Собрание сочинений

У Курта Кобейна, есть чудесная и таинственная строка: людей будут находить мёртвыми, прямо в наушниках..
Словно бы люди, спасаясь от боли, любви, этого ледникового периода жизни, будут общаться с музыкой, как с ангелом, и им вдруг станет так блаженно и легко, и боль исчезнет и станет светом и музыкой и поведёт за собой, туда, куда глупое тело уже не может пойти, туда где сияет вечная любовь и нет больше преград для влюблённых.

И тогда человек умрёт с улыбкой на устах.. и разве важно, какая музыка будет звучать в его наушниках? Шопен? Blank & Jones? Голосовое смуглого ангела, с которым расстался, заслушанное вдоль и поперёк?
Или же.. рассказ Набокова?
Удивительная вещь. Набоков — совсем не понимал музыки и не любил её, но писал удивительно музыкальные тексты, сравнимые с сонатами Шопена, Сати, Дебюсси.
Словно бы душа музыки, как бабочка, разрывает кокон формальной мелодии и расправляет свои крылья.. в стихах, прозе, дружбе, живописи. Любви..

Главный герой совершенно не понимал музыку. Но зачем то пришёл на концерт. Так порой лунатики приходят.. бог знает куда: так я могу полететь на самолёте в Москву, к самой прекрасной женщине на земле, к смуглому ангелу, чтобы просто.. постоять под её милым окном. А утром, когда зажжётся её окно, чуть левее Пояса Ориона, словно она живёт на далёкой звезде, я полечу обратно и она не узнает, что я всю ночь провёл под её окном и тихо напевал что-то из Шопена.
Подумалось: а может мы точно так же, как гг, не понимавший музыки, не понимаем что-то в любви, словно не можем пробиться через какую то ограду?

Нас смущают в любви музыкальные инверсии сомнений, страхов, морали.. и мы теряем общий и светлый лик любви, не можем сфокусироваться на чувстве, словно бы чтобы это сделать, нужно чуточку умереть и стать — музыкой.
Это так просто.. что бы понять музыку — нужно стать музыкой, чтобы любить — нужно стать любовью и чуточку умереть как человек.

К слову, в черновиках Набокова, рассказ так и назывался — Ограда. Словно и правда есть некая ограда, почти райская, между нами и.. кем? Жизнью? Душой? Любимым человеком?
Не услышать музыку души любимого человека, или музыку своей души, любви..  это ведь не меньшая трагедия, чем.. умереть.
И что есть воскресение жизни, как не та же музыка, — Любовь? ГГ,  — Виктор, увидел на концерте свою возлюбленную, с которой он расстался и которую не мог простить..

Боже мой.. как это чудесно и просто: мы не можем простить что-то, или не можем сделать решающий шаг в любви, лишь потому, что мы — недостаточно музыкальны!! В самом высоком смысле этого слова!
Мы ещё не стали музыкой.. Мы не отошли в сторону от «себя», от человеческого, морали, Эго, Я.. не важно, от всей этой тёмной и сутулой акустики, которая искажает музыку, режет её по живому, вместе с нашим сердцем: мы сами режем себя!
В некоторой мере, этот рассказ — светлая эманация и эдемический двойник повести Толстого — Крейцерова соната.
Повесть у Толстого получилась хоть и художественно мощная, но —  злая, тёмная, в ней женщина — музыка этого мира, совершенно не понимается, музыка превращена Толстым — в кусок мяса.

Видимо, где-то в раю, ангелы решили забрать душу Крейцеровой сонаты на небеса: это чистая женственность, совершенная музыка, не понятая ни Толстым, ни жизнью, ни… что ужасней всего — женщиной: женщине, так же трудно понять себя, как богу — найти в памяти, начало всего.
А начала нет, есть музыка без конца и края, как и душа женщины: в начале была музыка.. а не слово. Всё есть музыка — и эта апрельская травка, и крыло ласточки, цвета глаз моей возлюбленной, и вот этот лунатик - осенний кленовый лист, падающий куда-то в небо, без ветра: словно он задумался о смуглом ангеле моём и превратился в мелодию Шопена, отправившись в небеса.

А разве чудесный носик моего смуглого ангела — не мелодия Дебюсси? И её улыбка прямо сейчас (если она читает это), не равна вальсу Шопена? Её улыбка, робко, с оголёнными плечами, как положено на Дунае в 19 веке, приглашает мою улыбку на вальс.
И наши улыбки кружатся, кружатся в свете свечей и смущённых взглядов, читающих эту рецензию. Моя улыбка подхватывает на руки улыбку смуглого ангела.. её улыбка и моя, летят над крышами Москвы, как ангелы Шагала в лиловых пижамках..
Впрочем, у Шагала не было лиловых пижамок. Правда, мой смуглый ангел?
Ах, Набоков, милый, что ты с нами делаешь! Ты устроил нам такое очаровательное свидание..

Любопытно, что имя гг повести Толстого, тоже начинается на букву В — Василий (у Набокова — Виктор).
И ещё более забавно, что молодой Набоков, в эмиграции, играл в любительском театре.. роль Позднышева, на суде, )(как мы все помним — он убил жену).
Набоков сам написал защитную речь. Ах, вот бы посмотреть на это..
Набокову было всего 27 лет. Он был в чудесном синем костюме и «крэмовой» рубашке. В письме жене своей, он писал, улыбаясь: Позднышев из меня вышел забавный, поэтому странными выглядели обвинения (доходило до того, что говорили: это преступление против любви, против музыки!).
И с той же улыбкой почерка, Набоков сообщает: меня не смогли защитить. Поэтому я пишу тебе из тюрьмы. И дальше, совсем пронзительно: Мышенька моя.. почему ты ко мне не пишешь?

Удивительная вещь: то, как мы приходим к книгам. Я давно заметил, что в этом есть нечто лунатическое.
Вот я заготовил с вечера томик Мариенгофа. Уже нежно пофлиртовал с ним, погладил, и положил на ночной столик.
А на следующий день.. так ярко меня пронзила жажда по Музыке Набокова, словно я умру, если не прочитаю прямо сейчас, Музыку.
Что это? Я давно читал этот рассказ и просто знал, что он есть у меня где-то в сборнике. Я думать не думал о нём..
И вот, такая жажда музыки.. как чуда, как.. носика смуглого ангела, как жажда её милых уст, её чудесных бёдер, её неземной..
Ладно, тут мне лучше остановиться.

Я был на работе, завален делами.. но я знал: если я прямо сейчас не прочитаю Музыку Набокова, я — умру. Словно в музыке этой была нежная тайна примирения меня и смуглого ангела.
О мой смуглый ангел.. я ведь встретил тебя, самую прекрасную женщину на земле, в день рождения Набокова. Может это знак, что Набоков нас однажды и помирит?
Если бы я находился на редком концерте Дебюсси, я бы точно так же.. убежал с концерта, тайно, словно к любовнице — к Музыке Набокова.
Так я убежал с работы.
Похожие чувства у меня были к моему смуглому ангелу. Я точно знаю, что у других мужчин такого не было, по крайней мере я не слышал о таком. Но в теории, такое должно же где-то быть? Это же не моя аномалия?

Такое было со мной часто: и убегал с работы ради любимой, и с вечеринки друзей, просто потому что не мог дышать без любимой. Вот, один из показательных случаев: я принимаю ванну с розовой пеной, как обычно, нежно думаю о моём смуглом ангеле, наигрывая на пене, пальцами (я просто фантастически хорошо играю на пене, в ванной! Мне говорят иногда, что у меня руки, как у пианиста. Я грустно улыбаюсь в ответ: они не знают моей тайны.. что я люблю играть голым, в пене, в ванне. Может и хорошо, что не знают..), Blank & Jones - Counting Clouds (Solo Piano).

У меня всегда слёзы подступают к горлу, когда я слушаю эту мелодию: после вступления, около минуты, начинается моя душа..
И вдруг, мне стало так невыносимо тяжело без моего смуглого ангела, которая в это время что-то готовила на кухне, что я буквально не мог дышать без любимой: словно её носик, глаза дивные, всё прекрасное лицо и фигурка — были сплошной музыкой счастья и жизни, без которой я не мог дышать, без которой я умирал.

Словно самый нежный в мире Афродит, я вылез из ванны, в пене, голый (со стороны я был похож на снежного — нежного! — человека).. и из последних сил, чуть не поскользнувшись по дороге в рай, сделав чудесную мельницу руками, (если бы их тень отбросилась на стену, то тень моих рук можно было бы было принять за прорастающие из моих плеч, заросли крыльев) добрёл до рая кухни и упал на колени перед смуглым ангелом и обнял её ноги, и поцеловал их, и прижался к её милой груди и замер, дыша ею.. как музыкой, бессознательно наигрывая шёпотом пальцев, мелодию на её милых бёдрах: Counting Clouds..

• Саша, а если серьёзно, вы играете на чём-нибудь, кроме пены в ванне, голым?
• Разумеется. На бёдрах моего смуглого ангела. Я как нежно сошедший с ума Паганини, мог бы сыграть и на одной клавише..

  Как всегда, у Набокова всё построено на лабиринтах отражений. Словно уже в этом есть смутный намёк, что музыка — это отражение нашей души, которую мы не замечаем в мире. И не важно, это наша любовь, Тот самый человек..

Особенно примечателен горловой врач (видимо, так раньше назывался ЛОР), примечателен тем, что как в чутком сне, это чудесный символ — боли молчания. Словно нам, влюблённым, молчащим в разлуке или ссоре, нужен свой горловой врач, чтобы слова и музыка, застрявшие в горле, словно бабочка в коконе, могла появиться на свет.
Где ещё, как не во сне, на рояле может играть — волк? И пускай это не настоящий волк, а лишь пианист, с фамилией — Вольф. Не важно. Пейзаж сна, верен себе: вечер, луна за окном, волк воет на луну..
Это ведь всё о нас, в любви, от которой мы хотим откреститься: мы воем на луну.. каждый по своему: кто пишет стихи, кто пишет странные и нежные письма любимому, кто просто плачет в подушку..

Да, всё — лишь отражения нас в мире и мира в нас.
Виктор, придя в дом к знакомой, поправляет галстучек перед зеркалом. Но кажется, зеркало поправляет его.
Пытается повесить своё пальто, но падают два других пальто..
Чеховская почти деталь. Так падают крылья.. У Чехова стреляет ружьё, висящее в первом акте на стене, а у Набокова… стреляет пальто. Шутка.
Сам этот ненавязчивый символизм — тихо потрясает, ещё до начала сюжета. Настраивает обертоны нашей души на минор.

И лишь читатель-лунатик, в конце рассказа, мысленно вернётся в гардероб и с грустью подумает: а может.. Виктор уронил не простое пальто? Может.. это было — Её пальто? Его жены, с которой он расстался? А чьё второе? Её возлюбленного? Или просто.. случайного человека? Вольфа, этого полу-человека полу-ангела? А может.. Набокова?
Я не шучу. В конце рассказа, чуткий читатель подметит странного и мимолётного персонажа — некоего Бока, который подойдёт к Виктору и что-то спросит у него. Он за ним наблюдал весь концерт..
Разумеется, это Набоков. Бок.. Бог.
Два пальто на пол упали.. словно шторки на сцене. В самом начале ещё. Занавес, ещё до начала музыки.. жизни.

Виктор просто смотрел на немые отражения рук музыканта, в тёмном омуте рояля.
О чём он думал в этот миг? О том, что они похожи на мотыльков на берегу Стикса? Или на ангелов, которые прямо сейчас вершат его судьбу? Мы не знаем.
Но в следующий миг, Виктор увидел… Её. Которую пытался забыть — два года, её, несравненную, с чудесными каштановыми волосами, и удивительными глазами, чуточку разного цвета.

И вот тут начинается самое интересное: внешняя музыка, мелодия мира, словно бы гаснет, как свеча, и звучит тихая мелодия воспоминаний.
О, этот вечный рай влюблённых, эти вечные клятвы… почему всё кончается? Почему.. музыка любви, кончается?
А может музыка и не кончается никогда, я про любовь, разумеется, это просто нечто ложное в нас, на время отходит от неё в сторону, по тёмным тропинкам сомнений, страхов, морали, человеческого?

И вот, Виктору словно бы богом дан шанс: музыка внешняя, подобно ангелу, привела его к любимой, как Орфея, к Эвридике.
Не нужно ничего говорить: музыка всё говорит за вас!! Боже, так и хочется воскликнуть: люди!! Просто доверьтесь музыке любви, пусть хоть раз смолкнут эти чудовища вечные: мораль, страх, сомнение, обиды, Эго, человеческое..
Но если я выкрикну это в окно, на меня лишь странно посмотрят люди, старушка даже перекрестится.

Однажды, Виктор, сказал своей любимой, в порыве высшей музыки любви: я люблю твою печень, твои почки, каждый кровяной шарик твоей милой крови..
А что на этот рай сказала любимая? — Не говори гадости..
Вы понимаете что произошло? Бог умер. Бог всегда умирает, когда.. мы не слушаем музыку любви. Это апокалипсис, видимый лишь нам. Женщина услышала великую музыку любви, не своей душой, не любовью.. а чем то человеческим, моральным, ущербным, «нормальным».

Поэтому для неё эти слова, о которых, по существу, мечтает каждая женщина, были — гадостью. Словно их говорил маньяк или пошляк. Это вообще ад любви: когда вечные слова, говорят пошляки, и они обесцениваются в устах подлинно любящих.
Фактически, Виктор, сам не ведая того, пусть и нежно-нелепо, словно Нео в Матрице, увидел-разложил любимую — на музыку, на нотные знаки: она стала сопричастна божественной музыке мира

(Позднейшая вставка в рецензию: голосом алкоголика-лунатика: Саша, ты обещал себе, что не будешь читать плохих отзывов на любимые произведения. Сорвался снова.. Прочитал всего один. Кто же знал, что он по оценке будет хороший, но муза Набокова снова будет прилюдно изнасилована, и встречена аплодисментами женщин, в комментариях?
Попытаюсь не сильно-подробно и скучно-академически, показать работу квантовых законов порханий музы Набокова. Может это кому-то поможет понять рассказ, и вообще, Набокова.
Простите за это отступление, просто грустно и иногда очень обидно, когда ты, реально профессионал своего дела и можешь нежно и глубоко объяснить текст, свернув со скучной и фатальной тропки академизма, а читатели или даже друзья, считают тебя за идиота или просто за "Сашку", и мимо тебя идут к другому, кто изнасиловал красоту текста и музу, аплодируя ему.
Или это потому, что у меня нет статуса известного и модного блогера?).

Это великая трагедия любви, когда.. не важно, женщина, или мужчина, встретив божественную любовь, редкую, отличающуюся от любови многих, прекрасную, как соната Бетховена… не верят в неё до конца, не верят, что вот Так можно любить, больше, чем положено любить человеку, и любить Её, или Его, так, как не любит его/её, ни родные, ни бог.
О мой смуглый ангел.. вот ты удивишься, когда мы умрём и ты узнаешь, как беспредельно я тебя любил, именно — беспредельно.
Мне хочется в этот миг быть с тобою в раю, потому что ты, моя Кармелита, в гневе, что тебя обманывали, что-нибудь учинишь в раю, какой-нибудь погром, который запомнят в веках, от которого перекрестится даже Толстой.
И нас с тобой выгонят из рай, как в школе, с уроков.
А может и к лучшему? За тобой, неземной, хоть в ад..

Для Виктора, каждый атом её милого тела, души, был — божественной музыкой. В любви нет ничего нечистого и грязного. Любовь претворяет самую тёмную частичку тела, жизни — в рай и цветение в Эдемском саду.
А что сказала героиня на это?  — Гадость..
В этот миг, она, как Ева в раю, словно бы встретилась со Змием: с нелюбовью. С человеческим в себе. Музыка в ней —  погасла (прервалась, точнее), великая музыка любви. И стало возможно Грехопадение: измена. Прежде всего — себе!!!
С кем? С тишиной..

Любимая Виктора, изменила ему с каким-то заезжим пошляком, рассказывающим ей об игре в карты и колодцах.
Тут примечательно сближение игры в карты, как пошлость игры человеческой, и игра божественная — музыка.
Это ведь обо всех нас: мы часто путаем игру в страсти, в страхи, сомнения, гордыни и обиды, и прочий человеческий бред, с высшей игрой — музыкой любви.
Мы упиваемся музыкой обид, недоверия, страхов, сомнений.. и уже не понимает вечной красоты музыки любви. Настоящей любви.

После трагедии, Виктор и любимая, сидели в сумерках комнаты, молчали.. (о, этот страшный язык богов! Как его точно знают влюблённые в разлуке и в ссорах! От этого космического молчания можно сойти с ума! Сердце может разорваться от этого молчания, словно на сумасшедшей глубине океана, где давление просто расплющит сердце… Может это доказательство бессмертия, что мы не умираем от молчания наших любимых?).
В комнату вбежала девочка с котёнком в руках (других котят утопили), и стала о чём-то щебетать (заметьте, ведь это тоже, своего рода, музыка).
И Виктор почти крикнул ей: уходи со своим котёнком! Не мешай нам молчать!

Ну как? Как тут не заплакать, особенно если ты в разлуке с самой прекрасной женщиной на земле — с московским смуглым ангелом, и вы молчите так… как молчат звёзды, травка на могилке, глухонемые дети потерявшиеся в вечернем лесу, как раненый и озябший котёнок, от потери сил, просто открывающий ротик, без звука?
О мой смуглый ангел.. ты однажды поймёшь, что молчать можно не потому, что жесток или не любишь, или разлюбил, а от бесконечной любви и.. бесконечной боли. Потому что все слова уже были сказаны, и на судьба твоя уже совсем без кожи: просто жизнь, по тёмным тропинкам ушла в сторону, и бесполезно не то что говорить, но и кричать и играть хоть Моцарта, своими руками, и не важно, на твоих милых бёдрах, или на рояле.

Боже мой.. не было дня, часа, минуты, сна.. когда бы я не бежал к тебе, мысленно и не обнимал твои милые ноги.
Ведь каждый миг без тебя  — всё равно что месяцы и годы на далёкой и холодной тёмной планете, где нет воздуха.
Я задыхаюсь без тебя… у меня нет сил дышать и жить. Разве тут до слов? Как котёнок раненый, беззвучно открываю ротик свой, мяукая твоё милое имя, даже во сне.
Ты ведь знаешь, что весь этот ад может прерваться в любой миг и музыка нашей любви снова может зазвучать в полную силу, да она и не умолкала никогда, и ты, открыв глаза, снова увидишь меня у своих милых ног, как в волшебной сказке, потому что нежная родина моих губ — твои смуглые ножки.

Просто от меня уже ничего не зависит, к сожалению. Всё зависит лишь от тебя и.. тропинок сердца, музыки, заросших не бетоном сомнений, недоверия, морали.. а травкой и лунным светом.
Меня — уже нет, как меня. Без тебя меня вообще, нет, но это не важно. Просто от любви к тебе, неземной, я стал — музыкой, стихами к тебе, снами о тебе.. о тебе одной.
И когда я умру однажды, я стану почти той же самой музыкой, приласкавшись однажды к твоим милым ножкам, музыкой травы и цветов, музыкой дождя, к твоим смуглым плечам..

Набоков гениально ввёл в рассказ этот мотыльковый образ (забыл как в музыке называется эта яркая нотка вроде бы побочного мотива) девочки с котёнком. Всего пара слов..
А как заиграл рассказ! И правда, разве мы не пытаемся утопить нашу любовь, наше сердце… как котят?
Господи.. когда же я буду без слёз, по человечески, писать свои рецензии, а, мой смуглый ангел?
Как? Как не удержаться от слёз, когда читаешь строки, в которых вся наша боль и тайна нашей воскресшей любви, музыки нашей любви?

Словно я умер и душа моя отлетела под потолок и смотрит на простёртое в постели, тело моё, по привычке шепчущее твоё милое имя.
Мне кажется, я и в гробу, в церкви, и под землёй, буду шептать твоё милое имя, к удивлению ангелов и.. крестящихся двумя руками —  священников, отпевающих меня, отпетого и так, жизнью.
Как? Как читать без слёз вот эти слова в рассказе?
Виктор сидит на концерте и смотрит на любиму

• Повернись, повернись, любимая моя..  я всё прощу, Всё!! Всё равно, когда умрём, ведь всё будем знать, всё будет прощено, так зачем же откладывать?

  Нравственный свет и вес этой строки — выше, чем вся повесть Толстого — Крейцерова соната.