The Rings Of Saturn

Вот живешь-живешь в своей стране., в Мухосранске каком-нибудь или в Москве. Ходишь с пакетом мусора от дома к мусорке и мысли тебя посещают разные. Как денег заработать или что на ужин приготовить. А тут человек, ходит вдоль Британского побережья и рассказывает разные сказки и байки для интеллигентов. Вот скажи мне username смог бы ты, так идти и рассказывать о своих краях, как кто то-то кого то бил или построил там церковь на медвежьих отходах. А этот смог.

Вот ходит он как кот из сказки Руслан и Людмила и рассказывает о интересных событиях в жизни прошлого и биографии разных людей. Что ты уже знаешь, что нет. Но кашу маслом не испортить. Истории интересные, Люди тоже. А вот если взглянуть по существу, это обычный журналистский треп с подвешенным языком.

Для себя лично я многое что открыл. И много что читал и разбирал в википедии. Интерпретированные взгляды на те или иные события. Смотришь и думаешь, да мы же на эти грабли каждый день наступаем и ниче – крепче лбы. Что мы хуже немцев там или бельгийцев. Так и вся книга. Интересно, и ни о чем.

Посвящается ирландскому поэту Дугласу О'Райли, который лишь по странному стечению обстоятельств не был включен в эту книгу. Он не выходил на улицы, не заседал в комитетах, не путешествовал и оставил лишь пару тысяч строк и скромное надгробие. Но как минимум половину строк он посвятил навек умолкнувшим соплеменникам - изгнанным, убитым, замученным. В оставшейся половине он поёт и пьёт вместо них, в память о них и с потаёнными слезами о них. Посему ему было бы не стыдно стоять рядом с Кейсментом и Конрадом, героями "Колец Сатурна".

Сатурн - 1) бог земледелия, мифический царь, научивший жителей Италии возделывать землю; 2) воплощение греческого бога Кроноса, пожиравшего своих детей; 3)символ времени, чьи атрибуты - песочные часы и коса.
"Кольца Сатурна" - это попытка высказать неназываемое, приблизиться к объяснению человеческой цивилизации. Ни много, ни мало.
Для этого нужно идти окольными путями, кружить по пресловутым кольцам, карабкаться по побережью, вновь и вновь возвращаясь к одним и тем же мотивам. Биться мухой в тесной коробке настоящего, чьи стены - непроницаемое прошлое и сомнительное будущее.
Камень, брошенный в воду, порождает круги на её поверхности. Вмешательство человека в ход вещей порождает круги (кольца!) во времени и пространстве. Когда появились эти круги? Много раньше технических революций, изменивших лик земли. Не в момент ли первого убийства, открывшего путь для окопов, виселиц и концлагерей? И кого убили - юного Авеля или ту самую бабочку, невовремя присевшую отдохнуть на тропу?
Первое разрушение запустило созидание. Созидание и разрушение идут рука об руку. Прекрасные шёлковые ткани - результат порабощения червей и людей. Взлёт европейской коммерции и искусства обязан жестокой колониальной политике, миллионам безымянных смертей.
Всё связано, мучительно связано, нить времён рвётся только в "Гамлете", а голый человек на голой земле существует только в "Короле Лире". Чтобы обнаружить эти связи, надо стать путешественником, чудаком вне домашнего уюта и устоев. В одну жизнь вмещается ссылка в Вологду и написание "Сердца тьмы". В одну жизнь входит огонь революции Франции и любовь в сонной английской усадьба. Шёлковые нити протянутся из невообразимо далёкого Китая в глухие деревни Германии, и некоего крестьянина буду сечь розгами из-за червей, пронесённых в бамбуковом посохе персидским монахом.
На счастье автора и читателя следы прошлого разбросаны под ногами - руины, надгробия, стопки старых писем и книг. Автор живёт в мире свидетельств, некой кунсткамере, занося её диковины в свой реестр. Мир - немой и говорящий одновременно. Безмолвные косяки рыб, молчащие толпы казненных, страница книги, обрывки ткани, высохшие вязы, даже зарницы во время урагана - всё равноценно в этом странном собрании.
Спасибо автору и за то, что это собрание обозримо. Не огромный Лувр, а скромный музей на вышедшем из моды морском курорте. Будь книга раза в три толще, в холодных северных водах стало бы на одну селёдку больше. Потому что стиль холоден, лаконичен, но силён. Во рту остаётся вкус картона, сжеванного от голода. Под пальцами - распухшее тело китайского императора. В носу - пыль его последнего убежища. В ушах - пронзительный тишина безвременья, той коробки между прошлым и будущим. В голове - странная ясность ума, что бывает на рассвете.

Моя новая любовь

Винфрид Зебальд, конечно, совершенно уникальный писатель. Кто-то, возможно, скажет, на очень большого любителя. И кажется, меня угораздило в эти любители каким-то боком залететь.
Признайтесь! Вам ведь становится легче, когда вы обнаруживаете, что рядом с Вами... Ну ладно! Не рядом! - Но всë же! - Когда-то, где-то , в обозримо-удалëнном пространстве-времени жил и страдал некто, от схожего с Вашим синдрома. Синдрома отщепенца. Синдрома отверженного.
Или не совсем так.Это какое-то наполовину вынужденное, а наполовину добровольное отщепенство. Некто, не просто выброшенный, изверженный из общества и общения, но и сам добровольно избегающий их.
В его романах нет сюжета, нет событийности, как таковой. Нет главных героев, основной и побочной линий существования. Она переполнена массой как-бы документалистики. Фото, документы, дотошные сведения, статистика, перебирания названий, имëн, дат. Факты, факты, факты.
А за ними неприглядная история человечества. Убийства, уничтожение, обречение на деградацию, голод, вымирание. Доведение до смерти, планомерное истребление, уничтожение миллионов. Тьмы и тьмы. На протяжении столетий и тысячелетий. Славная биография Homo Sapiens.
И плеяда чудаков, отверженных. Которые осмеливаются... Или хотя бы не участвуют, отстраняются. Находятся в постоянном столбняке от привычного ужаса...
Это всë Зебальд. И он, казалось бы, намеренно, антилитературен. - " Сказала она, сказал Аустерлиц". - Такой громоздкий вопиюще-неэстетичный приём передачи чьей-то речи через посредников... Но нет! Он новый честный бог искусства слова. Видимо, в наше время, только так!
Если вы живы, если вы настоящий, Ваша психика будет настолько исполосована ударами судьбы, жестокостью буден, жестокостью фактов, что вы будете согласна встречаться-общаться с облаками, деревьями, тенями зданий, тенями людей, архитектурных сооружений.
Люди будут встречаться, но как-то невзначай, ненадолго, сменяя друг друга, перетасовываясь, как колода карт.
И ты приходишь к пониманию, что главные происшествия, главные встречи на дню - это встреча с облаками на небе, с тенями гор, зданий и деревьев. Встречи с собственными воспоминаниями, которые меняют очертания, как высыхающие лужи.

Другое название этой книги - Английское паломничество - лишь отражение перемещений автора по английским городкам и предместьям. В то время, как само действие книги охватывает весь мир. Мы побываем и в Сербии, и в Индии, и на берегах Конго - и все это в размышлениях, воспоминаниях и даже снах писателя, только успевай следить))

На самом деле, такой интенсив - лишь кажущийся, ибо книга - само воплощение сна или мысли, где все обрывочно, одно цепляется за другое, покрыто налетом тумана и ТЛЕНА. Никакой сюжетной линии нет и в помине, все только в ощущениях, воспоминаниях и размышлениях.
Каждая глава подводит нас к тщетности бытия, напоминая о том, что неумолимый Сатурн (а иначе - титан Кронос - само время) пожнет свою кровавую жатву. И не существует никакого движения вперед, прогресс лишь что-то мнимое, а все усилия человека бессмысленны и только влекут еще большее разрушение.

Зебальд невероятно красиво описывает старые кладбища, разрушенные усадьбы и даже целые города. Но читать все это, мне лично, довольно тоскливо. И дело вовсе не в том, что я неисправимая оптимистка)

Очень «зрительная» книга. Много образов, фактов, историй, и всё это собрано в размышления-воспоминания автора-героя книги. Такое неторопливое повествование с очень размытым сюжетом и постоянными ответвлениями мыслей персонажа. Персонаж, на мой взгляд, максимально обезличен. Он путешественник, он много знает, он вращается в кругах учёных, а темы его размышлений не очень обыдены. Но он воспринимается как маленькая песчинка в огромном мире, где одно из измерений – время. А кто он сам в этом контексте? Мы не видим его со стороны, но и не видим ничего, кроме мыслей, изнутри. Достаточно ли этого, чтобы зажечься, влюбиться, заинтересоваться? Достаточно, только если вам интересны сами мысли.
У всего есть своё прошлое, своя история, но думаем ли мы об этом, когда идём по улице? Думаете ли вы о том, что было раньше на месте вашего дома, какие люди тут жили, о чём они размышляли и т.д.? Я редко думаю об этом долго, даже когда попадаю в исторические места. Я слишком сосредоточена на себе и настоящем, и в этом мы кардинально различаемся с главным героем. Я не смогла стать его тенью, проскользнуть в его мир, синхронизироваться с ним. Мы настолько по-разному мыслим, что никак не могли совпасть. Поэтому для меня чтение этой книги (точнее, необходимость прочитать её до конца за краткий промежуток времени) стало мукой: я не могла сосредоточиться на ней дольше 10 минут и постоянно незаметно для себя уходила куда-то внутрь, в саморефлексию. Для меня «Кольца Сатурна» как густой туман на пустой дороге: ты бредешь сквозь него, ничего не видя, немного оглушенный тишиной; тебе кажется, что туман такой густой, что его можно схватить руками, но ничего не выходит; ты видишь отдельные очень нечеткие фрагменты окружающего тебя мира, но никогда не сможешь собрать целостную картину и, выйдя из тумана, так и не сможешь рассказать потом, где ты был и что из этого вынес, кроме, может быть, самоуглубления в себя. Может, в этом и есть цель книги? Дать читателю толчок к саморефлексии? Не знаю, но факт в том, что дочитав «Кольца Сатурна» несколько дней назад, я не помню большей части прочитанного.

В своём "Саду против времени" Оливия Лэнг ссылалась на "Кольца Сатурна" В.Г. Зебальда, да так, что волей-неволей захотелось ознакомиться с этим романом, ища такого же умиротворения, которые дарят книги Лэнг. Я думала, что это будет что-то вроде её же "К реке", только, быть может, более грубое и суровое, в немецких традициях.

Одно могу сказать точно: немецкие традиции были соблюдены, да вот не те. Если Лэнг в своей меланхолии бредёт вдоль реки Уз и перебирает в голове факты о взлётах и падениях людей, живших в той местности, то Зебальд сосредотачивается даже не столько на падениях, сколько на тлене и разложении. Во время своего паломничества вдоль моря он посещает кладбища и заброшенные парки, пришедшие в упадок поместья и оставленные исследовательские базы. Он вспоминает: вот тут жил отшельником такой-то обнищавший аристократ. А вот здесь когда-то была целая курортная империя, возглавляемая предпринимателем из среднего класса, да всё развалилось в войну. А вот однажды я побывал в Ирландии и гостил там в разорённой усадьбе, остальные обитатели которой тихо сходила с ума от безделья и беспомощности. А вот один шляхтич ходил по реке в Южной Африке, насмотрелся на тамошние ужасы и был поглощён чёрною тоскою.

И так всю книгу. Автор в лице своего героя бредёт через пустоши и заросшие поля, блуждает по парковым лабиринтам, вспоминает о чьих-то помешательствах, а порой и сам помрачается рассудком и сознанием. Он чем-то напоминает беседу двух давно не видевшихся бабушек: "помнишь Зинаиду Петровну? так померла ж по осени. а вот магазин, "Берёзка", возле железнодорожной станции помнишь? так там хозяин проворовался и сбежал, а магазин закрыли, так и стоит теперь заброшенный, шпана окна поразбивала, внутри бомжи притон устроили". И казалось бы, в чём смысл такого депрессивного потока воспоминаний и образов?

Тем более, весь текст меланхоличный и тягучий, с длинными абзацами по несколько страниц, с историями, перетекающими одна в другую. Он явно не стремится быть лёгким, он требует определённого настроения и душевного состояния. Так во время одинокой прогулки одна мысль немедленно сменяется другой, внутренний голос не смолкает и неустанно подсовывает нам тему за темой, затягивая в пучину тоскливых рассуждений. И нам предлагается побыть таким одиноким путником, поразмышлять на разные темы и попытаться найти для них единый корень.

С первой попытки мне даже не удалось выделить общую мысль книги, однако спокойное раздумье помогло обнаружить общее у всех историй: что-то неизменно заканчивается, уступая место чему-то другому. Но мы тоскуем именно по тому, что кончается. Люди в целом склонны цепляться за прошлое, за воспоминания, и не желать жить в настоящем, планировать будущее.

Это книга о страхе перемен, о неспособности управлять собственной жизнью и нежелании принимать серьёзные решения. Все персонажи, о которых вспоминает Зебальд в своём путешествии, так или иначе бегут от общепринятых норм. Селятся в уединённых коттеджах, забрасывают хозяйство, годами ходят в старой одежде, избегают общества. Это своеобразные хикикомори разных эпох Великобритании. Это причудливые эскаписты, нашедшие своеобразное счастье в своём уединении, изгнании.

И чему же они хотят научить нас?

Я бы хотела посвятить эту рецензию Диме — не только и не столько потому, что он посвятил мне свою. Как сложилось то, что мы начали читать вместе, я в точности не помню. Это был один из зимних вечеров в Петербурге, тождественных ночам, которые незаметно переходили в пустые серые утра, только цветом, но не настроением от ночей отличавшихся. В одной из уродливых бежево-зелёных пятиэтажек весёлого посёлка, рядом с которой, казалось, не было никакой жизни. Люди стремительно проходили мимо: кто в дом, кто из дома, будто стараясь не прожить в собственном дворе ни секунды, не дышать воздухом, в котором отпечатывались решётки серых цементных полосок, призванных, кажется, напоминать не то о школе, не то о тюрьме — если считать, что между ними есть некая принципиальная разница. В некоторых таких дворах стоят не по-местному современные «Пятёрочки», открывающиеся в полуразвалившихся помещениях, на которые спешно надета аляпистая бело-красно-зелёная пластиковая скорлупа, такая же неуместная и фальшивая, как реклама новой модели айфона в метро. При выходе из двора был установлен ужасающий спонтанный мемориал ушедшему детству или советскому союзу: толпа мягких игрушек, выкинутых кем-то на помойку, а кем-то другим — из зла или скудоумия — собранных и выстроенных на клумбе. Выцветшие, грязные, уродливые и почти бесформенные они стояли толпой, очевидно просолившейся насквозь ненавистью к человечеству. Выходя на проспект в темноте зимнего утра, которое медленно и неохотно приобретало стальной оттенок и становилось тем, что мы привыкли называть зимним днём, малодушно не думая о том, что так, скорее всего, выглядит ад, мы ждали трамвая и беспомощно смотрели в ту сторону, откуда он должен появиться. В этот момент уже ничего не зависело от нас, мы просто ждали, мёрзли, немного стыдились того, что вышли слишком поздно, и вспоминали вчерашний вечер, наполненный бытовой суетой и чтением вслух.

Вся моя рецензия умещается в одну цитату из этой книги: «Пока я глядел вслед катафалку, мне вспомнился один парнишка, подмастерье из Туттлингена. Много лет назад он присоединился в Амстердаме к похоронной процессии известного коммерсанта и во время погребения с почтением и чувством выслушал надгробную проповедь голландского священника, из которой не понял ни слова.»

Посвящается моему деду, рыбаку, натуралисту и отличному рассказчику. Спасибо, что слышал меня и научил слушать других.

Теплая осенняя ночь, время отдохнуть от дневной суеты и забот. Все спят. Только я отправляюсь в путешествие с прекрасным рассказчиком. Мы неспеша идём по побережью, внимательно рассматривая все на нашем пути. Ни одна деталь от нас не скроется. Мне очень повезло с путником. На каждую деталь у него припасена интересная история, исторический факт. Его эрудиции можно только позавидовать. Я впитываю каждое слово словно губка. И мне хочется слушать ещё и ещё. Манера повествования моего друга, как отдельный вид искусства. Метафоры, эпитеты придают обычным вещам волшебство и рассказ получается подобно кружеву,ажурным и лёгким. Темы же,которых мы касаемся, не такие простые какими кажутся. За простым обсуждением сельди, можно обнаружить, как то или иное событие серьезно влияет на историю, людей. Целый пласт проблем раскрывается. Мысли цепляются одна за другую. Наш разговор многослоен.
К сожалению, наше путешествие быстро заканчивается. По телу растекается приятная усталость, но на душе спокойно. Спасибо, друг. За эти 300 стр ты показал мне, что за кажущейся простотой есть глубина, что любая тема может быть интересна, главное- каким языком она подана.

Это произведение - дневник путешествия рассказчика по Северо-Восточному побережью Англии.
Я думала, написанное автором будет более целостной историей. Напротив, текст оказался рваным. Некое философское повествование.

Эта та книга, читая которую, ты можешь себе позволить отвлечься на другие мысли, так как ты не отойдешь от сюжета. Его нет. Но какие же красивые выражения подбирает автор... Читаешь предложение, и так оно аккуратно, искусно сформулировано…
Вообщем-то, если захочется чего-то абстрактного, несущего при этом определенные смыслы, 'Кольца Сатурна' подойдет отлично.
Все-таки это не пустословие. Автор одно за одним сплетает в произведении свои воспоминания, рассуждения о предметах искусства и фигурах прошлого.

• «Мы воспринимаем лишь разрозненные огни в бездне неведения, в мироздании, наполненном глубокими тенями».
• «У придуманных нами машин, как и у наших тел, как и у наших страстей, есть медленно угасающее сердце».
• «Майкл принес чайник, из которого то и дело вырывалось облачко пара, как из игрушечного паровозика».
• «Месяцами и годами воспоминания, незаметно разрастаясь, дремлют в нашей душе, пока какая-то мелочь, безделица не вызовет их наружу, и они странным образом ослепят нас, закроют от нас реальную жизнь».

Немного цитат в оригинальной версии:
• «We’re unwilling to spin out our thoughts into the phantasmes of sleep, making cables of cowebs and wildernesses of handsome groves». - (Мы не намерены распускать наши мысли и предаваться снам, плетя узор из паутины и зарослей дремучего леса).
• «Oh, for the countless things one fails to do». - (О, сколько же всего так никогда и не делается).

Совершенно не линейное повествование, мысли автора скачут с одного на другое: описание обеда в кафе, Голландское королевское кладбище, строительство железной дороги, улов сельди и её физиологическое строение и многое другое. Всё здесь перемешано как продукты в холодильнике после взрыва.
Как по мне - так её лучше читать размеренно, не торопясь, не гонясь за временем, а наоборот -каждым словом и предложением прочувствовать саму суть времени. Мало какие вопросы, поднимаемые автором, были интересны лично для меня. Но может кого-то реально заинтересует улов сельди. (у меня прям с этой книгой какой-то пунктик на рыбе появился)
Особый, и даже намного больший, интерес у меня вызвали черно-белые фото. Вообще скажу я вам - рассматривать старые фото, которые были сделаны когда еще не было навороченных цветных камер - это умопомрачительное удовольствие. Будь книга из одних только фотографий с небольшими приписками - я бы её намного выше оценила. Но каждая книга найдет своего читателя. Просто я видимо читатель не этой книги и не этого автора. Я как маленький ребенок- мне бы текст попроще и повеселее, да картинок побольше.
Ну а те кто быстро умеет ориентироваться в не линейном сюжете и смене мест - милости прошу.