Трилогия об Августе в одном томе

Внутренняя часть фьорда уже замёрзла, поэтому им пришлось пристать в Нижнем Поллене и пешком проделать весь долгий путь до своего селения. Друзья не торопились, позволив новости об их приезде обогнать себя, ноша у них была тяжёлая, и они шли медленно, болтая и помахивая аршинами; изредка они останавливались отдохнуть. Оба принарядились, как могли. Что ни говори, а они были не совсем обычные жители Поллена и потому хотели выглядеть получше, этакими щедрыми благодетелями, благо такая возможность у них была; Эдеварта больше всего радовало, что он несёт великое множество подарков своим домашним. Они всегда так благодарили его за любую малость, что же они скажут теперь при виде всей этой груды подарков, да они просто онемеют от изумления! Было очень холодно, друзья не останавливались и шли, сдувая с носа капли и утираясь самыми пёстрыми носовыми платками, какие только у них нашлись. Август особенно постарался, он спрыснул себя пахучей туалетной водой и расчесал волосы на прямой ряд. У него не было отца и сестёр, наряжаться ему было не для кого, но он не хотел отстать от Эдеварта; глупо говорить по-русски в селении, где не понимали даже английского, но ведь это ещё не означало, что он должен выглядеть, как бродяга! Август хорошо знал заграничную жизнь и её обычаи и, имея склонность к щегольству, повязал себе на бёдра ярко-красный платок. По его словам, это была последняя мода в Южной Америке. Как думаешь, что они скажут, когда мы придём? — спросил он у Эдеварта. Перед самым селением Август потребовал, чтобы они сделали привал, — им не пристало выглядеть утомлёнными. Он достал из кармана две сигары, которые приобрёл в Будё нарочно для этого случая, и предупредил Эдеварта, чтобы тот не спешил и не выкурил сигару раньше времени. А вот пойдём мимо дома Каролуса, там дыми посильнее! — велел он.
Когда придём, ты войдёшь первым, попросил Эдеварт.
Август: Почему?
Эдеварт, жалобно: Я не могу!
Тёмное и притихшее селение совсем обеднело и пришло в упадок. Не осталось ни следа от богатства, принесённого великим уловом сельди, краска на домах облупилась, ни в одном доме не слышалось музыки или веселья. К чему тогда всё это было? Было и сплыло! Но у людей уже появился вкус к богатству, они стали важными и беспечными, привыкли ни в чём себе не отказывать, привыкли курить табак и гордо поплевывать. Так было, но было и сплыло — а тогда к чему всё это? Холодным зимним днём в селение пришли два его не совсем обычных жителя, и сразу всё преобразилось. Люди проели всё, что заработали в прошлом году на Лофотенах, и теперь опять сосали лапу. Они бродили по селению из дома в дом, узнавали друг у друга новости и грустно качали головами. Эти хорошие добрые люди были ленивы и бедны. Ни заработков, ни сельди, ни работы у них не было, только зима и короткие тёмные дни. Кое-кто ещё хорохорился: лавочник Габриэльсен хоть и разорился, но дома своего не потерял и ещё мог позволить себе красоваться в белом воротничке; звонарь Юнсен тоже ещё не настолько обнищал, чтобы отказаться от трубки, он курил её по воскресеньям, когда шёл в церковь. Ему-то что, у него было твёрдое жалованье, и он не огорчался, если святым не приносили пожертвований. Вот они и в селении, друзья прошли мимо дома старого Мартинуса, мимо домишка Рагны, оставшегося ей после бабушки — Теодор стоял на пороге и смотрел на них, — мимо большого дома Каролуса, в окнах которого виднелись чьи-то лица, и направились к дому Эдеварта.