Dubliners. A Portrait of the Artist as a Young Man

Столкновение с подобным стилем изложения не стало для меня новинкой. Я натыкался на другие обрывки потерявшихся мыслей, которые, превращаясь в твердые бусинки, занимали свое место на нитке, чтобы стать по итогу блестящим браслетом. Той самой вещью, которую бы я носил с удовольствием... Приблизительно на правой руке, в которой я часто прятал остатки вчерашнего шёпота или сонный зевок по утрам... С таким же трепетом, как обнимал бы ей любимое тело, которое не нашло во мне больше разочарований, чем бы смогла вынести её уставшая сущность.

Удовольствие... То, ради чего мы живём, поставив его на золотой пьедестал и объявив своей целью. Всё остальное только лишь побочные признаки и менее приятные вещи, которые усиливают его получение и огорчают в процессе недостижения этого состояния. Не станете же вы утверждать, в здравом уме, что целью всей жизни является посадка деревьев посреди тротуаров? Аисты и без меня справляются с процессом продолжения рода, а на постройки домов и принципа выбора лекала для жизни в достаточно устаревших афоризмах... Я слишком придирчив и скептик. Хотя, с другой стороны, если верить утверждению, которое я только что сделал... Почему я выставил этой книге такую оценку, вопреки мнению масс? Для этого нашлось несколько весомых моментов.

Первый. Мне было легко уследить за логикой мысли, потому что она практически всегда совпадала с моей. Когда от упоминания слова в беседе с человеком напротив в тебе рождается импульс воспоминаний, связанных с тем, что ты перестал держать в голове, и теперь, осознав, думаешь, что из этого было реальностью и было ли это с тобой? Всё будто бы сочный плод богатой фантазии. Ты вспоминаешь детали, но не можешь представить, что ты испытывал именно этот спектр прожитых чувств и поступков. Что именно ты испытал те эмоции... Что раньше ты жил, а не пытался выжить вопреки всему, что есть в твоей жизни. Строки книги открыли для меня тот самый поток, в котором я растворялся. Через детство художника я окунулся в свой внутренний мир, поросший пылью за ненадобностью своего существа. Я вспомнил тысячи переживаний и мыслей, которые пережёвывали меня самого, превращая из несдержанной глины в какую-то личность. Моменты, где я блистал высокомерием, чувством справедливости, трусостью, где промолчал и сколько раз об этом жалел, впоследствии придумывая тысячи вариантов развитий событий и фраз, которые смог бы выдавить их хрупкого горла. Я часто останавливался в моменты прочтения, чтобы лицезреть потолок. Душиться от мук совести или скользящей улыбки. Наслаждался одиночеством и градом написанных букв. Что же в них было? В них было моё забытое детство...

Второй. Язык повествования, философия образа мысли, характеристика представления персонажей. В книге среди осколков взросления скрыты прожитые годы и десятки глубоких авторских эмоций, которые доставляют эстетическое наслаждение прекрасного лабиринта, по которому хочется бесконечно бродить, не поставив первоочередной целью стремление к желаемому выходу. Держась за нить мысли, пересекать коридоры, полные людей и множества прожитых событий. Восхищаться грацией и красотой, осознавая безграничность фантазии автора. Редкая книга может приносить такой спектр чужих прожитых эмоций, рождая собственный рой у раскрытого от изумления горла.

Третий. Из книги можно привести обрывки множества слов и цитат, но вот, например, данный момент открывает во мне как минимум восемь историй:

– Скажи-ка, Дедал, ты целуешь свою маму перед тем, как лечь спать?

– Да, – ответил Стивен.

Уэллс повернулся к другим мальчикам и сказал:

– Слышите, этот мальчик говорит, что он каждый день целует свою маму перед тем, как лечь спать.

Мальчики перестали играть и все повернулись и засмеялись. Стивен вспыхнул под их взглядами и сказал:

– Нет, я не целую.

Уэллс подхватил:

– Слышите, этот мальчик говорит, что он не целует свою маму перед тем, как лечь спать.

Все опять засмеялись. Стивен пытался засмеяться вместе с ними. Он почувствовал, что ему стало сразу жарко и неловко. Как же надо было ответить? Он ответил по-разному, а Уэллс все равно смеялся. Но Уэллс, верно, знает, как надо ответить, потому что он в третьем классе.

Детская пытливость, познание мира, социализация, взаимодействие... Где ты, являясь продолжением своих родителей, озираясь вокруг, формируешь себя. Свой собственный вкус, свои мнения, увлечения. Пробуешь на вкус и на запах всё, что касается рук или является пределом твоей досягаемости. Именно в эти моменты формируется то, что я буду заученно говорить до конца прожитых дней на каждом свидании или знакомстве, когда я услышу протяжное: "Расскажи, что ты любишь?" И, скорее всего, буду говорить ей всё то, что приведёт в необходимый восторг для первого поцелуя. Мир так устроен... Я так устроен..

Четвертый. Сложность повествования. Я не любитель прозрачности мысли и одновременно не приверженец самых запутанных схем, где автор раздирает на куски уставшую способность восприятия текста. Здесь я видел идеальный баланс изложения, который приводил в неописуемый восторг, заставляя переживать и думать над сущностью строк. Они были подобием леденца, оказавшегося за внутренней стороной изжёванных губ, и ты дожидаешься сладкой возможности раскусить остаток конфеты, изрядно подточенной количеством выделяемой слюны. Изысканное удовольствие, но не для каждого. Из этого вытекает последний момент.

Пятый. Книгу хочется перечитывать и возвращаться. В ней скрыты вопросы религии, взросления, первое появление за семейным столом, разочарование, дружба, любовь, принятие отсутствия чуда, философские вопросы, ответы на которые можно искать на протяжении жизни. Она хранит в себе слишком много света, которым хочется делиться с другими и озарять им своё лицо, прикасаясь к страницам. Её сложно рекомендовать, потому что она не для всех... Нет, дело не в том, что кто-то ограничен пониманием текста или не переживал подобных моментов. Она противоречива и порой непокорна. Мне не хочется кричать всем в лицо, раздавая ярлыки глупцов из-за ее содержания и непонимания сути. Её хочется кротко советовать тем, кто хочет пережить своё детство. Частично понять себя и тех, кто вас окружал. Вдуматься в сущность написанных букв, а не просто скользить взглядом по тексту. Получить свои мысли, отыскать обрывки воспоминаний, насладиться взрослением вместе с главным героем из книги. Она стоит каждой минуты. Пускай не для всех... Как всегда...

"Читайте хорошие книги!" (с)

Книга, по завершении которой хочется спросить: «Боже, что это было?» Книга-испытание, книга-вызов, книга, способная сломать мозг и открыть новые горизонты. Она замечательна и кошмарна. И я чуть-чуть в нее влюбилась.

В своем (автобиографическом) романе великий и ужасный Джеймс Джойс препарирует переживания ирландского юноши, которому не повезло родиться в полном предрассудков обществе. Это очень личный роман, из тех, что главный герой называет «лиричными». Джойс, по сути, рассказывает о себе, пользуясь своим героем, как ширмой. Тут – его юношеские чувства, страхи и сомнения. Он показывает себя тонким и беспокойным человеком, очень чувствительным, болезненно воспринимающим попытки повлиять на его личность. Тут его интеллектуальность (а книга переполнена терминами, отсылками к работам античных философов и религиозных деятелей) – эта интеллектуальность кажется несколько насильственной, словно писатель пытался спрятать себя, беззащитного, за высокими стенами разума. Конечно, Джойс не так страшен, как его малюют (хотя бы здесь), но нужно быть готовым к его… личной сложности.

Стивен, главный герой «Портрета художника в юности», – из более-менее обеспеченной семьи. Но это пока. Позже он узнает, как легко лишиться благополучия. В семье его неприятные отношения. Стивен не любит своих родителей, но не из-за их поведения и не из собственной злобности (боже упаси). Просто семейные узы сковывают его, а он, как окажется, не может переносить никакие узы.

Его отправляют учиться к иезуитам. Обычные уроки у него перемежаются молитвами, детей постоянно пугают смертными грехами и красочными описаниями ада. Нужно ли говорить, как это опасно, если речь идет о пылких и чувствительных натурах? Легковозбудимый, впечатлительный, Стивен сначала сильно любит Бога, потом сильно его боится и сильно-сильно старается не грешить, а потом с необыкновенной решительностью отказывается от того, во что так неистово верил. Он осознает, что не может связать свою жизнь с религией (а сколько этой религии в книге?!), ибо его влечет литература. Но, ступив на этот путь, он порвет со своей семьей, с категоричностью своей страны, и станет изгоем (впрочем, он чувствует себя изгоем и в кругу «друзей и близких», так что ничего не поменяется).

Чтобы вникнуть в сюжет, нужно напрягаться, ибо излагает Джойс обрывочно, полагаясь на догадливость своего читателя. Бывает, останавливаешься и спрашиваешь себя: «Хм, а кто этот персонаж? Он уже был? Или нас только знакомят?» Это объяснимо: все герои, кроме Стивена, – это тени, у которых есть имена, но нет живых черт. Как человек художественного склада, Стивен сосредоточен на себе, других людей он видит, словно сквозь тусклое стекло, оттого у Джойса он получается объемным, а все остальные – плоскими. Не имеет значения, с кем временно подружился Стивен. Не имеет значения, как зовут девушку, в которую он мимолетно влюбился. Это лишь его история – и ничья больше.

Моя любимая часть книги – та, в которой герой Джойса борется с собственными переживаниями, боясь божьего гнева. Стивен рос в крайне консервативной стране, в которой на любой вопрос есть правильный ответ. И окружают Стивена страстные католики, которые пытаются загнать живого человека в рамки. Главный герой переживает половое созревание, естественное состояние, но это выливается в нечто крайне больное, потому что на него постоянно давят: не смей быть собой, твои чувства – это неправильно, это грязно, отвратительно! У Джойса гениально получились проповеди об аде и Страшном суде. Я читала их на ночь и, честно признаюсь, мне после этого страшно было ложиться спать. Я, хоть и не верю в ад, из-за Джойса всерьез начала бояться этого ада. Раз уж на меня это так подействовало, понятно, отчего главный герой, не менее чувствительный, ударился в фанатизм.

Приятно, что этакая склонность к одержимости не пропала зря, и Стивен, оставив религию (к счастью), полностью ушел в искусство.

Отдельно стоит упомянуть стиль Джойса. Он завораживает. И он неописуем. Читая книгу, я испытывала почти чувственное наслаждение. Непостижимым образом Джойс написал магию, в которой хочется захлебнуться.

Как итог: великолепная книга, которой стоит довериться. Ее нужно именно прочувствовать, оставив аргументы разума за порогом. И боже упаси что-то от нее требовать. Она самобытна – и этого достаточно.

У вас получилось, мистер Джеймс ;)

Ну почему, почему так трудно писать рецензии на действительно понравившиеся книги? Я поймала себя на том, что еще немного, и "лучше поздно" перейдет в стадию "никогда", так что срочно хватаюсь за клавиатуру и начинаю собирать в кучу пытающие разбежаться во все стороны мысли. А разбегаться - есть куда, Джойс предоставил воистину широченное поле)

Прекрасно понимаю, почему критики столько говорят о новаторствах Джойса в этом романе, о развитии жанра и обо всем таком. Даже с точки зрения современного читателя мне удалось почувствовать его отличие от всей другой классики, и смелость, достойную уважения, особенно в контексте места/времени. Но критики с ними, с художественными достоинствами - филологи уже достаточно напрепарировались, не мне ровняться.
Лучше скажу о том многом, что зацепило в книге.

Ну, для начала - да, это определенно мой тип литературы. Я и так-то читаю в большинстве ради того непередаваемого чувства, когда удается запустить ищущие, чуткие, предельно осторожные руки в душу автора, пробившись через одеяния сюжета, кожу персонажей, плоть мысли и идеи отдельно взятого произведения. Когда же душа автора сама раскрывается, буквально выламываясь из собственных ребер, и трепещущим нежным чем-то невыразимым словами тянется этим ищущим рукам навстречу - назовите меня извращенкой, но это наивысшее читательское блаженство, как по-моему.
Да, я люблю копаться в чужих мозгах, возможно, из тщеславного желания, чтобы кто-то так же копался в моих. И да, каждое мановение и метание души Стивена Делала было мне понятно и в разной степени, но близко, а поэтому на протяжении всего произведения удавалось так или иначе оправдывавать и сопереживать ему. Ну, что ж, спорный вопрос, повезло мне или нет, но лично меня это скорее радует :)

Про потрясающую выразительную силу описания проповеди здесь уже говорили многие. Подтверждаю - офигенно. Мало того, как человек, проходивший аналогичное на практике, подтверждаю - достоверно до мурашек. Да, именно так перед исповедью (особенно если исповедь эта первая за долгое время и предваряется бурными деяниями молодости) хочется угнобить себя и ногтями в ад закопаться, чтоб не осквернять прекрасный мир своим греховным присутствием... И да, абсолютно правдиво, пожалуй, признание Наполеона, что прекраснейшим днем его жизни был день его первого причастия.
И очень глубоко в корень зрит Джойс, описывая последующий период послушничества и болагочестия, постепенно почему-то изживающего самое себя.
Так же многие хвалили размышления на тему сущности красоты и искусства. Ну, да, бесспорно есть там и о чем подумать, и к чему вернуться, и попытка вербализовать то, что мы сейчас редко даем себе труд очертить рамками конкретных определений. Сильно, понятно, заслуживает уважения.
Совершенно прекрасен и заслуживает отдельного многократного перечитывания финальный диалог книги о том, почему Стивен не хочет идти к причастию - НИГДЕ в литературе, по крайней мере в той, которую доводилось читать или о которой более-менее подробно слышать, мне не попадалось столь тонко подмеченного описания собственно очень, очень распространенного среди верующих, но не ходящих в церковь и не соблюдающих догматы людей состояния. В десятку. В яблочко! Пересказывать не буду, кому интересно - стоит читать, кому не настолько любопытно, чтоб читать - тому, значит, не столь актуально)

Но напоследок хочется упомянуть о моменте, упоминаний которого в рецензиях здесь мне еще не попадалось. Это сцена совсем из начала книги, из детства - сцена из диалога семьи за праздничным столом, когда члены семьи Дедала ссорятся из-за отношения к религии и политике.
Да, без понимания исторического контекста не так просто воспринять этот момент, но даже описания, данного в книге достаточно, чтобы многое домыслить. Бедная, бедная Ирландия.. Что с этой самобытной культурой сотворило пришествие власти Великобритании - без слез не взглянешь, увы. И вот, в спор вступает женщина, искренне верующая в Бога и покорная власти церковной и догматично считающая решения церковников единственно верными, и мужчина, который любит свою, Свою страну, свой язык, и понимает, к чему ведет пропаганда церковью централизованной британской власти.. И печально верить, что вера больше похожа на догматичный фанатизм, а патриотизм горестно бессилен в борьбе с неминуемым.. И как тонко, прямо, по-детски непредвзято и ясно и ярко все это видится глазами маленького мальчика, которому жалко умершего Парнела, просто потому, что он был хороший. За вот это умение взрослого дядьки настолько достоверно, правдоподобно, на полноценное "верю!" от Станиславского, описать взгляд на всё это глазами ребёнка - мои бурные и продолжительные аплодисменты.

Ну и конечно, всем, кто собрался читать Улисса, я бы однозначно порекомендовала Портрет художника к обязательному предварительному прочтению в подготовительных целях ;)

Читала «Портрет художника в юности» параллельно с художественной биографией Оруэлла, навело меня на мысль, что судьбы великих писателей складываются относительно похоже.

Каждый шаг, каждое решение, выбранные и невыбранные дороги и сотни условий и обстоятельств составляют порой незаметно характер человека. Писатель старается разобрать вехи на пути становления своего я. Это произведение, как и многие другие более поздние, автобиографично, но захватывает самые ранние этапы формирования его личности.

В детстве – довольно суровое религиозное воспитание:

В семье – конфликты как на религиозной, так и на политической почве, тревога из-за нестабильного положения в обществе – атмосфера, которую ребенок еще не осознает вполне, но которая не может на него не воздействовать. Множество обстоятельств он считал выше себя и не мог им сопротивляться, переломным моментом стал эпизод с несправедливым наказанием, первый раз, когда он действительно смог на что-то повлиять.

Следующая веха – формирование юноши – появился образ идеальной девушки, проснулись скрытые чувства, его потянуло на улицу красных фонарей. В то же время ухудшилась обстановка дома, в связи с начавшимся банкротством отца. Стивен пытается взять семью в свои руки, но поддерживать жизнь на привычном уровне было почти невозможно.

Описание смерти и Страшного Суда производит действительно сильный эффект, и, хотя читатель вряд ли вместе со Стивеном пустится в муки самоуничижения, понять его сможет.

Последние две вехи не столь эмоциональны, в них мы будто всё больше и больше отстраняемся от героя. Они посвящены выбору направления и жизненного пути и после – поиску себя. Всё меньше внутреннего монолога, всё больше диалогов (не знаю, велись ли они взаправду, если да, нам до того поколения очень далеко, мышление стало очень фрагментарным). Их стиль отличается от всего, что было до этого.

Говорят, эта книга – самая простая для восприятия из всех произведений автора. Относительно этого судить не могу, она по прежнему написана потоком сознания и требует определенной вдумчивости. Да и схема, которую я привела, – всего лишь блеклый и грубый костяк того, что читатель может в этом произведении найти. Сама по себе вещь очень сильная, обладает особой музыкальностью написания, но советовать или не советовать ее я бы не смогла: эффект будет очень зависеть от факторов, сопутствующих чтению.

В праздники все дети должны быть счастливы. Однако, несмотря на блеск огней и уютную обстановку, я так же, как и главный герой, не могу понять, что же происходит. Что творится вокруг, ты словно рисуешь мир вокруг себя. У тебя много идей и планов, но не все они приносят положительный заряд. Когда-то мы все были детьми и ходили в школу, иногда нас радовала учёба, иногда огорчала. Этот мир, мир мальчика-подростка, быть может, банальный, но, вместе с тем узнаваемый.

Такие же чувства, я испытывала в 14 лет, когда не знала, на какой именно факультет мне пойти, чем заняться, какой выбор сделать. Вдвойне тяжело, когда родители не то что не понимают тебя, а просто не помогают из-за традиций. В Ирландии, как и в Англии, не особо было принято воспитывать детей, это сейчас при помощи передач и исследований родителей наоборот поощряют быть ближе к детям, общаться с ними, делиться чувствами. Но в то время, всё было несколько иначе – ребёнка отсылали в школу-пансион, где он получал знания, но, к сожалению, не дружбу, внимание и заботу. И, я знаю, что испытывает ребёнок, когда его отсылают, он боится, ему не уютно, но плакать нельзя, потому что тебя не поймут, накажут. Но это не означает, что у ребёнка нет стресса. И герой этой книги, пусть и не показывает свою реакцию, но в каждой строчке видно, что вместо пансиона, он предпочёл находиться дома, дома всё решается проще, есть совет взрослого и любящего тебя человека, а школа – такие же запутавшиеся в себе мальчишки. И когда тебя наказывают, ты пытаешься понять, за что? Почему? Родители объяснят, а тут взрослые люди просто находят удовольствие в истязании. Хорошо, что сейчас, по крайней мере, у нас, практика телесных наказаний отошла в прошлое. Поэтому не удивительно, что столкнувшись с несправедливостью, ты теряешься, ты не знаешь, как тебе себя вести.

Но это не всё, сложно, когда у тебя у самого проблемы, да ещё и извне трудности – проблемы у родителей. Сложно не запутаться, не попасть в круговорот недопонимания. Наверное, самой острой проблемой в Ирландии с начала времён, была религия, нескончаемое постоянство борьбы католиков против протестантов, это не считая внутренней борьбы за правильное преподношение канонов. И что делать подростку в такой обстановке? Вроде бы его это всё не касается, но раз его семья имеет к этому не последнее дело, то ничего не остаётся, как быть втянутым в проблемы и долги семьи. Поэтому, какой тут праздник, тут уже не до веселья, каждый занимается самобичеванием. Вот он и ищет для своих эмоций выход, пусть и не правильный, но свой, выбранный лично им. Художник, не обязательно человек с кисточкой и красками, это словосочетание имеет образное значение, потому что каждый рисует своё будущее, свою судьбу. И иногда предвидит её, заглядывает в судьбы других людей. Или рисует страшные тайны Рая и Ада на уроках нравственности. К слову, в католицизме, напугать легко, особенно если наставник попадётся ушлый и жаждущий внушить, что все умрут. А какого подростку думать о том, что он величайший грешник, о том, что он обязательно умрёт, и никто не вытащит его из геенны огненной. Не жестоко ли это? А если человек впечатлителен? Тут уже не просто религиозный фанатизм проснётся, но и желание как можно скорее умереть. И всё это отнюдь не является лучшим пособием по воспитанию детей. Я не назову это образованием, не назову это обучением смирению, скорее это запугивание человека, чтобы он боялся. Но тогда от искреннего сердца будет его молитва или же от страха? То-то и оно, что не по доброте душевной будут возноситься хвалы и молитвы. Выдержать это давление очень сложно, но если человек справляется, то он уже может бороться с чем угодно. И герой мне симпатичен, симпатичен тем, что он в правильном ключе воспринимает эти наставления, потому что за ним действительно есть грешки, но при этом, я не одобряю такого рода давление, со стороны учителей. Если человек захочет, он сам раскается, он сам захочет измениться, как в случае со Стивеном. А кому не нужно, тот будет притворяться, тот будет и дальше скрывать правду.

Дальше...

Если на человека давить, то он начнёт сопротивляться. А здесь, этого вполне достаточно, тут и деланный патриотизм к стране, без всяких целей, тут и давящая религия, предвещающая раннюю смерть и гнев Божий. Сколько можно? До каких пор, человека будут лишать своего мнения? До каких пор, все мы тупо будем следовать за мнением общества? Дескать, это нужно для развития человека, но кому? Человек сам найдёт то, что ему нужно, без всяких учителей. А то бесконечно будет повторяться то, что нарисовано на данной картинке.

В книге очень много философского подтекста, отсылки к трудам великих мыслителей. Я не особо это люблю, но всё же, как говорится, это было бы смешно и нелепо, если бы не было так грустно. По сути это и есть правда.

Первая глава далась мне тяжело, но уже к середине второй я понял, почему это великое произведение. Почему Джойса считают одним из столпов современной литературы, новатором, давшим писателям новые инструменты выражения идей, мыслей и, самое главное, чувств.
Избитое выражение "сам язык стал у него изобразительным средством, приемом" обрело для меня при чтении объем и выразительность, стало понятным и единственно верным. Я прочитал, что изначально это был очень толстый набросок романа, из которого Джойс оставил всего пять глав - детство, отрочество, и так далее, буквально "Портрет", буквально "Художника" и буквально "В юности". Траектория невротизированного ребенка, истово желающего обрести опору в католичестве, потом грехи юности, осознание их несовместимости с верой, крах семейных ценностей, крах религиозных ценностей, возведение на пьедестал идеалов искусства... Это общее место, так написано в википедии, аннотации и половине рецензий, наверное.
Отдавай должное Джойсу, я не могу сказать, что книга понравилась мне. Может быть, не совсем подходящий момент для нее, может быть, не смог я проникнуться ее контекстом.
Но слушая большие куски проповедей в третьей главе, я вдруг поймал себя на мысли, что теперь понимаю, откуда (в числе прочего) вырастает проза Владимира Сорокина. У меня в голове возник параллельный сюжет-флешбэк: я, старшеклассник свято верящий в моральный кодекс строителя коммунизма, лучший ученик в классе, получаю предложение пойти на комсомольскую работу и некоторое время упиваюсь этой идеей. Меня уберегла от этого перестройка, внешний случай, по сути дела. А Стивену Дедалу (говорящие имя и фамилия, да) помог какой-то "внутренний инстинкт". Вместо религии он выбрал искусство. Вместо коммунизма я не выбрал ничего. Судя по тому, что я знаю об Улиссе , читатель еще увидит, какой путь прошел Стивен. Я тоже прошел долгую дорогу и, наверное, теперь знаю зачем я живу и доволен этим.
Я благодарю Джойса за эту минутку рефлексии.
PS Я случал аудиокнигу студии Ардис, начитка Кирилла Гребенщикова мне показалась неудачной, слишком много экзальтации..

Во время прочтения подумалось, что описывая свою жизнь в романе и давая главному герою (тобишь себе) другое имя - довольно остроумно. Всегда можно сказать, что это не я, а персонаж.

Джойса я начал читать с небольшого рассказа - "Портрет художника", потому что он был первым по счету в моем сборнике и единственное, что в нем понял (перефразировав хит группы Operation Ivy) - это то, что я ничего не понял. Слог был приятен для моего сознания, но суть его от меня ускользнула. Как оказалось "Портрет художника" в 10 страницах описывает основную идею романа "Портрет художника в юности".

Обыкновенно черты младенчества не передаются в портрете отроческом, ибо настолько мы переменчивы, что не можем иль не желаем представлять прошлое ни в каком ином виде, кроме чугунного мемориала. А ведь прошлое с ручательством предполагает текучую смену настоящих, развитие некой сущности, лишь одною из фаз которой служит наше теперешнее состояние…. Портрет - не удостоверяющий документ, а скорей уж изгиб эмоции.

Это цитата из первого абзаца рассказа открывает задумку грядущего романа. Рассказ нужно читать, несомненно, после романа и для более подробного и четкого, сознательного охвата этого творения Джеймса Джойса.

Когда началось прочтение, я был, как в случае с "Дублинцами", очень приятно удивлен. Очередная оригинальная (как мне показалось) находка описывать детство героя в связке с его детским и наивным восприятием мира. С его тогдашними впечатлениями, думами и эмоциями. Т.е. так как роман написан в стиле "поток сознания", то по ходу повествования мы можем наблюдать, как это самое сознание нашего героя Стиви всё более и более усложняется. От детской наивности к богобоязненному отрочеству и к скептической юности.

Кстати, как оказалось роман “Герой Стивен” в “Портрет художника в юности” повстречался мне лишь на последних страницах 40 и был неузнаваем. Видимо Джойс посчитал, что значительное сокращение и недосказанность только улучшат его произведение. Что ж – это может быть и так.

Как и в “герое” значительное внимание “художника” занимает вопрос религии и религиозности. Наш молодой друг проходит целую плеяду перерождений духовных связанных с Верой. От греховности до безумной веры в Бога и до безумной Веры в себя самого и свой разум, и сознание. Это вызвало у меня глубочайший интерес. Ещё в детстве Стивен задает интересные вопросы:

Как это получается, что первая заповедь блаженства обещает царствие небесное нищим духом, а в то время вторая обещает кротким, что они наследуют земли. Почему таинство евхаристии установлено под двумя видами, и хлебом и вином, если Иисус Христос телом и кровью, душою и божеством, присутствует уже в одном хлебе и в одном вине? Содержит ли малейшая частица освященного хлеба тело и кровь Христовы всецело, или же только часть тело и часть крови? Если после их освящения вино обратится в уксус, а хлеб причастия зачерствеет и раскрошится, будет ли Иисус Христос по-прежнему присутствовать под их видами, как Бог и как человек?

В одной главе находится очень яркое впечатление героя от одной проповеди, после, которой малыш Стиви с ужасом вернулся в лоно церкви. Как написано в комментариях – это образец типичной иезуитской схоластики. Речь была наполнена эмоциональным накалом и естественно произвела сильнейшее впечатление на юный ум и воображение главного героя. К тому же в этой речи я нашёл вопрос, который меня периодически занимал. Это вопрос о бесконечных адских муках. Ведь они вечны. А за этот срок можно привыкнуть ко всему чему угодно. И в то время, как черт своими вилами терзает твой таз, можно почитать какую-нибудь книгу или предаться праздным размышлениям. Вот как нескончаемые страдания обосновываются иезуитами:

В земной жизни наши страдания или не слишком долги, или не слишком сильны, ибо природа человека либо пересиливает их путем привыкания, либо рушиться под их тяжестью, и тогда им настает конец. Но в аду нельзя пересилить муки привыканием. Здесь они, будучи непереносимой силы, в то же время отличаются бесконечным многообразием, так что одна мука как бы воспламеняет другую, а та, в свою очередь, делает пламя первой ещё более яростным.

Неудивительно, что после такого у Стивена происходит приступ панического страха и бесы мерещились в собственной комнате.

Все же меня поражает, как можно такое долгое время идти прямым путём к написанию этого романа. Ведь формулировка его основных идей приходится на 1904 год, а завершен “портрет” был лишь спустя 10 лет. Нужно иметь очень твердую решимость и бесконечное терпение. Роман оказался очень хорош, а Джойс – крутой.

P.S. Интересно, к концу работы его не начало тошнить от собственной жизни в юности?

Который раз себе говорю: "Прочитав всего одну книгу - не зарекайся!". И Джойс прям не подвёл! Признаюсь, после многолетней эпопеи с "Улиссом" было страшновато подступиться вновь, но малый объём всё-таки меня убедил. "Дублинцы" принципиально отличаются от magnum opus Джойса и по своему формату, и по своему стилю - неслучайно именно этот сборник рассказов упомянут в юбилейной записи Комитета ЮНЕСКО.

Сборник открывает новелла "Сёстры", сюжет которой на первый взгляд кажется довольно простым. Умирает городской священник, - и юный рассказчик, который вроде как был к нему очень привязан, делится с нами своими внутренними переживаниями. Вместе со своей тётей, мальчик навещает дом отца Флинна в последний раз, где за чаем его сёстры будут вспоминать странности своего религиозного братца. Однако причины такого поведения священника Джойс так и не раскроет, весь рассказ - сплошная недомолвка. Прислушайтесь к полунамёкам взрослых персонажей, присмотритесь к деталям истории самого рассказчика, вчитайтесь внимательно - и вот между строк столь незамысловатого сюжета уже проступает тревожная картинка.

Здесь происходят странные и загадочные события, которые так и останутся необъяснимыми. Отец Флинн страдает от парализующих инсультов и в конце концов умирает, но его ухудшение, проявившееся в безумном смехе в исповедальне, также намекает и на то, что он был психически неуравновешен. Читатель никогда точно не узнает, что именно с ним было "неладно". Ну свихнулся святоша на старости лет - это было бы ещё полбеды. Настораживает скорее замечание старика Коттера, который называет отношения между мальчиком и священником не иначе как вредными и недопустимыми, но сам рассказчик описывает нам исключительно духовные дискуссии о латыни и церковных ритуалах. При этом ему снятся странные сны об отце Флинне, и он признается, что чувствует себя рядом с ним "неловко". И даже после смерти священника его более чем ощутимое присутствие делает его фигуру ещё более зловещей и таинственной. Джойс представляет ровно столько информации, чтобы у читателя появились некоторые подозрения в отношении отца Флинна, но в то же время недостаточно ни для того, чтобы подтвердить их, ни для того, чтобы рассеять:

На такой приём автор намекает уже в самом первом абзаце, когда рассказчик размышляет о странном звучании слова "паралич" и сравнивает его со словом "гномон". Стоит сказать, что в данной новелле нет ни единого лишнего слова, ни единой лишней детали. Так и с этим словом "гномон" - сначала я просто подумала, что это и правда автор просто чудное слово в словаре откопал, и мало ли что оно там значит. Тем более, что указанное в примечании определение тоже не сразу прояснило мне идею Джойса. А ведь замысел был гениален в своей простоте! "Гномон" - это вертикальная часть солнечных часов, по длине тени которого можно определить время. Вот так изящно в первой же новелле сборника Джойс намекает читателям на свою роль - автор лишь отбрасывает тень, указывая нам нужные детали, но раскручивать головоломку и делать выводы нам придётся самостоятельно.

При всей своей лаконичности эта "психологически тонкая новелла" невероятно насыщенна символикой: разбитая священником чаша и неспособность удержать её даже после смерти; его жутковатая, вызывающая дискомфорт улыбка; даже отказ рассказчика от сухарей к чаю и обрывистые, прерванные на середине слова фразы его тёти играют здесь свою строго определённую роль. Все эти детали складываются в единый глубокий и неоднозначный тезис, который красной нитью пронизывает всю новеллу, - о парализующем влиянии как смерти, так и религии на нормальную человеческую жизнедеятельность. И то, как деликатно автор подводит нас к этой мысли - это то, что подкупило меня здесь больше всего. А насколько изящен образ рассказчика, подглядывающего через окно - это своеобразная джойсовская метафора на тему того, что даже непосредственный опыт в некотором роде является вуайеристским, и что человек может наблюдать за своей собственной жизнью отстранённо, как бы со стороны. Джойс определённо раскрылся для меня по-новому, и я обязательно прочитаю весь сборник! Рекомендую - особенно тем, кто хотел бы познакомиться с творчеством писателя, но всё никак не решится. Как говорится, не "Улиссом" единым :)