное мнение о произведении. В случае с "Лолитой" это правило было тем более обязательно, ибо книга до такой степени неоднозначна, что только личное впечатление о ней может быть справедливым. По этой же причине не стал читать послесловие и закрыл книжку на слове "Конец". Потом прочитаю...

Что сразу насторожило - автор (конечно автор, хотя он и пытался скрыться за литературным псевдонимом), уже в предисловии, выдвинул две характеристики написанного, которые не могут быть приняты априорно. Первая о том, что это книга "взлетевшая над условностями морали", вторая - что "великие произведения должны потрясать и шокировать". Недоумение вызвали слова "условностями" и "должны", с которыми мне не захотелось соглашаться. Мораль, она либо есть, либо её нет, нельзя быть чуть-чуть моралистом, придумывая себе оправдания на неблаговидные действия, поступки и даже мысли. А приписывание величию книг обязательное наличие шока по прочтении, говорит о стремлении автора оправдать написанное и себя перед читателем, который ещё не приступил даже к первым строкам основного текста. Сразу скажу, что это стремление у Набокова получилось весьма невнятным и бесполезным, т.к. последующее повествование в романе идёт от первого лица, да и вообще, складывается впечатление, что предисловие дописано позже, как бы даже не после выхода книги в свет.

Преднамеренно не хочу размышлять на темы: Аморальность "Лолиты", Возможное пристрастие к педофилии самого Набокова, Если можно другим писать про ..., то почему ему нельзя про ... На эти темы, думаю, написано столько, что мои "пять копеек", добавленные в общую кассу, ничего не определят. Поэтому напишу о том, как понял этот роман 50-тилетний русский дядька, инженер, крепкий семьянин с 30-тилетним стажем, имеющий сына и кучу любимых племянников, племянниц, крестников и крестниц, как взрослого, так и "нимфеточного" возраста...

Дальше...

Позволю себе, для начала, лишь кратко остановиться на оценке мирового значении романа и самого писателя. Назвать автора "Лолиты" писателем мирового уровня - да, могу. Назвать его великим русским писателем - увольте. Такая категоричность, как мне кажется, вполне имеет место быть, т.к., во-первых, роман изначально написан на английском языке, а перевод (сделанный самим Набоковым) грешит употреблением слов и фраз, ну никак не присущих русской словесности. Ну кто, скажите, из истинно русских людей, назовёт подачу в теннисе сервом, а ракетку - ракетой? Форточку - фрамугой? Забронированный номер - задержанным? Ручку - самоструйным пером, а мужские, пардон, трусы - трусиками? Если Набоков и русский писатель, то отношение к нему у меня, как к российскому спортсмену, завоевавшему золото Олимпиады, выступая за другую сборную.
Что касается непосредственно романа, то слог и форма подачи текста - круть крутейшая! Эпитеты и определения до такой степени точны и образны, что, к примеру, "крыжовенные волоски на руке Ло" может живо представить себе любой человек, когда-либо в жизни видевший крыжовник и нимфетку, а "понихвостная причёска" сразу же встаёт перед глазами...
Сюжет романа, по сути, не нов - Гёте, Достоевский и масса других писателей, размышляют и пишут, по большому счёту, об одном и том же - о скрытой, внутренней человеческой сущности; о страстях, сжигающих сознание; о попытках (всегда, кстати, неудачных) выбраться из порочного круга; о разрушении личности, как финале процесса и о губительном влиянии всего этого на окружающих (с обязательной смертью кого-либо из них). Набоков всего лишь наложил на этот "большой счёт" скандальный сюжет, чуточку психоанализа (в то время весьма модного), облёк всё это в гениальную форму антиисповеди и, закрыв глаза, выдал на публику.
В чём ещё гениальность Набокова? По моему мнению, во-первых, в физиогномической (другое определение на ум не приходит) точности описания персонажей. Это, наверное, первый роман, герои которого, вернее их антропометрические и прочие данные, представлялись мне очень ясно и даже сложилось мнение, что все читатели "Лолиты" представляют её действующих лиц одинаково. Во-вторых, в чёткой подаче эмоциональной составляющей эпизодов. Там где должно быть мерзко - мерзко, там где жалко - жалко, там где страшно - страшно. И нигде не бывает радостно или даже просто спокойно. Нигде... Ни разу...
Всё описываемое до такой степени честно, что невольно начинаешь искать в себе отголоски таких же патологий и боишься их найти.

Ну вот и всё, спасибо за внимание. Пошёл читать послесловие...

P.S. Что касается любви, то её в романе нет, да и быть не может. Если то, что испытывает ГГ, эдакая секс-машина с тридцатисантиметровым фалосом, кто-то назовёт любовью, то он просто не понимает разницы между понятиями "любовь" и "страсть"...
P.P.S. Дописано позже, дабы не затерялось:

Мнение В.Набокова о русскоязычном варианте "Лолиты":

Мнение специалиста о качестве перевода "Лолиты":

... этот анализ позволяет увидеть, с одной стороны, воплощение на практике набоковской концепции «буквального перевода», а с другой стороны, выявить камни преткновения перевода, о которые спотыкается даже такой мастер слова, как В.Набоков...
... иногда звучит мысль о том, что авторский перевод можно считать эталонным, т.к. устраняется звено переводчика между текстом и его переводом, и авторское своеобразие текста не нарушается. Это верно, но не в случае с авторским переводом «Лолиты». Набоков сам признавался в том, что испытывает маниакальный страх при мысли потерять или засорить чуждыми влияниями русский язык. И эти страхи были вполне оправданы. Несмотря на кропотливую и неустанную работу со словарем Даля, к моменту перевода «Лолиты» Набоков не мог не утерять контакта с живой русской речью. В.Набокову был не знаком реальный русский язык, на котором говорили носители русского языка в 60-ые годы XX века. В результате этого, на фоне совершенно блистательно написанного и стилистически безукоризненного английского оригинала мы имеем довольно неуклюжий и неестественный русский перевод, изобилующий такими «перлами» как «купальные трусики» (bathing trunks - мужские плавки), «бюстодержатель» (halter - кофточка на бретельках), «сени» (front porch - веранда), «родильный приют» (maternity ward - родильный дом) и многие другие.
Анализ русского перевода «Лолиты» в полной мере подтверждает мысль о том, что за перевод не следует браться человеку, даже билингву, оторванному от реального, живого языка.
Довольно много слов в романе являются реалиями, и именно с этой лексикой у переводчика (автора) возникают проблемы, так как он, в силу экстралингвистических факторов (оторванность от языковой среды) не знает современных русских соответствий...

Доктор филологических наук, профессор кафедры английской филологии и перевода СПбГУ М.Н.Лапшина

Об этом произведении написано столько, что я не буду пытаться охватить все аспекты, и намеренно опущу самые очевидные - личность Гумберта и природу его страсти.

На этот раз я хотела бы поговорить о Шарлотте Гейз. Вам не показалось, что она идеальная жена? Конечно, через призму Гумбертовского тщеславия она может показаться противной склизкой мещанкой, но... я и сама себя отношу к этому слою общества, так как живу его ценностями: материальное благополучие, здоровый духовный рост(не заводящий в бездны отречений от мира), забота о семье, воспитание детей. Вы только вспомните, как она любила Гумберта! Он дулся, а она брала его за подбородок и целовала. Она погрузилась в обустройство быта, вызывая презрение Гумочки, но разве это не было настоящим прекрасным занятием для любящей жены? Она хотела чтобы он верил в бога,как истая христианка она не могла не заботить о его душе, и это было еще одним проявлением ее любви. Сквозь гумбертовы очки она ненавидела свою дочь, но позвольте - та и впрямь была весьма скверная девчонка! И Шарлотта - как могла - заботилалась о ней. Она недостаточно любила ее? Позвольте, но ведь мы, взрослея, начинаем очень критично относится к родителям, а порой и перестаем любить. Так отчего же Шарлотта должна была безоговорочно любить эту ограниченную стервозу? Да, Лотта не идеал утонченного интеллектуала и эстета. Но будь я мужчиной я бы наверное боготворила такую щедрую, красивую и по-своему, по-житейски, неглупую жену.

Теперь немного о Лолите.
Как бывшая когда-то девочкой 12 лет и довольно развитой, могу сказать, что Лолитины ужимки, гримасы и проказы, питавшие Гумбертову страсть, свойственны в той или иной мере любой девчонке ее возраста. Мужчины и слегка порочные игры с ними чем-то волнуют, притягивают, завораживают, я очень хорошо помню это чувство. Конечно, далеко не каждая девчонка дает им волю, но испытывает, мне кажется, каждая. То же, что произошло с ней потом - прекращение после окончательного сближения с Гумбертом в совершенно мрачное и тяжелое чудовище, связано с тем, что столь ранний опыт сожительства оставляет очень тяжелый осадок на девичьей душе... Зачерняет, остается несмываемым пятном, постоянно раздражающим бельмом на глазу - отсюда и чрезмерная раздражительность Лолы. С годами этот (мягко говоря) дискомфорт пропадает, девочка зреет, интимная жизнь входит в естественное русло и мы закономерно видим перед собой Лолу последней встречи с Гумбертом. Удивительно, как Набоков так точно сумел передать не только линию Гумочки, но и Лолину? Откуда, из каких небесных закромов мог он узнать, что чувствует маленькая девочка, окунувшаяся в эту жизнь? Я не знаю. Я знаю лишь, что такое начало чувственный жизни, даже стертое с годами, оставляет неизгладимый отпечаток на женской душе. Это будущие женщины с изьяном, с щербинкой внутри. Ее стоит пожалеть, как бы она не была противна. Но все же как она мне противна!

И, наконец, главное, волшебное, диковинное и волнующее - то, за что я люблю Набокова.
Картины, картинки, образы, миражи, фотографии, литографии, снимки, все время перед глазами стоят какие-то изображения и не только - осязания, запахи, вкусы. Но это не убогая кинематографичность унылых в своей примитивности современных сюжетных поделок, это - истинная живопись - отражающая реальность, но не через голую точность и сухую объективность, а через таинственные мазки слов, неуловимую игру предложений, расфокусированность сравнений... О, этот Набоковский язык! Мои жалкие потуги описать его великолепие могут его только принизить. Возможно, не каждый его сможет принять. Но, на мой взгляд, это уже изъян восприятия читателя, а не минус Набоковского языка и стиля.

Уважаемая книга, я не смогла принять тебя.

Прости, что я была с тобой столь небрежна. Прости мне мое малодушие, мое нежелание проникнуть в твою ткань, рассмотреть твои нежные складки. Ты прекрасна – но как что-то чужое, что маячит за горизонтом, но не станет частью меня; на что можно смотреть сквозь разбитое стекло – но нельзя прикоснуться, не поранив руку. Я жалею тебе свою руку. Мне жалко тебе свою кровь. Прости.

Я знаю, что человек, написавший тебя, – он хороший. Через внешнее твое совершенство он пытался преодолеть свое неприятие тебя. Должно быть, ты его испугала. Так бывает, не расстраивайся.

Я поняла, отчего он не любил Достоевского. Тот не боялся, тот с готовностью бросался в кошмар, не пытаясь сберечь себя; оттого его проза болезненна, он бежал от элегантности, от высеченной в хрустале формы. А твой автор, уважаемая книга, был нежен и мечтал сохранить себя хоть немного – и потому ты непростительно… ты жутко красива.

…Знаешь, уважаемая книга, у меня была близкая мне Лолита. И у этой Лолиты тоже был Гумберт. Ты не обманываешь меня, книга. Ты во многом права – но ты бываешь не права в настроении, в мелочах, которые я узнала от своей Лолиты. Отчего-то, читая тебя, я чувствовала, что предаю свою Ло. Наверное, память излишне чутка. Все равно – моя Ло мне ближе. Ты не виновата, уважаемая книга, – разве может быть виновато творчество, что растревоживает давние впечатления?

Я сказала бы ей, книга:

«Ло моя, как ты? Ты скучаешь по мне?.. Нет, конечно, умершие не могут скучать. Какая я глупая, Ло!.. Помнишь, как мы говорили с тобой, а за балконом, в бесконечности, распускался апельсиновый весенний закат? Ты держала в руках старые «Сумерки». Отчего ты зачитывалась ими, Ло? Что ты нашла в них?.. Нет, я не спрашиваю. Я любила тебя – тобою, естественной, несколько грустной. Ты убегала из дома в подъезд и пряталась там, а я находила тебя и обнимала, и ты плакала бессильно у меня на плече. А я говорила тебе: «Ло, все нормально! Ты справишься! Ты у нас сильная!» Ты говорила, что я единственная тебя понимаю, что я – единственный друг. Какое слово это – «друг»? Короткое и некрасивое, резкое. Прости меня, Ло, что не смогла уберечь тебя. Я пыталась, но я была слишком слаба. Мы обе были очень юны. Твой Гумберт слишком «любил» тебя. Раз ты сказала мне, Ло, что ненавидишь это – «любить». А я не посмела тебе возразить. Что я могла бы сказать? Ты убегала ко мне от отчаяния, но потом возвращалась домой. Рано постаревший ребенок. Не пойми я сама, ты бы ни за что не призналась – тебе было стыдно. Все они говорят о «любви», Ло. Слабый и пустой человечишка он. Я поняла это, раз посидев с ним за одним столом. Ло, ты говорила мне: «Со мной все кончено!» Зачем ты так говорила? Я плакала от бессилия, от невозможности спасти тебя из лап монстра. Ты просила меня об осторожности. Ты боялась за меня и не хотела, чтобы я говорила. Ты боялась его. Прости меня, Ло. Тебя уже нет, а я вспоминаю тебя очень часто. Я знаю, что виновата. Но я знаю, что ты обрела покой, и это меня утешает. Ты научила меня силе, любимая Ло. Без памяти о тебе я бы пропала. Спи спокойно, Ло. Твою могилу засыплют желтые листья, которые мы с тобой так любили».

Уважаемая книга, я не рискну тебя оценить. Я не имею права на то. Я излишне пристрастна. Могу лишь надеяться, что ты своей красотой привлечешь хороших людей. Им ты нужнее. Пусть помнят о том, что зло вечно пребывает с нами и часто – в самом банальном облике.

С почтением к тебе,
Твой огорченный читатель.

История заблудших грешников.

До этого момента, с творчеством Владимира Набокова я не была знакома и изначально хотела начать знакомство с его романа «Защита Лужина», но все-таки любопытство взяло верх, и я взялась за «Лолиту» дабы узнать, что же там такого, что многие считают аморальным. Конечна, я знала, что в этом романе Набоков поднимает тему педофилии, и поэтому было интересно узнать, как он её преподносит.

Книга рассказывает нам о взрослом мужчине, который когда был в возрасте Лолиты (12-14 лет) влюбился в девушку Анабеллу, но та умирает и после этого Гумберт испытывает влечение только к маленьким девочкам. Однажды Гумберт даже состоял в браке, но все закончилось разводом и после этого он уезжает жить в спокойный городок Рамздэль, чтобы посвятить себя работе. Комнату он снимает у женщины по имени Шарлотта Гейз и здесь же он встречает её двенадцатилетнею дочку – Лолиту.

Для меня «Лолита» прежде всего глубокая, личная, душевная драма. Причем виноваты в ней все герои без исключения. Мы видим, как несчастен и болен Гумберт, да он пытается как-то сдерживаться, пытается быть хорошим человеком, быть выше всего этого, но проваливается. Он становится параноиком вечно бежит от самого себя, боится, что его могут разоблачить, и он прекрасно знает, что счастья ему не светит. А Лолита? Она тоже глубоко несчастна, разве может ребенок, живущий без материнской любви быть счастливым? И в придачу еще живущий с соседом – развратником? Такой ребенок с самого начала был обречен. Но защищать я её не хочу потому, что в том, что произошло, есть и её вина. Она знала с кем связывается, куда идёт и делала это все осознанно, её никто не принуждал. Она далеко не милая и невинная девочка и ведет она себя совсем не по – детски. Так что во всем произошедшем виноват не только Гумберт, но и сама Лолита.

Единственное, что я так и не поняла так это смысл всего романа. Что этим хотел сказать Набоков? Что «любовь» между взрослым мужчиной и маленькой девочкой существует? Не думаю. А может быть он просто хотел показать, что творится в голове у таких людей, как Гумберт?

Еще меня напрягал слог автора – очень сложный местами динамичный местами спасть хотелось. Как по мне был перебор с художественными тропами, пробираться через них было мучительно сложно.

Конечно, роман «Лолита» понравится не каждому читателю, это очень сложное, непростое произведение, которое сложно понять и принять.

Необходимое вступление. Данный отзыв не имеет целью задеть или принизить ни Владимира Набокова, ни его многочисленных почитателей. Полагая, что ни от чего так не тускнеет талант, как от чрезмерного превознесения, точно так же пользы не зрю в ниспровержении колоссов, сбрасывании чего бы то ни было с парохода современности и прочих обрядах уязвлённого самолюбия. Следовательно, обсуждаю только собственное ой-ёлки, иллюстрируемое бородатой шуткой: "Морская качка была изображена с таким искусством, что при одном взгляде на картину начинало тошнить". Или обратимся к первоисточнику: Проснулся от бессмысленного и ужасно изнурительного соития с маленьким мохнатым, совершенно мне незнакомым гермафродитом.
А если бы маленький мохнатый гермафродит был знаком, - было бы приятнее? осмысленнее?
Это она меня совратила. Бессвязный, бредовой лепет тысячи миллионов насильников, демоническая соблазнительница десяти, семи, пяти лет от роду… Она, она виновата: adolescent, первоклашка, дошкольница. Соблазн, как и страх, - в глазах смотрящего. Хваленая зрячая кровь Гумберта чудесным образом видит лишь то, что он желает видеть: губки, грудки, лопатки, ягодицы, ляжки, пушок, промежность, расстояние между подвздошными косточками. Но че-ло-ве-ка?! фи, избавьте, не ломайте кайф. Реальность Лолиты была благополучно отменена.
Не везёт девке. Её реальность отменяют все, кому не лень: от мамаши с лозунговым «пускай только попробует быть несчастной» до комичной мисс Пратт с фрейдоидными выкладками. А Г.Г. – мастер отменять реальность чего угодно и кого угодно; вспомним, как он орудует своей только что сфабрикованной, в натуральный рост женой. Или поломка бедра вместо «перелом». Даже не Гулливер среди лилипутов, а Гамлет, затесавшийся в тупой и бездарный кукольный спектакль, пленённый самой красивой марионеткой: Dolly, Doll, Lollipop.
Не куколка, не леденчик, не мексиканский сувенир Лолита. Dolores. Скорби.
Гумберт – персонаж отрицательный. Ясно уж из того, что у Гумберта гнилые зубы. Негодяем и мерзавцем в послесловии можно не обзывать. Поэтому, а может быть, совсем не поэтому, привычным смешком встречаешь очередной акт самопревознесения:
…я был, и еще остался, невзирая на свои бедствия, исключительным красавцем…
…мне стоит только прищелкнуть пальцами, чтобы получить любую взрослую особу, избранную мной…
Моё сверхчеловеческое самообладание…
Моя старосветская учтивость…
…несмотря на мужественную мою наружность, я ужасно робок… [Ужасно – робок, оцените. К автопереводу предъявляют комичные претензии, ловя билингву на мнимых ошибках. Elm означает вяз, а у вас, В.В., шелестят и склоняются немыслимые в великом и могучем ильмы. Словарь Даля: Ильм, илим, ильма - дерево, похожее на вяз, Ulmus campersis, и другие близкие виды. Не учите рыбу плавать!]
…я помню, что удивился собственному хладнокровию…
…вчера я примерял перед зеркалом новую пару купальных трусиков…
Знакомо, знакомо. Бунин? «Тёмные аллеи» - «Я был в ту пору красив почему-то южной, горячей красотой, был даже неприлично красив», и та же заворожённая каталогизация губок-грудок-ляжек. «Митина любовь» - «под видом театра ей преподавались разные способы изменять мне».

Так ведет себя странно с крольчихою кролик,
Что кролиководы смеются до колик.

А не была ли Гейзиха соучастницей? Не расплачивалась ли дочь своей чудной тушкой за мамину семейную устроенность?
Достоинства набоковской прозы – это с любовью принимаемые недостатки. Сладострастие описаний, весьма условное: змея давится, натягиваясь на толстого выхухоля, с которого содрали кожу». Толстому выхухолю остаётся только посочувствовать. Рацио включается как радио, лишь бы не растворяться в содроганиях, подкрадываниях и трениях об детскую ножку. Милые навязчивые намёки чёрт те на что, уютные иносказаньица: психоаналистка Бьянка Шварцман, Бёрдслей Колледж и в качестве апогея (апофигея) фамилии одноклассников Доллиньки – МакФатум, Фантазия. Читал ли ВВН Козьму Пруткова? Ильфа с Петровым ценил высоко. Когда светлокожий вдовец обращается к читателям «Господа и госпожи присяжные», трудно отмахнуться от Остап-Бендеровских ассоциаций. Тогда «мотор», на котором трогательная пара колесит по Америке, - это «Антилопа-Гну»?
Нелегко живётся душке Гумочке. Давит конкуренция. Злые психоаналитики заталкивают в свой психоанал. Двенадцатилетним исполняется семнадцать. Волки жуют зайчиков, грузовики давят белочек. Я буду любить её, даже если она родит, то есть не так банально – «если прелестное, молодое, замшевое устьице осквернят и разорвут роды». Прямо Петрарка. Забавно встречать рассуждения о настоящей любви Гумберта под неизменной цитатой про огонь чресел, он же свет жизни. Да, Настоящая Л., на которую мисс Гейз не ответила. Все жертвы возлюбили бы своих насильников – воцарился бы рай на земле.
Ах, раздавленная белочка, как это жалко.
Давай играть, Лолли: ты будешь белочкой, а я грузовиком.
А Гумберт ведь расслышал настоящую Ло за белым шумом собственной скверны. Расслышал одну фразу: Знаешь, ужасно в смерти то, что человек совсем предоставлен самому себе.
Итак, Куильти, Гумберт, Долорес Гейз все трое предоставлены самим себе. А мы, пока живы, можем сделать лишь один вывод: что не можем делать никаких выводов.