М. Е. Салтыков-Щедрин. Избранное

Сразу скажу, что восторга от этой сказки я не получил и она полностью оправдывает свой средний рейтинг.
Смысловая нагрузка минимальна и очень сомнительного характера. Юмор, которым Михаил Евграфович тоже поскупился, строится на нелепости всего, что происходит.

Главный герой, тот самый заяц, своим поведением демонстрирует настолько чрезмерную честность, что это начинает граничить с глупостью.
Чтобы выцепить мораль, нужно усердно потрудиться. Можно, конечно, в пример взять выражение "слово дал - держи", но обыгрываемая ситуация доходит до такого абсурда, что такая формулировка вряд ли подойдёт.
Когда ты в плену у врага и у тебя есть возможность вырваться, то нужно этим явно пользоваться, как мне кажется, но заяц делает свой странный выбор.

В итоге, если прочитать эту сказку ребенку, то скорее всего он(а) останется в недоумении, как и я. Не посмеяться толком, не набраться мудрости, разве что просто занять время.
А что стало потом с зайцем? Волк его знает...

Повесть совсем небольшая, но очень актуальная и в наши дни, очень напоминает офисных сотрудников, особенно манагеров разного калибра.
Жили-были в Петербурге два чиновника-генерала и попали они по воле автора на необитаемый остров, просто взяли, да и проснулись на нем. К физической работе не приучены, еду и огонь добывать не умеют, зато грамоте обучены и приказы раздавать горазды. Не успели родиться, а уже руководителиТолько трудно им без исполнителей, так и до каннибализма дело дойти могло, да пожалел их автор, подкинул им мужика настоящего. Он и накормит, и напоит, и домой доставит. Настоящее сокровища, а что уж до благодарностей, то за что? Наоборот, великую честь ему оказали, позволили помочь господам, а чтобы не убежал, так мы еще и веревочкой привяжем. Сидят несчастные на острове, страдают по балам, кухаркам, булкам и кофе, а им тем временем в казначействе денежка капает и копится, очень удобно. Вернулись генералы в Питер, напились-наелись, деньги получили, можно и отблагодарить мужичка, как умеют эти тупые, жадные генералы.
Одно плохо, читаешь написанное больше ста лет на злобу дня и понимаешь, что по большому счету ничего не меняется.

История только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием.

Хороша сказка, ой как хороша. Особенно сейчас, на злобу дня. Её важно перечитать, переосмыслить.
Почти 140 лет прошло, а мы всё там же...
Всё те же подходы к управлению, всё те же алчные чины, всё тот же простой народ.

По поручению великого главнокомандующего Льва каждый Мишка-воевода пытался по-своему проявить себя в деле управления, ведь все понимали какая уйма подъемных и прогонных денег для них в казначействе припасена, но всякий раз что-то шло не по плану.
Оно и не удивительно, ведь задача совсем не в том состоит, чтобы достигать какого-то мечтательного благополучия, а в том, чтобы исстари заведенный порядок (хотя бы и неблагополучный) от повреждений оберегать и ограждать. И не в том, чтобы какие-то большие, средние или малые злодейства устраивать, а довольствоваться злодействами «натуральными».

Особенно меня порадовали мужики-лукаши.
Я о них ничего не слышал, оказывается интереснейшие люди были.

Неоцененность этой книги – для меня загадка. В обиход плотно вошли образы из Ильфа и Петрова, Булгакова, Оруэлла – почему же история города Глупова не используется для пересказа очередного выпуска новостей?

Мы вздыхаем по Маркесу, а ведь «История одного города» это наши отечественные «Сто лет одиночества». Найденная еще Салтыковым-Щедриным форма соединения реальности и абсурда для изложения истории принесла Маркесу всемирную известность. И форма эта не устарела до сих пор – к сожалению, добротный реализм не выдерживает реалий нашей жизни, и необходима заправка из бреда, магии, фантастики, алогичности – называйте, как хотите.

Алогичность. Или скрытая от нас логика. Это правит миром Глупова – и сразу вспоминается Кафка с его гениальными романами. И почему-то эти выдуманные миры передают плоть и кровь нашего реального мира лучше, чем все подробные остро-социальные авторы. Вообще у меня в голове всегда выстраивается ветка этой темы – Гоголь с петербургскими произведениями, «История одного города», Кафка как апофеоз, Маркес с «Осенью патриарха».

Если раньше я считала, что «История одного города» это бредовый сон студента перед экзаменом про истории, то сейчас я вижу, что в этот бред погружена вся наша страна ныне, присно и во веки веков. Вот так Салтыков-Щедрин нас всех приговорил, и он прав.

У меня почему-то было предубеждение против Салтыкова-Щедрина: его поддерживали во мне в школе, потом в вузе, потом коллеги-филологи... Все твердили, что Щедрин-де безнадёжно устарел, что Щедрин-де не художник. Пошто классика оклеветали?
Открыла книгу -- и оторваться не могла, даже зачитывала домашним вслух. Оказалось, Щедрин не только не устарел -- это просто архиактуальный писатель, потому что ничего в городе Глупове по сути не меняется! И, безусловно, Щедрин -- художник: такое меткое словцо у него встречается, такие короткие, едкие, убийственные характеристики, что аж дух захватывает. Стилист он блестящий, а уж какой сатирик... Не только язвительные гоголевские интонации узнаются в "Истории одного города". Весь Булгаков-сатирик вырос отсюда, из этого феерически смешного абсурда.
Но этот юмор не для школы. Более того: Щедрина нужно бы публиковать с обязательным развёрнутым комментарием, потому что даже нынешний студент (не то что школьник) не обременён багажом знаний, и ему, увы, щедринские насмешки над "губернаторами" будут понятны не всегда... А в этом-то узнавании вся соль.

Весь люд честной отказался от совести. Зачем ненужная вещица? Она мешает жить спокойно и делами наживными заниматься.

Один пьяница подобрал на дороге тряпицу, и так его скрутило от боли и отчаяния. Ведь он такой-рассякой и пьянь и забулдыга и жизнь вокруг себя превращает в дрянь. Не пил бы, был бы мил человек. Понял пьяница, что подобрал совесть на улице, которую за ненадобностью выбросили. Все вокруг от него шарахаются, кабы не подхватить хандру. Тогда пьяница решает подбросить её хозяину таверны. Тот тоже начал испытывать муки совести, как так он всякой дрянью люд поит, деньги на этом наживает. Мерзость одним словом. Жена трактирщика решает, что быть беде с таверной при таком подходе и подбрасывает тряпицу вору.
Ну а далее совесть ходит по рукам, и никто не хочет оставлять у себя досадный "недостаток".

Лишь взращенная совесть в детском сердце может прижиться и вырасти в достоинство, а не недостаток.

Хочется после этой сказки порассуждать о политике, о мире, о людях, которые нас окружают. Заглянуть в себя и посмотреть размер своей совести. Но каждый пусть сам для себя определяет, выкинул ли он совесть, как ненужную тряпицу, или вырастил в себе крепкую опору и честность, а может и так, что человек вырос, а совесть в нём мелкая осталась.

...родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас -- благочестие, Рим заражало буйство, а нас -- кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас -- начальники.

Что сказать об этом романе? Может быть это гротеск, когда добрые головотяпы Волгу толокном месят? Что это абсурд, когда городом управлеят человек с органичиком вместо головы? Что это сатира на давно изжитые пороки общечеловеческие? Вот если бы….
Просто я живу в Кирове (Вятке ) - городе, который, весьма вероятно, когда-то послужил Михаилу Евграфовичу прообразом Глупова. Щедрин тут у нас ссылку отбывал, светским львом был, любовь обрёл, до советника губернского совета (третий человек в губернии) выслужился – словом, немало начальников повидал, да и сам начальником заделался, поэтому всю эту кухню он знает изнутри. Страшно от того, что кухня эта за последние 150 лет едва ли сильно изменилась и впору садиться и новую летопись о бушующих начальниках писать.

Вот было бы очень смешно читать эту Историю на правах сказки мрачненькой, постмодерна этакого – мол, вот те на!ишь! градоначальника летающего выдумал! Ой, указы издавал, что хозяйкам в пироги класть! Хи-хи! Но вот был у нас последний хоть не градоначальник (тот-то просто вором оказался), а губернатор. Полтора срока отсидел отслужил образцовый семьянин – женат на любви старшей школы, трое детей, борец с коррупцией – зарплаты губернаторской не надо, всё в детские дома отдать до копейки! Спортсмен, косая сажень в плече – утром 3 км в бассейне, а потом гирю пудовую до обеда над головой всяко-разно вертеть и чуть что, так если не лыжи, то велосипед, а не велосипед, так хоть в прорубь окунуться! Автор монографий, исследований, кандидатских… Бродского в твиттере постил! Театр оперы обещал построить! Орёл! А потом одним тёплым летним днём выясняется, что не смогли без кировского губернатора в Москве деньги посчитать – не умеют они, это, москвичи-то, не обучены. И понеслось… Как закрыли двери каземата, так и выяснилось, что и больной-то губернатор весь – считай, что инвалид – ноги поднять не может, газа не видят, руки не шевелятся; не помнит ничего не то, что из истории края Вятского, но и за каким лешим в Москву поехал. И суммы всё какие-то шальные засверкали в деле том, что стало понятно, почему губернатору не нужна губернаторская зарплата. Мне, допустим, 12 рублей 72 копейки какой-то непонятной надбавки тоже не надо – переводите срочно детям, пусть все знают какой я щедрый! Ещё и в узилище том пребывая, женился наш беркут лихой на какой-то весьма странной барышне, которую он едва ли мог знать, заканчивая среднюю школу…. Когда со своей первой супругой развестись успел – о том не сказывали. Да, ещё он за переименование города ратовал. Ладно хоть не в Непреклонск.
Вот такая вот метаморфоза – хоть стой, а хоть падай. Нарочно не придумаешь. Или это земля тут такая, глуповская, что только калигул да неронов рожать может?

А Салтыков-Щедрин молодец. Обязательно прочитаю всё то, что ещё не читал, а что читал, но подзабыл – то возьму и перечитаю!

1. Явились даже опасные мечтатели.

• … под наблюдением квартальных надзирателей, возникнут науки и искусства.
• … и обычная глуповская восторженность, и обычное глуповское легкомыслие.
• «Не потерплю!»
• … градоначальники истинно мудрые… которые не чужды были даже мысли о заведении в Глупове академии.
• ... едва узнали глуповцы, что они остались совсем без градоначальника, как… немедленно впали в анархию.
• Между тем измена не дремала.
• … паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать.
• … «беспутная оная Клемантинка» оказала немаловажную услугу партии порядка...
• Уцелели только благонамеренные.
• Все единодушно соглашались, что крамолу следует вырвать с корнем.
• … да в сердцах ваших гнездо крамольное не свиваемо будет…
• … соблазнительным поводом к отыскиванию конституционализма даже там, где, в сущности, существует лишь принцип свободного сечения.
• Но так как это было время либеральное и в публике ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властью старик поопасился.
• … толпа уж совсем было двинулась вперед… как возник вопрос, куда идти: направо или налево? Этим моментом нерешительности воспользовались люди охранительной партии.
• Но проходил месяц, проходил другой — резолюции не было. А глуповцы всё жили и всё что-то жевали. Надежды росли и с каждым новым днем приобретали всё больше и больше вероятия. Даже «отпадшие» начали убеждаться в неуместности своих опасений и крепко приставали, чтоб их записывали в зачинщики.
• Угрюмые и отчасти саркастические нравы с трудом уступали усилиям начальственной цивилизации.
• … галдение и крамолы ни в каком случае не могут быть терпимы в качестве «постоянных занятий».
• Но бригадир был непоколебим. Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон. «Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения», — бормотал он про себя и лелеял свой план пуще зеницы ока. «Прост он был, — поясняет летописец, — так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей не оставил».
• ...поражал расторопностью и какою-то неслыханной административной въедчивостью, которая с особенной энергией проявлялась в вопросах, касавшихся выеденного яйца.
• Днем он, как муха, мелькал по городу, наблюдая, чтоб обыватели имели бодрый и веселый вид; ночью — тушил пожары, делал фальшивые тревоги и вообще заставал врасплох.
• Когда же совсем нечего было делать, то есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох… то он или издавал законы, или маршировал по кабинету.
• А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли.
• Как истинный администратор, он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение с рассмотрением, и гордился тем, что первый в ряду градоначальников ввел сечение с рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало, и часто даже совсем не тех, кого следовало.
• — Раззорю!
• … учредить ежегодное празднество с свистопляскою.
• … издал приказ: всю ночь не спать и дрожать.
• В первый раз он понял, что многоумие в некоторых случаях равносильно недоумию.
• А от иронии до крамолы — один шаг.
• впоследствии оказалось, что цивилизацию эту, приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев.
• — Избы... избы... ломать! — невнятно, но как-то мрачно произнесли оловянные солдатики.
• «Чаяли стрельцы, — говорит летописец, — что новое сие изобретение (то есть усмирение посредством ломки домов), подобно всем прочим, одно мечтание представляет, но не долго пришлось им в сей сладкой надежде себя утешать».
• Бунт кончился; невежество было подавлено, и на место его водворено просвещение.
• … что глуповцы и ради были не бунтовать, но никак не могли устроить это, ибо не знали, в чем заключается бунт.
• а какой наилучший способ выразить это доверие, как не беспрекословное исполнение того, чего не понимаешь?
• Строптивость была истреблена — это правда, но в то же время было истреблено и довольство. Жители понурили головы и как бы захирели; нехотя они работали на полях, нехотя возвращались домой, нехотя садились за скудную трапезу и слонялись из угла в угол, словно все опостылело им.
• И вот начался новый ряд походов, — походов уже против просвещения. В первый поход Бородавкин спалил слободу Навозную, во второй — разорил Негодницу, в третий — расточил Болото.
• … «эпоха всеобщего конфуза».
• Негодяев принадлежал к школе так называемых «птенцов», которым было решительно все равно, что ни насаждать. Поэтому действительная причина его увольнения заключалась едва ли не в том, что он был когда-то в Гатчине истопником и, следовательно, до некоторой степени представлял собой гатчинское демократическое начало.
• … постоянно испытывал, достаточно ли глуповцы тверды в бедствиях.
• Беневоленский был не столько честолюбец, сколько добросердечный доктринер, которому казалось предосудительным даже утереть себе нос, если в законах не формулировано ясно, что «всякий имеющий надобность утереть свой нос — да утрет».
• Но по мере того, как развивалась свобода, нарождался и исконный враг ее — анализ. С увеличением материального благосостояния приобретался досуг, а с приобретением досуга явилась способность исследовать и испытывать природу вещей. Так бывает всегда, но глуповцы употребили эту «новоявленную у них способность» не для того, чтобы упрочить свое благополучие, а для того, чтоб оное подорвать.
• Величавая дикость прежнего времени исчезла без следа; вместо гигантов, сгибавших подковы и ломавших целковые, явились люди женоподобные, у которых были на уме только милые непристойности.
• Для того чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью.
• тунеядство, как животворное начало, только тогда может считать себя достигающим полезных целей, когда оно концентрируется в известных пределах.
• Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в тайну построения миров, и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир не мог быть сотворен в шесть дней.
• Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище.
• … ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному.
• … это был взор, светлый как сталь, взор, совершенно свободный от мысли, и потому недоступный ни для оттенков, ни для колебаний. Голая решимость — и ничего более.
• Как человек ограниченный, он ничего не преследовал, кроме правильности построений. Прямая линия, отсутствие пестроты, простота, доведенная до наготы, — вот идеалы, которые он знал и к осуществлению которых стремился. Его понятие о «долге» не шло далее всеобщего равенства перед шпицрутеном; его представление о «простоте» не переступало далее простоты зверя, обличавшей совершенную наготу потребностей.
• Портрет этот производит впечатление очень тяжелое. Перед глазами зрителя восстает чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение.
• Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы (в идиоте злость или доброта — совершенно безразличные качества), а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним.
• когда же придатком к идиотству является властность, то дело ограждения общества значительно усложняется.
• Там, где простой идиот расшибает себе голову или наскакивает на рожон, идиот властный раздробляет пополам всевозможные рожны и совершает свои, так сказать, бессознательные злодеяния вполне беспрепятственно.
• Если бы, вследствие усиленной идиотской деятельности, даже весь мир обратился в пустыню, то и этот результат не устрашил бы идиота. Кто знает, быть может, пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, которая изображает собой идеал человеческого общежития?
• … во всех чертах выступает какая-то солдатски-невозмутимая уверенность, что все вопросы давно уже решены
• Это был единственный случай во всей многоизбиенной его жизни, когда в лице его мелькнуло что-то человеческое.
• Были нивелляторы «хождения в струне», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч. и проч.
• Страшная масса исполнительности, действующая как один человек, поражала воображение.
• Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку.
• Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир.
• Он еще не сделал никаких распоряжений, не высказал никаких мыслей, никому не сообщил своих планов, а все уже понимали, что пришел конец.
• Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того, как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. Бред продолжался.
• … «неблагонадежные элементы».
• Была ли у них история, были ли в этой истории моменты, когда они имели возможность проявить свою самостоятельность? — ничего они не помнили. Помнили только, что у них были Урус-Кугуш-Кильдибаевы, Негодяевы, Бородавкины и, в довершение позора, этот ужасный, этот бесславный прохвост! И все это глушило, грызло, рвало зубами — во имя чего? Груди захлестывало кровью, дыхание занимало, лица судорожно искривляло гневом при воспоминании о бесславном идиоте, который, с топором в руке, пришел неведомо отколь и с неисповедимою наглостью изрек смертный приговор прошедшему, настоящему и будущему...

  66.

Ох, уж эти сказки! Сколько в них мудрого, вневременного и самого важного!
Это небольшое произведение, написанное в 1869 году, когда М.Е. Салтыкову-Щедрину было уже за 40, можно считать зрелым и очень точным. Да, это не просто сказка, это социальная сказка, т.е. про то, как мы живём. Да, да, я не оговорился, написав глагол в настоящем времени. Читая её, я невольно проводил параллели с сегодняшним днём, с нашей современной жизнью. Ну, что, посмотрим, актуальна ли она спустя более 150 лет, ведь за это время столько всего было, мы, вроде бы, и совсем иначе, чем тогда, живём.

Совесть валяется на дороге. Грязная и никому не нужная. мимо неё все проходят, только швыряя её в сторону. А сейчас разве не так? Достаточно включить ТВ и из очередных новостей узнаёшь множество подтверждений этому. Да и не только у нас в России через неё переступают, так ведь по всему миру, сплошное враньё и обман ради личной выгоды.

Подбирает совесть пропойца, а вдруг куда нибудь продаст. Но, понимает, что жизнь на стакан он променял и горе его великое одолевает. Как дальше жить? Как на это мир смотреть трезвым взглядом? А ведь и сейчас иной раз трезво воспринимать всё, что в жизни творится невозможно. Потому и до сих пор пьют и будут пить.

Прохорыч, хозяин кабака, которому пьяница совесть и подсунул, вдруг прозревает, понимает свой грех земной великий и тут же пытается всё исправить. Начитает посетителей отговаривать пить и вообще начинать правильную жизнь. Если бы не его практичная жена, быть бы Прохорычу нищим в самое ближайшее время. И сейчас разве что изменилось? Разве повернётся язык назвать торговлю честным трудом? Думаю, что каждый ожёгся и не раз. Думаю, что отношение к ним вряд ли будет положительным, нет у них совести и сейчас.

Надзиратель, которому и подсунули в карман шинели ненужную совесть, не зря ведь назван автором Ловцом. Он всё ловит, что на его территории и всё домой к себе, домой, домой. Да, неприглядный образ служителя закона. Ну, так а сейчас? Сколько много продолжателей дела этого, сколько много ловцов! Да и в каких они погонах!

Образ Самуила Давыдыча Бржоцкого, конечно, самый яркий, самый стойкий. Этот еврей ростовщик настолько пропитан обманом, что даже выдерживает все муки, но не поддаётся. Получив совесть "Заметался во все стороны, словно угрь на угольях», завопил, трясясь всем телом, испытал мучения, геройски вытерпел самые лютые истязания", но ведь выдержал, но ведь нашёл куда и кому сбагрить её, да ещё с выгодой! Ну, а в наше время всеобщего разнообразного финансового обмана разве что-либо изменилось?

Генерал, получивший её, такую истрёпанную и никому не нужную, видимо, также не обладает кристально чистой душой, но уступает в просьбе отдать в приют какому-нибудь младенцу. пусть хоть у него в неокрепшей детской душе она найдёт себе покой. Видимо, Салтыков-Щедрин лишь только безгрешных младенцев считает достойными носить совесть в сердце.

А ВАМ НУЖНА СОВЕСТЬ?