
Ваша оценкаЖанры
Рейтинг LiveLib
- 541%
- 439%
- 314%
- 24%
- 12%
Ваша оценкаРецензии
Аноним14 августа 2023 г."Принцесса живёт в его доме. Но живёт она с другими..."
Читать далее"А хорошо писать — трудно, это всегда говорили мне друзья.
Жить по-настоящему больно.
В этом ты мне помогаешь".
"Не удивляйся, что я кричу, когда ты не делаешь мне больно".Письму, этому скромному информационно-справочному документу, в истории мировой литературы да и культуры в целом уготована, как видно, особая роль. Связующий мостик между умами гениальными, творческими, нетривиальными, незримый трубопровод по перекачке мыслей, чувств, впечатлений, радостей и сожалений. Вот и летит неторопливой птицей бумажный листочек из пункта А в пункт Б, от адресанта - к адресату, выражая чувства, чтобы позднее стать настоящим произведением искусства...
Мне всегда неловко читать книги-дневники - слишком личное: кажется странным видеть настолько обнаженную душу. Я люблю биографии и автобиографии - вот они для публики. Портрет человека, сделанный собственноручно, - притягательно всегда. Любимый эпистолярный документальный (полудокументальный) жанр для меня нечто среднее между ними, хотя все-таки чуточку ближе он к дневниковой прозе - опять не для всех, для избранных, пары-тройки, самых верных и преданных. Кто поймет вот это отрывистое, часто нелепое, кусочки разрозненных мыслей и обрывки воспоминаний, без особого повода и какой бы то ни было вообще логики повествования. Но в этом и есть зачастую подлинная истина жизни - запечатленная красота мгновения, которое больше не повторится. Светлая печаль о друге, которого больше нет на этом свете, разлука с любимой женщиной, тоска по Родине...
Шедеврами переписки для меня всегда были и, надеюсь, так и останутся в дальнейшем письма Ремарка к Дитрих, Тургенева - к Виардо, Пастернака - к Цветаевой (хоть и читала последние в каком-то сокращенном журнальном варианте, но, помню, что была настолько впечатлена, что когда-нибудь обязательно доберусь и до их полной версии). Однако же сейчас в перечисленный мною перечень уверенно врываются летящие, воздушные послания из книги Виктора Шкловского. О книге этой и самом авторе, кстати, совсем не подозревала до регистрации на Лайвлибе. "О, сколько нам открытий чудных..."
Это было невероятно трогательно - читать мужские признания в любви к женщине, находящейся за сотни километров от любимого мужчины. Видеть неприкрытую страсть в этих ровных строчках. И с недоумением читать ее холодные и сдержанные ответы. Ведь почему книга называется "Письма не о любви"? Она же и запретила...
"Люблю тебя — как любит солнце. Как любят ветер. Как любят горы.
Как любят: навек".Она не любит или любит не столь сильно - не суть. Да и любовь вообще не про это, а просто в желании видеть человека счастливым. Он и делает, нехотя соглашаясь с ее пожеланием (иногда все же срываясь в безудержном потоке восхищения, отчаяния и восторга), пишет (старается писать) о чем угодно - политике, культуре, животных в зоосаде, артистах варьете, старых и новых знакомых, снах, не касаясь запретного - души...
А там, подтекстом, звучит неприкаянность, обездоленность, черная печаль. И даже уже не о любви. Письма начинают жить собственной жизнью, вырастая в роман.
Сколько же тоски в этих строках! Гражданская война разделила его жизнь на до и после, разорвала все связи с Россией, а взамен - что? Вечное чувство инаковости в этом строгом Берлине, где нельзя даже громко разговаривать, где не принято шумно выражать своих чувств - ни радости, ни горя. Где нет постоянных заработков, где ты постоянно и для всех чужой. Где праздник жизни - для других, не для тебя.
Единственной отрадой становятся теплые воспоминания о тех, с кем когда-то свела судьба: Хлебников, Белый, Шагал, Ремезов, художник Пуни, Эренбург... Переплетенные с невеселыми думами о судьбах мира, в котором главенство отдано машинам, а не людям, о сути искусства, это собрание из тридцати небольших по объему писем само становится таким маленьким шедевром, запечатлившим скоротечность бытия. От каждого и про каждого остается лишь несколько фраз, но каких...
Жизнь в Европе для героя становится клеткой - невыносимо... Невыносимо и невозможно ощущать себя лишним, ненужным, вычеркнутым. Без устойчивых заработков, преданной женщины, родного языка. Никто. Незачем. Не для чего.
Всю книгу-то непросто было читать: эта горечь сожалений передается и читателям. Но один момент вовсе добил:
Жена Ивана Грекова, знаменитого хирурга, обиделась на меня и Мишу Слонимского за то, что мы пришли к ней на вечер во френчах и валенках. Остальные были во фраках.
Разгадка нашей невежливости была простая: у тех были старые фраки: фрак долго не стареет и может пережить революцию. А мы фраков никогда не носили. Носили сперва гимназические и студенческие пальто, а потом солдатские шинели и френчи, перешитые из этих шинелей. Мы не знали иного быта, кроме быта войны и революции. Она может нас обидеть, но мы из нее уйти не сможем.Грустно это всё, несправедливо, некрасиво, непорядочно. Отвратительна подобная грубость, да еще от женщины. А ведь и на чужбине можно было остаться человеком, не зацикленном на материальном, но, видимо, не всем удается - сложно.
Оттого и понятным становится сразу неизбывное желание вернуться в Россию, без всего, без вещей, даже без рукописей, тут же, мигом, лишь бы позволили, разрешили ступить хоть раз на родную землю.
В моей памяти Zoo останется одним из самых красивых произведений, воспевающих любовь к женщине и любовь к Родине. Для героя это, кажется, одно и то же, так же постепенно начинает казаться и нам. И тем сокрушительнее и неожиданнее концовка книги, чуть переворачивающая наши представления о привычном.
Небольшой по объему роман, но сколько же в нем чудных мыслей и свежих метафор, вы знаете, как я всегда люблю такое, что-то типа этого:
"У нее лицо фарфоровое, а ресницы большие и оттягивают веки.
Она может ими хлопать, как дверцами несгораемых шкафов".Герой точен и наблюдателен; как выяснится, он одинок в своей страсти, но явно не одинок в своей любви к прекрасному, потому что одного верного читателя в моем лице он приобрел - едва ли не в самом начале книги.
"Ты написала о себе для меня.
Ты можешь улыбнуться для меня, обедать для меня или прийти для меня куда-нибудь с кем-нибудь. Я ничего не могу сделать для тебя...
Прости.., что слово «любовь» опять голым вылезло в моем письме. Я устал писать не о любви. В моих письмах все время чужие люди, как при встречах с тобой, втроем, вчетвером, а иногда и в целом хоре.
Отпусти на свободу мои слова, Аля, чтобы они смогли прийти к тебе.
Разреши мне писать о любви.
Но не стоит плакать, я ведь сам веселый и легкий, как летний зонтик".Разве не прелесть?
2261,7K
Аноним8 июля 2020 г."Немеркнущий, невянущий венок" вокруг имени Эльзы Триоле.
Мы быт превращаем в анекдоты.Читать далее
Строим между миром и собою маленькие собственные мирки-зверинцы.
Мы хотим свободы.Когда автор признается, что писать эту книгу ему физически больно, то не следует ожидать легкого чтения.
"Письма не о любви" содержат слишком много чувств, любовь выплескивается зримо (не только любовь к женщине), хоть писатель и пытается произвести замену, обрисовывая Берлин, Гамбург, Дрезден, уводя нить повествования в воспоминания, переходя на вещи и машины, рассказывая о других... Алексей Ремизов, Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев), Петр Богатырев, Иван Пуни и жена его, Ксана Богуславская, Борис Пастернак, Марк Шагал - тонкие и яркие зарисовки, больше похожие на моментальное фото, наполнены если и не любовью, то уважением, симпатией.
Отвлекается автор и на "модные вопросы": умение есть, держать вилку, стрелки на брюках, манера ходьбы - непросто жить русскому среди европейцев. Подобные моменты казались очень трогательными, вызывали щемящую грусть. Нет, депрессии не вызывали. Возможно, причиной тому знание, что совсем скоро (в сентябре 1923 года) Виктор Шкловский возвратиться на Родину. О возвращении в СССР он начал просить с конца 1922 года.
Тридцать писем, последнее из которых адресовано во ВЦИК.
Горька, как пыль карбида, берлинская тоска. Не удивляйтесь, что я пишу это письмо после писем к женщине...
Все, что было — прошло, молодость и самоуверенность сняты с меня двенадцатью железными мостами. Я поднимаю руку и сдаюсь.
Впустите в Россию меня и весь мой нехитрый багаж: шесть рубашек (три у меня, три в стирке), желтые сапоги, по ошибке начищенные черной ваксой, и синие старые брюки, на которых я тщетно пытался нагладить складку."Письма..." основаны на частично выдуманной, частично реальной переписке с Эльзой Триоле, например, Виктор Шкловский искренне убеждает читателя, что письмо, не рекомендованное к прочтению и перечеркнутое красным крестом, истинно принадлежит перу (карандашу) Али. Уверена, что Максим Горький тоже проникся этим заверением, когда советовал Эльзе стать писательницей.
Очень понравился стиль писателя: простые предложения, словно рубленные, но как же метко попадают в сердце. И чуть ли не каждое хочется добавить в цитатник, сохранить, поделиться, перечитать, прочувствовать...
В сырости и в поражении ржавеет железная Германия, и ржавчиной срастаемся, ржавея вместе с ней, нежелезные мы.661,5K
Аноним30 декабря 2012 г.Читать далееФилолог Шкловский влюбился в Эльзу Триоле. Эльза была яркой и ветреной. Она любила танцевать по ночам, а дома ходила в шубе. Ко всему, в девичестве она была русской интеллигенткой – Эллой Юрьевной Каган, родной сестрой Лили Юрьевны Брик. За окнами был Берлин, липы и эмиграция.
Шкловский только вернулся с гражданской войны в очень продымленной шинели, а за Эльзой ухаживали трое. У Шкловского не было фрака, а значит, – ни единого шанса!
Эльза запретила писать ему о любви, тяжелой, как мотор грузовика. И он стал писать сборник писем «не о любви». Об эмигрантах и погоде. И покупал розы – вместо хлеба.
Так, благодаря холодной Эльзе, получилась книга.
Удивительно, сколько эти, в общем, не самые красивые женщины, сделали для русской литературы. Триоле, Брик, сестры Суок. Чтобы показать количество литераторов, влюбленных и переженившихся на этих музах, сложно придумать метафору. Очень много. В письме к сестре старая Лиля Брик писала: «История дала нам двух поэтов!» Маяковского и Луи Арагона. Привычней было бы услышать вначале слово «судьба». Но нет. Именно «история»! Мы подарили им свою энергию (если не красоту), свои горящие глаза, свою пассионарность, а они – забирали нас в историю. Отсюда – в вечность. Таковы условия общественного договора, заключенного музами, с одной стороны, и поэтами – с другой.Вернусь к книге. Шкловский был теоретиком литературы, формалистом, новатором. Он верил, что литература меняется со временем. Что старая сюжетная форма, с судьбой героя, положенной в основу сюжета, перестает удовлетворять авторов. Он не знал, что придет на смену романа. В 1922 году писал: «самое живое в современном искусстве – это сборник статей и театр варьете, исходящий из интересности отдельных моментов, а не из момента соединения».
Прошло сто лет. Почти. Роман не умер. Он оказался страшно живучим жанром. Но модернистская книжечка «Zoo», что написал Шкловский, водевильная, разорванная в соединениях, жжшная, блоговая – выглядит очень современно. А язык этой книги может страшно вдохновлять. Вот как патриотическая речь великого оратора готова погнать солдат под пули, так язык Шкловского может погнать к письменному столу, заставить писать. Принудить к творчеству. Солдаты умрут – и станут героями. А вы напишете пост, статус, письмо или, может быть, стихотворение – и поймете что-то про себя.
531,4K
Цитаты
Аноним11 мая 2011 г.Ты дала мне два дела:
1)не звонить к тебе, 2)не видать тебя.
И теперь я занятой человек.
Есть еще третье дело: не думать о тебе. Но его ты мне не поручала.293,7K
Аноним15 мая 2011 г.Жизнь примеривает нас друг к другу и смеется, когда мы тянемся к тому, кто нас не любит.
152,7K
Подборки с этой книгой

Азбука-классика (pocket-book)
petitechatte
- 2 451 книга

Книги от которых нельзя оторваться...
Mifodii
- 211 книг
Выстрел в десятку!
JewelJul
- 220 книг

Эпистолярный жанр
legendcat
- 145 книг
Моя книжная каша 3
Meki
- 14 928 книг
Другие издания




























