Заповедник

Я тебе все напишу между строк…

Что ни строка – готовая цитата, а между строк – боль, отчаянье, пресловутый «особый русский путь», «своеобразие русской души», да целый мир в придачу.

Почему-то кажется, что этот автор или забирает тебя целиком, с потрохами бездонной души или вызывает отторжение. Я определенно в первом лагере.

Заповедник – мастерский коктейль из Пушкина, деланых бабских придыханий и «застольных бесед с оттенком мордобоя». Радует, что нет у автора ни претензий на открытие истин, ни надрывного и вымученного чувства юмора. Напротив – и истины, и чувство юмора есть.
Не успела дочитать – а уже тянет перечитывать.

В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…

Грустно-ироничное произведение о кризисе среднего возраста у мужчин, о творческом кризисе, о кризисе вообще и во всем. Оттого, наверное, и общее настроение книги такое подавленное. За насмешливым цинизмом скрывается ранимая душа, печаль заливается алкоголем, да вот толку-то...

От себя не убежишь, хоть в Америку, хоть куда. И смысла-то по большому счету в этих передвижениях-перемещениях по свету нет никакого. Кого эмиграция сделала счастливым? И Борис Алиханов, непризнанный, по его словам, гений, а значит, писатель обыкновенный, это прекрасно понимает. Непростой развод с женой, прощание с ней и ребенком (они уезжают "туда", на Запад, в поисках счастливой жизни, это вечное "там хорошо, где нас нет" сгубило столько прекрасных людей; бессмысленно ехать за счастьем куда бы то ни было, счастье нужно искать в себе, создавать своими руками).

Новая работа - водить экскурсии в Пушкинских местах - ненадолго заставляет забыть о тяготах жизни, но...все новое, как обычно бывает, притупляется, к новым проблемам плюсуются старые (они ведь никуда не исчезли, забыть-то о них можно, но они все равно напомнят о себе, как и бывшая жена).

Размышления о жизни, о пути, выпивка с друзьями и приятелями и много-много горечи по поводу несложившейся судьбы (или сложившейся не так, как того хотел ты в своих смелых мечтах; но мечты на то и мечты, а жизнь, она вот такая; зачем переживать по поводу того, что изменить не можешь...), интеллигенты вечно любят все усложнять...

Если после прочтения "Чемодана", от которого я тоже получила огромное удовольствие, я подумала, что мне просто попалась очень удачная книга под настроение, то после "Наших" я окончательно убедилась, что Довлатов мой писатель, и я готова читать все, что вышло из под его пера. А ещё я поняла, что если бы меня спросили, на какого писателя я бы хотела ориентироваться, я бы назвала Довлатова. При лаконичности его текстов, он умеет писать так, что в одном предложении умещается целая жизнь. Во взгляде на один предмет, возникает куча ассоциаций, впечатлений и параллелей. Но самое близкое для меня - это восприятие реальности. По-довлатовски - это значит видеть всю неприглядность окружающего мира, но смотреть на него с иронией, юмором и удивлением. Это мои личные ощущения после прочтения двух его произведений - "Наши" и "Чемодан". Возможно в других книгах Довлатов другой, и мне еще предстоит это выяснить.

"Наши" - это своеобразная автобиография, в которой автор рассказывает о своих родителях, бабушках и дедушках, дядьках и тетках, о жене, дочке и собаке. И надо сказать, что именно последняя у Довлатова самый любимый член семьи. Обо всех своих героях автор рассказывает с юмором, каждому персонажу удивляется, всех пытается понять, обратив суть человека в текст. Но иногда и это не помогает ему постичь людей, например свою жену он так и не смог понять. В тексте нет обид, обвинений, выражения каких-то претензий. Вы словно попадаете в аквариум с новыми рыбками, которых никогда прежде не видели, вы и сами рыбка и пытаетесь разобраться что здесь и как - и все это невероятно интересно, пусть иногда и сложно, пусть иногда вас травят или вы сами травите себя ядом (в конкретном случае алкоголем), и вы в своем процессе изучения жизни аквариума замираете, но потом вновь возвращаетесь с новыми силами и интересом. Довлатов показывает людей такими, какими воспринимает их ОН, и его восприятие мне очень импонирует, хотя можно конечно доколупаться до автора как человека, тыкнуть пальцем в его ошибки в отношениях с людьми, но естественно делать этого не хочется, да и не имеет смысла. Довлатов - он не для этого. Он для созерцания жизни, людей, историй, предметов.

Обязательно продолжу знакомство с творчеством Довлатова, благо в моём сборнике есть ещё несколько непрочитанных произведений.

Не люблю читать Довлатова вечером-ночью, когда уже в люлю заползла, согрелась, погрузилась в книг, и... С Довлатовым у меня начинается чесотка, хочется выползти из тепла и уюта и начать цитаты дергать, много-много. В этот раз я держала себя крепко - цитат из этой книги ровно 0))
Главный герой Борис Алиханов сбежал в Заповедник от всего: от себя, от семейных проблем, от неудач. Заповедник - это места ссылки Пушкина. И чтобы совсем не пропасть, наш герой подвязался в гиды. Жить в гостинице - никаких денег не хватит, тем более гидовских, поэтому ему нашли комнату с отдельным входом. И так мы знакомимся со вторым алкоголиком этой книги(первый - сам Борис). Позже будут еще, вот в ком-ком, а в алкоголиках недостатка не будет))
Но от проблем не убежишь, они и в Заповеднике найдут. Жена Таня собралась бежать по еврейскому пути, вместе с дочкой. Борис до последнего не верил, надеялся, что само рассосется, но увы. И лучший выход - запой, из-за которого чуть прощание с женой-дочкой не пропустил.
В послесловии Аревьев пишет, что "главным ее героем избран… Иосиф Бродский. Был в жизни поэта такой эпизод, когда он пытался уберечься от ударов советской судьбы в Пушкинском заповеднике. "
Так просто и так незабываемо написано, грустно было дочитывать...

Хотя отдадим должное главному герою (и по совместительству автору) — он сделал для этого всё возможное. А всё равно блестяще написано. Каждая сцена, каждый персонаж — всё на своём месте, всё гармонично. Никаких длинных описаний — одна-две точные метафоры. Никаких пустых диалогов — три-четыре исчерпывающих предложения. Юмор за гранью добра и зла. Вот оно, мастерство.

Уже само посвящение жене, вкупе с первыми упоминаниями о ней, придаёт книге трагикомический вектор. И нетвердыми, но решительными шагами автор будет придерживаться этого вектора до последних слов.

Что характеризует лирического героя Довлатова? Эмоциональный эксгибиционизм, юмор, рефлексия, неуверенность, пассивность, эскапизм, алкоголизм. Короче говоря, автор пишет о себе. О чем бы он ни писал во всех своих книгах, это всегда только о себе. Уже за одно это он мне симпатичен. Я тоже такой, и это предложение — наглядный тому пример. И неважно, сам ли он проработал сезон в Заповеднике или это страница из биографии его близкого друга — Иосифа Бродского. Даже если Довлатов никогда не был в Михайловском, это всё равно о нем — его мысли, его мучения, его пьянство, его семья, которая собирается в Америку без него.

Герой мучается неимоверно. Натура такая. Тут любой бы запил. Борис Алиханов (=Сергей Довлатов) хочет быть писателем. Здесь нет ничего зазорного, кто ж не хочет? Но он то как раз и может быть писателем (благодаря тому самому качеству, которое не пропьешь). Но в то же время не может — такие писатели не нужны. Он очень критичен к своим соратникам по цеху, но, уверен, что к себе он гораздо критичнее. Лирический герой не хочет поступиться качеством прозы и свободой творчества даже ради своей мечты — быть напечатанным.

Незамысловатый сюжет повести разворачивается в пушкинской усадьбе-музее в Михайловском. Если бы я знал как много всего здесь крутится вокруг Великого Поэта, то прочел бы намного раньше. Культ Пушкина осмеян в лучших традициях самого Александра Сергеевича. Догматизм, пафос, ханжество служителей этого культа противопоставляются цинизму, бессистемности и халатности главного героя. Который, как ни странно, Пушкина любит не меньше официальных просветителей.

Две-три сценки из экскурсий напомнили прекрасное стихотворение Давида Самойлова "Дом-Музей"

Но Пушкин — это лишь декорации (хотя кое-какие параллели с автором просматриваются как в стиле, так и в биографии). Сам сюжет удивительно прост. Он состоит из обычного довлатовского набора. Да и как набор может быть другим, если лирический герой тот же самый? Кризис среднего возраста (впрочем, Довлатов страдал от него в любом возрасте. Он как Карлсон — всегда мужчина в самом расцвете сил) - непризнанный гений, непонятый муж. Страшный алкоголизм, безденежье, инертность. Уход от проблем - в заповедник, в запой, в других женщин. Куда угодно, лишь бы подальше от себя. Внимание со стороны КГБ, намечающаяся иммиграция жены и дочки. Несчастная бывшая (она же нынешняя) жена. Вот кто здесь, наверное, самый трагический герой.

И что удивительно, несмотря на всю горечь своего существования, лирический герой ни на кого не сердит. Его замечания едки и метки, но за ними не слышно злобы.

Иммигрировать герой не хочет. Он считает, что место писателя с тем народом на языке которого он пишет. Логично. Не важно почему именно он так считает, причин может быть много. От любви к Родине до страха потерять сюжеты и темы.

Думаю, что это не так. У обычных людей процент всё-таки поменьше. Можно потихоньку и шутить, и иронизировать. Возможно, писателям тяжелее. Их личность и их родной язык неразделимы.

Довлатов мастерски переплетает самое высокое и самое низкое что было в те годы в стране — культ поэзии и культ водки. Переплетает как в повести, так и в своей жизни. Он может осмеять программное и столь естественное для нас обожание Пушкина и при этом найти прекрасные грани в личности самых конченых алкоголиков.

Обязательно буду читать Довлатова и дальше.

Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре.

Так цитатой из текста кратко, но емко, я могла бы раскрыть содержание книги. Человек без почвы под ногами. А вокруг березы, холмы, пушкинские места. Дивные виды, прекрасный фон для трагедии человеческой неудовлетворенности.

Я впервые читала Довлатова, хотя была наслышана о его творчестве немало, в частности от коллеги, которая не раз отмечала, насколько заряжают ее позитивом его книги. Послевкусием "Заповедника" стало щемящее чувство эмпатии человеку, оказавшемуся в ловушке несбывшихся надежд и невоплотившихся в реальность ожиданий.

Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это засвидетельствовать.
Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию, свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки?

Что чувствует человек на грани отчаяния, да что там, фактически в него погрузившись? Чем он живет? На что еще надеется? Вариантов масса, и в то же самое время наиболее вероятное стратегическое направление до ужаса предсказуемо - трясина собственного самоуничижения.

Нет, не подумайте, что я разглядела в "Заповеднике" только эту мрачную сторону судьбы творческого человека. Нет, конечно нет. Я не прошла мимо метко пойманных образов, живописания поступков и быта, хлестких словечек героя и его рефлексивных наблюдений за окружением. Это было прекрасно. Довлатов создал живую картину, его герои умеют дышать. Просто тема самоидентификации личности для меня всегда была одной из определяющих. Человек - "заповедник" собственного духа. И даже давление окружающих условий не обосновывает всех тех километров колючей проволоки, что разделяют человека и его право быть счастливым.

Мрачная книга. И авторский юмор только усугубляет эффект.

Думаю, её нужно обязательно читать как почитателям, так и ненавистникам Довлатова чтобы лучше понять откуда растут ноги у его мировоззрения, диссидентства, алкоголизма. До "Зоны" я читал только "Компромисс" (который мне очень понравился). Думаю, что теперь он понравился бы мне ещё больше. С другой стороны, начинать знакомство с Довлатовым с "Записок", наверное, не стоит, а то до других книг могут не дойти руки.

Одна из главных мыслей "Зоны" достаточно проста: Советский Союз - это и есть зона. Большой лагерь, где надзиратели и заключенные могут легко поменяться местами, где они живут в почти одинаковых условиях и имеют почти одинаковые права и обязанности. Эта теория "равноправия" остроумна и наверняка имеет под собой основание. Но уж слишком часто автор её доказывает. Вообще, в "Зоне" много интересных идей и остроумных мыслей. Но иногда кажется, что Довлатову так важно, чтобы его наверняка поняло как можно больше читателей, что он интенсивно вдалбливает свои мысли там, где достаточно было бы одного намека. Жертвует художественностью книги в угоду её доступности.

Мне не очень понравилась заочная полемика с Шаламовым (его я пока не читал - боюсь). Автор упрекает Шаламова, что у того всё слишком черное и он не видел того, пусть немногого, но всё-таки хорошего, что было в лагере. Например - прекрасный блатной язык. ****!!! Нет, правда. *****!!! Мне кажется, что Довлатов слишком далеко зашёл в своей теории всеобъемлющего лагеря. Думаю, если бы Сергей Донатович побывал в шкуре заключенного (а он имел на это все шансы), вряд ли бы он на зоне слишком увлекался филологией. Если его так сломала роль надзирателя, то чтобы с ним стало от роли заключенного? Хотя... Написал же Губерман целые главы в автобиографии о живительной силе русского мата на примерах своего лагерного опыта. Справедливости ради, его заключение так же отличалось от Шаламовского, как лагерь пионерский от лагеря исправительного. И всё же.

Ну, довольно о грустном. Книга-то, несмотря на мрачность, жизнеутверждающая. Она о том, что везде можно найти как плохое, так и хорошее. И что деление людей на плохих и хороших в корне неправильно. В людях намешано всякого. И только жизненные обстоятельства, окружающие люди, среда решают в какую сторону склонится в человеке чаша весов добра и зла. Я совершенно согласен с этой теорией, она мне давно близка. Я и сам об этом иногда думаю (хоть и не сидел, и не охранял). Автор дальше сворачивает эту мысль к тому, что в условиях лагеря чаша весов чаще склонялась в сторону плохого. В обоих лагерях - внутреннем и внешнем. И с обеих сторон барачных стен.

Понравился тон рассказа - живой, естественный, искренний, но при этом без ужасающих подробностей. Они видны между строк.

Истории из зоны перемешаны с письмами американскому редактору, написанными двадцать лет спустя. Это создаёт эффект третьего измерения, разбавляет мрачность лагерных рассказов и доказывает одну из главных мыслей этих записок - "ад - внутри нас". Можно поменять страну лагерей на самую свободную страну в мире. Можно поменять медицинский и технический спирт на самые изысканные напитки нью-йоркских пабов. Можно в плавках с нарисованным огурцом переплыть Миссисипи вместо того, чтобы в шинели и кирзовых сапогах тонуть в сугробах русского севера. Но нельзя убежать от собственного внутреннего ада.

К счастью для нас, Довлатов пытался освободиться из своего ада не только с помощью самолета и алкоголя, но и с помощью литературы. Внутри каждого из нас есть свой ад, но только у избранных есть и своё чистилище.

Ох, как прекрасен слог! Как глубоки мысли... Каждый раз, прочитав в очередной раз Довлатова, как бы встрепенёшься и первая мысль: "Как?! Уже всё?!". А потом идёшь и перечитываешь, смакуя такие "тёплые" слова.
Наивная, думала, сейчас про "смешо" будет. Ан нет, заповедник есть, смешно - есть, а дальше вообще не смешно.
Итак, писатель Борис Алиханов устраивается на работу экскурсоводом в Пушкинский заповедник. Ну как писатель; так, непризнанный гений, уже практически отчаявшийся создать монументальное творение, способное потрясти основы мировой литературы. Да и какая работа; так, способ занять себя в летний период, заработать "на трусы" и попытаться убежать от себя. Но от себя не убежишь. От нерешённых проблем, собственно, тоже. А проблемы серьёзные - бывшая любимая жена собралась "за кордон", вместе с не бывшей и любимой дочкой. Борис ехать не хочет, он отчаянно любит угрюмую, печальную, но такую "свою" Родину.

Новизна места, новые лица, специфика работы - все это ненадолго позволяет забыть хандру. Но свежие впечатления приедаются, новые лица становятся потёртыми и привычными, а работа превращается в будничную рутину.

Откуда у Довлатова такая супер-способность к пластике слов? Как он умудряется ТАК описать простые вещи, что они как минимум обретают форму, как максимум становятся волшебными?

Так и хочется всё произведение на цитаты разодрать. Собственно, достаточно посмотреть на количество цитат на такое сравнительно небольшое произведение.
Прочитав книгу, решила посмотреть экранизацию. И знаете, очень порадовалась, что не сделала наоборот. Какого, простите, полового органа они там Безрукова в главной роли сняли?! Была возмущена до глубины души.

Диссидентство-диссидентство-диссидентство. Валить-валить-валить.
Вы прочли краткий пересказ повести Сергея Довлатова «Заповедник».

Чтобы полностью понять и прочувствовать эту книгу, как мне кажется, нужно искренне и от всей души ненавидеть совдепию. Ненавидеть ее всю целиком, не вдумываясь в это чувство, не раскладывая его на отдельные за и против, не пытаясь понять и проанализировать свою ненависть — просто ненавидеть. Душой и сердцем, а не умом и холодной логикой.

Во всей своей красе предстает перед нами с самых первых строк тот самый махровый совок. Желтый, как прокуренный воздух деревенского кабака, как зубы толстенной официантки в синем фартуке, как стены заплеванного подъезда в свете тусклой, тоже желтой, лампочки.
Вонючий, застойный, настолько безнадежный, что хочется безумно выть, рвать волосы клочьями и валить, ВАЛИТЬ из этого зассаного ада как можно скорее.
Нет тут ни какой-то благородной мрачности и неотвратимости Большого брата, ни безумного Паланиковского надрыва — ничего того, что можно было бы идеализировать, обозвать красивым словом «фатум» и поэтично с ним бороться.
Только большой воспаленный прыщ, который в девяносто первом будет безжалостно стиснут стальными пальцами и зальет всю страну ручьями смрадного гноя.
И обложка у книги подходящая — желтая, как несвежая «Правда» и какая-то бэушная, отдающая плесенью советских библиотек.
Что-то такое отчаянное, хоть кричи, ужасающее, как слово «Леспромхоз», от которого за версту несет бюрократической волокитой.

Но Довлатов не таков...

Но Довлатов не таков, он любит свою родину, вы что.
Любит сермяжную правду своего соседа Михалываныча, любит воздух Рассеи-матушки, «народ-тут-душевный», березки-фигозки, и все такое. Ага, куда я денусь. Ага, тут моя родина, тут я и помру. На том стою и не могу иначе.
Я почти поверил. И тут последняя строчка, как серпом: «Нью-Йорк, 1983 год».
Долюбился Родину, Сергей Донатыч? Нетрудно, наверно, любить ее, издалека-то. И березки, и Ленинский проспект и borsh s pampushkami.
Рвать рубаху, землю жрать и в лицо цепляться каждому, кто худое слово молвит о твоей Великой Родине — все это особенно приятно, когда за окном Брайтон, а не какой-нибудь сра славный город Тараканск, да?

Нет, если вдуматься, то я Довлатова не осуждаю и за бороду дергать не собираюсь.
Ну, уехал — и уехал, правильно сделал. Особенно, если вынудили.
Вот только не надо нам петь эти красивые песенки о том, как тебе тут хорошо жилось. Тем более после того, как ты сам на протяжении 80% книги выстраивал из своей страны образ полнейшего бомжатника.

Более того, его манера изложения показалась мне достаточно милой, многое понравилось своей точностью, меткостью и житейской простотой (и я понимаю, почему некоторые читатели называют Довлатова основоположником жанра околохудожественной полудневниковой болтовни).
Ну да, метко, атмосферно, местами — откровенно смешно. Но ведь книга-то о другом писалась, правда?
С некоторым в корне не согласен, и меня неприятно удивляет, насколько он последователен и логичен в доказательстве точки зрения, которую я считаю порочной.
Нет, меня не постигают сомнения, мне не нравится, как крепко и основательно верит он в свое заблуждение. Ну, в то, что я считаю заблуждением.

Но и это ладно. Если отцедить сгустки смешного-правдивого-житейского, то останется только какая-то мутная вонючая жижа. Не благородная и страшная кровь, не ужасающий своей безнадежностью пот на лбу, а так — что то вроде содержимого унитаза на выходе.
Наверняка именно этого автор и добивался, так что в его мастерстве я не сомневаюсь. Довлатов — хороший жызненный писатель, и так далее, и тому подобное. Окей-окей.
Он мастерски накормил меня дерьмом, и наверно, даже что-то хотел этим сказать. Вот только я так и не понял, зачем я это дерьмо ел.

На этом мы с вами, оченьмногоуважаемый Сергей Донатович, закончили.

3, плохо.

Любовь к творчеству писателя – как любовь в принципе, чувство беспощадное, необъяснимое и всепрощающее. Эта любовь тоже зла – ни с того ни сего полюбишь и Э.Л. Джеймс, будучи приличным и образованным человеком, неожиданно проникнешься россказнями Стефани Майер, сойдешь с ума от детективов забавной дамы с собачками. Чтобы там ни говорили, а я считаю это таким же выбросом гормонов в мозг, ко вкусу не имеющего никакого отношения.

От того никогда не осуждаю несчастных влюбленных. Им и так не сладко, когда на кассе в книжном магазине какой-нибудь бестактный продавец вздумает ехидно ухмыляться. К чувствам нужно относиться с почтением.

У меня тоже есть любовь, писатель мечты. И это Сергей Довлатов. Когда я читаю его прозу, критическое мышление униженно плачет в дальнем уголке моего мозга, а объективная оценка реальности вовсе сбегает, не в силах терпеть эту чувствительную вакханалию.

Успей я родиться раньше лет на сорок, я бы отдала свое сердце Довлатову, а мой муж остался бы ни с чем и был бы счастлив.

«Наши» – история семьи или сборник рассказов (кому как нравится). Факты биографии с художественным наполнением. И тут не имеет значения, количество правды и вымысла на квадратный сантиметр текста. Обращаешь внимание не на то, что написано, а как это написано.

Думается мне, что из жизни любой, даже самой серой невзрачной личности, Сергей Довлатов мог слепить героическую повесть. Обязательно нашел бы то, над чем посмеяться, чем гордиться или даже презирать (но не долго).

Каждый из нас заслуживает внимания, только нужно уметь правильно о нем рассказать. Это особенность стиля и мировоззрения самого автора – он брал за основу что-то яркое в человеке или ситуации (изюм) и вокруг этого выстраивал весь образ и композицию. В итоге, рассказ получался уморительно смешным и проникновенным.

Да, порой он был строг, придирчив, омерзителен к своим коллегам и близким. Это есть и в "Наших". И есть обида и даже немного зависти (это мое критическое мышление выходит из угла). Но мне жутко не хочется обращать внимание на недостатки и форменные гадости, за которые других я давно ругала бы. Это всё любовь, а к чувствам нужно относиться почтительно ;)

P.S. Если со мной случится плохое настроение, я нашла верный способ его улучшить - буду перечитывать главу о знакомстве Сергея Донатовича с женой...