Стефан Цвейг. Собрание сочинений в одном томе

<...> никто не вернет нам прожитого мгновения, и тот, кому выпала на долю любовь, пусть насладится ею.

Признаться честно, когда я начала читать этот рассказ, то немного пригорюнилась. Первые страницы больше напоминали какую-то историческую хронику. Вроде и не скажешь, что скучно, ведь интересно же, но как-то не вязалось у меня вся эта историческая сухость с художественной литературой. Сразу даже Гюго вспомнился с его манерой «втискивать» в повествование сухое описание исторических событий на пару листов, совершенно забывая о том, что читателю куда интереснее узнать, что дальше-то с персонажами случиться. Но Гюго я вообще очень люблю, несмотря на такой недостаток, так что и Цвейга я простила. Тем более, что дальше все стало куда лучше и даже эта историческая прелюдия стала казаться мне очень уместной, очень верной для выбранного стиля повествования.

Постепенно на глазах у читателя историческая хроника превратилась в сырое подземелье, где сидят осужденные на казнь люди. От этого подземелья аж мурашки по коже бегали. Но неожиданно в нем разгорелся теплый огонь - двое влюбленных нашли друг друга в этом аду и превратили его в рай светом своей любви... Если бы я была более плаксивой, то я бы заплакала в конце этого рассказа, но нет. Я была просто тронута до глубины души этой историей, этой легендой. Все же любовь способна победить даже смерть. Если не верите, то прислушайтесь к шуму реки, который поведает вам «Лионскую легенду» и, быть может, вы даже увидите, как по волнам плывет скромный брачный венок, который дороже любых золотых украшений, ибо является символом настоящей любви.

Ох, и как же писать о таких чувствах, когда ты сама бесчувственная скотина...
Я, конечно, преувеличиваю, но по сравнению с таким проявлением чувств кажется, что все остальные просто равнодушные. Хотя чувства незнакомки, написавшей свое письмо-признание, не выглядят как любовь. Это скорре наваждение, больная страсть, я бы сказала даже, безумие. Как ни красиво все это кажется в юности, на деле такие чувства ненормальны. Героиня на самоа деле не знает этого человека. Она просто увидела его мимолетно, создала в своей голове столь прекрасный образ, наделив его всеми самыми яркими качествами, что сама боялась к нему приблизиться. Почему она ни разу не сказала ему, кто она, что к нему чувствует. Объект ее любви, конечно, не кажется тем, кто бы ответил на ее признание. Он перед нами предстает в роли большого эгоиста, заботящегося только о своих удовольствиях. Однако для героини такой разговор мог бы стать переломным моментом, освободить ее от него, и дать возможность построить свою жизнь иначе. Но подчинять свою жизнь человеку, которые тебя даже не знает, это, на мой взгляд, нездорово. Психиатр дал бы этому, скорее всего, более четкое определение и показал то, что сделало героиню такой.
По факту для меня это рассказ не о первой и большой любви, а история о самообмане, имевшая печальный финал.

В 2015 году Паоло Соррентино снимает прекрасную "Молодость". Главные герои - два немолодых джентльмена. Искусство - это и жена, и любовница для них, пользуясь известным чеховским выражением.

Италия, чилл, гостиница...где-то промелькнул великий аргентинский футболист. Но не Месси. В мире пусть не так много, но есть постаревшие великие футболисты.

Но тема, дело, разумеется, не в них, джентльменах. А в той, которая рядом. И которая...и которая - она "просто" молода и красива. А потому Королева. Которая почти для всех и почти всегда желанна. В какое время и где бы она ни жила в
этом подлунном мире.

Причем здесь Цвейг? При том, что, в отличие от двух джентльменов в соррентиновском фильме, он решил по-юношески побороться со временем. По-юношески бездумно, но как же по-человечески понятно. Поединок с Хроносом? О! Это не тривиально. По крайней мере.

Потому что, безусловно, игра в кукловода - бессмысленная и по итогу бесчеловечная игра в могущество. Игра седовласого мужчины. Основанная на чувстве бессилия и мести. Мести за невозможность победы в поединке со временем.

И разговор в пользу бедных о возвращение её в глухое захолустье. И продолжение этого же разговора о "глубокой трагедии будничного прозябания". Пусть так, но это - её пусть. И даже прозябание - то же - её. И в отличие от цвейговского седовласа у неё всё, буквально всё впереди.

Конечно, к прочтению!

Вот все-таки есть у некоторых женщин свойство идеализировать первого встречного. Так и получилось с главной героиней новеллы "24 часа из жизни женщины". Вообще, удивиетельно как в такой малый объем Цвейг сумел вместить столько актуальных в любое время вопросов: и неожиданная страсть, часто принимаемая за любовь; и побег от рутины с малознакомым человеком; и готовность женщины пожертвовать всем ради новообретенной любви с последующим разочарованием; и осуждение обществом неприличных поступков; и неизлечимость зависимости.

Причем большинство женщин-спасительниц откровенно жалко. Они ведь обманывают сами себя в первую очередь, чтобы потом оказаться в созданной ими ловушке. Спасенный и отмытый прЫнц оказывается слабовольной амебой в лучшем случае, и отпетым мерзавцем - в худшем. Репутация сильно подпорчена, двери многих домов захлопываются перед носом, и как дальше жить не совсем ясно. Короче, если поразмыслить, то вся эта романтика до добра не доводит.

А новелла хороша как и почти все произведения Цвейга. Очень рекомендую тем, кто думает что может уговорить другого человека во имя любви победить зависимость. Книга поможет сэкономить кучу нервов и сил, или хотя бы покажет один из самых возможных вариантов развития событий.

Действие этой небольшой новеллы разворачивается на палубе парохода, следующего из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес.
Именно здесь состоялась непредсказуемая шахматная партия, где встретились чемпион мира Мирко Чентович и любитель доктор Б.
Чентович, очень ограниченный, если не сказать умственно отсталый, с неожиданной искрой, проявившейся в шахматном мастерстве, впрочем, не без некоторых нюансов.

При этом очень самоуверенный, высокомерный и тщеславный. Очень сложно ему симпатизировать.
И загадочный доктор Б. с его удивительной историей о заключении, об изощренной пытке полной изоляцией, где спасением для него оказалась небольшая книжица - сборник 150 шахматных партий.

Правда, со временем спасение обернулось проклятием, но без этой книги все сложилось бы гораздо хуже.
Кажется невероятным, что доктору Б. с его острым и пытливым умом так тяжело далась эта фашистская пытка, а вот Чентович с его неповоротливым мозгом, скорее всего, перенес бы ее намного легче.
Знакомство с Цвейгом оказалось на редкость удачным. Однозначно буду продолжать.

Маленькая изящная вещица с очень глубоким внутренним содержанием. Кажется, ну что интересного можно написать о шахматах? Но совершенно неожиданно новелла разворачивается и заставляет читать не отрываясь, вдумываться во второй план, читать между строчек...

В страничку укладывается рассказ незнакомца о себе, но мы понимаем, что за этим вся его неожиданная, завихренная судьба: благополучная семья, в которой он вырос, хорошая работа, уважение в обществе... И вдруг все перечеркивает война. О ней не сказано ничего, кроме упоминания о гестапо, об аресте, о той изощренной пытке, которой подвергали людей - полная изоляция от мира... Затем неожиданное - книга партий известных шахматистов...

И

И вот через 25 лет он, не игравший в шахматы все это время, снова вспоминает о них...

И самым ярким, конечно, является в новелле эпизод встречи двух героев - чемпиона мира, мрачного, малообразованного человека, который не мог написать нескольких слов без ошибок, и любителя. Собственно весь сюжет концентрируется вокруг этого события. Развязка совершенно неожиданная... И заключительный аккорд словно ставит большую четкую точку.

Однозначно - рекомендую для чтения.

Закрой глаза, коснись меня,
Ты пахнешь соблазном и мёдом.
Исчезнет грязь осколков дня,
Ударит в гонг природа.
Крадётся ночь, как чёрный зверь,
Вибрирует в лунном свечении.
Скребётся в дверь, стучит в окно,
Ей холодно одной, холодно одной.
Лаская ночь, коснись меня,
Имя тебе искушение.

Ария - Искушение

Небольшая история с тремя обязательными условностями, характерными для описываемой эпохи: очень впечатлительный ребенок, молодой человек с минимальным здравомыслием прожигателя жизни и изнывающая от скуки мадама. И не бывать бы столь драматичным поворотам сюжета, если бы не эти признаки времени, и возможно если бы герои немножечко более осмотрительно подошли к интересующему их любовному приключению, ведь немало книг и сюжетов служат примерами)) Но случилось так, как случилось, и если честно, то ни один из этой тройки не вызывает симпатии. Барону нечто ударило в голову и он пер напролом, отмахиваясь от вежливости. Искушение было велико. Мадаме нечто в другом месте свербило, что она не менее рьяно отмахивалась от своего выздоравливающего ребенка. Кивок в сторону исчезающей молодости? А ребенку все-таки стоило задуматься о докучливости и чрезмерной истеричности своих действий, в 12 лет-то можно и изощренней мыслить)) В итоге что имеем? Несостоявшееся приключение, упущенные желания, сожаления о несбыточном, драку, побег, потерю веры и наверняка испортившиеся отношения с последующим все большим разладом в активе. А в пассиве - прекрасный стиль рассказа и хорошо отраженные характеры персонажей, которых видишь воочию.

Меня чуть не порвало от злости с этой истории и ее участников. От всей творящейся там слабости, трусости, а больше всего от постоянного манипулирования. И поэтому сейчас я буду плеваться ядом и спойлерами. В основном ядом.

Тони – бесхребетен. Его увязание в паутине лжи, жалости, его малодушие (почему, черт возьми, он называет свое малодушие состраданием?!) вызывает иногда желание выдать ему хорошую порцию затрещин, иногда остается лишь устало сокрушаться его слабости, иногда это просто молчаливое «рука-лицо». И с каким-то мазохистским удовлетворением Гофмиллер после очередного разговора резюмирует: «решалась моя судьба. Решалась без моего участия». Даже когда ему предоставляется возможность сделать самостоятельный выбор, Гофмиллер тут же перекладывает ответственность, искренне считая, что это Кондор «заварил кашу», и он должен все расхлебывать. С чего бы это, дружочек? Вообще-то, это не Кондор в свое время ляпнул лишнего и выдал свои слова за чужой обнадеживающий прогноз.

Эдит – избалованная девчонка, привыкшая к тому, что ей все позволено и любой каприз будет исполнен, что она – центр внимания и центр этого маленького мирка. Как мальчик из фильма «Игрушка». В сочетании с тем, что она не может ходить, с возрастом, когда так резко и беспричинно меняется настроение, с желанием, присущим каждой девушке, нравится и привлекать мужские взгляды, Эдит становится просто концентратом нестабильности и эгоцентричности. А нравиться-то и некому, да и сравнения с энергичной, полной жизни Илоной она не выдержит. Поэтому единственного случайно подвернувшегося мужчину ни в коем разе нельзя отпустить! И поэтому нерастраченные девичьи грезы, фантазии и чувства обрушиваются на него. И все можно было бы «понять и простить», если бы не постоянные манипуляции всеми и вся в стиле «ах, я знаю, какая я для вас обуза, калека несчастная, ах, идите развлекайтесь, но знайте, что я буду тут сидеть и страдать одна». Так и хочется сказать – ну и сиди. А особенно выбешивают недомолвки и намеки о самоубийстве, вовремя брошенные девушкой; так некоторые человеческие экземпляры шантажируют своих партнеров, что «сделают с собой что-нибудь», если их бросят. Абсолютная низость. И со стороны здоровых, и со стороны не вполне здоровых, ибо то, что ты бедный и несчастный не дает тебе никакого права делать бедной и несчастной жизнь других людей.

Дальше...

Папаша Кекешфальва также не гнушается манипуляцией и, когда все методы воздействия, в том числе подкуп будущим наследством, исчерпаны, прибегает к любимому доченькиному средству: намекает на ее возможный суицид и невзначай сваливает ответственность за это на Тони: Ну, тогда… тогда все кончено. В остальное время Кекешфальва ползает на карачках, целует Антону ручки за его доброту и сострадание, лебезит, короче, делает все что угодно вместо того, чтобы набраться смелости и взглянуть на ситуацию трезвым взглядом. Но больше всего у меня подгорело с этого умозаключения (после того, как Эдит написала письмо с признанием в любви Гофмиллеру):
она ждет только одного… только единственного слова, которого ждет каждая женщина от своего любимого… Она ведь ни на что не осмеливалась надеяться, пока была так больна… Но теперь, когда она наверняка должна выздороветь, совсем, совсем выздороветь через неделю другую, почему бы теперь ей не ожидать того же, на что вправе рассчитывать любая другая девушка, почему нет?..
Что, простите? Так я сейчас могу написать признание в любви… ну, скажем, Джимачке Стерджессу (чего ж мелочиться?!), и после этого я буду вправе рассчитывать на взаимность?! Что за бред. А почему она должна рассчитывать? И почему Антон должен эти расчеты и ожидания оправдать?

И даже доктор Кондор оказался под влиянием Эдит. Сначала он действительно производит впечатление рассудительного, логичного человека с чувством меры, но последний разговор с Антоном добавляет большую ложку дегтя. Уважение к Кондору как к врачу, к мужчине, остается, но и доктора не миновала участь манипулятора. Не мог он не понимать, какое впечатление на мнительного Антона произведут его слова об «убийстве». Не мог доктор не понимать, что его собственная жизнь, его брак – результат его же выбора, принципов, убеждений, его Призвания, а то, что Кондор предлагает Антону, – результат слабости и дурости молодого человека, и следовательно, не получится из этого варианта ничего хорошего.

Малодушие, манипуляция и жизнь в иллюзиях – вот три кита, на которых держатся отношения между героями Цвейга. Антон бесхребетен, Эдит полностью подчинила себе семью, старик Кекешфальва не готов увидеть правду. Из того, что Цвейг рассказывает про своих персонажей, я могу предположить, что все они искали теплоты и душевности от других людей. Антону не хватало дома, о чем он сам и говорит, Кекешфальве – искренних отношений, основанных не на материальных вопросах, его жене – защитника, Эдит – мужского внимания. Но сложность в том, что изголодавшийся по теплоте человек может за домашний уют/искренность/защиту/влюбленность принять простое проявление вежливости и воспитанности со стороны других людей. Он может принимать желаемое за действительное и дорисовывать, додумывать недостающее, надеяться на большее, но должен ли другой человек поддерживать эти иллюзии и фантазии? И, несмотря на то, что я могу найти причины такого поведения героев, объяснить их для себя, я не могу ни к кому испытать симпатию и понимание. И нет у меня ни для одного из них сострадания.

В каждой новелле у Цвейга поразительно получается на нескольких страницах дать такой выпуклый портрет героя со всеми его проблемами, что не только с первых строчек втягивает меня в происходящее, но заставляет еще и сопереживает главному герою. Не всегда у Цвейга герой положительный. Точнее, в уже прочитанных новеллах я не нашла ни одного положительного, всегда главный герой - это сочетание плохого и хорошего, возвышенного и низменного. Однако все описано до такой степени ярко, что всегда хочется сопереживать героям, потому что они понятны.

В "Закате одного сердца" Цвейг рисует портрет одинокого мужчины, который просыпается среди ночи от боли в животе. Уже эта боль ярка и ощутима. Выйдя в коридор, он замечает свою девятнадцатилетнюю дочь, когда она возвращалась откуда-то в свою комнату. Старик Соломонсон, названный по имени только дважды за всю новеллу, не устраивает сцену на месте, но в волнении возвращается в свою комнату. С этого момента его жизнь начинает сильно меняться, так как он сталкивается в своей душе со всем самым темным и страшным. Ему приходится признать, что он трус, что вся его жизни- сплошное притворство и глупость, что жена, с которой он столько лет спал в одной кровати и дышал одним воздухом - чуждая женщина, а дочь -
пустышка.

Он хочет увезти семью с этого курорта, чтобы прекратить связь дочери с одним из кавалеров, но старик (будем следовать за Цвейгом) не может повлиять на жену, которая откровенно презирает его. Согнувшись под ударом, он с ужасом понимает, что никому не нужен. Всю жизнь старик пытался заработать как можно больше денег, чтобы жена и дочь ни в чем не нуждались, могли покупать себе платья. И вот он стоит и не может сделать хоть что-нибудь.

При этом я почти физически ощущала сначала подкатившую боль, а затем холодящую пустоту в стариковском сердце, когда он понял настоящий расклад вещей.

Воистину.