Победитель не получает ничего

"– Что с тобой, Ник? – спросила Марджори.

– Не знаю, – ответил Ник, собирая хворост для костра.

Они разложили костер. Марджори сходила к лодке и принесла одеяло. Вечерний ветер относил дым к мысу, и Марджори расстелила одеяло левее, между костром и озером.

Марджори села на одеяло спиной к костру и стала ждать Ника. Он подошел и сел рядом с ней. Сзади них на мысу был частый кустарник, а впереди – залив с устьем Хортонс-Крика. Стемнеть еще не успело. Свет от костра доходил до воды. Им были видны два стальных удилища, поставленных под углом к темной воде. Свет от костра поблескивал на катушках.

Марджори достала из корзинки еду.

– Мне не хочется, – сказал Ник.

– Поешь чего-нибудь, Ник.

– Ну, давай.

Они ели молча и смотрели на удочки и отблески огня на воде.

– Сегодня будет луна, – сказал Ник. Он посмотрел на холмы за бухтой, которые все резче выступали на темном небе. Он знал, что за холмами встает луна.

– Да, я знаю, – сказала Марджори счастливым голосом.

– Ты все знаешь, – сказал Ник.

– Перестань, Ник. Ну, пожалуйста, не будь таким.

– А что я могу поделать? – сказал Ник. – Ты все знаешь. Решительно все. В том-то и беда. Ты прекрасно сама это знаешь.

Марджори ничего не ответила.

– Я научил тебя всему. Ты же все знаешь. Ну, например, чего ты не знаешь?

– Перестань! – сказала Марджори. – Вон луна выходит.

Они сидели на одеяле, не касаясь друг друга, и смотрели, как поднимается луна.

– Зачем выдумывать глупости? – сказала Марджори. – Говори прямо, что с тобой?

– Не знаю.

– Нет, знаешь.

– Нет, не знаю.

– Ну, скажи мне.

Ник посмотрел на луну, выходящую из-за холмов.

– Скучно.

Он боялся взглянуть на Марджори. Он взглянул на Марджори. Она сидела спиной к нему. Он посмотрел на ее спину.

– Скучно. Все стало скучно.

Она молчала. Он снова заговорил:

– У меня такое чувство, будто все во мне оборвалось. Не знаю, Марджори. Не знаю, что тебе сказать.

Он все еще смотрел ей в спину.

– И любить скучно? – спросила Марджори.

– Да, – сказал Ник.

Марджори встала. Ник сидел, опустив голову на руки."

Ты не знаешь, Ник, что мне сказать? Ну так, давай я вместо тебя скажу сама себе то, в чём ты так боишься признаться... А может и не боишься, а просто не знаешь. Не знаешь сам себя, Ник. А я знаю...
Тебе не скучно любить, потому что ты и не любил. Любить скучно не бывает, Ник. Любовь - она ведь каждый день, в каждой мысли, в каждом вздохе.. Дышать ведь не бывает скучно, верно?
Ты говоришь, что я всё знаю. Да, я всё знаю, ты прав. И чем я лучше, тем скучнее для тебя, смешно... А знаешь, почему, Ник? А я тебе и не была никогда интересна. Тебе нравился флирт, весёлый и ни к чему не обязывающий. Вот эта новизна, это лёгкая душистая пыльца, которую ты снял с меня, словно пчела с цветка... А дальше аромат, который не лезет в твои ноздри, Ник... Со мной уже такое было, милый.
Мне больно, Ник, слышишь? Мне опять больно, но на сей раз боль невыносимая. Нет, ты не слышишь меня, и не видишь, и уже давно, и даже сейчас, когда говорю... Тебе всегда было это безразлично, я знаю. У пыльцы ведь нет души, верно? Извини за шипы. Они от любви, Ник.

Подуставшая женщина, немного растерянный американец и освещенные солнцем белые горные хребты. Рельсы разделяюие по одну сторону бар, по другую холмы. Какую сторону выберет женщина?
Коротенький, будто подслушанный диалог американца и его спутницы. Американец, не выслушаеться в слова своей женщины, пытается убедить сделать её "операцию", быстренько хочет избавится от этой проблемки, и продолжить жить как раньше. Женщина смотрит на горы. Надоели вина, пиво, абсент, эти разъезды. Лишь эти горы - что-то другое, к чему хочется тянуться. Горы - как белые слоны.

Выдавленная улыбка:

Теперь забудь про горные хребты. Выбор сделан.

Тик-так, тик-так... Так пишет Хемингуэй рассказы в моём восприятии. Простые слова сливаются в простые предложения, которые иногда даже повторяются по нескольку раз. Немного напоминает бормотание спросонья, будто человек, пока помнит, монотонно и старательно рассказывает кому-то свой странный сон. Но я уже привыкаю к его стилю и принимаю его. А этот рассказ подкрался ко мне сам и напомнил о значимой и печальной для нас дате 22 июня.

Человек пришёл с войны. Эта тема часто и тревожно мелькает у автора, да и вообще в литературе, проникая в разные её жанры. То, что было до войны для бывшего фронтовика как-то утратило смысл и обесценилось. "То время, вспоминая о котором он чувствовал внутреннее спокойствие и ясность, то далекое время, когда он делал единственное, что подобает делать мужчине, делал легко и без принуждения, сначала утратило все, что было в нем ценного, а потом и само позабылось." 

А ведь природа создавала нас для мирной жизни. Но так уж устроена психика - сначала всё для того, чтобы выжить, а потом уже всё остальное, как в пирамиде Маслоу. И на самом деле это страшно для психики мужской. Тебя выдёргивают из привычной среды, подменяя твою вселенную на другую, а затем после ужасов войны возвращают обратно в прежнюю жизнь, где ты должен психологически возродиться словно птица Феникс из пепла и по возможности преуспеть в делах мирских. Но пока, первое время, герой предпочитает вести рассказы о войне, за которые цепляется психика, как за самое яркое, чем она жила последние годы.

"Кребсу стало противно преувеличивать и выдумывать, и когда он встречался с настоящим фронтовиком, то, поговорив с ним несколько минут в курительной на танцевальном вечере, он впадал в привычный тон бывалого солдата среди других солдат: на фронте он, мол, все время чувствовал только одно – непрестанный, тошнотворный страх. Так он потерял и последнее."

Герой этой короткой истории немного потерялся, несколько завис, так сказать, в промежуточном состоянии адаптации. У него сбились ориентиры. Он пока не работает и странно относится к женщинам. Предпочитает просто наблюдать и не понимает, нуждается ли он в них, собственно. На войне ведь не до них было. А сейчас на ухаживания и разговоры будто и сил нет. Хочется их присутствия, но хочется простоты и тишины, а это часто не про женщин. Так что и тут некий психологический ступор. Он знает, что любит сестру, но не знает - любит ли своих родителей. Здесь чувствуется недосказанность. Может проблема давнишняя, мирская, а возможно, что война наложила свои тени.

Тонко передаёт автор эти движения души героя, как бы приглашая понять состояние человека, который вернулся с войны, но не вернулся в мирную жизнь, потому что в его восприятии окружающего ещё не осел прежний туман. И так это ненавязчиво, почти шёпотом, поэтому прислушиваешься и веришь. Тик-так, тик-так...

Удивительно, сколько новых, для того времени писателей и новых романов появилось после Первой мировой войны, именно о событиях этой 1-й мировой и рассказывающих.

Написанный в 1929 году этот роман Хемингуэя как раз из вышесказанной «обоймы».

Главный герой - американец Фредерик Генри во многом автобиографичный персонаж, и писатель, который сам был на фронте как раз в тех самых местах, где идет повествование, через своего героя видимо не только как бы заново проживает те свои эпизоды но и идет дальше, насыщая чувственной драматургией всё повествование.

В результате получилась одна из самых ярких любовных и антивоенных книг, ставших на полку значимых произведений XX века.

Какой ёмкий, волнительный и колоритный рассказ с привкусом крови на губах в своеобразном стиле "айсберга" у Хемингуэя! Три ключевых момента жизненного цикла затронул автор. Рождение, взросление, смерть. Только это не фазы жизни одного человека, нет. События, произошедшие в одном индейском посёлке гораздо интереснее и довольно жуткие. И мне хочется навести тумана, а не удариться в анализ, потому что есть желание сподвигнуть потенциального читателя моего отзыва  к прочтению этого маленького по объёму рассказа. Поэтому, вот вам маленький отрывочек из текста, который должен разжечь читательский интерес :

"В окне ближней лачуги светился огонь. В дверях стояла старуха, держа лампу. Внутри на деревянных нарах лежала молодая индианка. Она мучилась родами уже третьи сутки. Все старухи поселка собрались возле нее. Мужчины ушли подальше; они сидели и курили в темноте на дороге, где не было слышно ее криков. Она опять начала кричать, как раз в ту минуту, когда оба индейца и Ник вслед за отцом и дядей Джорджем вошли в барак. Она лежала на нижних нарах, живот ее горой поднимался под одеялом. Голова была повернута набок. На верхних нарах лежал ее муж. Три дня тому назад он сильно поранил ногу топором. Он курил трубку. В лачуге очень дурно пахло."

Однако, всё-таки хочу озвучить своё мнение, относительно одного щепетильного вопроса, который был здесь весьма актуальным. Присутствие мужа на родах своей жены. Я категорически против этой новой и модной практики нашей развитой цивилизации. У мужа этой индианки не было выбора. А вот у нас есть. И мне кажется, не стоит так шокировать мужское население подробностями процесса рождения их детей, учитывая хрупкое мужское восприятие  боли и крови. Это просто тяжело и страшно наблюдать любому постороннему зрителю, если он не медик. А тут ещё и жена. Мужчина ведь всегда хочет что-то предпринять, чтобы помочь - это у него в природе. А в такие минуты он должен просто безучастно наблюдать этот кошмар и чувствовать свою беспомощность. Не нужно столько бесполезных испытаний с опасностью повлиять на последующее влечение к жене к тому же. А его рука поддержки в такие минуты меня бы только смущала. Впрочем, всё это очень индивидуально и субъективно...

Странные чувства остались у меня от этого романа.

Я немного трудно его начала - не сразу прочувствовала стиль, но потом читала с упоением, с настоящим восторгом. Все эти рубленые фразы, весь этот как бы углём грубо набросанный сюжет - это было так уместно, так хорошо вписывалось в происходящее. Это очень мужская книга - и в хорошем, и в плохом смысле слова, и было неприятно читать о "девочках" из солдатского или офицерского дома и думать об этом, но одновременно эти же мысли приносили и удовлетворение, потому что чувствовалось, что с каждой страницей проникаешь всё глубже вот в эту мужскую военную сущность. За короткими предложениями с простейшим синтаксисом вставали скрытые, плохо осознаваемые, но казалось, очень глубокие мысли, чувства и переживания.

Но как же меня разочаровал финал романа, последние части... Всё оборвалось будто ни на чём. Это даже не открытый финал, это - это какое-то отсутствие финала. И вот что удивительно, ведь "Три товарища" заканчиваются подобным образом, тоже вроде бы обрываясь очень резко. Но ощущения совершенно другие. А здесь я с таким недоумением обнаружила, что роман закончился...

И вообще любовная линия разочаровала, честно говоря. Здесь в рецензиях особенно критикуют диалоги - но насчёт диалогов я как раз не согласна. Вот эта болтовня как будто ни о чём (кто назвал её глупой) - я её почему-то очень ярко представляю: в полутьме, очень интимно, шёпотом, малозначащие для кого-то постороннего, но полные любви друг к другу фразы. В такие моменты суть не в том, что говорится, важны интонации, прикосновения. Так что диалоги я как раз очень ярко вижу. Но после сцены на озере всё словно обрывается, становится каким-то ненастоящим. Говорят, роман автобиографичен - так может быть, как раз в этом месте и расходятся Хэмингуэй-настоящий и Генри-книжный? Может, поэтому таким натужным и получился финал?

Что же касается общей идеи о бессмысленности войны.

Немного странно на самом деле читать всё это вперемешку со спагетти, красным вином и нехваткой томатного соуса. Так и вижу русских солдат в окопах Первой Мировой, жалующихся, что спагетти суховаты... Конечно, Генри досталось, но честно говоря, по сравнению со многими он и вовсе пороху не нюхал. С другой стороны глупо мериться страданиями. Каждый живёт и чувствует в прилагаемых обстоятельствах, а осознание бессмысленности войны, её безумной беспощадности вполне может родиться у кого угодно - и должно в конечном итоге появиться у всех, абсолютно у всех в этом мире.

И всё же европейцы и американцы очень другие. Это всё очень сложно и так глубинно, что странно вообще, что мы друг друга хоть в чём-то понимаем. Как-то там всё словно игрушечное немного. Взял - и убежал с фронта, и через день уже в чистой постели с деньгами и коньяком. И никакой практически ответственности личной, никакого по сути угрызения совести за невыполненный долг. Странно это всё.

Небольшой рассказ от великого мастера небольших рассказов!
Он и она, нет ни имен, ни возраста, ни времени действия, даже точной страны нет. Писатель и его любимая женщина переживают трудный период жизни. Действие происходит в Африке, куда они приехали поохотиться. Он получил серьёзные ранения, в результате которых ослеп и частично потерял память. Женщина считает себя плохой сиделкой, но на самом деле она лучшая, какая только может быть. Им трудно вернуться к привычному существованию, ведь их роли до конца не осмыслены каждым, они расставляют себе множество запретов, хотя осознают оба — жизнь на этом несчастье не заканчивается. У него хватает чувства юмора иронизировать по поводу своего состояния.
Весь рассказ состоит из диалогов главных героев, их которых мы (часто намеками) понимаем, что произошло в действительности. И в этом великое мастерство Хемингуэя - по отдельным фразам воссоздать положение дел.

С папашей Хэмом у нас не самое лучшее знакомство, читал его последний и единственный раз в 21ом году. “ Старик и море ” оказалось для меня не интересным, проблематика не трогала и главный сюжет прошёл мимо меня. Так и получилось, что решил забросить в долгий ящик знакомств. Спустя три года мне под руку попадается "Прощай, оружие!” и оно оказалось гораздо сильнее во всех аспектах. Не ожидал, было приятно.
Ещё на мое удивление у этой книги очень много неоднозначных рецензий, такого тоже не ожидал.

История о первой мировой с довольной интересным глав.гадом, очень необычным слогом для такой истории и шикарной атмосферой. Мне понравилось абсолютно все, что не нравится огромному большинству рецензентов. Сейчас посмотрим на эти пункты с другой стороны. Хотелось бы ещё отметить, что многое перекликается с сегодняшними проблемами, очень сильно.

Понравился слог, создающий атмосферу и уже симбиоз этих двоих дает тебе итог. Слог – он сухой, жесткий и похож на безэмоциональную вереницу диалогов. Такой слог создает атмосферу отрешенности и непонимания. Порой мне казалось, что война похожа на “ Замок ” Кафки. Она есть, её можно ощутить, но она так далеко и твоих эмоций не касается. Герой же утопает в алкоголе и в оставшихся чувствах, от чего это состояние ухудшается и слог иногда похож на телеграф. Сознание и атмосфера напоминает кашу. Так и чувствую себя многие солдаты и это очень необычный взгляд в литературе.

Почему? Потому что многие выросли на Ремарке и тому подобных (люблю и уважаю), привыкли видеть одну картину войны, но у каждого солдата она разная в его глазах. Литература связанная с войной не всегда должна хватать за душу, показывать как же война ужасна, пронзать нас и наше воображение. У неё есть и вот такие стороны. Когда она полностью бессмысленна, безэмоциональна и грязнее обычного. Порой, быт солдата, помотанного ментально как раз и составляет множество попоек и прочего. В этом есть огромная правда.

Насчёт любовной линии. Не вижу в ней ничего такого: идёт война, ты можешь умереть в любой момент, чувства и эмоции работают совершенно иначе. Отношения развиваются быстро, иногда ты сам этого не понимаешь. А уж какая героиня наващивая и тд, такие люди бывают) Как уже их ментально трипнет в такой обстановке и как они будут себя вести хороший вопрос)

Книга рефлексия, даёт ощутить и посмотреть на человека в мясорубке абсолютно под другим углом. Без подвигов, высших чувств, добродетелей и другой ерунды. Только суровая реальность обычного солдата с пошатанной менталкой.

Рекомендую к чтению, только уберите интерпретации Ремарка, Васильева и других писателей. Тут это неприемлемо. Читайте и знакомьтесь с Генри Фредериком.

Странные ощущения остались от этого романа. Очень неоднозначные. Казалось бы, вся книга состоит из разговоров. Герои перемещаются из бара в бар, алкоголь льется рекой, как это часто бывает в литературе потерянного поколения. С другой стороны, любопытно наблюдать как Хемингуэй изобразил жизнь через праздник. Фиеста, которая продолжается 7 дней вобрала в себя всё: жизнь, смерть, веселье, обновление, свободу и равенство.

Во время празднества у людей нет ограничений. Они кричат, чтобы быть услышанными, их контакты становятся неформальными, лишенными каких бы то ни было иерархических предубеждений.

Да и сам праздник довольно метафоричен, хоть фиеста, хоть коррида, которая стала частью фиесты. Они символизируют возрождение через смерть. И таким образом достигается своеобразное бессмертие.

Не менее символичным является и чтение Барнсом "Записок охотника". Как Тургенев в своем произведении погружался в жизнь простого народа, так и Хемингуэй погружает своих героев в народный праздник. После прочтения "Записок" Барнс размышляет: "Все, что я хочу знать, это — как в нем [в мире] жить. Пожалуй, если додуматься, как в нем жить, тем самым поймешь, каков он..." И те выводы, к которым пришел Барнс во время чтения, он сможет проверить уже на празднике. Ведь для главных героев фиеста -- своеобразная проверка. Готовы ли они принять идеалы единения народа, отказ от кастовости общества, победы жизни над смертью.

А герои у Хемингуэя, как всегда, колоритны. Страстная девушка, которая во время войны записалась добровольцем в госпиталь; раненый ветеран первой мировой, который сейчас работает журналистом; молодой матадор; боксер-неудачник. Всем героям книги около 30 лет, они прошли первую мировую войну, кто-то получил физические ранения, но все они получили душевные травмы. Их жизнь искалечена, моральные ориентиры утрачены.

И вот им предстоит переродиться, принять новые для них правила этого мира и вновь обрести себя, любовь и счастье.

Надо же, какие разные отзывы о книге!
А мне понравилось. Просто и сильно. Нет излишнего переливания из пустого в порожнее, нет заигрывания с читателем, а каждое слово — в цель.
Есть война. Есть любовь. И, к сожалению, смерть.
Где же тут бульварный роман, как писали в некоторых рецензиях? Вот уж, право, каждый видит то, что хочет.
И сравнивать с Ремарком не вижу смысла. Хемингуэй хорош по-своему.
Простой язык? Рубленные фразы? Статичные герои?
А как по мне, так это просто стиль автора. Кому-то по душе, кому-то нет, но это уже классика. И этим всё сказано.