Записки из подполья

Книга очень глубокая и за один раз не осмыслишь всю глубину того, что пытался передать Федор Достоевский. Вообще, Достоевский, так хорошо умеет раскрыть внутренний мир человека, своих героев, что не знаю есть ли более совершенный в этом плане писатель.
Первые главы давались трудновато, но потом, как водоворотом затянуло и было не оторваться... Такая динамика, но главное, что книга заставляет взглянуть на себя... Не знаю, можно ли прочитать эти записки и остаться прежним человеком. Я очень в этом сомневаюсь.

А ведь их не так мало - таких же странных существ, образ мыслей которых сложно понять нормальному человеку. Культивируя собственное ничтожество, они страдают и затравленно озирают окружающее. Их цели странны и смешны - а для них они самое ценное,самое важное в жизни. Их мечты и достижения - повседневность всякого иного.

Как же такое получается с людьми? Почему? Сколько серых и незаметных подобных герою созданий с жадной завистью взирают из подполья на нашу жизнь? Мало ли, на что они все-таки могут решиться когда-нибудь.

Но ведь мы все равно никогда таких не заметим. Они покрыты плащами-невидимками собственного ничтожества, самостоятельно сплетенными с тщательной старательностью сумасшедших...

Главный герой в своих глазах уже не только занял пьедестал почетного звания «самый великодушнейший из людей», но и прочно там обосновался, укрепляясь день ото дня в этой мысли. Конечно же, ведь иначе и быть не может: он спас от бесславной судьбы юную девушку, чуть не ставшую очередной женой старого, безобразного купца. Выкупив её от сварливой родни, муж создал в семье атмосферу, пожалуй, худшую, чем была в доме теток. Молчание, покорность, уважение, трепет — все это, как сказали бы сейчас, «базовый минимум», который Закладчик ожидал видеть от супруги в благодарность за спасение…

Много в русском фольклоре поговорок и пословиц на ту же тему. Делай добро и бросай его в воду. Лично мне ближе мысль: «не делай того, о чем тебя не просят». Любое благо, которое тебе кажется высшей справедливостью, для другого человека может быть диаметрально противоположным. Так и в случае с Кроткой. Необоснованная холодность изводит её, а все дальнейшие события наваливаются как снежный ком на расшатанную психику. 

У современного человека свой взгляд на эту семейную жизнь и кто-то просто не поймет проблематики. Столкнулась с мнением, мол, какой же главный герой тиран и деспот, довел девушку... Казалось бы, что проще — поговорить и объясниться, кто что ожидает от отношений. Однако не стоит забывать, что временные рамки происходящего трактовали свои условия и стиль поведения. Не иначе, что ранее осуждалась сама девушка, начавшая дерзить вместо подчинения мужу. Лично я останавливаюсь на мысли, что в происходящем виноваты обстоятельства и поведенческие рамки, диктуемые обществом… 

Штож. Этот рассказ \ книгу я встретила в аудио формате. включив запись по дороге на работу, я на пол метро издала стон. потому что очередное нытье было слушать выше моих сил. А еще озвучка такая, проникновенная, что меня прямо корежило. и я мысленно уже удаляла аудиодорожку с телефона, что бы не портить свой аппарат этой мерзостью
Приехав на работу, зашла на Ливлиб, что бы отметить минимальным количеством звезд произведение, решилась сначала прочитать рецензии. и наткнулась на пост skerty2015, опубликованный немного ранее. и решила дать этому произведению второй шанс.
и знаете что?
это было верное решение! да, начало неоднозначное. но с остальной части я так хохотала почему то. Очень рекомендую!

Однажды в отпуске я подсунул Гроку свои дневниковые записи на предмет литературного анализа. Тот заявил, что лирический герой напоминает ему подпольного человека Достоевского. Мне это польстило, но с произведением я знаком не был. Пришлось наверстывать. А вдруг правду говорит шельма кремниевая?

Прочитал и вот что скажу. Роман состоит из двух частей. Первая далась мне трудно. В ней ничего не происходит: всю дорогу подпольный человек только и делает, что мусолит по кругу сначала одну тему, потом другую, затем третью. И ладно бы он говорил что-то, что заставило бы залипнуть на одной букве на полчаса (как с ницшеанским Заратустрой , например) — нет, это просто какой-то бред бедолаги, который от одиночества начал немного «отъезжать». Особенно меня раздражали и вводили в состояние дефицита внимания его рассуждения «о человеческой выгоде». «Борис, ты не прав!» — хотелось возразить ему. И так бы я не выдержал подобного издевательства над собой и бросил чтение, но во второй части появилась какая-никакая драматургия: классик решил столкнуть нашего унылого философа с внешним миром. Миром, впрочем, довольно вялым и вполне обыденным, скажем прямо, но на фоне шизоидной первой части и этого было достаточно, чтобы реанимировать мой интерес. Здесь я и правда стал узнавать брата Колю — то, на что намекал Грок. И я имею в виду не сюжетные параллели, а сходство в ответной реакции человека на столкновения с социумом — уход во внутренние лабиринты вместо активных действий снаружи. Правда, до подпольщика мне еще расти и расти. Например, нечто похожее на эпизод с офицером случилось и со мной — но я так не зацикливался на этом: ну, было и было, чего бухтеть-то.

Кстати, именно во второй части до меня дошло, почему именно это произведение, как утверждается, повлияло на творчество Кафки . Здесь те же бесконечные руминации, длинные сомнения, гипотетические «а если бы». Те же нелепые монологи минут на пять, замаскированные под диалоги — в реальной жизни, если собеседник не пуляет в тебя репликой так долго, то он либо немного умер, либо сдувшийся футбольный мяч с нарисованным лицом. У обоих авторов происходящее не суть важно — балом правят мысли одного конкретного героя, которые замкнутыми петлями накидываются на его условные перемещения из точки А в точку Б. Они, эти мысли, и есть фабула, и они в совокупности создают ту самую атмосферу тревоги, ради которой все это и писалось. Разница в экспрессии: если кафкианские коридоры условны, абсурдны и по-холодному отчужденные, то в «Записках» локации предельно осязаемы и приземлены, как в газете или милицейском протоколе: шел мокрый снег, Петербург, у Пяти Углов. Вот только подпольный индивид, помещенный в эти стены, молча орет от боли, стиснув зубы, тогда как кафкианский среднестатистический белый мужчина недоуменно пожимает плечами, попутно чувствуя вину без вины и отбиваясь от прилипчивых барышень. Кроме того, как и все крупные произведения Кафки, «Записки» так же ничем не заканчиваются, как бы намекая, что все может и дальше тем же макаром идти по кругу, уходя в спираль гнетущей безысходности, потому что никакого катарсиса не будет и вообще, его быть не должно по задумке. Только в отличие от Франца Германовича, который хитро делал вид, что не дописал (но мы ведь ему не верим, правда?), Достоевский финалит заставкой из Ералаша: дескать, общий смысл вы уловили, мальчишки и девчонки, а подпольный человечек-тот продолжил строчить, просто я вас пожалел. Спасибо, Федор Михалыч, за честность.

И вот что интересно — в этом, наверное, прелесть классической литературы. Несмотря на то, что роман читался тяжело, месяца через полтора ко мне стали приходить разные мысли. Как будто книжица, сделав мне лоботомию без анестезии, посадила в мозг семечку, и из нее спустя время выросло небольшое растение. И я этому рад. Вот только бы не было так больно в процессе посадки.