Добыча. Чрево Парижа (эксклюзивное подарочное издание)

Мысль о том, что его загнала в ловушку всеобщая ненависть, причиняла ему страдания. (...), и он понял, что рынок причастен к заговору против него, что предал его весь квартал: вот-вот затопит Флорана жидкая грязь этих улиц.

По-прежнему дом был озарен солнцем, по-прежнему он сохранял свой ханжеский вид добропорядочного дома, благопристойно греющего брюхо под утренними лучами.

Лиза увидела, что догадка ее была правильной: вот куда уходили деньги Флорана. С ее точки зрения, это было святотатством, чем-то невообразимым, против чего возмущалось все ее существо.

Ее деньги, деньги, нажитые так честно, служат для организации бунта, расходуются на бунт!

Несмотря на присущую ему слепоту фанатика, Флоран постепенно почувствовал окружавшую его и ежечасно растущую враждебность.

— Если вы когда-нибудь станете министром, я вам посоветую, как украсить Париж.

— Вы в своей области художник, вы политик-мечтатель. Держу пари, что вы проводите здесь вечера, созерцая созвездия, которые кажутся вам избирательными бюллетенями в мире бесконечности… Вы попросту щекочете себя вашими идеями справедливости и истины. Это так же верно, как то, что ваши идеи, наравне с моими эскизами, наводят на буржуа панический ужас…

— Кстати, вы позволите мне быть откровенным? Так вот, за то я вас и люблю, что вы, по-моему, совершенно так же занимаетесь политикой, как я живописью. Вы себя, мой милый, щекочете.

Они были свободны и бесстыдны, как воробьи, которые любятся на краю крыши.

Благопристойный супружеский мир был предметом ее гордости, она никогда не призналась бы, что в ее отношениях с мужем может быть хоть малейшее облачко.

— Если мы хотим приучить такую страну, как Франция, пользоваться свободой, нам понадобится десять лет революционной диктатуры.