Девки

Я очень хотела прочитать "Девок". Потому что исторический период, о котором сколько не изучай материалов, все-равно не встретишь два одинаковых мнения. Одновременно "Девок" я читать побаивалась. Далековата от меня тема деревни, думала, забреду в дебри, а как выбраться-то и не знаю.
Сомнения мои укрепили вступительные слова автора. Дескать люди мы простые, крестьянского сословия, буржуйские замашки нам чужды. И роман написан для таких же простых советских ребят. Первые несколько глав пестрели фразочками и словечками, скорее всего близкими-понятными жителю села конца 20-х прошлого века, но для меня, отсталой, чтение они только затрудняли.

Впрочем, довольно быстро все преграды остались позади. Темный лес стал реже, и я обнаружила одно любопытное явление. Уж не знаю, результат ли это упорной работы, или у Кочина получалось так писать интуитивно, но его роман можно демонстрировать как пример виртуозного обхождения требований строгой цензуры. Нет, формально там все чин по чину: есть хорошие ребята-коммунисты, продвинутая молодежь, им сочувствующая, а есть элементы реакционные, с которыми необходимо бороться. Однако на деле читатель сочувствует не только и не столько справной девице Паруньке да железному коммунисту Аннычу, но и, совершенно несанкционированно, зловредному кулаку Егору Калашеву. Вроде бы и описан он так подробно лишь для того, чтобы каждому стало ясно - это человек, способный на любую подлость ради "чуждых" всему советскому народу целей. Гнать таких надо, искоренять. А ты, вопреки всему, начинаешь его жалеть. И тут уже и до понимания его мотивов недалеко.
Удалось, удалось Кочину передать всю противоречивость и неразбериху, творившуюся вокруг масштабной компании коллективизации. Сталкивалось с оглушительным треском старое и новое. Отживающие свой век традиции, в которых было много прекрасного, хотя, пожалуй, гораздо больше жуткого, сгнившего, отравленного. И неудержимая поступь прогресса, для стольких еще непонятного и инородного. А между ними оказывались тысячи и тысячи судеб, и под чьи бы знамена их обладатели не вставали, водоворот истории не позволял им взглянуть на на последствия своих решений беспристрастным взглядом. Да что говорить о современниках событий, когда до сих пор спорят, не могут решить, кто был прав, кто виноват.
Потому что не было правых и виноватых. Об этом и повествует роман "Девки", несмотря на все официально принятые и единственно верные тогда постулаты. Этим и отличается он от многих других, написанных тогда, а сейчас прочно забытых. И ради этого стоит за него браться. (Ну и еще, говорят, он - отличная подготовка к чтению монументальной "Поднятой целены"))

Так в предисловии к «Девкам» говорит о себе Николай Кочин, сын крестьянина Нижегородской губернии, активист классовой борьбы, писатель советского реализма.

Потухли огни гражданской, вернулись в деревни красноармейцы, кончились репрессии, военный коммунизм сменился новой экономической политикой. В деревню пришли большие перемены. Вновь разрешили торговать на рынке, иметь частную собственность, нанимать батраков, словом – обогащаться! Кулаки, то есть, «культурные хозяева» стали снова в почёте.

В одном только месте ничего не изменилось – в крестьянских головах.

А на деревне уже все про всё знают. Дотошные бабы выяснили, что было да как, и сделали выводы: порченая девка! Негодная, никчёмная, негоже ей среди честных людей жить. Кто виноват, даже разбираться не стоит, и без того понятно. Молиться надо было, а не глазки строить. Патриархальный деревенский быт суров и несправедлив, насквозь пропитан суевериями и богобоязненностью.

Кочин нарисовал жестокую и правдивую картину русского села: пожар тушили иконой, вытравляли плод молитвой и золою, провинившихся девушек водили в хомуте, женщин били смертным боем за любую мелочь, комсомольцев натурально проклинали и грозили огненной геенной. Картина страшная, достоверная – в сочетании с характерным деревенским говором, жаргонными словечками и форменной крестьянской речью.

— Штаны сползают, не до церкви, — говорили мужики, — не до поклонов. Не «иже херувимы, серафимы»... Серафимы как-нибудь без наших песнопений обойдутся.

— А в ад попадем, как обойдемся? В геенну попадем, откупимся? — возражали бабы мужьям.

— В геенне тоже не скушно будет — коммунистов, балалаешников, прибаутошников будет целый губисполком, с ними и рая не захочешь.

Горько читать эту книгу. Все эти суеверия, предрассудки, дикие деревенские нравы поражают воображение своей изощрённостью и непоследовательностью. Но ещё горше осознавать, что все мечты и чаяния молодых комсомольцев лопнули, как мыльный пузырь, и ушли в небытие вместе со страной, которой больше нет. Сам Николай Кочин в полной мере познал крушение надежд в 1943-м, когда был репрессирован и осуждён на десять лет лагерей.

Но вместе с тем читать интересно, а иногда даже радостно. Ведь у них – совершенно обычных парней и девушек – всё-таки получилось. Получилось разорвать тысячелетний порочный круг крестьянских традиций, отринуть родительский уклад, забыть суеверия и религию. Как бы ни было им трудно – они не сломались. И сумели выстроить для себя и для нас, ныне живущих, новый мир. Это наше прошлое, наша история, и сложись она по-другому, многие из нас бы вовсе не появились на свет.

Приступала к чтению книги я весьма скептически, мол, ну что же можно еще написать про сельскую жизнь, в школе же читали, это было скучно и неинтересно. Но не тут то было! Книга не отпускала меня днями и ночами. Я очутилась там же, вместе с жителями деревни, разделяла их радости и горе, шепталась, сплетничала... Мне очень понравилось, что книга охватывает множество проблем, религиозных, социальных, любовных, проблема отцов и детей, жизни и свободы выбирать. В книге вы найдете целый пласт жизни народа, не готового к переменам, ухмыльнетесь пережиткам старого и посочувствуете девушкам и бабам, на чью долю выпало много забот, порадуетесь за тех, кто осмелился меняться и изменять жизнь вокруг себя.

Суть: в конце 20х годов XX века жила в глухой деревне крестьянская, простите, девка с максимально странным именем Парунька. Носила лапти, щёлкала семечки, жила в избе с паклей в стенах, слушала гармонь, верещала по вечерам в ельнике от проделок местных парней. У последних, кстати, главным развлечением было "поднимать девкам подол" и "шлёпать рукой по спине, когда те наклонялись за отобранным и выброшенным парнями платком". (???) Ну да ладно. Потом эта самая Парунька уехала в город от своих диких соплеменников, вступила в комсомол и стала нести НЭП и раскулачивание в массы. Конец.
Честно говоря, я не знаю, чем именно всё кончилось. Я не дочитала буквально 3 - 4 главы последней части. Потому что я не могу больше продираться сквозь эту агитацию, комсомол, ячейки, кулаков и капиталистов. Мне кажется, что господину Кочину просто заказали написать идеологически верную книгу, что он и сделал. По-моему, у него получилось карикатурное изображение деревни и её обитателей, которое лично меня вогнало в ужас. Это какие-то дремучие мордовороты, которые только вчера спустились с дерева. Надевают верёвку человеку на шею и ведут его через деревню, попутно чем-то в него кидая. Напропалую бухают. Начинают бить жён примерно с той самой минуты, как присылают сватов. Мажут дёгтем чужие дома. В качестве аборта прикладывают к животу какую-то определённым способом выловленную рыбу - "она всё вытянет". Медицина, врачи, пожарные машины и тракторы - это всё безбожно.
При этом абсолютно все говорят исключительно поговорками (???). Вот диалог, который я откопала в середине книги и который как нельзя лучше воплощает всю суть этого, прости господи, повествования:
"... - А ты, Зоя, вышла замуж?

• Замуж легко попасть, да как бы замужем не пропасть, - отвечала та бойко.
• Пройдёшь горнило культурной революции, тогда будешь разбираться, - сказал Антошка, секретарь сельсовета. - Идёт расслоение.
• Не всех в одну кучу?
• Мёд и дёготь в одну кадку кто сливает.
• Установку знаешь.
• Политграмоту учим... который год.
• Значит, расшевелился народ. Бурлят.
• Хорошо море с берега, - сказал сердитый мужик.
• Замочиться боишься, так и рыбы не видать, - ответила женщина.
• Зачем мне крыть чужую крышу, - ответил тот, - когда своя течёт".

  Всё, книгу можно не читать, этим диалогом всё сказано. А автор, между прочим, растянул это всё на 800 страниц, из которых 150 - это сноски. Сказать, что книга мне не понравилась - это не сказать ничего. Даже какое-то отторжение вызвала. Хорошо, что не стала покупать бумажную.

В предисловии к книги сказано, что читая книгу вы получаете эстетическое наслаждение. Отчасти это так. Безусловно язык и слог Кочина хорош. Тут вопросов нет. Ещё бы самую малость позитива и совсем было бы прекрасно. А так получилось с размахом, по-русски, но и результат соответствующий.

Вообще, откровенно говоря, трудно понять испытывал ли писатель если не любовь, то симпатию к своим персонажам, показывая их такими, какими мы имеем возможность прочесть. Во главе угла судьба не только Парасковьи Козловой, деревенской девушки, но и всей русской деревни конца двадцатых годов, века двадцатого. Было бы несправедливо считать, что роман сугубо о несчастной женской доле. Это не совсем так. Или вернее вовсе не так. Там конечно классовая борьба и мне думается, что то время, в котором писал Николай Кочин безусловно наложило отпечаток на его произведение. А вот если абстрагироваться от авторской задумки и закрыть глаза на некоторые моменты, то на выходе, уже так сказать отпущая все эмоции, получилось временами недурственно. Жаль, что временами. Да, можно выписать ряд запоминающихся фраз, которые ваш покорный слуг сделал, но изменится ли в целом восприятие от прочтения, вот в чём вопрос. Поскольку хошь не хошь, а мрак, именно мрак, а не даже сумрак, окутывает и овевает весь роман.

В начале вообще жесть. Мишка Бобонин практически в открытую говорит, что хочет Паруньку. Заметьте, он не жулит, не прикидывается, не делает это коварно. Парунька же говорит, что любит его и поэтому согласная отдаться. И в тоже время, она опасается чё скажут люди, ежели он её обманет, переспит, а замуж не возьмёт. Ага ! Стоп ! Уже в мыслях расчёт. Значит девка лукавит, как пить дать лукавит, потому когда любишь мозг просто выключается. Естественно такое положение дел в дебюте романа отталкивает. Дальше разумеется больше. Её подружия Марья. Два сапога пара. Любит активиста Фёдора, а родители отдают её за Ваньку-слюнтяя, сына местного кулака Канаша. У ей видите ли не хватает силов и воли перечить родителям. Ладушки. В это принципе можно поверить. Но потом эта самая Марья, обтерев по бырому слёзки по убиенному Фёдору отперла дверь в сердце и не только в сердце ещё одному местному активисту. "Ну, знаете ли, эт-тто, переходит уже все границы", как говорил герой Андрея Мягкова. А где же верность до гробовой доски ?

В общем, если таким образом Кочин хотел показать женскую суть, то получилось у него надо полагать несколько однобоко. Не почувствуешь, захочешь и не почувствуешь, что кто-то кого-то в романе способен любить всерьёз и по-настоящему. Даже отрицательный персонаж Канашев, кулак и хват, каких свет не видывал, получился более реальным и правдоподобным, вызывающим уважение, потому как основательный малый, крепко стоящий на ногах в свои, что-то около шестидесяти. Вызывает ли уважение человек с именем Анныч ? Вроде бы мужик борется за идею, только вот всё у него, как-то не по-людски. Нет, делает он конечно всё правильно, все его поступки с точки зрения борьбы за правое дело безупречны, но вот то, что есть у того же Канашева, крепость духа, не сгибаемая воля, у Анныча где-то на задворках. А по идее должно быть наоборот. Или не должно ?

Максим Горький лестно отзывался о творчестве своего ученика Николая Кочина. Думаю не без оснований. И тем не менее не покидает ощущения скрыться за красивыми словами, шутками и прибаутками, остротами, коих в романе предостаточно. На этом конечно можно выехать, только вот надолго ли. Ладно, про негативные моменты сказал, а теперь непосредственно о тех самых фразах, которые можно раскрутить на полную катушку и которые способны вызвать улыбку, смех и желания кое-чего запомнить.

-Вели дать маленький опрокидонт !

-Стрекулистка и юбка. Стрекулист - пронырливый человек, ловкач.

-Старики нам завещали : верёвка крепче с навивом, а человек с помощью.

-Понял ?
-Понял, чем поп попадью донял.

К какому столу не направится официант, уже щёголя по шее гонит.

Так-с. Немного развеялись ? Хорошо. А теперь фраза поинтереснее, тем более, что она идёт лица от мало симпатичной женщины, уже не девки, уже не дамы бальзаковского возраста, а одной деревенской старухи, которая ничтоже сумняшеся донимала всех членов деревни до веры и религии. Правда она получала за это свой процент, но это так к слову.

-Громы небесные и зубы крокодилов да падут на головы наших врагов.

Да, с такой аффирмацией пожалуй не страшно идти по жизни. )))

А может быть всё сие чушь, что я сейчас корябаю ? Может и вправду было такое, что сейчас кажется смешным, а раньше честным девушкам было не до смеха ? На этот счёт весьма показательна одна сцена, в которой одна из девок по имени Дуся даёт отповедь парням, которые пришли полакомиться на дармовщинку, да ещё имею наглость надсмехаться :
-Вы над нами не надсмехайтесь, - продолжала Дуся держа в руке ухват.
-Мы вам не шишки еловые, чтобы нами бросаться.
Может быть действительно мужики зачастую ведут себя не комильфо по отношению к слабому полу ? Хотя кто тут ещё слабый, в нынешний век большой вопрос. Может быть то, что мы имеет сегодня, как раз есть продукт того, что случилось тогда, когда происходил великий перелом. А может всё дело в неизбежности происходящего. Вариантов много. Даже если покопаться, то можно и вековых традиций коснуться в конце концов. И прольются слёзы. Возможно сквозь смех. Возможно скупые. Слёзы за то, что не может один человек жить в дружбе с другим человеком, если это мужчина и женщина :

Тут началась стряпня по-бабьи. Которых успели огреть ухватом, огрели, а которые исхитрились убежать, тех словами доконали, едучими, колючими, бабьими словами, упитанными извечной печалью и стародавней мукой.

Как бы то ни было, но не хочется заканчивать отзыв на минорной ноте. И дабы снова немного заострить внимание на то, что в жизни всегда есть место весёлым искоркам в глазах, можно позаимствовать следующую выдержку из романа :

"Осиновым колом всегда били молодух, заподозренных в сношениях с дьяволом".

P.S. Не вздумайте искать кол. )))

Девки, девки…есть что-то в этом слове отталкивающее, может быть, вульгарность или грубость, но точно не звучат в этом слове красота и женственность. Так и книга эта, на мой не искушенный взгляд, получилась какой-то лубочной.
Сама композиция книги осталась мне совершенно непонятной, 4 части, но какой-то логики в построении повествования совершенно не уловила. Часть начинается одним героем, заканчивается совершенно другим, а линия первого не то, чтобы отложена, она просто потеряна. Некоторые важные моменты из жизни «главных» героев просто упущены. Вот Парунька, вроде бы главная героиня, и начинается книга с грехопадения этой самой Паруньки и соседского паренька, который работает официантом в городе. Конечно же, то что парень обманул девушку не стало внезапностью. Потом девушка, кстати сирота, мыкается по деревне в поисках справедливости и в итоге бежит в город, немного зарисовок из ее жизни в людях и все, автору она становится не интересна, а в следующий момент она уже то ли в профкоме, то ли еще где, она уже шишка и ее боятся, а как она, эта безграмотная девушка, смогла стать «шишкой», как у нее, не читавшей и не обучавшейся нигде, хватило разумности? А была ли разумность? Но пока оставим эту мысль.
Еще одна героиня Маша, влюбчивая и несчастная. Любит одного, выдают замуж за другого. Уходит от мужа, любимого убивают. Влюбляется в другого. Нагуливает ребенка и после некоторого ожидания своего жениха выходит замуж, высидела. Ну где в этой девушке положительный элемент? То, что ее заставляли вставать утром и кормить скотину? То, что ей нужно было работать весь день, так это же в любой «зажиточной» семье было, а автор преподносит это как издевательство над бедной девушкой, а как лучше? Спать до обеда и пить горькую?
Куски повествования про девушек, или, как называет их автор, девок, перемежаются с кусками борьбы советских граждан с кулачеством. Но при чем здесь девки?
Как это не парадоксально, для меня главными героями этой книги стали двое уже не молодых мужчин: Анныч и Егор Канашев. Жизни обоих похожи. Оба начинали с низов, работали день и ночь, чтобы выбиться в люди, выйти из бедняков в середняки, у одного получилось, а у другого не очень и, если бы не советская власть, Анныч так и остался бы у разбитого корыта. Есть такие люди, не фортовые, Анныч был именно таким. Канашев наоборот смог, но ведь не далось ему это даром, описание его дневных забот просто поражает, он - человек дела, он совершенно не сидит на месте, он кружится, вертится, он знает, что никто не придет и не сделает за него его работу. Таким образом идея автора достигла совсем противоположной цели, я сочувствую кулаку и не понимаю неразумных новых хозяев мира.
И вот, наконец, дошла я до вопроса, а что же в головах у юных строителей нового мира? Этим низам, которые стали верхом ничего не надо, кроме круглой теплой девки под боком и бутылки самогонки, причем автор сам говорит об этом не однократно. Из трясины пьянства и бедности удалось выбраться лишь единицам, опять же автор не скрывает от своего читателя и эти неприятные моменты. Так какой же выход? А выхода нет, только долбежка – советская власть самая лучшая и справедливая, информационное зомбирование каждого гражданина такой вот «литературой», но, возможно, без зомбирования не было бы всего того, что достигла наша страна в 20 веке. Историю не изменить, но нужно уметь делать выводы.

- ...Мы в селах живем в обстановке ужасающих контрастов. Читают Маркса и рядом по соседству гадают на бобах. Молятся от засухи святому отцу Серафиму и тут же радио на соломенной крыше, слушают лекцию про план ГОЭЛРО и освещаются лучиной, тут элементы социализма и средневековье рядом. Вавила Пудов бегал по деревне и рассказывал: «В Китае побили всех коммунистов, скоро у нас будут бить». Это классовый выпад. Пишут, мы вступили в полосу культурной революции. Так надо работать. Без поголовной грамотности нам ничего не достигнуть. Это мое категорическое мнение... Категорическое... А учебников нет. Карандашей нет. Как же это? — Глаза ее наполнились слезами. — Ведь ребятам писать нечем... а одной водки выпивают в престольные праздники столько, что две школы построишь...

Маркс, гадание на бобах, Серафим, Китай и коммунисты -будто бы кажется, что все это дикая смесь разнородных элементов, но в контексте около-революционных событий, оно и не разнородно, и не однородно, это то, что мы слышим и видим там, где даже прислушиваться и приглядываться не нужно, потому что гармоничное со-существование дикости, набожности, отсутствия меры - это непреодолимые черты изображаемого действия в романе.

Художественный мир произведения, как водится, может быть рассмотрен с разных граней и разными способами. Как правило, каждый читатель находит для себя что-то свое, и в дальнейшем внимательно следит за этой линией, которую по праву считает своей линией, в каждое событие художественного мира он вливается, осматривается, восхищается, негодует, делает выводы, видит "борьбу женщины за равенство и справедливую жизнь в социуме", кто-то политические или религиозные изменения и их преломления в жизни села. Особенно интересна многим будет линия перелома и соответственно перехода одной традиции в другую, то есть традицию уклада крестьянской жизни в традицию проникновения в этот уклад около- или даже революционных действий, событий, настроенных ранее по-другому людей.

Вообще, роман придется по вкусу тем, кто любит трэш, вот например такой:

......— Ну, раз атеисты, то ясно — не венчаны, — ответила за Семена жена.
— Венчал нас в степи ветер, волки нам песни пели...

Волки и ветер в степи повенчали атеистов, и потом они пришли заниматься политической работой на селе. Все вместе.

Время коммунизма было не так давно, да и его отголоски до сих пор в нашей жизни, но я как была далека от всей этой темы, так и остаюсь. И вроде бы взгляды понимаю, и про людей знаю и про строй не раз читала, да и фильмы смотрела, но всё мне кажется это таким красивым идеалом, который в жизнь не превратить. Что-то такое красивое, как на красочном совестком плакате и не более. Поэтому как-то не особо меня трогают книжки советских писателей, которые громко прославляют коммунизм, пишут о партиях, большевиках и свободе равенстве всем-всем-всем. Книга в этом плане не особо удивила, что и тут пропаганда некая есть и грубое деление на очень хороших комуняк и очень плохих противниках сего, но понравилась правдой в том плане, что рассказ строится о том, как было сложно строить этот идеал и как больно было ломать всё старое. И если новое поколение легко отказывается от того, что и так надоело, то вот старшее поколение сопротивляется как может. Книга понравилась в описании сего факта, что против данного строя были люди и не потому что им не нравился данный политических курс, а просто потому что им хотелось той самой простой стабильности и ни чего больше. Вот такая история.
А стабильность заключается в старо-русских традициях: деревня живёт своей жизнью: кто-то гуляет, кто-то женится и рожает, кого-то позорят и за веровочку по деревне водят, а кому-то дают в морду, кто-то пьёт-ъ, а кто-то уезжат учиьтся. И все молятся, все тяпают огород, присматривают за скотом, празднуют праздники на широку ногу и все знают, что слово старших, а в особенности слово старших мужчин - закон. И есть батька сказал сынку, что тому надобны жениться, то кто против слова скажет, если батька выберет невесте нелюбимого жениха, то значит так и надо. Если батька сказал сынку, что словом своим он лишает сына всего и вся наследства и сын ему более не сын, то значит так и будет. И что там говорит странный паренёк, у которого религия - это наука, а не Боженька и молитвы ему, и что там баба говорит о своём выдуманном счастье - не важно. И тут приходит этот самый страшный коммунизм и говорит, что баба может что-то выбирать, да ещё и учиться, да и место какое-нибудь хорошее занять, да и людям лозунги кричать, да решать что-нибудь. Приходит этот коммунизм и говорит, что только суд будет решать достоин ли сын домика отцового или нет. Приходит этот коммунизм окаянный и говорит куда средства тратить, что покупать и что изучать, анатомию, там, например, какую-то проклятую. Ужас и напасти!
И сталкиваются 2 стороны: старшее поколение и более молодое. Мужчины и женщины. Необразованнные и учёные. Коммунисты и просто старорусскикие деревенщики. За всем этим было бы интересно наблюдать, если бы смотреть фильм - знаете, такой чёрно-белый, советский атмосферный фильм.
Читать мне было не много сложновато. И вроде, с одной стороны, язык простоват, да и что взять с деревенских людей? Но и с другой стороны, старый деревенский диалект - много слов, которые либо уже не используется в наше время, либо просто не используется в нашей местности, в которой живу я. Читать, особенно в начале, в этом плане было сложно: я продиралась через этот говор, эти слова и всё думала - что же тут не так? Ну да - не говорят у нас в городе, это же другая местность и уровень. Но я же в деревню уезжала, да не раз - не говорят там так, даже бабушки. Неужто просто время прошло и спустя 100 лет (пфф, каких-то) все эти слова канули в лету и пропали?). Потом я поняла, что, наверно, часть действительно пропала и не используется, потому что нет в обиходе тех или иных предметов, а с другой стороны - это то, за что (один из пунктов) боролись наши герои: образование. Ведь теперь по стандартам и в деревнях учат школьников и даже в малых деревнях люди как-то более начитаны, имеют какой-то другой словарный запас... или мне так только кажется?