Альбер Камю. Избранное

Дебютное произведение Альбера Камю осталось в его творчестве не обязательно самым значительным, но уж точно самым известным. В сложнейшем периоде для Франции (1942 год) у нее появляется сложнейший литературный труд. Сложно судить, насколько сильное впечатление производил тогда «Посторонний», но не без категоричности можно заявлять – до нашего времени он нисколько не растерял силы и с игривой легкостью способен шокировать неподготовленного читателя. Впрочем, и подготовленного.

История построена, строго говоря, на трех основных, сюжетообразующих событиях в жизни героя. Прежде всего, это, конечно, похороны мамы. Мерсо (так зовут центрального персонажа «Постороннего) не только отказывается в последний раз посмотреть на родительницу, но и в целом показывает себя как абсолютно безучастный и равнодушный к происходящим событиям человек. Таким образом, уже на этапе экспозиции читатель совершенно не понимает героя. Он не понимает также, как можно практически сразу после похорон закрутить интрижку со старой знакомой. И не из бессознательного стремления к самозащите, а просто так. Он не понимает такую линию поведения, при которой Мерсо запросто соглашается на свадьбу с девушкой или дружбу с сомнительным типом только потому, что ему все равно. И уж тем более читатель не понимает не только предпосылок к убийству араба, в которого главный герой всадил несколько пуль. Зато уже совершенно не удивительно отрешенное поведение Мерсо на собственном суде.

На страницах «Постороннего» ясным, лаконичным, четким языком идет повествование о Мерсо. Размеренной, шаркающей поступью плетется он по извилистым тропам судьбы, нисколько не нарочито, абсолютно искренне проникнувшись собственной тотальной безучастностью ко всему вокруг. Категорически невозможно представить такого человека в повседневной жизни. Его образ, даже после прочтения, так или иначе, остается в какой-то степени размытым, неясным.

Отсюда возникает недопонимание: а кто Мерсо для Камю? Нет, ни в коем случае не Альтер эго, исключено. Тогда кто? Существует мнение, что в данном случае герой для автора – не объект самовыражения, а способ познания мира. И это мнение имеет место быть, если вспомнить знаменитое утверждение о том, что герой «Постороннего» совсем оголен перед абсурдом окружающего мира. У него нет прошлого, нет цели… По существу, у него нет даже элементарного инстинкта самосохранения. У него нет ничего из того, без чего нашу собственную жизнь сложно даже вообразить.

Но сколько не пытайся каким-то образом анализировать самого персонажа, едва ли его возможно понять до конца. И едва ли возможно ответить на зудящий вопрос «Почему?», который возникает постоянно. Чуть ли не на каждом шагу.

Произведение, быть может, тем и хорошо, что таким количеством пробелов оставляет каждому читателю пространство для размышлений и собственных толкований. Трактовка событий, конечно, может быть облегчена глубоким познанием личной философии Камю, но при этом она столь шаткая, что осознание глубины произведения, на мой взгляд, предпочтительней оставлять чему-то из области интуитивного, чувственного. Попытаться объяснить простым языком (что называется, на пальцах) столь тонкие и хрупкие материи – рисковать обрушить всю логичность собственных доводов и остаться в итоге у разбитого корыта.

А мне неожиданно понравилось. До этого с произведениями автора я не был знаком, и аннотацию этого я не удосужился прочитать, мне книга досталась просто потому, что человек знал о моем увлечении книгами и принес ее чтобы не выкидывать.
Первая часть мне понравилась больше всего, описание обычной жизни героя: похороны близкого родственника, знакомство со своей девушкой, общение с новым знакомым, просто проведение время на работе и после-вроде ничего особенного, но следить за этим захватывало. А вот вторая часть про следствие и суд для меня немного просела, я никак не мог связать воедино почему поведение гг на похоронах матери вменяли ему в вину больше, чем убийство совершенное им. Я думаю и приговор больше основывался на его поведении в прошлом, чем на совершение преступления в настоящем. А последние страницы с его размышлениями о жизни и смерти как-то прошли мимо меня и не задели.

Есть на берегу Средиземного моря город. Несет он в себе наследие многих культур. Когда- то, в этих местах хозяйничали финикийцы, в свое время их прогнали римляне. Уж больно земля плодородная и расположение стратегически важное. Римлян сменили мавры. Мавров арабы. Арабов испанцы. Испанцев французы. А позже, власть захватила Чума. Чума являла симптомы в виде отрезанных голов чужаков. И со времени ее воцарения в город невозможно попасть без риска для своей головы.

У города есть имя. Оран. Один из красивейших городов Алжира.

Когда-то все было доступно в нем. И узкие улочки арабских кварталов, с их блестящими лавками, и пряноараматными рынками, с резвящимися смуглыми детьми, важными стариками, красующимися мужчинами, щедро надушенными нарядными женщинами, звенящими бесчисленными браслетами. Можно было увидеть и ровные белоснежные проспекты с колоннадами, парками, витыми мраморными лестницами ловко вплетенными в горный ландшафт города. В этой части пахло свежеиспеченными багетами и жареным кофе. Рестораны горделиво белели своими скатертями и белоснежными сорочками официантов. Кафе шумели говором посетителей, звоном посуды и пестрели витринами с ассортиментом французской кулинарии.
Цитрусовые деревья любили этот город. Зимой улицу освещали своим цветом желтые и оранжевые плоды. Тем контрастнее, чем гуще и темнее зелень листвы. Летом, являя не просто ее молодой липкий светло-зеленый цвет, но и медовый аромат белых цветов. Парфюмерам, отжимая цветы в эссенцию для духов, даже придумывать ничего не пришлось. Название разве что. Флердоранж.

Любят ли они его сейчас? Я не знаю... Возможно.

Совсем недавно, еще можно было посетить похожий город. Похожий историей, наследием, климатом, месторасположением, запахами, видом на море. И даже песком на пляже. Он был в соседней стране. Тунисе. Он был так же "ужасен", настолько, что многие люди стремились там проводить свои отпуска снова и снова. Но чума добралась и туда.

Вы себе не представляете, как тяжело далась мне эта книга!

Во-1, уважаемый автор обманывает читателя. Если описываемый им город мрачен, ужасен, душен и тому подобное, то что такое все остальные города мира? Я понимаю, что самый некрасивый город может быть прекрасен, если ты в нем счастлив, и самый прекрасный ужасен, если тебе было в нем плохо. Но обманывать зачем? Понятно зачем. Всех ввести в состояние собственного темного экзистенциализма, поющему оду честности и жертвенности.

Во-2, хоть автор и «пытался придерживаться тона объективного свидетеля», повествование его получилось ярко субъективное. С точки зрения национальных ценностей. И половых. Можете себе представить, как при описании ужасов чумы, кого-то потряс ассортимент ресторанов, отсутствие кофе, необходимость носить с собой сахар, электричество в полканала. Нет, смерть ужасна, но ужаснее всего не смерть детей и близких. Ужаснее всего разлука с любовниками и любовницами, оставшимися за стенами блокадного города. Остается только порадоваться торжеству гражданских и личных свобод граждан. Даже «чума отступала перед фраком.»

В-3, мне был невыносим обличительно-обвинительный тон повествования. Кого он обвиняет в "преступлении чумы"? Власть. А по моему, поискать еще такое администрирование во время чрезвычайного происшествия. Тем более, что в распространении чумы оно не виновато. Дескать, похоронные церемонии цинично сведены к бесцеремонности. Дурацкая бюрократия. Позвольте, но работа с информацие не только вредна, но и полезна! Представитель церкви несет ересь - взывает к смирению. При том, что поведение священника, на мой взгляд, не просто безупречно, оно достойно принести ему святость. Но он же в Бога верит, а автор нет. Некоторые лица, занимающиеся контрабандой - ничтожны. А некоторые, пользующиеся их услугами - нет. Законники - уроды по определению. Потому что считают себя вправе вершить чьи-то судьбы. И при всем этом, весь в белом - главный герой. Ведущий повествование от первого лица. Главное - честность. Но честность в трактовке Камю. По Камю. С множественными оговорками и допущениями.

В-4, я понимаю, что в книге довольно хорошо отображен алгоритм поведения гедонистического общества, обреченного на замкнутость и внешнюю угрозу. Но что это за идея сравнивать это все с фашизмом? Может быть это имеет смысл сравнить с реагированием на фашистскую агрессию по-французски? Когда сопротивляются потихоньку, подложив своих женщин под оккупантов? И брюзжат, брюзжат... Кофе нет, любви нет.

В-5, с наступлением чумы на арабские страны, я совсем потеряла надежду увидеть те цитрусовые деревья, обжечь стопы жаром пляжного песка, вздрогнуть ночью от призыва мулы к молитве, чихнуть от запаха специй, усесться поудобнее в римском амфитеатре или в прохладе римского фонтана с книгой или приторным мороженым.

Автору не нужно было "наказывать" нелюбимый город демонстрациями собственных неидеальных воззрений. Пофантазировать по поводу нашествия исламского фундаментализма было бы куда полезнее.

Эта одна из тех книг, которая оказала влияние на мое мировоззрение. Камю пишет о городе, зараженном чумой, и изолированном от остального мира, внутри которого исследует некоторые философские вопросы.
Я нахожу его исследование религии очень проницательным - что Бог либо не способен предотвращать зло, и, следовательно, не всемогущ, либо Бог всемогущественен и таким образом потворствует злу. Любой вариант Камю - это Бог, не достойный поклонения.
Конечно, в первую очередь это наблюдение поведения людей в критический момент, без пафоса и громких слов, Камю рассказывает о человеческой солидарности и нравственности. Все персонажи романа показаны с точки зрения их реакции на болезнь.
"Чума" - это роман - монумент, в котором звучат все беспокоящие экзистенциальные вопросы и проблемы. Является ли человек изначально злым и только отсутствие возможности делать зло делает его хорошим, обречен ли он вечно на борьбу со злом, имеет ли его жизнь более глубокое значение, что значит быть человеком и т.д.

Смысл книги, зависит от читателя. У меня есть чувство, что, если я прочитаю ее лет через десять, смысл изменится. Ибо Чума - это маленькая дорожная карта о том, как жить нравственной жизнью.
И несмотря на «счастливый» конец, «чумная палочка» никогда не умирает или исчезает навсегда.

Все знаете о чем книга, чтобы не повторяться, вместо рецензии несколько заметок по тексту.
Действие начинается весной, а заканчивается зимой. Год эпидемии.
Времена года отмечены сменой видов и пышностью цветов на рынке, и пролетающими мимо птицами.
Цветы увядают, они мимолётны и из украшение жизни столь же бессмысленно, сколь преходяще.
Птицы - вечные свободные странники держаться от города людей в стороне. Во-первых, в городе не живут, даже голуби, совершая свои миграции, стараются облететь город подальше. Город и люди не свободны, даже когда чумы нет.
В опере дают «Орфея и Эвридику» историю с грустным концом о том, каково это спуститься в ад.
В городе работают кафе и кинотеатры, закрыт лишь пляж, и тот скорее для того, чтоб не сбегали из города. В нашем недокарантине кафе и кинотеатры закрыли в первую очередь.
Чума убивает человека, полностью отдавшего себя воли божьей, а также человека полностью отрицающего Бога: Панлю и Тарру. Тем самым разделяя мир людей и мир бога в две непересекающиеся вселенные.
Чумной овраг на кладбище повторяет описание Бабьего Яра, а печи и дым также дают однозначные отсылки. И если вторая аллюзия ожидаема, первая ударила очень больно.
Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты. Да, пою.
Рассказчик и доктор очень похожи на Ивана Карамазова. Где-то читала статью на эту тему. Здесь прослеживаются явные параллели и о слезинке ребёнка и об отношении к миру.

Очистительная книга, она не даёт ответов на вечные вопросы, но заставляет их вновь прочувствовать во время мирного благополучия. Молоточек.

Край Европы. Каналы Амстердама, похожие на дантовы круги ада. Раскрывающиеся крыльями парусов чёрные гробы-коконы лодок.
Осенний плеск листвы под ногами, похож на летийскую зыбь.

Ночной бар. Главный герой - бывший адвокат - исповедуется незнакомцу - нам ,- рассказывая своё одиночество, душу.
Если бы мы видели сны человека из подполья Достоевского, то один из закутков его снов, был бы жизнью героя "Падения", с его обострённым и препарирующим чувством своего "я".
Почти женственное всеприятие жизни как таковой...В книге описывается, как толстовец ( в дневниках Камю это толстовец), написал на двери : кто бы вы ни были, добро пожаловать. Пожаловали фашисты.
Желание перевести слепого через улицу ̶о̶п̶е̶р̶е̶д̶и̶в̶ ̶д̶р̶у̶г̶о̶г̶о̶ ̶ж̶е̶л̶а̶ю̶щ̶е̶г̶о̶ ̶с̶д̶е̶л̶а̶т̶ь̶ ̶э̶т̶о̶, желание сходить на похороны покинутого всеми человека..
Всё вроде бы хорошо. Но как-то страшновато ночью проходить по мосту : а вдруг там самоубийца ? И что, прыгнуть за ним, или пройти, и всю жизнь потом слышать этот чёрный плеск и вскрик ?
Лично меня этот вопрос мучил ещё до знакомства с повестью : однажды вечером перелез через парапет моста, и смотрел в ночь реки, дабы прочувствовать хоть толику того, что чувствуют и "они" - жуть !
В одном "видении" я проходил мимо, в другом - бросался за ним, точнее, за ней, но было и третье : я успевал ей сказать, что не только брошусь за ней, но и что не умею плавать. Она бросается. Бросаюсь и я. Она меня спасает. Мы оба живы. Мы...
Но разве всё дело в мосте и в умении плавать ? Разве в отношениях между людьми, между человеком и жизнью, нет мостов ? Мало кто может себе сознаться, что он не умеет жить, "плавать", и что бросившись в жизнь, он может умереть.
По Камю - да и по Прусту ,- каждый из нас скрывает в себе ад одиночества, накрывая его одеждами и декорациями уюта, философий, счастья, которые изнашиваются, тлеют, принуждая нас вновь укрывать это обнажение ада, выдумывать и бежать в различные чудачества, любови, искусства...
Главный герой сетует на то, что даже друзей может обмануть наша улыбка и смех, и они не позвонят нам вечером, когда мы будем на грани... Каждый вынашивает в себе лишь свой, почти непереводимый ад.

В повести есть близкая мне мысль об "откровенности ада", когда к каждому человеку был бы прилеплен ярлык его порока ли, страха... Если бы мысли людей и правда стали зримы, вот тогда бы начался настоящий ад, настоящая исповедь человечества. Многие бы убегали в горы и леса, но и там, по ночам, в небо бы устремлялись световые столпы их тёмных мыслей и снов.. Что-то мне подсказывает, что многие порочные и смелые, очень даже трусливо кончали бы с собой.
Итак, главный герой из адвоката превращается в "осуждённого", ибо открывает в себе много того, что до́лжно осудить. Люди, их мнения, становятся его судьями, душой, фактически по Сартру и Рембо : ад - это другие, я - это другие...
И вот тут происходит столкновение Толстого и Достоевского : последняя незавершённая работа, оставшаяся у Толстого на столе, называлась "виноватых нет", у Достоевского - все виновны перед всеми.
Фактически, главный герой в своей жажде жизни, нарушает - пусть и в сердце - все 7 заповедей. Но ведь как и в случае с тем самым мостом, все успокаивают себя, гомеопатически и тихо греша, что завет "не убий" они не нарушат, ан нет, с него то все и начинают.
Герой уже не может защищать тех, кого презирает, видя в них и частичку себя. В своей жажде счастья и любви, он, атеист - понявший тайную тоску Христа,- ищет суррогаты вечности меж тротуарных Беатрич и театра, перенося игру в жизнь, добродетель и любовь : абсурду мира возвращают его улыбающееся отражение...
К концу книги в герое проступают черты "Великого инквизитора" Достоевского.
Обличая себя, он обличает, бичует и своего собеседника, людей, на заре возвышаясь над тёмным морем голов с просиявшею пеной запрокинутых в экстазе раскаяния лиц.
Он спасает людей от свободы, которую они не могут вынести, тайно желая господства над собой, "кнута" от мужчины ли, женщины, религии, разума, общества...живя чем угодно, но только не собой.
Есть в романе и явный штришок из "Карамазовых" : тональность повести во многом похожа на тональность разговора Ивана и Алёши.
Герой хранит у себя похищенную картину " Неподкупные судьи" ( шедших на поклон к агнцу). Желая её сокрыть, он повесил её на самом людном месте в кабачном вертепе, и его посетители даже и не замечали этой красоты, как и не замечали подделки, суррогата и "образованные" люди в музее, со своими поддельными идеалами.
Но и "падший" не может вынести бремени свободы и господства, тайно надеясь, что однажды его собеседник окажется полицейским.
На читателя - не ожидал такого подвоха от Камю - перекладывается бремя героя. Донесём ли мы на ложь в себе хотя бы не миру, но себе ? Увидим ли распятую красоту в себе и в вертепах людских ?

Кадр из фильма "Девушка на мосту".

Экспромт

Ночь реки течёт в закат.
Тень моста укрыла звёзды...
Словно два слепых крыла
Паруса целуют воздух.

Ночь - рекой, душой течёт.
Огоньками дышит город.
Взор закрыв одним крылом
Прыгнул ангел в шёпот звёздный...

Уже час сижу перед монитором, а в голову не лезет ничего толкового, что могло бы выразить мои впечатления от этой книги. "Посторонний" вызвал мое отвращение на первой же странице, на второй - я его полюбила. Исповедь Мерсо залезла в меня через глотку, поковырялась в мозгу и сердце, и осталась сидеть в желудке в ожидании выхода из моего тела, после чего она сможет сделать вид, будто ничего и не было.

Камю хорош. И даже больше. Но читать его страшно, потому что Мерсо - страшный человек. Но еще страшнее, когда ты осознаешь, что принимаешь Мерсо, что веришь в правильность его образа мысли, а якобы рациональное мышление общества считаешь неверным и даже абсурдным.

Мерсо - человек, живущий инстинктами. Он не принимает общечеловеческой морали, потому что не видит в ней смысла. Он не плачет на похоронах матери, потому что не хочет навязывать своему существованию чувства и эмоции. Он не верит в любовь - та же причина. Он не может принять бога, потому что не видит всю отрицательность греха. Он убивает человека и не чувствует вины, потому что виноваты все и все обречены.

Я не могу назвать Мерсо личностью. Он просто отрекся от мира людей. В нем он - чужой, а личность - все же свойство человека, причем, как ни грустно, обыденного.

Мерсо мне неприятен: пусть он и заставил меня понять его, но к нему я долго буду испытывать отвращение. Потому что он не такой, как я. И потому что во мне очень много от человека, чтобы боятся этого.

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Ещё в подростковые годы я впервые прочитала роман Альбера Камю, "Чума". Помню, в тот момент роман вызвал у меня бурю эмоций, в том числе том чимле и отчаяние, и тоску, и грусть. Поэтому я с большим энтузиазмом приступила к чтению дебютного романа этого автора!

Сюжет, фактически, пересказан в анотации. Главный герой хоронит мать, которую отправил в богодельню. Ещё и привлекательная девушка готова выйти за него замуж. Жизнь идёт своим чередом: работа, девушка, недавние потери. Однако герой будто совсем лишён чувств и эмоций. Он даже не человек — фикция одна. Даже самые яркие события. Даже в самом конце, когда его осудили за, по сути, не убийство, а бесчувствие, он способен только на краткую вспышку ярости.

Честно говоря, никак не могу определиться, какие эмоции у меня вызывает эта книга. Вроде бы ничего плохого сказать не могу, но и какого-то восторга не ощущаю.

Жан Батист Кламанс – судья на покаянии! Какой всё-таки обаятельный и мерзкий главный герой. Читателю он предстаёт в разном обличии – на вершине и в низости, осуждающий и кающийся. Он был успешным адвокатом, славным малым и в обществе слыл выдающимся человеком. Жан Батист почитал себя чуть ли не великим, по крайней мере, в среде людей своего круга. Вершина и почёт. Он был так низок и отвратителен в своей добродетели, что можно только подивиться. На добродетельные и хорошие поступки его толкала алчность и желание «выставиться в обществе». Изощрённое удовольствие от того, что кто-то увидит, как он переводит старушку через дорогу, или ощущение, которые возникают при пожертвованию нищему, или бесплатная юридическая помощь вдовам и сиротам. Он словно возносился всё выше и выше и нищий или старуха взирали на него сверху вниз, а он лишь великодушно осматривал их. Это ставило всё больше плюсов к его общественному положению, а самое главное к его собственному осознанию своей возвышенности среди серой массы. Какова дилемма – человек совершает прекрасные и добрые дела, но позывы к их совершению – мерзость нутра человека. Сразу же вспоминается статья Достоевского «Верна ли мысль, что «Пусть идеалы будут дурны, да действительность хороша»?», в которой он указывает, что, мол, не может быть, чтобы человек поступал хорошо при дурных идеалах, а Камю указывает: – «Как не может? Вот же». Пускай Кламанс слегка психически не здоров, но его черты «мецената и филантропа» всё-таки присущи людям.

Жан Батист был на вершине, по крайней мере, он был в этом убеждён. Но его убеждённость стала разрушаться. То, что он почитал о себе, как само собой разумеющееся опровергла реальность. Не смог ответить хулигану на улице, проявил трусость прилюдно, и явилась первая трещина на его миросозерцании. Затем он услышал за спиной смех – «Как они могут смеяться надо мной? Я же так хорош?» Всё это породило сомнения в его душе. Рухнул же он с вершины в тот момент, когда он прошёл мимо утопающей женщины, потому что страх пожрал его. Так как он взбирался на вершину своего самодовольства очень долго, то и падал он также продолжительное время, ввергаясь в разврат, блуд, целибат, воздержание и обратно. На месте веры в его величие появилась пустота, которую он и заполнял. Его вера в себя подобна вере в Бога у другого человека. На этой вере держалась вся его жизнь. Главный герой понял своё ничтожество, слабость, трусость и сломался.

Человеку нужна Трагедия. Ему нужны драмы, войны, что-нибудь особенное. К тому же трагедия возвышает его в собственных глазах, и он ею похваляется в обществе, конечно, не в открытую, чтобы не прослыть за мерзавца. Камю вырвал одну из сущностных черт человека – драматизм. Но этот драматизм ни что иное, как эгоизм. Человек больше всего любит своего умершего друга, но на самом деле любит только лишь себя самого и свои эмоции и ощущения по этому поводу.

Жан Батист Кламанс проповедует рабство, лживость. Говорит о том, что гораздо легче жить по указке и без рабства нынче никуда. Если все будут говорить правду, то никуда не деться от стыда и ужаса.

Остроумный безумец - судья на покаянии. Он говорил о том, что каждому человеку больше всего нужно в жизни быть выше другого и лишь для того, чтобы его осуждать, чтобы понимать, что он-то лучше его, что он на вершине, что он может судить другого. Но неизбежно каждый такой «судья» приходит к покаянию и падению, осознав, что он не лучше, а, возможно, и хуже другого. Жан Батист говорит, что решил изменить порядок и теперь сперва он кается, благодаря чему возвышается, а уж после осуждает всех и совершает это чуть ли не каждый день. Да, повествование наполнено отсылками к душевной болезни героя и горячке, к тому же сам Жан Батист указывает, что половину сказанного он, может быть, и придумал. Только что можно назвать правдой и вымыслом в данном случае? И имеет ли это хоть какое-то значение?

Сложно не провести параллель между Жан Батистом Кламансом и Антуаном Рокантеном из «Тошноты». Оба эти героя испытывают «падение», но в абсолютно разных формах и по разным причинам. Какие только явления не охватывают человеческую душу.

Каждый автор обычно пишет в своей стилистике, Камю же постоянно экспериментирует с формой и лишь содержание его работ во многом схожи и родственны. У Камю нет своей «обычной» манеры письма, он каждый раз ломает её и пишет по-новому.

P.S.

"Ибо он знал то, чего не ведала эта ликующая толпа и о чем можно прочесть в книжках, – что микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает, что он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья, что он терпеливо ждет своего часа в спальне, в подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах и что, возможно, придет на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города."

Книга конечно же совсем не о чуме как о болезни. Чума в данном случае всего лишь образ, совокупность обстоятельств, которые оказывают огромное негативное влияние на человеческую жизнь и с которыми человек на первый взгляд ничего не может поделать.

В городке Оран неожиданно разразилась эпидемия чумы. Город тут же объявили закрытым, никто не может из него уехать, въехать можно, но обратной дороги уже не будет. Полки магазинов быстро пустеют, свои товары заканчиваются, а снабжение извне ограничено лишь самым необходимым. Но не эти трудности становятся для людей определяющими, и даже не страх перед болезнью. Самое ужасное для них- разлука с родными и близкими, которые остались по ту сторону кордона, было прервано даже письменное сообщение, власти боялись распространения заразы через бумагу. Люди оказались совершенно неподготовленными к такому повороту событий и вдруг с ужасом осознали, что они просто не могут жить вдали друг от друга. Они страдали от отсутствия обыкновенного человеческого тепла.

Повествование ведется от лица одного из жителей города. Он взвалил на себя бремя летописца и старается описать события максимально точно и беспристрастно, как сторонний наблюдатель. В силу своей профессии он общается с огромным количеством людей и ему хорошо известны их настроения и мысли.

Когда на человечество обрушивается зло, в любом своем проявлении, сразу же встает вопрос о роли конкретного, отдельно взятого человека в борьбе с этим глобальным явлением. Своей книгой Альбер Камю, по большому счету, и пытается дать ответ на этот вопрос. Есть люди, которые утверждают, что ничего сделать нельзя, надо смириться и просто ждать. Есть люди, которые считают, что чума, это божья кара, ее надо принять, а сопротивление – грех. А есть люди, которые наплевав и на здравый смысл, и на божественную волю, изо дня в день продолжают бороться со злом, пусть они не в состоянии справится с чумой, зато они могут спасти хоть немногие жизни. В книге есть интересный монолог Жана Тарру о месте зла в душе человека. Это рассуждение сильно выбивается из общей концепции романа, тут автор снимает маскировку и уже открытым текстом говорит, что чума на самом деле вообще ни при чем, что роман то совершенно о другом.

Мне кажется, эта книга из разряда тех, для которых мало одного прочтения, слишком много тут пищи для размышления. Ее мало просто прочитать, над ней надо хорошо подумать.