The Rings Of Saturn

Кольца Сатурна попали в моё поле зрения абсолютно случайно, как и многим другим случайно подвернувшимся мне под руку вещам, я решил дать шанс и этой книге. Хотя, признаюсь, опасения в зашкаливающей претенциозности произведения у меня были. Заинтересовали меня фотографии разворота с картинками. Взрослая художественная книжка с картинками — это интересно.

Но, к счастью, в этот раз я ошибся. Книга оказалась очень интересной и прочлась практически на одном дыхании.

Роман представляет из себя художественную обработку путешествия по восточному побережью Британии. Места, ранее процветавшие и ныне пришедшие в запустение позволяют автору поближе рассмотреть трагедию каждой деревушки, дерева или семейства, найти связи с масштабными геополитическими процессами и даже собственной судьбой. И, конечно же, между строк «Всё — тщета и ловля ветра» и мысли о повторяемости истории. Способности автора найти разрушение и увядание во всём, что нас окружает можно позавидовать.

Созданной связностью разнообразных событий Зебальд напоминает Воннегута. Общий тон произведения заставляет иногда подумать, что если бы Царь Соломон жил в конце ХХ века, то Экклезиаст выглядел бы именно так.

Шарма книге добавляют иллюстрации. Насколько я понял, в оригинальной книге они не были столь поганого качества, тут уже наши издатели постарались. Зато образы описываемых автором местностей, личностей и объектов в русской версии выглядят совсем исчезающими и контурными, что лишь положительно сказывается на атмосфере.

В целом получилось замечательное путешествие-размышление, наполненное светлой грустью автора. Вот только, в отличие от Экклезиаста, впечатление после прочтения остаётся далеко не такое гнетущее, ибо Зебальд способен захватывать красоту момента.

"Кольца Сатурна" – та редкая книга, которая становится значительно лучше после первых ста страниц.

Сюжет здесь, конечно, не бей лежачего: в 1992 году рассказчик, более или менее эквивалентный В. Г. Зебальду (филологическая корректность требует воздерживаться от отождествления автора и персонажа), всю книгу бродит по восточному побережью Англии, надеясь развеять сплин, при этом на восточном побережье Англии царит такая разруха, что от ее созерцания становится только сплинее; каждая увиденная деталь порождает у рассказчика воспоминания и ассоциации, которыми он в потоковом режиме делится с бумагой и, как следствие, читателем. То есть буквально "я добрался до такого-то местечка, там все умерло, и это напомнило мне [воспоминание], кстати, тут я подумал, что [ассоциация]; затем я добрался до следующего местечка, там тоже все умерло, и т. д.".

Грустные кольца

Первая треть текста выглядит так, будто вы в изрядном подпитии сидите с Зебальдом в кабаке, и он который час подряд рассказывает вам, как страшно жить, подкрепляя эту непростую мысль первыми пришедшими на ум примерами из истории, экологии и литературы. Вам в целом приятно расслабляться за бутылочкой по-шмидтовски крепкого в компании умного и начитанного человека, но, если бы не взаимное опьянение, вы бы уже давно процитировали Максу Георгиевичу сакраментальную фразу Мясника Билла "Да что ты, черт побери, такое несешь?". То про истребление селедки начнет рассказывать, то про косяк в картине Рембрандта "Урок анатомии доктора Тульпа", выставленной в Маурицхёйсе, то про трактаты Томаса Брауна, то вдруг перескажет сюжет "Тлён, Укбар, Орбис Терциус" Борхеса, то подробно изложит до середины биографию Джозефа Конрада, хотя говорил вроде о совсем другом человеке. Поток образованного сознания как он есть.

Но вскоре (если начало второй трети 300-страничного текста можно назвать "вскоре", многие же и первые 30 страниц считают слишком большим авансом читательского доверия автору) бессвязные ассоциации, все разрастаясь вширь, начинают собираться во вполне конкретную и явно заранее продуманную систему. И Маурицхёйс, и Томас Браун, и многое другое, что набрасывал автор в начале, вплоть до селедки, раз за разом возвращается в текст и показывается с неожиданных сторон – мысли рассказчика как бы ходят по кругу, а в данном случае вращаются по орбите Сатурна в окружении осколков небесного тела, в далеком прошлом разрушенного приливными силами. Сатурном в "Кольцах Сатурна" выступает либо Время, либо Природа (римский бог, как и его древнегреческий первообраз поначалу, является богом земледелия), а кольцами – руины человеческих попыток Время и Природу перебороть и подчинить себе.

К таким кольцам Сатурна относятся и исторические документы – мутные и малодостоверные отпечатки реальных событий, – и столь же нечеткие, не заслуживающие доверия из-за избирательности памяти воспоминания, и предметы искусства, созданные на основе документов и воспоминаний, и вся совокупность депрессивной разрухи в полувымершем графстве Суффолк, куда рассказчик поехал справляться с чувством внутренней пустоты не иначе как по принципу "клин клином". В душе у персонажа беспорядочные обломки мыслей и чувств посреди ничего, в Суффолке беспорядочные обломки былой оживленной человеческой деятельности посреди ничего, и на орбите Сатурна тоже обломки неизвестно когда разорванного законами физики спутника посреди ничего. Отчего в рассказчике так все печально, мы не узнаем, зато узнаем, в чем причина обломков и ничего на восточном побережье Англии, а также много где еще на планете Земля. Все дело в насилии, объясняет текстовый аналог автора, и его тщете.

Грехи расцвета

Бродя от одних развалин к другим, рассказчик обязательно излагает их историю: что и почему на этом месте было построено, а главное, как оно выглядело в пору расцвета. Расцвет промысла, предприятия, города или государства важен, потому что он является целью и, значит, оправданием совершенных в том или ином месте преступлений против Природы и Человечности. Характерно, что все рассмотренные в "Кольцах Сатурна" исторические случаи развиваются по одному и тому же сценарию головокружительного успеха, когда человек, организация или сообщество на ровном месте в считанные годы создает огромное богатство. Переизбыток ресурсов порождает элитное потребление, и вот по воле скороспелых богачей возводятся сказочные замки и создаются произведения искусства, чтобы было чем эти замки заполнять и показывать всем, какой ты не только богатый, но и высококультурный. Обильные деньги – плодородная почва для значительной доли культурного наследия человечества, это и так все знают, но рассказчик предлагает пройтись немного дальше от поры расцвета в обе стороны и посмотреть, во-первых, откуда эти деньги взялись, а во-вторых, что с их производными стало впоследствии.

Во-первых, оказывается, что большие легкие деньги добываются всегда одним и тем же способом – насилием, и чем головокружительнее успех, тем большее насилие ему предшествовало. Благосостояние европейских государств выжато из крови и слез колоний в Африке, Азии и Америке. Дурные правители с начала времен накапливают богатства в своих дворцах вместо заботы о подданных, а население воспринимают только как топливо для безумных прожектов. Ловкие дельцы выбиваются в миллиардеры, если относятся к людям так же, как дурные правители. О природе вообще никто никогда не думает как о чем-то отличном от склада со стройматериалами, жратвой и одеждой. Процветание одного зиждется на разрушении другого, указывает рассказчик, вернее, на разрушении множества других, и ему даже нельзя установить какую-то конкретную цену, потому что ни боль, ни смерть не исчислимы. И вот начинают новыми красками играть вспоминания о, например, Маурицхёйсе, потому что королевская галерея в Гааге построена на кровавые деньги, а значит, призвана обелить ее спонсоров.

Во-вторых, оказывается, что расцвет мимолетен. Сатурн совершает еще один виток вокруг Солнца, и промысел оскудевает, предприятие разоряется, город нищает, государство рушится. Время и/или Природа очень быстро разрушает разрушителей, и скорость их гибели зависит от того же фактора: чем больше было совершено насилия ради успеха, тем раньше наступит крах. Мой любимый эпизод в книге – о судьбе средневекового порта Данвич, вынужденного постоянно сдвигаться на запад: его строители выжгли прибрежные леса, державшие берег, никак не озаботились укрепление береговой линии, и в результате низинные районы во время очередного шторма съехали в море; порт перестроили на новом берегу, опять уничтожив большой кусок леса, и лишенная корней почва снова ушла под воду – и так далее, пока жители не бросили Данвич; в итоге море постепенно поглотило его целиком. Все истории, приведенные рассказчиком, завершаются обязательным увяданием, распадом и забвением начинаний, вознесшихся мощно на страданиях и гибели ни в чем не повинных людей, животных, растений.

Все тлен, и это хорошо!

И тут рассказчик предлагает читателю закономерный вопрос: а зачем грабить и убивать, если преступные богатства живут немногим дольше, чем бабочки тутового шелкопряда? Смысл-то в чем, если смотреть в долгосрочной перспективе? В краткосрочной все понятно: очередная сильная обезьяна захотела что-то отнять у менее сильных обезьян, просто потому что так у нее в мозгу перемкнуло, но человек же способен думать не только о текущем моменте, так? В будущем, наглядно разбирает персонаж по имени Винфрид, погибнет не только каждый ныне живущий человек, но и дело его рук тоже. Даже такие устойчивые объекты, как каменные замки, взорвут или разломают, либо их поглотит вода/песок. Умрет все без исключения – вся красота, все величие, все социальное превосходство – и к чему тогда ускорять чужую смерть сегодня, если ничего вечного из такого злодеяния не выйдет?

Это, на мой взгляд, наиболее ударная мысль Зебальда: он не просто говорит о том, что грабить и убивать плохо, а ярко, на множестве примеров живописует тщету насилия. Онтологический ужас насилия в том, что оно всегда напрасно. По этой причине не может быть ни оправдания, ни утешения, что очередные тысячи жизней были отняты ради какой-то высшей цели – нет, при любых обстоятельствах они были отняты зря. В убийствах нет смысла. Загубленные жизни так и так прекратятся по законам Времени/Природы и более не возобновятся, а "высшая цель" погибнет вслед за ними, и тут не важно, через год, десять лет или век; важно, что чужими смертями бессмертия не достичь. Внешне рассказчик путешествует по Суффолку, а на самом деле – по цивилизационному кладбищу Англии, в каждом новом местечке перечисляя ассоциированные с ним преступления. Благодаря широте ассоциаций достается не только британцам, но и немцам, и бельгийцам, и французам, и даже китайцам. Итог один – в общем, все умерли.

Рассказчик с самого начала не скрывает, что, пусть руины и наводят на него еще большую тоску, он не хотел бы увидеть те же места в пору их расцвета. В первой трети это выглядит позой меланхолика, но затем любовь к тлену обретает железную логику, ведь мертвые дворцы богачей служат доказательством неотвратимости возмездия за грабежи и убийства. Когда эти здания были полны жизни и денег, они служили вместилищем Зла, а в 1992 году их населяют лишь тени и ветры, а значит, хотя бы они от Зла очищены. Хотя бы они убеждают тревожное сердце рассказчика, что каждое Зло будет наказано Сатурном, разорвано его приливными силами на обломки и ничего. В этом и состоит терапевтический эффект английского паломничества в "Кольцах Сатурна": оно, как кольцо Соломона, убеждает, что и Зло тоже проходит.

Так вот

Получается, В. Г. Зебальд – во многих смыслах батя современной литературной мысли. В "Кольцах Сатурна" есть сильная экологическая повестка с хорошими примерами, почему бездумное уничтожение биоресурсов опасно для человечества, а не просто с призывами "берегите природу, мать вашу!". Есть мощнейшая критика колониализма. Есть очень популярная в наши дни проблема памяти и забвения. И все это написано в 1995 году не по каким-то внешним лекалам, а напрямую из души автора, потому что его беспокоила всеобщая смертность бытия, тем более напрасно преждевременная смертность. Такое я, тем более как танатофоб, уважаю, поэтому "Аустерлиц" ставлю в читательский вери-лонг-лист. Хорошие книги о смерти и умирании – редкость, спасибо Гелианову за наводочку.

В постскриптуме отмечу КАРТИНКИ. В книгу вставлено штук сорок изображений, иллюстрирующих тот или иной факт из наблюдений, воспоминаний и ассоциаций рассказчика. В совокупности с потоковостью повествования создается ощущение, будто перед нами распечатка блога из разрешенных либо запрещенных соцсетей. Картинки потрясают концептуальностью: на большинстве из них крайне трудно что-то разобрать. То есть они вроде как служат фотодокументами, но на практике почти ничего не изображают, настолько низкое у них качество. Они тоже – обломки и ничего в составе одного из колец нашего экзистенциального Сатурна.

С осенью всегда на душе становится пусто и грустно, световой день укорачивается, деревья теряют свой наряд, небо всё больше проливает дождей, чем радует солнцем, от этого человек впадает в какую-то меланхолическую грусть, тоску об ушедшем лете и продолжительное ожидание зимы. И когда читаешь такую книгу, как "Кольца Сатурна", которая тоже пронизана каким-то мраком, тленом, тоской, безысходностью, невольно ещё больше впадаешь в настроение природы и автора. И лучше, на мой взгляд, когда книга попадается именно в своё время, чтобы читалась и воспринималась она лучше и ближе.

Так, собственно, что же такое кольца Сатурна? Начнём с начала. Кольца Сатурна, преимущественно, состоят из водяного льда и частиц метеоритной пыли. Есть гипотеза, что изначально эти кольца представляли собой полноценный спутник, однако он настолько близко приблизился к планете, что разрушился под воздействием приливов и отливов. Эпиграф сразу даёт понять, что эта книга - не просто описание окрестностей и каких-то памятных мест, которые связаны с путешествием главного героя, нет. В книге описана вся жизнь того или иного места до определенного времени, порой целая эпоха, которая по тем или иным причинам канула безвозвратно в прошлое. Подобно спутнику Сатурна они разрушались под воздействием времени и превращались в пыль, которая оседала на земле в крупицах воспоминаний. Тут и небольшое селение, которое неоднократно подвергалось стихийным бедствиям, когда в итоге человечество было вынуждено преклониться перед природой и уступить, и Германия, которая когда-то хотела стать мировой державой по производству шёлка, и целые поля и сады, что полегли под властью урагана, который пришёл неоткуда и ушёл в никуда.. Везде тоска, грусть, разрушение, тлен, ощущение того, что со временем всё портится, теряется самое лучшее, утрачивается особенность каждого места и события. Тут не место убеждениям, что выдержка временем идёт на пользу. Поэтому сложно использовать эту книгу в качестве какого-то исторического или географического пособия. Она оставит только грусть и какую-то щемящую пустоту в душе, сожаление об утраченном. Но и читать её стоит под соответствующее настроение.

Все события и места довольно-таки разбросаны и порой не объединены ничем общим, скорее, напоминают принцип "что вижу и вспоминаю, то и пишу". Поэтому довольно сложно потеряться в событиях, потому что героев очень много, отдельных историй, посвященных тем или иным персонажем, тоже. Мне книга напомнила какое-то хорошее вино: постичь его истинный вкус дано не каждому, а только ценителю и тому, кто истинно желает проникнуться всей душой. Для меня же книга вызвала больше эстетическую отраду: описание пейзажей, слог автора, пелена грусти, которая пронизывает текст, иллюстрации. К сожалению, держать в руках бумажную версию мне не доводилось, но я так и представляю себе мелованные страницы с черно-белыми снимками и особым запахом листов.

Эта книга — мое первое знакомство с Зебальдом. И по прочтении я могу с уверенностью сказать, что наше общение продолжится. "Кольца Сатурна. Английское паломничество" — описание предпринятого писателем в 1992 году пешего путешествия по восточной Англии (графство Суффолк). Один из эпиграфов к книге гласит: "Кольца Сатурна состоят из кристаллов льда и предположительно частиц метеоритной пыли <...> Вероятно, речь идет о фрагментах прежней луны, которая слишком приблизилась к планете и была разрушена ее приливами и отливами...", — это и есть ключ к пониманию названия книги. Пыль, в которую превращается любая цивилизация, становится предметом рассуждения Зебальда, темой, которая неотступно преследует его.

Уже с самого начала стиль автора показался мне знакомым, не в том смысле, что он не индивидуален, но подобные ощущения погружения в созерцание мира со стороны испытываешь и при чтении Пруста. Хотя в этом тексте за основу взяты не душевные переживания, не внутренний мир героя, да и подобного лиризма тут, наверное, нет. Хотя, это как посмотреть. Слог Зебальда шуршащий, как та же метеоритная пыль (в моих фантазиях, она шуршит похоже на песок, утекающий сквозь пальцы)... И есть у него прекрасные образы, завораживающие своей красотой, это же вполне себе поэзия в прозе.

"Кольца Сатурна" — роман-созерцание. Сюжет — умирание мира. Грустный автор смиренно наблюдает картину разрушения восточного побережья Англии, вспоминая страницы славной истории мира, как поется в песне "ты помнишь, как все начиналось?" Зебальд вполне потянет на энциклопедиста (хоть и из другой эпохи), поэтому он-то — помнит. В его памяти судьбы городов, людей, стран и везде неотступно скользит Её Величество Смерть. Нет здесь никакого отчаяния. Писатель смиренно констатирует факты, и в нарисованных им с натуры пейзажах запустения есть своеобразная прелесть полного одиночества, когда мир сжимается в песчинку и ты оказываешься вне времени и пространства. В общем-то все равно, Лоусофт, Вудбридж, Амстердам, Вологда (она тут тоже упоминается) или Мюнхен, все рано или поздно превращается в пепел и прах.

Как говорится, memento mori, друг!

В последние годы я редко (к сожалению) читаю художественную литературу, ведь она требует определенного вовлечения в текст, а ритм моей жизни таков, что читать получается урывками и отрывками, и в таком случае никакого вовлечения почти не происходит. "Кольца Сатурна" Зебальда оказались удачным компромиссом: с одной стороны, это явно не художественная литература, здесь нет вымышленного сюжета, персонажей и их арок, по сути это путевые заметки или даже эссеистика. С другой, все эти заметки и эссеистика собираются в единый сюжет, полный самых разнообразных персонажей и объединенный одним и тем же местом действия. Они сплетены в тугую нить, перетекают друг в друга, и читая их, будто сам совершаешь путешествие по временам, странам и судьбам. Все это разбито на части, содержание которых, как в старых романах, обозначается краткими описаниями, разделенными тире.

Рассказчик путешествует, преимущественно пешком, по Восточной Англии, двигается от одного вымирающего городка к другому по полям, побережью, тропинкам и римским дорогам. Как и в любом настоящем путешествии (в истинном смысле этого слова, а не в смысле туризма, который им в наше время чаще всего обозначают), вместе с физическими перемещениями его тела путешествуют и его разум и душа. "Кольца Сатурна" по своей повествовательной структуре похожи на тот поток мыслей и образов, который возникает в сознании человека перед тем, как он засыпает. Ты не контролируешь этот поток и просто наблюдаешь за ним, постепенно погружаясь в сон. Я очень люблю это ощущение, поэтому книга Зебальда так мне понравилась.

Понравилась она и благодаря своему главному мотиву. Рассказы об эксцентричных ученых, чудаках-затворниках, живущих тихой замкнутой жизнью в увядающих имениях, об этих самых имениях, некогда цветущих, а теперь поглощаемых и перевариваемых природой, о городах, некогда оживленных, а потом проглоченных морем, о секретных прибрежных объектах и слухах, окружавших их, о лесах и рощах, сведенных под корень, о деревьях, переживших это, только чтобы потом пасть жертвой смертоносного грибка и разрушительного урагана, о китайских императрицах, польских писателях-колонизаторах, тутовом шелкопряде и еще много о чем объединены одним: всепоглощающей меланхолией, чувством тревоги, произошедшего бедствия, катастрофы. Такую книгу вполне мог бы написать человек, путешествующий по российскому Нечерноземью, так же (а то и сильнее) опустошенному ХХ веком, так же разрушающемуся и поглощаемому природой. Первую половину книги я прочитал, находясь в конце года на даче, которая расположена в одном из таких мест. Интересуясь историей тех краев, проводя там много времени, катаясь по ним на велосипеде и рассматривая старые карты, я многое узнал о людях, когда-то их населявших. От стоявших там некогда усадеб порой не осталось и руин. Многие деревни, присутствующие на довоенных картах, на послевоенных существуют только в виде урочищ, носящих их старые названия. Много раз я испытывал в связи с этим ту самую меланхолию, которую сейчас узнал на страницах книги Зебальда. По сути, "Кольца Сатурна" это книга о времени, стирающем с лица земли все лишнее, наносное, историческое - человеческое. Закрыв эту книгу, остается только одно - принять это как данность.

Отправляясь в путешествие по восточным окраинам Великобритании, автор движется одновременно в двух направлениях. Тело движется вперед, а мысли - назад, то есть в прошлое. Иногда это прошлое автора, иногда - стран, городов, прославленных чудаков или жестоких сражений.

Как чертик из табакерки, выскакивает далекая китайская императрица-регентша Цыси. В загадочном одиночестве проходит по дворцу ее тень, прислушиваясь к шороху гусениц-шелкопрядов.

А вот печальный Эдвард Фицджеральд, переложивший на английский язык рубаи Хайяма. Долгие годы он был влюблен в юношу, после смерти которого сделался отшельником и мизантропом.

Английский фермер, посвятивший свою жизнь строительству макета Иерусалимского храма.

Томас Браун, составивший воображаемый музей редкостей, в котором можно найти, среди прочего, "мираж морской прерии у побережья Прованса".

Это все фигуры из прошлого. Настоящее рассказчика представляется в виде бескрайних просторов с призраками ветряных мельниц и разрушенных военных объектов, похожих на остатки священных храмов. Поля превращаются в лабиринты, случайные предметы вытягивают нити воспоминаний, могучие деревья оказываются не тверже хрустального сервиза.

Книжка, которая могла бы не кончаться, но вопреки очевидному все же подошла к концу.

Посвящается Марии Степановой, из чьей "Памяти памяти" я узнала о Зебальде и о которой постоянно думала, читая "Кольца Сатурна".

Одна из книг Зебальда называется "Естественная история разрушения" и, читая "Кольца Сатурна", я постоянно думала, что такое название в какой-то мере подошло бы и этой книге: она действительно во многом – о разрушенном: о чем-то разрушенном в материальном мире и о чем-то метафорически разрушенном в голове у человека. Отпечаток этого разрушения есть как будто на всем, о чем рассказывается в этих заметках о пешем путешествии по графству Саффолк.

Эти записки выглядят вполне документально с точки зрения фактов и очень искренне с точки зрения описаний мыслей и чувств, но интересно вот что: есть ли в этой прозе лирический герой или здесь этот герой максимально честно приближен к самому Зебальду? Не знаю, но хотела бы знать. Отсутствие однозначного знания и понимания тоже кажется мне очень важным применительно к "Кольцам Сатурна". У этого не то героя, не то самого автора вся драматургия произведения строится не на событиях - отправился туда, увидел то, а на движении мысли - и эта самая драматургия мысли захватывает, если читатель готов делать мыслительное усилие.

С этой токи зрения хочется назвать "Кольца Сатурна" "потоком сознания" или "путевым потоком сознания", но это кажется не совсем правильным – возможно потому, что поток сознания существует в моменте, а в "Кольцах Сатурна" так или иначе есть ретроспективность и рефлексивность – взгляд из момента, в котором Зебальд пишет книгу.

Кроме истории о разрушениях, Зебальд дотрагивается до еще нескольких важных историй. Одна из них - для меня - история о смерти. Он часто говорит о кладбищах, иногда думает о своих мертвых, постоянно вспоминает Томаса Брауна:

Получается, что история про смерть и история про разрушение - это две половинки того главного, о чем мы думаем, читая "Кольца Сатурна". И надо сказать, что сочетание возвышенных размышлений и простеньких описаний бытовых ситуаций производит очень особенный эффект – что-то вроде эффекта "и горний ангелов полет и дольней лозы прозябанье". Это сочетание высокого с мелким - не о том, что мелкое подтверждает высокое, а о том что в каждой мелочи и маленьком действии есть след возвышенного.

Зебальд отмечает в мире какую-то горькую иронию и сам пишет с такой иронией – его формулировки точны, но не скучны. Эта горечь добавляет силы ощущению пустоты – той пустоты, которая остается от разрушений и смертей – как будто все кончилось.

“Я так боялся, что реальность исчезла навсегда, что мне хотелось убедиться в ее существовании” – говорит рассказчик. И сам убеждает нас: вот реальность, в ней есть разрушения, смерть и пустота, но ее существование – неоспоримо. А главное, что реальность есть в памяти живущих.

Дни расплетают тряпочку, сотканную Тобою.
И она скукоживается на глазах, под рукою.
Зеленая нитка, следом за голубою,
становится серой, коричневой, никакою.
И. Бродский

Эту рецензию я посвящаю своему другу Jane100 , благодаря которой, я стала такой, какая есть, и, кроме того, свела полезное и чрезвычайно интересное знакомство с М. Прустом.

Если взять идеи В. Г. Зебальда из романа «Кольца Сатурна» за основу нового мифа об устройстве вселенной, то человечество расположилось бы на тонкой ветви всемирного древа, прогнувшейся под тяжестью до угрожающих пределов. И при этом люди, сиживающие на этом вселенском суку, умудряются с поразительным безотчетным трудолюбием пилить его и оправдывать свои действия высокими целями и идеалами. И даже разверзшаяся пропасть небытия им не страшна.

С первых страниц роман задает свой собственный размеренный темп. Живи быстро, умри молодым и при этом успей прочитать тонну легкого мотивирующего чтива – это не про «Кольца Сатурна». Содержание накатывает ритмично и плавно, медленными шуршащими волнами воспоминаний главного героя, которые наверняка похожи на волны моря, вдоль безлюдных берегов, которого и проходило английское паломничество.

О чем думает человек, отправившийся в путешествие? Эх, отдохну наконец-то от работы и привычной рутины, да посмотрю на новые удивительные вещи! В общем-то, каким-то похожим образом рассуждал и рассказчик, ну, по крайней мере, сам надеялся развеяться и «избавиться от охватившего меня (после окончания довольно большой работы) чувства пустоты». Наверное, каждый человек сам придумывает, чем заглушать то самое «чувство пустоты»: суетным необременительным весельем, пустыми и не очень хлопотами или шквалом новых впечатлений. Как же так получилось, что на смену пустоте пришел невыносимый ужас бытия? Открывающиеся в дальнейшем сцены запустения и разрухи, медленное умирание городов, одинокие старики и безразличная юность – как тут тонко чувствующему и высокообразованному человеку в мрачной атмосфере уныния не прийти в единение с такой сильной окружающей средой? Тем более что большая часть этого медленного и на первый взгляд незаметного разложения происходит прямо на наших глазах. Какие-нибудь древние развалины, безусловно, могут поражать воображение своей диковинной формой или необычной историей, но настоящее искреннее сопереживание вряд ли вызовут. Совсем другое дело, когда смотришь на не столь древние свидетельства неизбежного хода времени, времени которое прожил ты сам, и деятельности человечества, частью которого являешься. Это может казаться глупым и сентиментальным, но при таком сопричастном отношении к миру вырубка лесов, изменение ландшафта и истребление животных могут переживаться, как личная трагедия человека, считающего себя неотъемлемой частью мира.

Вот как описывает Зебальд свои ощущения после одной разрушительной бури:

Нет ничего удивительного в том, что такой чувствительный человек, оставшись наедине с собой, будет рассуждать о внутреннем мире сельди:

Зебальд в ходе своего путешествия подмечает текущие признаки угасания и распада, вспоминает разные исторические случаи и события, истории незаметных людей, которые только подтверждают неутешительную тенденцию, которая ведет не к светлому будущему, а к катастрофическому концу времен. Несмотря на такие безрадостные выводы, книга полна какой-то необъяснимой любви ко всему: к окружающей природе, к людям, прошлому, к знанию и к чужим воспоминаниям. Наверное, именно это чувство как-то и примиряет с мыслью, что весь мир когда-нибудь рискует превратиться в осколки льда и метеоритной пыли, составляющие кольца какой-нибудь другой планеты. Но это не страшно, т.к. таков естественный порядок вещей.

Посвящение
В память о Наставнике, И.И. Шелухиной, ушедшей в этом году из жизни... С ней мы - сначала со скрипом, потом со все растущим удовольствием - читали и обсуждали таких разных Ремарка и Леонгарда Франка, Келлермана, Фейхтвангера и Дюрренматта. Она научила меня любить немецкий язык и немецкоязычных писателей, получать наслаждение от погружения в язык и стиль...

Книга В.Г. Зебальда, с творчеством которого не была до сей поры знакома, мне однозначно понравилась: медитативная проза-размышление, построенная по ассоциативному принципу, она заставляет погрузиться в детали или же, напротив, взглянуть «с высоты птичьего полета» (кстати, привычный для книги ракурс) – на историю и текущую ситуацию. Линия повествования напоминает движение по спирали: вычленяются повторяющиеся фразы-переходы, повторяющиеся, но на новом уровне – в новом месте и в новое время – моменты. Если пытаться набросать схему, отметив (словесно) важнейшие пункты каждого момента повествования, то будет примерно так:
п. 1) я/повествователь: с очевидными автобиографическими чертами герой, что подтверждают и фотографии; по ощущениям историк литературы (большая часть объектов именно из этой области) — человек мысли, а не действия; —
пп. 2 и 3) физический пройденный путь и географическое наименование/место как цель: эти пункты со всей очевидностью воплощают концепцию «via est vita» — физическое путешествие по дорогам Суффолка 1990-х переносит и героя, и читателя в самые разные эпохи и даже в разные страны (Китай XIX столетия; английский XII век и расцвет порта Данвич; конголезские ужасы, устроенные там европейцами в XIX веке; Нидерланды середины ХХ века и пр.); все, что автор видит вокруг себя, побуждает его к размышлениям, погружению в историю, личным воспоминаниям; —
п. 3) объект: это, пожалуй, самый интересный пункт повествования. Объектом наблюдения и толчком к дальнейшим рассуждениям часто у Зебальда являются люди литературы. В «Кольцах Сатурна» представлены прелестные биографические миниатюры о Рене Шатобриане и Джозефе Конраде, о Ч.А. Суинберне и Эдварде Фицджеральде, переводчике Омара Хайяма, наконец, зарисовка о Томасе Брауне, враче, ученом и писателе XVII в. Каждый новый человек — это и перекрещение судеб: Шатобриан и вдова контр-адмирала Саттона, например, или Конрад и Роджер Кейсмент, боровшийся всю свою жизнь за права человека — в Конго и в Перу, в Ирландии. Кстати от Конрада «перекрестная ссылка» уходит к Францу Кафке (в связи с африканской темой упомянут его дядя, Йозеф Лёв). Имя писателя Майкла Хамбургера, как выяснилось позднее, поэта и переводчика, мне ни о чем не говорит: его навестил герой в Миддлтоне, Суффолк, — так вот он сам, его жизнь и творчество послужили отправной точкой для рассуждений об «избирательном сродстве» людей, которые все «движутся друг за другом по одним и тем же орбитам, предначертанным нашим происхождением и нашими надеждами»:

… Очевидно, именно «избирательное сродство» сводит людей, столь разных, в одной точке времени и пространства, как это постоянно случается в книге Зебальда.

В этом ряду имя Томаса Брауна, автора эпохи барокко, занимает особое место — оно является одним из главных стержней, связывающих книгу воедино, — другой такой стержень это сам герой-автор-повествователь. Томас Браун «подарил» Зебальду особую манеру письма, позволяющую рассмотреть все вокруг «с точки зрения аутсайдера и, пожалуй, даже глазами Творца»:

Кстати, персонажи-объекты, которые встречаются в книге Зебальда, включая принадлежащих к горнему миру литературы и тех, кто так и не сумел вырваться из дольнего мира реальности и быта, хотя, видят боги, прилагает к этому все усилия (например, семейство Ашбери или Алек Гаррард, строящий модель Иерусалимского храма), — все они аутсайдеры, по разным причинам и жизненным обстоятельствам, глядящие на мир с точки зрения, расположенной вне общей для всех нас системы координат. А потому видят они лучше и детальнее; —

наконец, высказывается переходная на новую фазу фраза (например, «об этом я и думал, когда…» и тому подобные) — и совершается новый виток паломничества по Суффолку, миру и временам.

«Кольца Сатурна» — текст в самом точном смысле этого слова: это ткань, в которой нити основы — это пространственные координаты, уток — время, нити мрачные, грязные, часто бурые от пролитой крови, — это «жатва Сатурна»: вот он Сатурн-Кронос, пожирающий собственных детей и ставший потому олицетворением насильственной и страшной смерти, из заглавия. Но притом это полотно заткано цветными, яркими нитями человеческих жизней. Здесь, как говорит автор вслед за Джоном Мильтоном в первом из эпиграфов, «Good and evil we know in the field of this world grow up together almost inseparably». (интересно, что роль ярких нитей, расцвечивающих повествование, выполняют не только люди, но и узор цитат на английском, голландском, французском языках!). Это сравнение романа с тканью (банальное, согласно, то здесь очень точное и уместное) подтверждается «красной нитью» шелкопрядов и шелка, связывающей отдельные элементы и начало (Томаса Брауна) с концом.

Словом, книга замечательная, требующая времени на чтение и размышление. И В.Г. Зебальд — писатель, которого не хочется ни с кем сравнивать, ему, как это говорится о совершенно другом писателе, «достаточно быть самим собой»…

P.S.: И, кстати, Сатурн — древнее божество циклических земледельческого и календарного мифов, а потому ступени в книге Зебальда, каждый новый виток движения по спирали — отражают этот постоянный цикл смерти и возрождения, в котором смерть и жизнь сосуществуют на равных. Даже если на первый взгляд кажется, что смерть — побеждает.

«Головокружение», «Эмигранты» в таком порядке, «Кольца» Г. Зебальда - третий роман в трилогии. В этом году должен выйти роман «Эмигранты» на русском языке. Не знаю точно какой мой любимый роман у Зебальда («Аустерлиц» я пока не прочитала), но во время чтения ловила себя на том, что провожу мысленно связующие нити между событиями, городами, которые посещал автор из книги в книгу и думаю, что буду еще перечитывать эти романы после того, как прочту всю трилогию. Эту взаимосвязь искала для того, чтобы сопоставить правду и вымысел, тк жанр книги не ограничен одним единственным словом "биография", "нон-фикшн", "история" и т.д., а совмещает в себе все вместе, к тому же повествование дополнено фото вставками, встроенными в текст, как бы подтверждающими путь и историю автора, которые так же как в принципе обычно бывает в книге, связаны с текстом, но здесь не всегда выходит найти очевидную связь. На некоторых фото изображение нечеткое, такой интересный нарративный подход, выход за границы реального, за границы повествования. Я очень долго, например, рассматривала разворот с фото, и точно не могла понять, что на нём такое изображено, лежащее на земле среди деревьев: чьи-то тела, может быть людей или свиней, или поваленные деревья. Причем эти все кажущиеся варианты имеют место быть, тк в тексте можно найти подтверждение из разных историй и притчи всем трём вариантам. В Кольцах автор шествует по своему намеченному пути (вдоль Восточного побережья Англии), рассказывая истории о людях давно умерших и событиях, связанных с теми или иными местами своего "паломничества", переключается на пейзаж местности, погружающий в атмосферу "разрушения", носящей как человеческий (война, осваивание территорий, жестокость, лень, праздность, жадность и тд.), так и стихийный (море, штормы) характер.  Читать лучше в бумажном виде, издательство «Новое издательство» порадовало оформлением и переводом.