Рецензия на книгу

• 

  vedm8 октября 2018 г.

  Посвящение
  В память о Наставнике, И.И. Шелухиной, ушедшей в этом году из жизни... С ней мы - сначала со скрипом, потом со все растущим удовольствием - читали и обсуждали таких разных Ремарка и Леонгарда Франка, Келлермана, Фейхтвангера и Дюрренматта. Она научила меня любить немецкий язык и немецкоязычных писателей, получать наслаждение от погружения в язык и стиль...

  Книга В.Г. Зебальда, с творчеством которого не была до сей поры знакома, мне однозначно понравилась: медитативная проза-размышление, построенная по ассоциативному принципу, она заставляет погрузиться в детали или же, напротив, взглянуть «с высоты птичьего полета» (кстати, привычный для книги ракурс) – на историю и текущую ситуацию. Линия повествования напоминает движение по спирали: вычленяются повторяющиеся фразы-переходы, повторяющиеся, но на новом уровне – в новом месте и в новое время – моменты. Если пытаться набросать схему, отметив (словесно) важнейшие пункты каждого момента повествования, то будет примерно так:
  п. 1) я/повествователь: с очевидными автобиографическими чертами герой, что подтверждают и фотографии; по ощущениям историк литературы (большая часть объектов именно из этой области) — человек мысли, а не действия; —
  пп. 2 и 3) физический пройденный путь и географическое наименование/место как цель: эти пункты со всей очевидностью воплощают концепцию «via est vita» — физическое путешествие по дорогам Суффолка 1990-х переносит и героя, и читателя в самые разные эпохи и даже в разные страны (Китай XIX столетия; английский XII век и расцвет порта Данвич; конголезские ужасы, устроенные там европейцами в XIX веке; Нидерланды середины ХХ века и пр.); все, что автор видит вокруг себя, побуждает его к размышлениям, погружению в историю, личным воспоминаниям; —
  п. 3) объект: это, пожалуй, самый интересный пункт повествования. Объектом наблюдения и толчком к дальнейшим рассуждениям часто у Зебальда являются люди литературы. В «Кольцах Сатурна» представлены прелестные биографические миниатюры о Рене Шатобриане и Джозефе Конраде, о Ч.А. Суинберне и Эдварде Фицджеральде, переводчике Омара Хайяма, наконец, зарисовка о Томасе Брауне, враче, ученом и писателе XVII в. Каждый новый человек — это и перекрещение судеб: Шатобриан и вдова контр-адмирала Саттона, например, или Конрад и Роджер Кейсмент, боровшийся всю свою жизнь за права человека — в Конго и в Перу, в Ирландии. Кстати от Конрада «перекрестная ссылка» уходит к Францу Кафке (в связи с африканской темой упомянут его дядя, Йозеф Лёв). Имя писателя Майкла Хамбургера, как выяснилось позднее, поэта и переводчика, мне ни о чем не говорит: его навестил герой в Миддлтоне, Суффолк, — так вот он сам, его жизнь и творчество послужили отправной точкой для рассуждений об «избирательном сродстве» людей, которые все «движутся друг за другом по одним и тем же орбитам, предначертанным нашим происхождением и нашими надеждами»:

  
  … мы смутно сознаем, что никогда не постигнем тех неизмеримых влияний, которые на самом деле определяют наш жизненный путь. Представьте себе, что ваш день рождения отмечается на два дня позже, чем день рождения Гёльдерлина. Неужели поэтому вас всю жизнь преследует его тень? …
  

  … Очевидно, именно «избирательное сродство» сводит людей, столь разных, в одной точке времени и пространства, как это постоянно случается в книге Зебальда.

  В этом ряду имя Томаса Брауна, автора эпохи барокко, занимает особое место — оно является одним из главных стержней, связывающих книгу воедино, — другой такой стержень это сам герой-автор-повествователь. Томас Браун «подарил» Зебальду особую манеру письма, позволяющую рассмотреть все вокруг «с точки зрения аутсайдера и, пожалуй, даже глазами Творца»:

  
  … чтобы достигнуть необходимой для этого высоты, у него имелось единственное средство — чреватый опасностями высокий полет языка. Как и другие английские писатели XVII века, всю свою ученость Браун носит с собой, а это несметные сокровища цитат и имена всех предшествовавших ему авторитетов; он работает с метафорами и аналогиями, выходящими далеко за пределы обычных аналогий, и строит лабиринты тяжеловесных пассажей, растекающихся подчас на две-три страницы и похожих на торжественные и траурные шествия. И пусть ему не всегда удается воспарить, в частности из-за огромного груза, но, когда он, вместе со своей кладью, поднимается выше и выше, несется по кругам своей прозы, как стриж, подхваченный теплыми течениями воздуха, тогда даже нынешний читатель испытывает чувство левитации…
  

  Кстати, персонажи-объекты, которые встречаются в книге Зебальда, включая принадлежащих к горнему миру литературы и тех, кто так и не сумел вырваться из дольнего мира реальности и быта, хотя, видят боги, прилагает к этому все усилия (например, семейство Ашбери или Алек Гаррард, строящий модель Иерусалимского храма), — все они аутсайдеры, по разным причинам и жизненным обстоятельствам, глядящие на мир с точки зрения, расположенной вне общей для всех нас системы координат. А потому видят они лучше и детальнее; —
  
  наконец, высказывается переходная на новую фазу фраза (например, «об этом я и думал, когда…» и тому подобные) — и совершается новый виток паломничества по Суффолку, миру и временам.

  «Кольца Сатурна» — текст в самом точном смысле этого слова: это ткань, в которой нити основы — это пространственные координаты, уток — время, нити мрачные, грязные, часто бурые от пролитой крови, — это «жатва Сатурна»: вот он Сатурн-Кронос, пожирающий собственных детей и ставший потому олицетворением насильственной и страшной смерти, из заглавия. Но притом это полотно заткано цветными, яркими нитями человеческих жизней. Здесь, как говорит автор вслед за Джоном Мильтоном в первом из эпиграфов, «Good and evil we know in the field of this world grow up together almost inseparably». (интересно, что роль ярких нитей, расцвечивающих повествование, выполняют не только люди, но и узор цитат на английском, голландском, французском языках!). Это сравнение романа с тканью (банальное, согласно, то здесь очень точное и уместное) подтверждается «красной нитью» шелкопрядов и шелка, связывающей отдельные элементы и начало (Томаса Брауна) с концом.

  Словом, книга замечательная, требующая времени на чтение и размышление. И В.Г. Зебальд — писатель, которого не хочется ни с кем сравнивать, ему, как это говорится о совершенно другом писателе, «достаточно быть самим собой»…

  P.S.: И, кстати, Сатурн — древнее божество циклических земледельческого и календарного мифов, а потому ступени в книге Зебальда, каждый новый виток движения по спирали — отражают этот постоянный цикл смерти и возрождения, в котором смерть и жизнь сосуществуют на равных. Даже если на первый взгляд кажется, что смерть — побеждает.

  9

  241