Альбер Камю. Избранное

Доброй ночи, Альбер. Знаете, в прошлый раз, познакомившись с Вами, я подвела этому итог в диалоге с самой собой. Сейчас мне почему-то захотелось поговорить с Вами. Что, по сути, то же самое, ведь Вы меня не слышите и уж точно не читаете, но... А вдруг?

Признание первое.
Мне жутко не нравится Ваш стиль, господин Камю. Возможно, кого-то в Вашем творчестве и привлекает эта сухость и отстраненность, но у меня на такое аллергия. Стопроцентная.

Признание второе.
Альбер, но ведь это всё уже было! И не раз было. Не знаю, где я это видела. Может, у Сартра, пусть он и позже написал то самое, где могла видеть. Но ведь написал совсем иначе, ближе мне, лучше, и... Хотя, пожалуй, не стоит вообще это сравнивать.
Может, видела во снах, после которых просыпалась ещё более уставшей, чем ложилась.
Может, в обрывках каких-то произведений. Или у Достоевского...
Не суть, Альбер, это всё уже было.
Ах, да, ещё в Вас до неприличия громко кричит плохо спрятанный Кафка.

Признание третье.
Но было не так, господин Камю, тут Вы правильно неодобрительно покачали головой.
Знаете, мне не нравилось на протяжении всей повести. И только монолог слепого сердца главного героя все расставил по своим местам. И нет, он не перестал казаться мне картонкой, серой массой с капелькой света внутри. Знаете, Камю, когда он плавал, я все время боялась, что соленая морская вода растворит беднягу, что, уйдя бороздить морские просторы, он попросту никогда не вернется. Почему он такой? Безжизненный, чёрт возьми. Зачем Вы сделали его именно таким? В нём ведь что-то есть, что-то неуловимое. Как он таким стал? Почему ему настолько все равно? Вопросы риторические, господин Альбер, не нужно так загадочно улыбаться.

Признание четвёртое.
В Вас тоже есть что-то, мне пока что неподдающееся, Камю. Ощущение, словно я очень хочу кушать, передо мной стоит накрытый всякими вкусностями стол, но как только я беру в руку, например, яблоко, оно превращается в пустоту, а где-то за стеной слышится злорадный смех.

Риторические вопросы.
Почему именно "Посторонний"? Кому он "Посторонний"? Себе? Всем? Жизни? Миру?
Зачем были те дополнительные четыре выстрела? И почему именно четыре?
Зачем "ласковому равнодушию мира" чувство ненависти со стороны неравнодушных?
Разве же человек, не плачущий на похоронах матери, обязательно бездушен? И, кстати. Господин Альбер, он же это все из-за неё, да?
До встречи.

Альберт Камю, в очередной раз превзошел самого себя. Для меня это был роман глубоко пронизанный иронией и философским подтекстом. Преисполненный состраданием я наблюдал за душевными переживаниями каждого жителя Орана. Какого это жить, когда смерть тягостно стоит за плечами каждого человека? Каждый день мог закончиться в мучительных муках. Чего стоила сцена, где маленький мальчик в муках покидал мир живых. После такого невольно хочется прикурить.
В романе я нашел частичку себя.
Хотел бы я посмотреть на лицо Альберта Камю, изнуренное трудами, сразу же после написания романа.

История одной болезни в одном маленьком городе. Это классический роман, роман-катастрофа, психологическое исследование, книга ужасов в одном флаконе. Сколько поднимается вопросов - бесконечный поток. А если сейчас? Позволили бы власти просочиться информации? Закрыли бы город или стерли с лица земли? Почему люди не чувствовали "запаха жареного", почему не бежали, услышав лишь отзвук страшного слова "чума"? А если бы мы? По любую из сторон вооруженного кордона. Если бы мы услышали про чуму, бежали бы, в спешке оставив вещи? С любимыми из города? Прочь, оставив, любимых? К любимым, не допуская мысли, что можем и на них распространить заразу? Остаться внутри в замкнутом пространстве, пораженном смертью. Без цели и смысла, без возможности убивать время на работе, без надежды. Когда даже говорить становится не о чем и не за чем. Даже здоровые в душе поражены чумой. Врачи ищут смысл в работе, в безнадежной, а значит бессмысленной попытке спасти человека. Потерявшие близких впадают в апатию, замыкаются, стирают из памяти прошлое, или, наоборот, с головой бросаются в гущу зараженных, чтобы хоть так, хоть на чуть-чуть оказаться ближе к ушедшим. И по среди этого сумасшествия только один человек рад чуме, встречает ее с ковровой дорожкой и фанфарами...
Окунаясь в картину, написанную с таким мастерством, понимаешь, почему некоторые писатели становятся классиками.

Книга прочитана в рамках флешмоба "Дайте две! Пятая волна (Январь-Март)"!

Читался роман трудновато, но это того стоило! "Чума" - философский роман-хроника. Рассказ ведёт человек, который называет себя рассказчиком. Действие романа происходит в городе Оране (Алжир), где вспыхивает эпидемия чумы. Поначалу все отказываются верить в то, что это чума. Но после гибели нескольких сотен человек всем становится очевидна страшная реальность и город закрывают на карантин. Люди обречены жить в ожидании своего часа, наблюдая, как болезнь уносит родных, близких, незнакомых людей... Царит атмосфера безысходности, отчаяния и одиночества.
Много размышлений. Роман поражает своей реалистичностью. Главных героев несколько, все они разные, и все по-разному реагируют на чуму. Камю пишет о человеческих взаимоотношениях и поведении людей в условиях горя и страха перед смертью. Людям хочется бежать, но некуда, от чумы не скрыться. Если чума ещё не поселилась в теле человека, то давно живёт в его мыслях и чувствах, дожидаясь своего часа.
Книгу стоит прочитать!

Книга понравилась. Она аллегорична (ведь автор писал о другой чуме, "коричневой" - так называют нацистскую оккупацию в Европе) и отчасти абсурдна (абсурдность более раскрывается через одного из героев Жозефа Грана).

Камю пишет о городе Оране, в который приходит чума. Приходит не сразу. Сначала находят мёртвую крысу. Потом еще одну. Вскорости весь город усеян трупами крыс. Чуть позже появляются первые заболевшие. Власти принимают решение закрыть город. Чума набирает обороты. Люди вступают в борьбу с ней. Каждый спасается, как может, каждый старается сделать то, что в его силах, чтобы победить болезнь, а многие делают и на грани своих возможностей. Ну а кто-то способен выудить из ситуации собственную выгоду.

"В наших сердцах оставалось место только для очень угрюмой надежды, для той надежды, которая мешает людям покорно принимать смерть и которая не надежда вовсе, а просто упрямое цепляние за жизнь".

Уходит ли в итоге чума? Да. Но ее уход - это последствие борьбы или обычная закономерность. Есть ли смысл в борьбе? Автор считает, что есть.

Я читала книгу, не проводя параллелей между оккупацией и эпидемией. Решила пойти по простому пути: вот у нас есть болезнь, вот - врачи, вот пациенты. Но эта цитата перевернула что-то во мне:
«Вопреки всякой очевидности они хладнокровно отрицали тот факт, что мы познали безумный мир, где убийство одного человека было столь же обычным делом, как щелчок по мухе…они отрицали наконец, что мы были тем обезумевшим народом, часть которого, загнанная в жерло мусоросжигательной печи, вылетала в воздух жирным липким дымом, в то время как другая, закованная в цепи бессилия и страха, ждала своей очереди».

Много говорится в книге о чувствах, отношениях между людьми. Когда вокруг всё кажется безнадёжным и страшным, чувство нежности к родным и любимым помогает справиться с охватившим отчаянием. Страсти уходят на второй план.

"...наш мир без любви - это мёртвый мир и неизбежно наступает час, когда, устав от тюрем, работы и мужества, жаждешь вызвать в памяти родное лицо, хочешь, чтобы сердце умилялось от нежности".

"Теперь они знали, что существует на свете нечто, к чему нужно стремиться всегда и что иногда даётся в руки, и это нечто - человеческая нежность".

Хочется отметить, что в книге есть очень достойные мужские образы. Не брутальные мачо с красивыми глазищами и сильными руками, каких сейчас завались на книжном рынке, а способные на решительные поступки, мужественные и цельные.

Чувство безысходности и страха, которое оставляет после себя "Чума", невозможно перебороть. Потому что она всё еще здесь.

«Микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает… Он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья, он терпеливо ждёт своего часа в спальне, подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах, и, возможно, придёт на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и пошлёт их околевать на улицы счастливого города».

Помню, в студенческие годы творчество таких авторов, как Альбер Камю и Юкио Мисима, стало для меня таким же поразительным открытием, как книги Достоевского и Акутагавы, которыми я когда-то зачитывалась в школе, а позже что-то похожее испытала, познакомившись с текстами Стейнбека, Дадзая и некоторых других... Долгое время я не могла объяснить даже близким друзьям, что именно меня так привлекало в этих далеко не самых очаровательных, увлекательных или жизнеутверждающих произведениях. Разве что через них я всегда ощущала удивительно созвучное моему собственному авторское мировосприятие. А это само по себе такая сложная и абстрактная вещь, которая, в отличие от конкретных фактов или всем понятных эмоций вроде радости или грусти, очень плохо облекается в словесную форму. Лишь много лет спустя мне открылась простая истина: все перечисленные личности принадлежали к типу INFJ — и это разом объяснило и мой восторг, и непонимание со стороны окружающих, которое распространялось и на меня, и героев этих книг, и на сами произведения в целом.

К этому времени, правда, возникла другая проблема: далеко не все идеалы и воззрения когда-то горячо любимых писателей оказались приемлемы для меня нынешней. Так, например, стало сложно закрывать глаза на националистические взгляды Мисимы или крайне радикальные высказывания того же Достоевского. Теперь я боялась разочароваться и в Камю, и не в последнюю очередь по этой причине не бралась его перечитывать. И совершенно зря!

Оказалось, Камю со своей дебютной повестью «Посторонний» всё так же прекрасен (в той специфичной манере, что свойственна всем авторам-INFJ). Более того, в этот раз меня удивило ещё больше совпадений в самых мелких деталях, о которых я даже не подозревала при первом прочтении (в своё время что-то похожее случилось с «Исповедью маски»). Так, например, на похоронах собственной матери в глазах окружающих я наверняка выглядела не менее отстранённой, чем герой повести Мерсо. Я точно так же испытывала неловкость в присутствии незнакомцев, а раз «излить душу» всё равно не было возможности, то и подходить к гробу желания не возникло. Да, между главным героем Мерсо и его матерью, очевидно, и вовсе не было никакой эмоциональной связи (возможно, это автобиографическая деталь: известно о чёрствости, которую мать самого Камю проявляла по отношению к сыну), в то время как я просто хотела оставить в памяти образ вечно прекрасной и живой женщины, а не жалкого иссушенного тела… но посторонним этого не объяснишь, и сотрудница крематория, три раза пытавшаяся вручить мне свечку и в конце концов получившая гневную отповедь — совсем в духе того отпора, что на последних страницах Мерсо даёт зашедшему в камеру священнику, — до конца церемонии зыркала на меня как на материализовавшееся исчадие Ада. Уверена, доведись ей выступать свидетелем на моём суде, она точно так же обвиняла бы меня во всех смертных грехах, включая полную бесчувственность, безнравственность и вот-это-вот-всё... В то время как большинство из тех, кто знаком со мной лучше, наверняка не преминули бы упомянуть мою искренность и доброту , не говоря уже о редкой скромности ;))), — совсем в духе того, как про Мерсо отзывался его сосед старик Саламано.

Кстати, образ чудаковатого Саламано — постоянно ругающего свою собаку последними словами, но на деле искренне к ней привязанного, — прекрасно иллюстрирует тот факт, что зачастую окружающие замечают в человеке лишь «внешние углы», а не то, что на самом деле скрыто за фасадом. Что ж, мир вообще полон абсурда, и ситуации, подобно описанной в книге, когда героя судят вовсе не за само преступление (убийство араба), но за внешнее несоответствие общественным ожиданиям, — не только не редкость, но чуть ли не «норма жизни».

Вообще одна из центральных для Камю тема абсурда гораздо лучше раскрылась для меня именно сейчас, при перечитывании, когда перед глазами у меня стояли не отдельные фрагменты творческой биографии писателя, но панорама целой эпохи. Разумеется, ещё в университете я читала программный «Миф о Сизифе», где Камю выдвигает три возможных решения проблемы абсурдности жизни, так или иначе заканчивающейся смертью («Решить, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит, — это значит ответить на основополагающий вопрос философии»): отказаться играть по таким правилам и просто «самовыпилиться»; убежать в «иллюзию повседневности» или придумать себе какое-нибудь другое утешение (вроде религии); наконец, найти в себе мужество принять сей факт как данность и жить с этим осознанием («Лишиться надежды ещё не значит отчаяться»).

Но лишь теперь, взглянув на творчество Камю в контексте событий того времени, я поняла, что так тревожило автора и против чего на самом деле он так взбунтовался: катастрофа Первой Мировой и её последствия, чудовищно несправедливое отношение французского государства к арабам и берберам на аннексированных территориях, не говоря уже о законе об «интернировании граждан еврейской национальности», принятом во Франции режимом Виши в 1940 году… и прочее, и прочее. Все эти противоречия между идеалами государства и гражданской позицией самого Камю не могли не найти отражения в творчестве писателя. Именно из этого абсолютно логично вытекает яростное неприятие автором института смертной казни, о чём оставшийся наедине со своими мыслями герой много рассуждает в «Постороннем».

Пожалуй, можно было бы вспомнить и другие затронутые автором темы, но я не вижу большого смысла делать это в формате глубоко личного отзыва: «Посторонний» не то произведение, которое стоит совать под нос всем и каждому, к тому же читатель, как мне представляется, либо уже «на одной волне» с автором (как было в моем случае), либо нет — и тогда этого уже не исправить, да и не стоит. Я и сама, несмотря на то что финальный монолог Мерсо-Камю дочитывала чуть ли не со слезами восторга (и это не метафора), ту же «Чуму», например, пока перечитывать не возьмусь.

Читал сразу после «Постороннего», другого произведения Камю, и это, на мой взгляд, небо и земля.
Посторонний написан прекрасным языком, читается с интересом, сюжет не провисает на протяжении всей книги.
Чума же показалась мне интересной только в завязке истории: массово гибнущие крысы вызывают тревожное и необычное ощущение, знакомство с главными героями, на тот момент казавшимися мне интересными. Но примерно после того как чума была официально признана в городе начинается такая словесная тягомотина страниц на 100 (сухо описанные чувства людей города во время чумы, причем создавалось впечатление, что автор описывает одно и тоже разными словами, описание различных неинтересных подробностей о городе и прочем), что иногда я уже даже и не старался понять, что хочет донести автор, а просто стойко пробирался к концу книги, радуясь тому, что остается все меньше страниц. Главные персонажи представляются настоящими героями-спасателями в этой истории, но у меня почти что совсем не получалось им сопереживать.
Чума в 3 раза длиннее Постороннего, но лучше бы она была сильно короче, так как длиннее она, по моим ощущениям, из-за открывшейся у автора графомании.
5,5/10

В 194... каком-то году в город Оран пришла чума. Сначала никто не мог поверить, что это на самом деле чума, болезнь средневековья. Но чума наступила. И вот был закрыт город, принимались меры, закончилась обыденная жизнь, разрушен привычный уклад. Пережив волну пандемии, очень легко представить, что творилось в этом городе. Всю ту гамму чувств, которой жили люди в городе - надежда, отчаяние, обреченность, страх за себя и близких.
Камю размышляет о людях. Он их бесконечно жалеет и не сливает в единую обезличенную массу. Для него каждый человек индивидуален - любит и ждет, надеется, верит и хочет жить. Как мне близки его мысли, какой он все-таки человечный. И вот в таких нечеловеческих условиях он рассказывает о судьбах разных людей, кто как переносит это время.
Доктор Бернар Риэ. Почти святой. Тот человек, который боролся с чумой от начала и до конца, был свидетелем множества смертей. Он считал, что его сердце стянулось в тугой узел, что уже не испытывает даже жалость к своим пациентам. К чему жалость, если никому и ничем нельзя помочь?
Журналист Рамбер, попал в этот город случайно, хотел выбраться из него разными путями по закону и нет, страдая от разлуки с женой, но глядя на страдания жителей, остался, чтобы хоть как-то помочь. Ведь он тоже стал частью этого горрда, живого пока еще организма.
Жан Тарру, самоотверженно боровшийся с чумой, как мог, ведь ему не выносимы страдания людей. Нет никаких оправданий для этого.
А ведь были ещё такие, как Коттар, кто извлекал личную выгоду даже от чумы и не хотел, чтобы она заканчивалась.
Отец Панлю, с жаром проповедующий, что чума - это то, что жители города заслужили и нужно положиться со смирением на Господа даже в кончине малых детей. Разговор отца Панлю и доктора Риэ один из самых сильных и значимых, как по мне.
Не лёгкая, но очень сильная книга.
В 1957 году Камю получил Нобелевскую премию по литературе с формулировкой "За огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести".

Всё произведение главный герой мне казался каким-то инфантильным и везде, как говорится, ни к месту. Он, вроде, был и со всеми, но при этом везде был сам по себе. Посторонний, безэмоциональный и безучастный даже в своей жизни:
- девушка признается в своих чувствах и хочет замуж? Скажу, что не люблю, но жениться можно, раз ей хочется;
- умерла мама? Ну случается. Очередной эпизод жизни, просто прожитый день, зато +1 выходной в копилку!;
- сосед избивает свою любовницу? С кем не бывает? Хочет написать ей письмо с угрозами? Ну окей;
- убил человека? Погода такая, так случайно вышло. Не верю, что за такое может грозить смертная казнь, ничего ведь колоссального не произошло...

Всё это равнодушие главного героя заставляет задуматься о своей жизни и поступках. Жизнь идет, но не следует сильно драматизировать происходящие событие, но и оставаться безучастным, равнодушным к людям и миру, что тебя окружает, тоже не стоит. Жизнь идёт и нужно наслаждаться её моментами, проживать дни, а не просто быть.

Философия экзистенциализма (бытия человека) формировалась постепенно. Начало этому направлению было заложено еще в XIX веке. А вот бурное развитие в обществе и литературе эта концепция получила в середине XX века. Ее первыми проводниками в мир читателей стали писатели Жан Поль Сартр и Альбер Камю.
Что же такое экзистенциализм?
Человек обладает разумом и сознанием, поэтому с точки зрения экзистенциализма несет ответ за свое существование (бытие).
Бытие человека предполагает свободу, а свобода может трактоваться как свобода выбора, которую нельзя отнять у человека. Каждый раз, делая что-то или не делая, мы совершаем этот выбор, осознанно или нет. Не осознавая самой ценности этого выбора, человек становится на проторенную тропу и начинает жить «как все». Или жить «не как все», разрушая и себя, и мир вокруг. И то, и другое не заканчивается обычно ничем хорошим. Поэтому в экзистенциализме очень важна ответственность и за себя, и за весь мир как единое целое. Все в нашем мире взаимосвязано. Мы не можем жить в отрыве или изоляции.
Также важными в экзистенциализме являются понятия смерти и страха. Наше существование временно, а значит конечно. То есть бытие всегда оканчивается смертью. Страх с точки зрения экзистенциализма положителен, он необходим человеку, чтобы встряхнуть его, чтобы отключить его от бездумного проживания жизни, безответственного и животного. В страхе может сгореть все неважное и непостоянное. Собственно, вся система преступления и наказания стоит на страхе лишиться жизни или свободы. Этот страх может сдерживать некоторых людей от того, чтобы совершить что-то из ряда вон выходящее. Но по моему скромному мнению, на страхе «далеко не уедешь». Важно, чтобы человек обладал мощным духовным «кором», панцирем, через который не пробьется зло, пороки и разрушительные страсти. Не страх должен сдерживать, а внутренний духовный базис.
Но вернемся к нашей повести.
Альбер Камю родился в колониальном Алжире. За свою относительно недолгую жизнь (он погиб в автокатастрофе в 46 лет) он успел получить Нобелевскую премию по литературе и оставил в наследие много трудов, среди которых эссе, очерки, повести и романы.
Повесть «Посторонний» очень часто стоит в списках лучших книг, рекомендованных к прочтению. Она была завершена в 1940 году, и в 1942 году впервые вышла в свет. Сюжет очень линейный, простой, стиль изложения лаконичный. Нет ни сложных диалогов, ни каких-то философских отступлений. Молодой служащий Мерсо – и есть тот самый посторонний.
Мы читаем произведение от первого лица, так или иначе ставя себя на место персонажа. И это тоже интересный ход Камю.
Его герой – посторонний и чужой и себе, и миру вокруг. Получив известие о смерти матери, которая умерла в доме призрения, он абсолютно холоден, неэмоционален, на похоронах он ведет себя «не как все» – пьет кофе у ее закрытого гроба, равнодушно, ровно, без каких-либо внешних чувств. Его напрягает только палящее средиземноморское солнце, жарящее нещадно. Мерсо живет не притворяясь, ему чужды условности. Если ему не горестно, то зачем делать вид, что ты в трауре, рассуждает он. Уже на следующий день Мерсо идет со своей любовницей в кино, как будто похорон матери как ни бывало. Такое первое знакомство с героем дает нам почву для размышлений. Впоследствии Мерсо оказывается втянут в сомнительную историю и убивает человека (местного араба) «просто так», без какой-либо цели и мотива. Просто потому, что «проклятое солнце» нещадно пекло, а тот араб вынул нож (не буду здесь раскрывать всех тонкостей сюжета о том, что это был за араб, и почем у Мерсо оказался в кармане револьвер. Прочтите повесть, она небольшая, но точно стоит вашего читательского внимания). И Мерсо, просто почувствовав опасность, стреляет, в том числе несколько раз уже в мертвое тело. Перед нами уже вырисовывается его психологический портрет.

Камю все выводит на абсурде и некотором гротеске, но тем не менее это дает понять основную проблематику повести: мир не принимает человека, который абсолютно равнодушен к нему. Мир выкидывает человека, который «не такой, как все». Тут хотелось бы разделить оттенки того, что называется «быть не как все». Можно действовать и жить не как стадо, опираться на какие-то духовные столпы, стремиться к самосовершенствованию, улучшению мира. Ты несешь свет, улучшая себя, ты улучшаешь мир вокруг себя. То есть ты «не как все», но ты и неравнодушный. А можно быть как герой повести. Его жизнь – как прямая линия на электрокардиографе. Она почти не подрагивает. Его почти ничего не трогает, пожалуй лишь удовлетворение своих инстинктов. По сути, это жизнь животного.
После суда и приговора к смертной казни (в том числе за то, что он пил кофе на похоронах собственной матери), в камеру к Мерсо приходит священник, увещевающий его покаяться и открыться Богу. И тут мы видим единственный раз, как герой бунтует, впадает в ярость, выходит из себя. Он предпочитает умереть за свою правду, нежели менять свое отношение к жизни.
Мне хочется привести ниже большую цитату из финала повести: «Тут, не знаю почему, во мне что-то прорвалось. Я стал орать во все горло и выругал его и сказал – нечего за меня молиться. Я схватил его за воротник сутаны. От гнева и радости меня била дрожь, и я излил на него все, что скопилось в душе, до самого дна. Он с виду такой уверенный и ни в чем не сомневается? Так вот, вся его уверенность не стоит единого женского волоска. Напрасно он уверен, что жив, ведь он живет как мертвец. Вот и я с виду нищий и обездоленный. Но я уверен в себе и во всем, куда уверенней, чем он, я уверен, что жив и что скоро умру. Да, кроме этой уверенности, у меня ничего нет. Но по крайней мере этой истины у меня никто не отнимет. Как и меня у нее не отнять. Я прав и теперь и прежде, всегда был прав. Я жил вот так, а мог бы жить по-другому. Делал то и не делал этого. Поступил так, а не эдак. Ну и что? Как бы там ни было, а выходит – я всегда ждал вот этой минуты, этого рассвета, тут-то и подтвердится моя правота. Все – все равно, все не имеет значения, и я прекрасно знаю почему. И он тоже знает. На протяжении всей моей нелепой жизни, через еще не наступившие годы, из глубины будущего неслось мне навстречу сумрачное дуновение и равняло все на своем пути, и от этого все, что мне сулили и навязывали, становилось столь же призрачным, как те годы, что я прожил на самом деле. Что мне смерть других людей, любовь матери, что мне его Бог, другие пути, которые можно бы предпочесть в жизни, другие судьбы, которые можно избрать, – ведь мне предназначена одна-единственная судьба, мне и еще миллиардам избранных, всем, кто, как и он, называют себя моими братьями. Понятно ли ему, понятно ли наконец? Все люди на свете – избранные. Других не существует. Рано или поздно всех осудят и приговорят. И его тоже. Не все ли равно, если обвиненного в убийстве казнят за то, что он не плакал на похоронах матери?»

Глазами Мерсо мы наблюдаем и сцены в суде. Автор дает нам понять, что в жизни все играют какие-то роли и роли эти зачастую лживы и лицемерны. Люди не мыслят себя без этих ролевых установок. А Мерсо – единственный, кто живет честно. Он не оправдывается и не раскаивается, он до конца остается настоящим. Весь процесс суда для него скучный, он видит, как каждый пытается контролировать себя и свою жизнь. Общество ждет раскаяния, обычного в таких случаях, но этого не происходит. Шаблон и стереотип ломается… Как жить? Без чувств как Мерсо (хотя в конце мы видим, что в последнем монологе его эмоции пробуждаются), или притворяясь, как «все остальные»? Может ли человек жить без лукавства и без навязанных ролей?
На мой взгляд, главная проблема Мерсо – это отсутствие любви. Отсутствие любви не только к миру, но и к самому себе. Ибо не научившись любить себя (я сейчас не про эгоизм, конечно же), человек не может полюбить мир и других людей, он просто не знает, как это сделать и какое состояние при этом может быть. Без любви человек почти не отличается от животного, живущего инстинктами. Если человек умеет искренне любить, он защищен от многих вещей. Ему и в голову не придет причинять кому-то зло, насилие, грубить, хамить, впадать в агрессию.
Повесть ставит больше вопросов, чем ответов. И побуждает прочитать другие произведения Камю и Сартра.
Наше глубинное Я, наше сознание – это главное наше богатство. Именно туда записываются все наши установки и правила. Современный мир во многом автоматичен и действительно подчинен ролевым играм. И очень немногие могут реально «видеть» эту лицемерную игру. Они ищут смыслы не там.
Жизнь – это действительно выбор. Каждую секунду, каждый миг. И бытие, и сознание взаимосвязаны. Отвечая за себя, мы несем ответ и за мир вокруг нас.
Жизненные цели и задачи человека могут меняться в зависимости от эпохи, в которую он живет. Мне вспоминается цитата Виктора Франкла из его сильнейшей книге о смысле человеческой жизни: «можно отнять у человека все, кроме последнего – человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам так, или иначе». Франкл выжил в нечеловеческих условиях концлагеря, выжил, потому что даже там обрел смысл бытия. Он жил воспоминаниями о любимых людях, жил надеждой на встречу, еще не зная, что она никогда больше не состоится…
Безусловно, у человека XIX, XX и XXI века совершенно разные культурные и духовные ориентиры. У нас разные темпы жизни, разный объем и качество информации, которой мы апеллируем. Но если в нас не будет Любви, как главного двигателя Жизни, мы погибнем и на физическом, и на ментальном, и на духовном плане.

~Julietta Vizer
16/03/2025