Ваша оценкаВалентин Петрович Катаев (1897 - 1986) - один из лучших русских прозаиков ХХ века, великолепный мастер русской прозы. В ""Юношеском романе"" уже умудренный опытом герой комментирует свои юношеские письма: описание фронтовой жизни, будни и боевые эпизоды действующей армии, признания в любви и лирические отступления, за которыми звучит гневное осуждение бессмысленного варварства империалистической бойни. Жуткая явь времени революции в повести ""Уже написан Вертер"" представляется сном чудом спасш...
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,1
34 оценки
- 544%
- 429%
- 321%
- 26%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 42Хотят прочитать 114
Рецензии
Аноним23 января 2020 г.Открыть окно, что жилы отворить
Читать далееНе так давно я написал рецензию на катаевский "Белеет парус одинокий", в которой рассматривал творчество автора как представителя классического соцреализма. Однако, с Катаевым всё было далеко не так просто, в самом конце жизни он пишет совершенно несвойственную его стилю повесть, в заголовок которой берет строчку из пастернаковского "Разрыва".
"Уже написан Вертер", построенный по принципу сна главного героя, переплетающегося с реальными воспоминаниями, пронизан экзистенциализмом и чем-то напоминает творчество Кафки и Борхеса. А название, заставляющее вспомнить Гёте и эпоху романтизма, привязано к следующим строчкам стихотворения:
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно, что жилы отворить.Повесть в какой-то степени автобиографична, потому что молодому Катаеву пришлось в 1920 году 8 месяцев провести в застенках одесского ЧК, в чем его обвиняли, и какой ценой ему удалось выйти живым, по большому счету остается тайной, возможно, мучившей своего обладателя до самых последних дней жизни. Ведь за повесть Катаев взялся почти через 60 лет после событий, в ней описанных.
Речь в произведении идет о глобальной инфляции цены человеческой жизни в условиях всепоглощающего социального конфликта. В стране который год идет гражданская война, законов, как таковых нет, есть требование революционной необходимости для одних, и требование спасения Отечества для других, и есть просто люди, которым в этих условиях приходится выживать.
Люди, которые давно пережили романтизм добровольно уходящего из жизни Вертера, люди цепляющиеся за жизнь, но в создавшихся условиях, с обреченностью относящихся к более чем возможной смерти в любой момент.
Иногда повесть подается как произведение о зверствах ЧК, но это упрощенный подход, это произведение о зверствах эпохи, о всеобщем кризисе человеческой жизни и достоинства, что, конечно, не снимает личной ответственности с тех чекистов, которые не могли удержаться от исполнения роли бога, в чьих руках жизни простых смертных. Одним из таких вершителей судеб представлен "ангел смерти" - Наум Бесстрашный. В этом образе выведена реальная личность пламенного чекиста, одного из кандидатов в прототипы молодого Исаева, будущего Штирлица, убийцы Мирбаха - Якова Блюмкина, который позже сам станет жертвой сталинской чистки, проиллюстрировав своей судьбой тезис о "пауках в банке" и "революции, пожирающей своих детей".
Но, события, происходящие в Одессе, и описанные в повести, уже начало этого процесса самоистребления, ведь несколько чекистов гибнут на страницах повести как люди, не оправдавшие доверие, проявившие мягкотелость по отношению к врагу - главному герою, попавшему под раздачу студенту, которого смогла вытащить из застенков мать. Те, кто помог матери студента, заплатили за свою отзывчивость жизнями. Их отличия от Вертера в том, что Вертер уходил из жизни, потому что мир жесток, а их уходили из жизни, потому что мир ТАК жесток: "А в наши дни и воздух пахнет смертью".
Нельзя не сказать пару слов про Ингу Лазареву, жену студента и одну из жертв "ангела смерти", это, как оказалось, она донесла на мужа, а затем на тех, кто его отпустил, но её расстреляли вместе с остальными, с теми, на кого она донесла. Сделано это было потому что Блюмкину недосуг было разбираться кто прав - кто виноват - всех под одну гребёнку, но по сути своей проявился закон справедливости: "доносчику - первый кнут". В образе Инги Катаев создает альтернативу Любови Яровой из пьесы Тренёва и Марютки из лавреневского "Сорок первого". Эти женщины жертвовали любовью ради идеи, и это утверждалось нашей литературной критикой как образец, они не предавали, а делали правильный выбор. Катаевская Инга тоже "делает выбор" ради идеи, но результатом её выбора становятся только смерти, в том числе, её собственная, и выглядит он как самое настоящее предательство.Повесть Катаева по идее должна была отправиться в стол, но, видимо, уже веяли ветры будущей перестройки, и она смогла увидеть свет в июньской книжке журнала "Новый мир" за 1980 год.
1442,6K
Аноним24 апреля 2021 г.Маленький шедевр позднего Катаева.
Читать далееСкажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?Главное, невозможно поверить в то, что это написал 87-летний писатель. Легкая, невесомая вещица, почти безделка. История короткой встречи двух братьев, уложившаяся в небольшую прогулку от больничных ворот и обратно. Написана удивительно, светлым, чистым, простым языком, немного суховатым, как иссушенная солнцем листва с зелеными ещё прожилками и спекшейся от жара коричневой скукожевшейся каймой по краю.
Именно так. Текст пропитанный южным солнцем, неустанным светом его, висящей, застывшей в воздухе жарой и так ощутимой, находящейся неподалеку, мощной, но затаившейся стихией моря.
Два брата, мило беседуя, перебирают истории жизни родственников, будто перелистывают старый изжелтевший от времени фотоальбом, погружаются в стихию животворящих темных тяжелых вод, укрывших их детство и юность.
Буднично вспоминая, перебирают трагические истории членов семьи, будто прикасаясь к фотографиям в траурных рамках. Истории не более трагические, чем десятки и сотни тысяч других подобных историй. Постепенно неповторимые истории человеческих жизней вплетаются в монтонный ритмичный орнамент движения общей истории, беспощадной, безжалостной, бесконечной.
Потом братья буднично, сухо прощаются, причем оба отчетливо понимают, что эта их встреча последняя.
Катаев удивительный, конечно. Именно в Сухом Лимане, на цветущем закате творческой жизни ему удается так отчетливо ощутить и воспроизвести эту тонкую, прозрачную, призрачную грань между умиранием и жизнью вечной.Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест, симво́л святой...
Всё полно мира и отрады
Как будто в бурях есть покой.461,1K
Аноним6 августа 2024 г.Читать далееОчень непросто далась мне эта небольшая повесть, написанная в стиле потока сознания в каком-то разорванном и сумбурном сне. А поскольку я всегда слушаю аудиокниги перед сном, то и мой поток сознания прерывался сном и продолжая слушать днем, я ничего не помнил. Так повторялось несколько раз , и я уж хотел бросить ее, но выходным днем я запустил ее опять в сознание и не отпускал, пока не прослушал. Это вторая книга Катаева после алмазного венца, и опять после прочтения начал копаться в интернете, где узнал много интересного, и что побудило меня выписать еще один том из его собрания сочинений.
Тайна странного названия раскрылась сразу четверостишием Пастернака:
Я не держу. Иди, благотвори. Ступай к другим. Уже написан Вертер, А в наши дни и воздух пахнет смертью: Открыть окно – что жилы отворить.Затем, помня его службу и у белых и у красных, решил узнать не о себе ли он писал. Выяснилось, что лишь отчасти, но был и реальный прототип с трагической судьбой. Судьба самого произведения тоже непростая. Она вышла в 80м году и подверглась критике со всех сторон. Коммунисты осудили за очернение истории, а либералы за очернение евреев. Осудил книгу и сам Андропов.
Я еще раз перечитал его биографию, и мне очень захотелось еще читать его книги. А может быть перечитаю и понравившуюся в детстве книгу "Белеет парус одинокий". Как знать. Такие вот мысли
Книгу озвучил неподражаемый Герасимов, и если бы эту книгу слушали либералы, то и его осудили бы за очернение чекистов-евреев)
38633
Цитаты
Аноним2 октября 2024 г.Читать далееС поразительной ясностью он понял, что погиб и уже ничто его не спасет. Может быть, бежать? Но каким образом? Бежал же на днях один поручик, которого вели по городу из Особого отдела в губчека. Поручик бросил в глаза конвойным горсть табачных крошек и, добежав до парапета, спрыгнул вниз с моста и скрылся в лабиринте портовых переулков.
Он быстро шел к развязке и завидовал поручику. Но сам на такой поступок был не способен. Да и табака в кармане не нашлось ни крошки. Ах, если бы хоть щепотка… или соли!.. Он бы… Но нет, он бы все равно ничего не сделал. Он был трус. Они все равно пальнули бы сзади в его лопатки, эти двое.
9265- Аноним2 октября 2024 г.
Довольно переворотов. Их было по крайней мере семь: деникинцы, петлюровцы, интервенты, гетмановцы, зеленые, красные, белые. Пора остановиться на чем-нибудь одном. Он остановился. Пусть будет Советская Россия.
8119
Подборки с этой книгой
Гениальные книги
- 757 книг
Эксмо. Русская классика
- 435 книг
Филфак. Современная русская литература. Программа 4 курса.
- 208 книг
Список чтения
- 6 005 книг
Книги моей жизни. Захар Прилепин
- 15 книг
Другие издания
