Носорог. Пьесы и рассказы

«Носорог» написан по-взрослому – в трёх больших действиях, с полутора десятком персонажей, в разных локациях, мизансценах, декорациях и инсталляциях… Похоже, этот взрослый замах и сгубил пьесу. Одно дело – короткий абсурд, экспромт; ведь экспромт – отец абсурда, а единство места, времени и действия – его мать. Другое дело – трёхчастная классическая пьеса с сюжетом, развёрнутым во времени и пространстве, с межличностными отношениями, с уличной жизнью и офисной планктонизацией (которая, несомненно, подчиняется принципу неопределённости Гейзенберга: чем меньше логики в офисной жизни, тем более она реалистична, но произведение их постоянно)…

Ну, а раз дело пошло по-взрослому, то скажу: в «Носороге» нет абсурда кроме абсурда превращения людей в носорогов в прямом и переносном смыслах. Но абсурдно ли прямое превращение человека в носорога? Вот, скажем, известная школьная одиссея «Баранкин, будь человеком!» (1962), написанная практически одновременно с «Носорогом» (1959). Баранкин с товарищем превращался в воробья, бабочку, муравья, и в этом не было никакого абсурда, а была нравоучительная сказка, учившая Баранкина и всех нас, советских баранкиных и примкнувших к ним бубликовых и сушкиных, тому, что негоже рваться в лентяи. Где тут абсурд, пусть даже и абсурд советского образа жизни, который давал в своём гейзенберговском реализме абсурда полные сусеки? Ну, а «Носорог» – своего рода «Беранже, будь человеком!», только тут перевёрнута фокализация: нравоучительные превращения случаются не с главным героем, Беранже, а со всеми остальными. Беранаже при всей своей аморфности (а только она и не позволяет поддаться, тем более сломаться) ну никак не хочет превращаться в носорога, а когда в конце попробовал, то не вышло. В результате получилось не абсурдно и не нравоучительно: ну, пытается Беранже стать носорогом, ну, никак не выходит, и остаётся он человеком, как и Баранкин… Подумаешь, человек не смог превратиться в носорога! Где тут абсурд? Это голый реализм! Просто какое-то передвижничество!

(Интересно, что имена главных героев похожи по звучанию: Беранже и Баранкин. Баранже и Беранкин… И Беранже тоже отличался ленью.)

Сказкотерапевты говорят, что история может стать лекарством. Так вот - "Носорог" - одна из таких историй.
Что делать, когда мир сошел с ума, а ты не герой? Ты просто какой-то там человек, не самый привлекательный, не самый храбрый, нелепый такой в общем человечишко, к тому же в жизни не очень-то хорошо разбирающийся.
И есть мир нормальных людей, который вдруг едет куда-то в сторону, и понятие нормы вдруг становится... слегка странным. Знакомо? Еще как.
Финальная сцена - попытка героя принять новые ценности и превратиться в носорога - это сильный психотерапевтический урок, прививка для тех, кто пытается обломать свои острые углы и стать "как все".
Герой уже начинает судить себя с позиций "носорожества":
Некрасивый я, совсем некрасивый. А они красивые. Я был не прав. Ах, как бы я хотел быть таким, как они. Жаль, что у меня нет рога. Как это безобразно — совсем гладкий лоб. Как было бы хорошо — один или два рога, сразу бы все подтянулось, а то вон как обвисло. Но, может быть, это еще случится, и мне не будет стыдно, и я пойду к ним, и мы все будем вместе. Но у меня почему-то рог не растет!
Знакомо, ведь правда? Кто хоть раз не думал это вечное "Что ж у меня-то одного все не как у людей?".
Шаг второй - попытка осознанно стать носорогом:
Агх! Агх! Брр. Нет, не то. Попробуем еще, погромче! Агх! Агх! Брр! Нет-нет, совсем не то, слабо, Никакой мощи в голосе. У меня не получается рева. А только вой. Агх! Агх! Вой — это совсем не рев. Зачем же теперь раскаиваться, надо было идти за ними вовремя... Теперь уже поздно — увы! Я чудовище, чудовище! Мне уже никогда не стать носорогом, никогда, никогда! Я не могу измениться. Я бы так хотел, так хотел, но не могу. Я больше не могу на себя смотреть, мне стыдно!
На этом пьеса могла бы и закончиться... но тут в мозгу у героя раздается щелчок, до него доходит:
Горе тому, кто хочет сохранить своеобразие!
Да, господи, аллилуйя! Он понял, понял!
И финал, который, пожалуй, по силе катарсиса, внутреннего "встряхивания" читателя, так походит на финал "Врага народа" Ибсена:
Ну что ж, делать нечего! Буду защищаться! Один против всех! Где мое ружье, ружье мое! (Поворачивается лицом к стене, на которой видны головы носорогов. Кричит). Один против всех! Я буду защищаться, буду защищаться! Один против всех! Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!
Не знаю как вам, а мне после этого потребовалось сесть и немного отдышаться.

"Носороги" стали моей сказкотерапией, моим ответом на вопрос "что-й-то я какая-то не такая?".
Агх! Агх! Бррр? Или все-таки ружье, а?

«Носорог» меня привлекал давно. Вот только были сомнения, насколько уместно читать пьесу для театр абсурда. Все-таки, это довольно специфическое занятие. Но оно того стоило. Кажется, совсем простая история не оставляет равнодушным. А дело вот в чем.

В городе нарождается паника. Сначала непонятно откуда появился носорог. Потом два, а дальше больше. В носорогов стали превращаться коллеги, знакомые и друзья. В конце концов в носорогов превратились почти все. Главный герой остается забаррикадированным, покинутый всеми, в сонме неистового носорожьего племени.

В этой истории мы наблюдаем до боли знакомый и страшный сценарий. Сначала люди возмущены носорогами. Их появлением, их беспардонностью, невозможностью сосуществования с ними. Люди не могут принять факт разгуливающих носорогов. Но и совершенно не могут с ним ничего сделать. Так уж повелось.

Обсуждая носорогов, кто с прямолинейностью простолюдина, кто с изощрённой логикой, они постоянно скатываются в бессмысленный и бесконечный спор о деталях. Ругаются, выказывают себя, перебивают, растекаются в море ненужных слов и восклицаний. Перескакивают в обыденность. Кажется, герои пьесы не способны ни за что зацепиться всерьез. Все в конце концов оказывается несущественным. Не потому, что хорошо вписывается в картину мира, а потому что ничего существенного за душой нет.

Эпидемия носорожества разрастается. И с ней растет принятие носорогов. Они становятся более красивыми, менее вызывающими, приемлемыми. «Не все так однозначно», как заведенная, на разные лады провозглашает толпа. А когда носорогов становится большинство, к ним начинают все активнее примыкать. В этом можно увидеть долг, или поддержку прогресса, или удобство, или решение проблем. Так носороги начинают доминировать.

Главный герой, не желающий становится носорогом, не имеющий внятных аргументов для этого, потому что все кажется очевидным, попадает в ловушку. То, что очевидно для него – не очевидно для прочих, потому что сама очевидность силой массы оказалась перевёрнутой. Ничуть не странно. Все ведь зависит просто от точки зрения. Так и получилось, что в одночасье мир перевернулся.

Это поучительная и пронзительная история. О стадности, об убеждениях и их отсутствии, о пустоте. О слабости и соглашательстве. Знакомое дело. Тут и там появляются носороги. И вот ты говоришь простые вещи для людей с пустыми глазами, а они твердят что нужно еще разобраться, может носороги не так и плохи. Может, их способ жить ничуть не хуже. Ну а если их так много, то в этом есть смысл. И лучше уже быть с ними, потому что иначе нечестно и стыдно.

Я наблюдаю что-то подобное вокруг. Торжественный марш воинственности неотличим от шумных выходок носорогов. И вновь из какого-то дурно пахнущего уголка ползет и ползет зараза. От чего-то безумного «Я хочу» к общему «Это наш долг» (перед кем) или «Ведь так правильнее» (проще), или «Не бросаем»(бросите). Тухлятина. И отчего театр абсурда неотличим от жизни?

Пьеса «Носорог» (Rhinocéros, 1959) абсурдиста Ионеско – не абсурд. Звучит абсурдно? Но ведь есть народная примета, если нéчто не выглядит, как утка, не крякает, как утка, и не плавает, как утка, то это и не утка. Так что не абсурд, бро! Нет, не абсурд. Забубённый капиталистический реализм послевоенного европейского извода – вот что это такое, бро!

Долгое, мучительное чтение, растянутое к тому же скукой на четыре летних месяца, заполненных заботами и фотографированием города Вильнюса. От этого впечатление слегка смазано. Но всё же… напишу субъективную рецензию.

Вкрапления остроумных диалогов и афоризмов в пресную, хоть и тщательно отделанную вещь. Чего стóит, например, первое действие, где автор аккуратно выписывает по два и даже по три-четыре параллельных диалога, идущих на сцене. Параллельные диалоги необыкновенно проработаны. Какая вышивка крестиком! Такая трудоёмкая и такая бесполезная. К чему эта замысловатость читателю – без сюжета и абсурда, без сюжурда и абсжета? Одно точно: чем скучнее пьеса, тем масштабнее вызов режиссёру, и наверняка бывали сценические удачи. Но читать скучно.

От начала и до конца – утомительная болтовня о всякой ерунде. В жизни такая бодяга обычно и бывает, но на сцене? Нет, ну да: если бы эта болтовня была приправой к действию, то ладно. Но в «Носороге» нет действия – есть несколько мизансцен. Весь сюжет – в постепенном сползании покрывала с тайны Многошинеля: мол, носороги, бегающие по улицам, это не носороги в прямом смысле этого слова, а обыватели (или люди, если обобщать), неким макаром превратившиеся в носорогов. Очуметь и не встать! Оносорожеть и побежать! Побежать туда, куда Макар носорогов не гонял. Но если нет сюжета, так пусть хоть болтовня о всякой ерунде будет абсурдистской.

Альбрехт Дюрер. Индийский носорог. Гравюра. 1515. Настоящий абсурдистский носорог. Только такие могут бегать в пьесе Ионеско.

Нет, не дождёмся! Ждём, ждём – и не дождёмся. Грызём, грызём скорлупу реальности, а внутри – реальная пустота, дырка от бублика. Купили антибобики, принесли домой, развернули, а там – бобики! Вот тебе, бабушка, и антиабсурдов день! День суркобобика! И эта дырка от абсурблика – единственный абсурд. Потому что диалоги настолько проработаны резцом этого… Праксителя, настолько твёрдо посажены на эту… на землю, настолько тягомотно тривиальны и это… неэкзотично тринидадотобагисты, что никакого абсурда и не могло прорасти из-под асфальта. Асфальт аккуратно положен, и тапки каши бы́здры…

Абсурд – это не трава, не домá, не камни. И даже не в роде текущей воды и летящих облаков. Вода бездумно течёт по вековечному руслу, облака легкомысленно летят по маршруту, заданному ветром. Абсурд же – перекати-поле словесности. Это вольный полет фантазии, вольный отрыв логики и антилогики от реальной жизни. А пьеса Ионеско движется по жёстко продуманной схеме, реалистичной настолько сурово, что даже беготня по городу не видимых нами носорогов – абсолютно реальна. Абсолютно реальная беготня абсолютно реальных носорогов в абсолютно реальном французском городе среди абсолютно реальных, прагматичных людей, живущих тщательно выписанной повседневной жизнью. И даже Беранже – как будто романтический герой – выявляется до скуки прагматичным французом, правда, ленивым, потому и пьющим (или наоборот). (Хотел бы я посмотреть на Виктора Авилова в этой роли. Думаю, это было круто. Когда читал пьесу, то видел Беранже только в виде Авилова.)

Финальная часть пьесы – разговоры Дюдара, Беранже и Дэзи – лучше остального. В этих по-прежнему скучных разговорах появляется хоть какая-то динамика (двое из троих решают превратиться в носорогов, и в заданных условиях это ничуть не абсурдно) и хоть какой-то смысл (нужно ли сопротивляться стихии социума?). Да, это финал. Но без мощного крещендо, без коды, даже без нормальной жирной точки в конце.

Ни капли не верю последним словам пьесы, словам Беранже: «Я буду защищаться! Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!» Ведь как поверить этой трескотне, если за десять секунд до этого он уже сдался: «Теперь уже поздно – увы! Я чудовище, чудовище! Мне уже никогда не стать носорогом, никогда, никогда! Я не могу измениться. Я бы так хотел, так хотел, но не могу. Я больше не могу на себя смотреть, мне стыдно!» Как ни выворачивай, как ни разглядывай Беранже, а на абсурд такие скачки уплотнения не спишешь – только на малодушие, на психику. Но психика – не абсурд. Нам показали тип слабого человека, который умеет только говорить звонкие слова. Он не способен на поступки. И первый же встречный носорог ему скажет: «Бро, да тебе уже ни от кого нет веры. Но ты давай, маши ручонками, базлай язычишком. Защищайся. От себя самого».

Пьесе надо защищаться от себя самой. Пьеса пала жертвой слова «абсурд». Все знают, что Ионеско «абсурдист». Все знают, что абсурд – это когда всерьёз играют на флейтах водосточных труб. Читал я «Носорога» и всё ждал, инда взопреют озимые. Но они никак не возопревали. Я был возмущён. Обломанные ожидания. Впрочем, это лучше, чем ожидаемый облом.

Но чтó это? Да вот и не поймёшь – чтó. Да ничто. Носорог в пальто. По внешним признакам – лёгкая фантастика, где под мощным напором домокловой бритвы Оккама сделано единственное допущение: некоторые люди в провинциальном городке превращаются в носорогов. И дело не в мизерности допущения. Скажем, Шекли делает мизерные фантастические допущения – и пишет остроумные рассказы. А у Ионеско допущение ни к чему, помимо самого себя, не приводит. Не будем же мы малодушничать и всерьёз считать, что Ионеско написал развёрнутую аллегорию власти толпы над поведением отдельного обывателя? Мы и так знаем поведение обывателя в толпе. Вот и приходится мужественно признать, что эта пьеса – аллегория в пальто… тьфу ты, носорог в пальто!

Первые пьесы Ионеско были не так филигранно отделаны, но они были абсурдны. Там есть всё, что мы ждём от абсурда. Они тоже скучны, но при этом они короткие. Если уж где и есть виртуозный абсурд, да ещё с крепким сюжетом и полнометражный, так это в «Самоубийце» Эрдмана. Начинаю догадываться, что не только не ту страну назвали Гондурасом, но и не того драматурга назвали абсурдистом.

В общем, «Носорог» мощно и тупо бежит по улицам французского городка. Это всё, что я могу сказать вам о пьесе.

Оставлю-ка я творчество Ионеско на этой картине мажорными красками и перейду к другим абсурдистам в овечьих шкурах реальности.

Вильнюс, ул. Тилто. Панно советского времени: «Повседневная жизнь советского человека». Это вполне себе может тянуть на абсурд. Только не пойму, чтó именно тянет на абсурд – жизнь или панно? Фото: Анатолий Пчелкин, 20.11.2021

Начну, пожалуй с того, что любую пьесу сложно оценивать так же, как мы оцениваем, например, романы. Действо должно укладываться в 2 часа, а сам костяк будет углубляться и расширяться не автором, а режиссёром театра. Поэтому всякий раз, когда я читаю пьесу, я, где это возможно, смотрю чью-либо постановку. Или, если нет такой возможности, держу у себя в голове напоминалку - представляй как всё выглядело бы на сцене!
В пределах театра сложно реализовать замысловатые спецэффекты. Это вам не кино. Потому куцые декорации, за которые ругают Носорога, диктованы исключительно бытовой насущностью. Нет ну кто-то может, при желании, вывести настоящего носорога на сцену... С другой стороны, это чревато... Да и все мы понимаем, что носороги - это образ (в данном случае фашизма, тоталитаризма), художественный приём.
Диалоги и ситуации абсурдны и забавны. Я, при чтении, несколько раз искренне усмехнулась, а развеселить меня бывает довольно сложно. В каком-то отзыве некто сокрушался насчёт того, что в начале пьесы два диалога происходят одновременно и при этом очень похожи. А ты представь текст как спектакль с живыми актёрами. Если бы каждый из них нёс свою отсебятину, у зрителя голова взорвалась бы от попытки ухватить всё и сразу. С этим местом хорошо расправился театр "Зеркало" (Калининград), запись выступления есть на ютубе.
Это лёгкая трагикомедия, рассчитанная на широкого зрителя. Все метафоры легкочитаемы, каких-то откровений не ждите. Мне понравилось. Если вдруг будут где ставить - схожу непременно.

«Нет на свете зрелища более внушительного, чем спектакль смерти»

В очередной раз удивляюсь и радуюсь, сколь своевременно ко мне приходят книги! До этого прочитаны "Открытки с того света" Армино совсем недавно – "Беллмен & Блэк" , но это всё не то! Взятая же по наитию пьеса Ионеско попала в точку – вот то, что нужно!

Представляю, как прекрасно, завораживающе это выглядело на сцене! (кстати, в роли Короля – Валерий Золотухин) Постепенно сгущающаяся, наступающая темнота, изредка проблески света, хаотично умноженные осколками зеркал, странного вида обстановка – кривые стены, колченогий трон, пол и потолок смешались – уже не ясно где и что, костюмы – обветшали, краски – расплылись.

Memento mori! Король Беранже умирает. Он прожил двести тридцать лет в богатстве и праздности. Он устраивал балы и транжирил время, он развязывал войны и думал, что бессмертен. Он считал, что ещё успеет, и года, десятилетия, всё ускоряясь, пролетали мимо. Он был слишком беспечен!

Сложно принять, что нужно жить сразу начисто, сложно принять ответственность за отмеренное время. Сложно в череде дней, когда хорошо и радужно, помнить о главном – ничто не вечно! Ещё сложней отпустить. Если знаешь, что не доделал. Если были в голове ещё какие-то планы, вечно откладываемые. Сложно оказаться в потоке согласиться, и смириться, и принять.

Сложно уступить. Чувствуется, что «за кадром» прорастает уже новая жизнь. Она ждёт, чтобы вступить в свои права. Королевство «сворачивается», сжимается, чтобы сбросить кожу. Перерождение.

Нет больше власти – она уже в новых руках, над местом королевского присутствия – пустота, в реестрах Вселенной Король – уже покойник. Отжило. Ушло. Кончилось.

Король умер – да здравствует Король!
Мы приветствуем Новое! Мы открываем новые Двери! Мы празднуем Жизнь!

А между тем, Король, – он просто человек. Пусть будет лёгок его уход.

Необычная пьеса о постепенном превращении людей в носорогов является ярким представителем "театра абсурда" — течении, которое было модным в послевоенное время.
Речь идет о любой тоталитарной системе, будь то фашизм или коммунизм. Автор наглядно показывает, как любая, даже самая абсурдная идея, может быть принята обществом как норма, пройдя несколько этапов: немыслимая, радикальная, приемлемая, разумная, стандартная и нормальная (окно Овертона).
Поначалу пьеса вызывает недоумение, затем любопытство, интерес, чем же закончится сие действо, и лишь ближе к финалу ты понимаешь ее посыл .
Рекомендую!

Эжен Ионеско, который не видел себя в драматургии, стал фактически основателем нового в ней жанра. И стоит сказать, что преуспел в этом с лихвой. Говорят, что такому успеху в жанре театра абсурда писателю позволил его билингвизм. Ионеско долгие годы жил в Румынии, получил там образование и даже начал писать там свои первые стихи, затем переехал во Францию, где вступил в новый этап в своей жизни и жизни театра.

Мои друзья сказали мне, что они не понимают жанра абсурда, мол это же так абсурдно писать...абсурд. О чем это ? Слова ради слов, эпатаж, шизофрения?
Не могу ответить точно. Размышляя об этом, я пришел к выводу, что уже в те времена написать что-то новое граничило с безумной трудностью. А что если пишешь не о новом, а о вечном классическом? Ведь человек-носорог, человек, который оказывается склонен меняться это же архетип не XX столетия. Но как привлечь внимание читателя и зрителя, как заставить его обратить внимание на главную мысль без помощи эпатажа?
В те годы о пьесах Ионеску ходила слава как о вещи, которую стоит посмотреть, хотя бы для того, чтобы посмеяться. С ростом его популярности, безусловно о нем узнали люди думающие, которые смогли увидеть сквозь пелену абсурда ту самую мысль.

Написано уйма критики о значении и смысле Носорога, при чем среди некоторых есть и такие, которые используют мораль этого сочинения, выбирая свои личные трактовки. Вот например недавно я искал какие-либо критические статьи и наткнулся на одну, где автор выделяет среди всего прочего то, что Носорог Ионеско продиктован писателем против неестественного поведения человека. Затем, я обратил внимание на сайт, на котором была размещена данная статья - против пропаганды гомосексуализма.
Я понимаю, что в наше время подобные строки действительно могут натолкнуть на подобные коннотации:

Но стоит ли применять эти фразы вырванные из контекста за то, что мы их принимаем?
Я еще раз убедился в том, что как писала Цветаева: читатель-соавтор. В этом смысле, совсем неважно что хотел сказать писатель, все равно читатель увидит лишь то, что сможет и пожелает увидеть, как в случае с автором "противогомосексуальной" статьи.

Известно, что Эжен Ионеско мигрировал в Париж из Румынии в первую очередь из-за роста популярности левых взглядов (нацизма) в последней. Он говорит, что там он чувствует себя белой вороной, или может все-таки носорогом? Ведь большинство благополучно превратилось в носорогов с крайне националистичными взглядами (Румыния для носор...ой для румынов), а он так и остался Ионеско (Беранже). Возможно, он даже и сам желал стать таким же, но куда деть личную мораль, которую нельзя уговорить?
Если коротко, то вот о чем эта пьеса. Но мы ведь читатели-соавторы, и можем увидеть гораздо больше вещей, если захотим.

Сарказм Ионеско просто зашкаливает. Многие говорят, что он осуждает те изменения, которые претерпел человек, в особенности, когда эти изменения происходят так быстро и не по собственной воле, а просто потому что это очень модно. Я не думаю, что Ионеско был против изменений, но изменений какого характера? Эйнштейн в свое время писал: «Я не знаю каким оружием будут сражаться в 3-й мировой войне, но в 4-й мировой войне будут сражаться палками и камнями.». Это именно об этом, будем жить в джунглях, воевать палками, главное поближе к природе.

Другая важная вещь, это когда вы перестаете узнавать не просто абстрактных людей, а вполне конкретных, своих близких друзей или членов семьи.
Еще вчера вы ездили к тетушке в гости в Самару из Киева, а сегодня "Крымнаш". Бывало человек после долгой семейной жизни вдруг как с цепи сорвался, начал бегать за молоденькими девушками. А бывает живет бабушка в вольном государстве Бавария, а позже ее внуки воюют за жизненное пространство для немецкой нации.
Черное стает белым, а белое черным. Так ли это? А возможно, белое всегда было черным. Наше современное общество винят в чрезмерном искривлении морали: гомосексуализм, хиппи, наркотики, внебрачные дети, разрушение понятия семьи в целом, подмена ценностей и так далее. Ну и что же? Сколько раз уже менялись эти ценности, а черное было и красным и синим тоже. Свободы стало больше и большим стал наш выбор. Носороги есть и с двумя рогами, с одним и серые и белые. Бесполезно генерализировать все общество, всегда была та его часть, которая жила необдуманно, без самокритики, без анализа повестки дня, но все же, многие из нас Личности способные быть особенными, даже будучи носорогами.

Главная мысль, которая все таки пугает та, что такое большое количество людей способно в корень изменить свои взгляды и поведение, не думая об последствиях. Будьте особенными носорогами.

Грегор Замза у Кафки обнаружил, что превратился в насекомое, а вот в провинциальном французском городке Ионеско появились носороги. Автор в студенческие годы наблюдал, как самые разные люди принимали идеи фашизма. Кто-то верил в них, кто-то из страха или желания устроиться поудобнее в данной системе координат. Ионеско наблюдал, как постепенно сужается круг тех, кто не стал частью массы и не поддался идеологии. Кажется, что иногда слышатся логичный высказывания, но это - театр абсурда и если хоть немного подумать, становится ясно, что нам просто навязывают правила игры. С удовольствием посмотрела спектакль "Мастерской Петра Фоменко", близко к тексту и отлично передано настроение.