Полное собрание сочинений: 18 томов в 20 книгах. Том 1

В данном юмористическом рассказе на примере господина Прохарчина начинает формироваться образ будущего "подпольного человека" Достоевского - героя едва ли комичного. Образ страшный в своей гротескной пустоте и мелочности, невольно заставляющей читателя вспомнить об Акакии Акакиевиче Гоголя. Жалкий, забитый маленький человек, занимающийся болезненным накопительством и в итоге умирающий от маниакальных страхов -господин Прохарчин является героем не столько комичным, сколько пугающим.

Характерный для Достоевского тонкий психологизм, обнажает глубоко больную натуру главного героя, накопленные богатства которого, оборачиваются против него самого. И снова читатель наслаждается великолепным слогом и искрометным, тонким, а в чем-то даже и едким юмором. Еще один персонаж Достоевского с " головой фантастического направления", из которого в будущих произведениях писателя вырастут герои куда более пугающие в своей болезненной скупости и алчности.

Я люблю французскую классическую литературу. Возможно, мне везло, но до сих пор меня не разочаровало ни одно произведение от французских писателей-классиков. Бальзак – один из самых мною любимых.

История жизни Евгении поражает своей пустотой. Иначе я не могу сказать. Девушка родилась для того, чтобы любить, быть любимой, создать семью, родить детей, а если одним сломов – самореализоваться, на самом деле не жила, а существовала. Деспот и тиран папаша Гранде не дал её даже малейшей возможности испытать хотя бы крохи счастья. Такие «папаши» - беда того времени. Возвысив себя над остальными, они ни на миг не могли представить, что их мысли и деяния не верны. И больше всего страдали от этого их семьи.

Когда закрыла книгу, вспомнился «Замок Броуди» А.Кронина. Совершенно те же взгляды и поступки, но уже в реалиях английского общества.

И ещё одна вечная классика! Уверена, что и сейчас в каких-нибудь городках по всему миру живут люди, обладающие миллионами, но на протяжении своей жизни ведущие почти нищенский образ жизни, и вынуждающие и свои семьи жить также. Да, это лучше мотовства, когда миллионные состояние проматывались за пару лет, но уж совсем лишать себя всего, причём абсолютно всего, видя единственное удовольствие только в любовании золотом, это уже тоже болезнь. Вот и скряга и миллионер Гранже жил в холоде и сырости, питался лишь настолько, чтобы не умирать с голоду, работая от зари и до заката, на сон отводя полночи, а вторую половину проводя за подсчётом богатства и разработке хитроумных планов, как, где и за чей счёт можно обогатиться ещё больше, проведя при этом всё так, что его и обвинить-то будет не в чем. Это, наверное, единственное скучное в романе, когда описывались финансовые и экономические схемы и законы, что и как должен и делал банк в подобных ситуациях и что такое вексель, и при всей подробности, я всё равно так и поняла как всё это работает)))) Но на то я не и не Гранже и не владею миллионами)))
И, вроде бы он любит и жену, и единственную дочь, но они тоже ничего не видят в этой жизни, только работу по хозяйству с утра до вечера, ведь любые продукты и припасы выдаются строго под расчёт и по выдаче. А сахар и масло они и вовсе видят лишь по праздникам... И на весь дом у них лишь одна верная служанка, поэтому не удивительно, что дом постепенно приходит в упадок, ведь Гранже и на его ремонт не может "разориться", так что если что где ломается, чинит своими силами, а любой разговор о декоративном ремонте, уверена, вызвал бы у него удар) Так и проходит время, пока Евгения не входит в пору замужества, а поскольку в маленьких городках все всё знают друг о друге, то и жители Сомюра гадают, за кого же их двух возможных претендентов она выйдет замуж. Только вот случается непредвиденное, и приезжает кузен Евгении, красавец и щёголь, Шарль и, конечно же, именно ему-то девушка и отдаёт своё сердце, и не только его) Только вот Шарль ещё не знает, что буквально завтра судьба его изменится безвозвратно, как и судьба Евгении. И если девушка до последнего будет надеяться на возвращение к ней возлюбленного, то последний, хоть и не повторит в точности судьбу дяди, но будет в дальнейшей жизни искать лишь возможность и выгоду для себя, а что до чувств, то кому они нужны? Почти никому, разве что Евгении, только ей не повезёт даже в этом и, выйдя замуж, вскорости окажется, что муж тоже мечтал лишь о миллионах... Разве что на этот раз судьба всё же была добра к Евгении, и освободила её раньше, чем она узнала всю глубину пренебрежения чувствами мужем... Только вот счастья взамен так и не подарила, и при всём богатстве, разделить Евгении его, получается, и не с кем, при всей её красоте, воспитании и набожности...

Алчность, жадность, корысть, жажда накопительства. В данном романе Бальзак пишет о том, как меняется человек, попадая под власть Золотого тельца.

Господин Гранде деньгам счету не знал. Бывший бочар сумел сориентироваться и во время Французской республики приобрел лучшие в Сомюре виноградники. Далее, покровительствуя бывшим и снабжая республиканскую армию, он только преумножил свое состояние. Для горожан его авторитет был непререкаем, а о доходах ходили самые невероятные слухи. Поговаривали, что и в Париже не всякий новоиспеченный буржуа может потягаться с ним капиталом. О небывалой скупости Гранде, разраставшейся пропорционально роста состояния, тоже знали все. Как царь Кощей он чах над своим златом, собирая копеечку к копеечке, экономя на прислуге, подарках жене и дочери, питании, содержании дома, всем, чем только возможно.

У сомюрского миллионера была дочь Евгения, единственная наследница, девушка на выданье, двадцати трех лет от роду. "Яблоко от яблони...", как известно, но дочь скряги была полной его противоположностью. Два претендента бились за руку и сердце богатой красавицы. Родители не считали их достойной партией, однако, ни тому, ни другому не говорили ни "да", ни "нет". Когда в доме Гранде внезапно появился красавчик Шарль, парижский кузен Евгении, сразу же стало понятно "быть любви." Между молодыми людьми завязываются романтические отношения, но судьбе, а точнее папаше Гранде, совершенно неугодно было, чтобы эта свадьба состоялась.

Гранде не просто скуп, он скряга в кубе. Старик готов посадить дочь на хлеб и воду, опозорить брата и племянника, больную жену свести в могилу, экономя на отоплении при этом приговаривать, как он их любит. Единственное, что его заставляет задуматься о здоровье родных, это еще большие расходы, связанные с похоронами и разделом имущества. Со временем меняется и характер Евгении, "уроки" отца не проходят даром, а ее преуспевший кузен, становится черствым, честолюбивым, расчетливым дельцом, "сердце его застыло, сжалось, иссохло." Влияние наследственности сказывается на молодом поколении, но Бальзак выстраивает контраст между двоюродными братом и сестрой, идеализируя Евгению и демонизируя Шарля.

Я не могу больше с этими французами. Я окончательно вывешиваю белый флаг. После десятка добросовестных попыток, экскюзе муа, я делаю вывод, что у меня стойкая непероносимость французских классиков. Меня допекает традиция описывать каждый сантиметр стены и посвящать целые главы трём ступенькам, ведущим в дом! К моменту знакомства с персонажами читателю уже впору плескать холодной водой в лицо, потому что не заснуть невозможно.

"Евгения", к сожалению, не спасла эту утопающую шлюпку, а потопила. Роман о завидной невесте, отец которой провинциальный богач, но жуткий скупец и вообще обладатель всех худших человеческих качеств. На невесту ведëтся целая охота среди местных женихов, однако, сердце девушки занято ( хотя кого это волнует?) молодым фанфароном; худшей партии и представить нельзя.

Ритм романа чудовищно неровный.Гостиная оказалась достойна множества абзацев, зато сами события описаны как краткое содержание на сайтах для ленивых старшеклассников. У Евгении какой-то суперскоростной сюжетный метаболизм. Она проживает в минуту целую жизнь. Оп - влюбилась, оп - автор диагностирует уже больную страсть. Невозможно ногу сломать с той скоростью, с которой эта мадемуазель умудряется "в омут с головой". Нда..У бразильских киностудий нет шансов экранизировать Бальзака.

Смех смехом, а в книге всего две сотни страниц, однако и такой почти детский объем утомил. Весь роман как будто опись имущества со случайно завалявшейся между страниц любовной запиской. Слишком много внимания перечислению денег, векселей, сделок и процедуры банкротства. Мой отзыв разумеется профанский и поверхностный, но мне хотелось простого обывательского чуда- наслаждения чтением. А нет его, хоть застрелите.

Современная Евгения , наверное, стала бы ждущей неверного вахтовика женщиной, которая для поддержки штанов любимого ходят по микрозаймам. Я не в праве удивляться еë глупости, потому что в её крошечном замкнутом мирке неоткуда взяться жизненному опыту. Но и сочувствовать героине у меня тоже не получилось. В противовес, образ отца очень колоритный.

В папаше Гранде целых три личности: диккенсовский дедушка из "Лавка Древностей", печально знаменитый тиран Броуди и что-то от дракона Смауга. Это же надо так трястись над золотом. Миллионер, который ненасытно хапает, хапает, хапает.. Но при этом считает сахар в кофе. Но хуже всего его отношение к своей семье. Он упрям, безжалостен и жесток.

"Барышня живëт, как царица, в добре и довольстве! А что она одна взаперти, так что же, большой беды нет в этом, ей самой хочется сидеть под замком". Так защищает деспотичного хозяина дома служанка. Помнится, мать челябинского маньяка тоже говорила журналистам, что заложница его сумасшедшего сыночка жила как королева, да еще и добровольно. Тихий ужас, одним словом.

Ну что же, прочитать Бальзака до наступления бальзаковского возраста. Можно ставить галочку. И отодвигать на самую дальнюю полку.

У Достоевского вообще не всегда всё плохо было, если кто не в курсе – всё-таки прозвище «русский Ницше» не всем подряд давали - хотя и это не сказать, что комплимент, а всё равно успех и признание. Родился Ф.М. в бедной семье – папа был лекарь, а мама из купеческого рода, детей в семье было восемь, и Фёдор был вторым. Читать и писать учился по Ветхому Завету, потому что книг в доме особо и не было. Это тяжёлое в каком-то смысле детство читатель с успехом найдёт на страницах «Братьев Карамазовых» или там в «Подростке», потому что все писатели пишут о себе, даже если пишут не о себе (тут бы что-то вставил Ницше, но речь не о нём).

А о том, что был у Фёдора Михайловича двойник.

Появился он, конечно, не сразу, а где-то в том месте, когда папа отправил Фёдора и его старшего брата Михаила учиться на инженеров, хотя оба хотели учить литературу, читать книжки и быть поэтами или писателями, но папа был непреклонен, в конце концов, хватило «Ветхого Завета» в детстве – и сказал, чтоб не дурили, а учили, что папа сказал. Где-то здесь у Фёдора Михайловича очевидно и случилось некоторая встреча с Фёдором Михайловичем-2, который «сочинял роман из венецианской жизни» и «мечтал о поэзии и поэтах», тогда как Фёдор Михайлович-1 учил математику, физику и был зачислен полевым инженером-подпоручиком куда-то там в Петербурге. Потом, видимо, Ф.М.-1 и Ф.М.-2 крупно повздорили, инженерия была заброшена вместе с чином в мрачную Неву, родился Фёдор Михайлович, почти как женщина, которая поёт, только мужчина, который пишет. Ф.М. начал много-много переводить, стал зачитывать свои сочинения в литературном кружке Белинского и даже дочитал им всем до конца своих «Бедных людей». Это был успех, а «Бедные люди» все запомнят как невероятный прорыв, «Новый Гоголь», многочисленные публикации, новое слово в литературе. Один Фёдор не хотел сокращать огромный текст романа, но другой всё-таки сократил. Дальше, конечно, по нарастающей – второй, который всё сокращал, потолкался в кулуарах с Тургеневым, а всё потому, что тот вообще не оценил «Двойника» (в общем-то, как и вообще все остальные), хотя первый Фёдор говорил второму, что фигня какая-то, Федя, получается, уже и Одоевский даже читать такое не станет – что за история, Федя, такая, один титулярный советник Голядкин встречает точно такого же второго и второй этот такой м**ак, пардон за мой французский, что первого отовсюду взашей и пинками выгоняют, кто же в это поверит, да он же явно шизофреник. Однако второму Фёдору всё страшно нравилось и он даже писал брату Мише о своём таланте, даре, который надо ценить, но потом в другом письме тому же брату Мише уже второй Фёдор злорадно напишет, что Голядкин это ужас что такое и зачем я вообще его сочинил, сожгу-ка к чертям собачьим, в самом деле.

Такой вот «Двойник».

Тут и с остальными приятелями в литературном окружении пошли споры да ссоры, и уже после Тургенева, Ф.М. толкался в кулуарах с Некрасовым, а тот вообще большой любитель кулаками махать. Но пока один Ф.М. толкался с Некрасовым, второй познакомился с Гончаровым, а там уже и новый лит.кружок организовал и написал «Белые ночи» и только-только вроде всё наладилось, как тут второй Ф.М. опять учудил и вот уже арест, тюрьма, допросы, каторга, ссылка, наказание без преступления и вообще, расстрел, и вот стоят все такие и ждут вердикта на плацу, а голос произносит, что казнь, а потом, что помилование. Конечно, что тут говорить – нельзя так над людьми издеваться, и один из знакомых Ф.М. сошел с ума прямо там, на морозе (было кстати 22 декабря), а Ф.М., который всегда всё подмечал для своей литературы, опять потом напишет про это в «Идиоте», потому что он же писатель, и хотя в этом месте у него произойдёт окончательный раскол личности и начнутся падучие (эпилепсии), поэтому его, в общем-то, освободят, а потом Николай первый умер, а Александр второй абсолютно точно что-то подозревал за этим писателем и даже слежку приставил (или не приставил, но Фёдор Михайлович всех уверял, что за ними следят-с).

Потом тот Ф.М., который всегда любил литературу, всё-таки женился, но тот, который был инженером, устроил очередную порцию припадков и любовь даже прошла, жена страдала от нелюбви, а Ф.М. от скуки брака, а ещё, если современники раннего периода помнили Ф.М. не сильно верующим, здесь, в конце века, Достоевский стал отчаянно религиозен и всё Богу молился, пока другой писал, второй начал поигрывать в азартные игры. Падучую свою поехали оба лечить в Европу, и пока один грелся в источниках, второй проиграл почти все деньги и подцепил какую-то бабу с дурацким именем, а первый от горя потом и про это роман напишет – «Игрок» называется. Жена такого не пережила и умерла, потом умер брат (который Михаил), и тут окончательно всё помутилось и первый Ф.М. начал писать как сумасшедший – вот тебе и «Преступление и наказание» и всё остальное, особенно «Братья Карамазовы», всё опять стало плохо и даже сын умер где-то между романами и было уж всё – и очередные сканадльчики, и депрессия, и рулетка с алкоголем, даже один был замечен в антисиметизме, хотя второй вообще-то всё отрицал, но тут тот, который всегда любил литературу, выступил с Пушкинской речью и это опять был успех и фурор, хотя другой Ф.М. ему сразу сказал – какой такой Пушкин, что за сукин сын, триста на чёрное, каналья. И единственным произведением, которое хоть как-то на всё это намекало, был этот самый «Двойник», где было почти всё то же самое, только, конечно, хуже – просто Ф.М. тогда был моложе и ему нравилось писать мрачновато, плюс ещё концовку открытую оставил, да и вообще в тексте намёков накидал и на раздвоение сознания, и на удушье, и на мрак невских глубин, всё, словом, как Достоевский любил и практиковал, только критики, конечно, так этого и не поняли, хотя он старался.

А потом он умер и никого не стало, кроме вечного эха гения, про которого вообще никто не может сказать что-то однозначное, а всё почему.

...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало…

(Сергей Есенин)

Порою мне кажется, что все ключевые персонажи вселенной Достоевского только тем и занимались, что пытались разглядеть самих себя в осколках разбитых зеркал, мучительно осознавая нецелостность своей натуры, ее чрезмерную сложность, никак не вписывающуюся в какие-либо рамки и границы и постоянно меняющуюся, подобно быстрому потоку бурной реки или обрывистому мышлению сумасшедшего. Но (что важно)- все они были совершенно здоровы, не писал Достоевский о психически больных людях. Они казались, порою, такими (для не слишком внимательных читателей), но, в действительности, были нормальными и даже гармоничными в своем странном двойничестве. И я уже привыкла смотреть в души его героев как в бездонную бездну, снова и снова понимая, что мы способны лишь разглядеть отдельные тени, а до сути нам не добраться. Разве что когда-нибудь и кто-нибудь…

Данная повесть Достоевского обескураживает своим нестройным и, во многом, сюрреалистичным содержанием. Главный герой, попавший в причудливый лабиринт собственного разума, с легкостью утягивает за собой и читателя, тщетно стремящегося понять, кто есть кто в этом произведении: кто уже утратил разум, а кого это только ожидает; кто реален, а кто иллюзия, призрак, плод воображения или даже коварный брат близнец. Ловите, ловите, все равно за гением Достоевского никому из нас не угнаться и эта повесть одно из лучших тому доказательств.

Достоевский слишком хорошо понимал опасность и сложность двойничества (причем, на собственном опыте). И вовсе не в смысле душевных расстройств, а, скорее, в смысле устройства его мышления. Это двойственность пронизывает все творчество Федора Михайловича и всю его жизнь, она причудливым образом возрождается из раза в раз в персонажах самых разных его произведений. Никто из героев Достоевского не определен до конца, никто не целостен на 100%, все они носят в себе целые миры и, порою, десятки самых разных личин.

Воспринимать «Двойника» лучше всего подсознательно. И это именно то, что следовало сделать со своею жизнью главному герою. Он все стремился логически подходить к делу, понять, определить, разобраться со своим столь своеобразным «братом», а позднее уже и пристыдить того, победить, уничтожить. Голядкин только и хотел, что сохранить свое место, свою жалкую жизнь, привычный порядок вещей - вот чем он занимался. Герой этот кажется довольно простым и жалким, не более чем обычным маленьким человеком, давно знакомым нам по той же «Шинели». Но все это только на первый взгляд. В действительности, господин Голядкин вовсе не такой. Какой же он маленький, когда его амбиции не под одну шинель не спрячешь? Он ведь так многого хочет и так на многое надеется в тайне или совсем уж явно, перед всеми на виду. И самолюбие имеет вовсе не ничтожное и мечтает… Словом, все как любой обычный человек, ничем он не отличается от большинства. Его неумные амбиции и желания, загнанные «под ковер» неприглядной рутиной жизни, вырываются на поверхность в лице коварного «брата». Или, так только кажется? Может, раздвоенность тут вовсе не так проста? Не даром ведь мне все время казалось, что я не повесть читаю, а смотрю чей-то сон (в чем-то весьма похожий на мои собственные).

Периодами я думала, что Достоевский затеял какую-то странную и забавную игру с читателями, многое запрятал и усложнил так, что понять уж вовсе невозможно. Порою, я ловила себя на мысли, что читать «Двойника» очень тяжело и порывалась бросить несколько раз. Но неуемное желание узнать, чем же все в итоге кончится, делало свое дело. И вот как раз таки финал и радует в этой повести больше всего. Он именно таков, каков нам надобен (сказал бы по этому поводу Петр Верховенский). Он ничего не объясняет и не раскрывает, не показывает сути главного героя, не открывает завесу над его безумием, разумом или еще чем. Скорее, финал окончательно уносит читателя в страну гоголевского или кафкианского абсурда и их же недостижимой гениальности, оставляя нас неизменно восхищенными, но и не менее обескураженными. Тут мы идем все с теми же знакомыми дорожками «Процесса» и «Замка», мы ничего не находим (на уровне сознания), но на подсознательном уровне обретаем даже слишком много, отчего становится как-то не по себе и тень чужого двойничества уже вплотную подходит к тени твоего собственного и деликатно здоровается с ним за руку.

Тема "маленького человека", как обычно, для меня тема очень неоднозначная. Она неминуемо вызывает затягивающуюся дистинию, надолго отбивает желание читать что-то еще и с трудом дает воспринимать более-не менее жизнерадостные книги. Нет, маленький человек не вызывает у меня презрительных чувств, но эта тема часто бывает мне интересна по причине как обычный человек превращается в этого маленького, угнетенного человечка. Но кто бы еще смог так раскрыть особенность этого процесса, как не Фёдор Михайлович?

Эта тема выражается не только в образах двух главных персонажей - маленького чиновника-письмоводителя Макара Девушкина и его, живущей по соседству дальней родственницы, сироты и беспреданницы Варвары Добросёловой. Хотя об их образах судить сложно, поначалу еще короткие сердечные письма, которые они часто пишут другу, мало их раскрывают. Со временем, размер их письма увеличивается и с этим растет укрепляющаяся с каждой фразой внутренняя связь этих двух персонажей, у которых ближе друг друга, оказывается, никого и нет. В своих письмах, на которые теперь уходят часы труда, они больше рассказывают об окружающей их среде и обществе, чем о себе и своих переживаниях. В их письмах можно встретить самых разных представителей бедных людей - особенно впечатляют воспоминания Варвары о студенте Покровском и его отце, которых она знала, когда жила с матерью у родственницы, и очень выделяется история жизни соседской семьи Горшковых, которую время от времени ведет в письмах Девушкин. Бедность, а иногда нищета - верный атрибут маленьких людей, но не это, оказывается, для них самое страшное.

Дальше...

На мой взгляд, не имеющей еще не седины в висках, не опыта за плечами, до сих пор, по прошествии 170 лет, (преимущественно молодое) общество продолжает "встречать по одежке". Мода, инновационные технологии диктуют определенный уровень жизни, которому соответствовать очень сложно, но что приятно отличает от времен середины 19-го века, не обязательно.
Больше бедности боится маленький человек общественного осуждения. И не понятно, откуда у такого безобиднейшего человека, как Макар Девушкин могут взяться враги, не иначе как он завистников и сплетников такими считает, так тут иногда людям и причина не нужна, чтобы кому "кости перемыть", даже если в новой шинели и лучших сапогах сидеть будешь.
Еще один показательный момент и жаль, что Девушкин его трактует как признак гордыни.

Дело не просто во внезапно свершившемся счастье, которая вытащит Горшковых из бедности, ему вернулось самоуважение! И разве могло это огромное радостное известие поместиться в сердце маленького человека?

Про Варвару Добросёлову, второго, не менее важного персонажа, как Девушкин, я не забыла, просто большую половину книги образ Вари полностью гармоничен образу Макара Алексеевича, что тандем "Девушкин-Добросёлова" начинаешь воспринимать как нечто цельное. Дневник Вари, читаемый Девушкиным, открывает нам картину, что это была за девушка больше для сравнения и в каком положении она находится сейчас. Что произошло между этими временными периодами в отдельной истории не нуждается - ясно по оговоркам в письмам. Особенно поразило, как изменилась Варя, когда ее история приобрела "счастливый" оттенок - особенно эта метаморфоза видна в предпоследнем письме, как меняется тон, какая появляется дотошность к приготовлениям - так сразу и не скажешь, что человек жил в нужде и довольствовался, чем было.

Подумать только, эти маленькие письма отразили и воссоздали перед читателем целый роман, большую историю, которую пережили корреспонденты этих писем. Главные действия остаются за кадром, за ним же и продолжаться, как только закончится переписка маленького служащего Девушкина и одинокой Добросёловой.
Что и говорить, потрясающий дебют.

Вообразите: за окном конец сентября, осень, холодно, небо серое и угрямое, моросит мелкий дождь, Алексей сидит дома и читает "Бедные люди" Достоевского. А в книге: "...дождь, гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть и толпа новых, незнакомых лиц, негостеприимных, недовольных, сердитых!..." Эх, а я то всё думал после прочтения: почему обсуждать книгу особо неохота? почему духота в голове, как в комнате, которую не проветривали? почему довлеет что-то надо мной? Так ничего удивительного! Книга сама по себе депрессивная + погода на дворе = осенняя хандра. Премерзкое, гнетущее ощущение. Целый день ходил как в воду опущенный, печальный, унылый, не хотелось ни о чём думать - как будто попал в книжный Петербург по-Достоевскому. Тяжелыми усилиями смог вернуть себе хорошее настроение и ясность сознания. Наверное, было ошибкой читать 2 крупных произведения Достоевского подряд ("БЛ" и "Степанчиково") - я уже как то писал, что мозг не способен вынести такой нагрузки!

Скажу парадоксальную вещь: "Бедные люди" - роман для молодёжи. Во-первых, они же любят переписываться (пишу "они", как будто сам к молодёжи не принадлежу, хотя мне 25, и многое, что нравится им, мне не чуждо), а здесь весь роман - переписка, и по ней можно учиться, как вольно или невольно воздействовать письмом на читателя: (раз)убедить, похвалить, наругать, умилить, разжалобить и т.д. Во-вторых, вся эта переписка то - любовная, и между героями нашими - любовь. Молодым людям, которых во все времена волновала любовь, будет интересно увидеть какой она может быть. В нашем современной понимании это романтика, встречи, отношения и т.п. В книге - ничего подобного. Любовь на расстоянии, бескорыстная, бессознательная даже; любовь просто за то, что ты есть. И - любовь до гроба, в прямом смысле слова. Без Вареньки жизнь Макара Алексеевича просто теряет смысл, как у Самсона Вырина после уезда дочери, и роман обрывается.

Что насчёт Вырина, то он и Башмачкин тут - не случайные прохожие. Разумеется, читать "Бедных людей" нужно после того, как уже прочтены "Станционный смотритель" и "Шинель" - только тогда удастся, не говорю "понять", говорю: приблизиться к пониманию синтеза этих трёх произведений, скрытому под обложкой "Бедных людей". Когда я 2 года назад в первый раз читал эту книгу в армейском госпитале, я не проникся ею - как кажется, потому что, во-первых, не мог хорошо сосредоточиться из-за сильного желания вернуться домой, а во-вторых, потому что как раз не прочитал до той поры Пушкина и Гоголя. Вообще, редкий случай: Достоевский, Пушкин и Гоголь не только собраны под одной обложкой (это и в учебнике по литературе имеется), а ещё и образуют своими произведениями общий контекст, макротекст, если позволите. Пушкину и вовсе уделяется в книге повышенное внимание. Он, пожалуй, этакое связующее звено, универсальный код, с помощью которого люди находят связь друг с другом (1 Варя и старик-Покровский сближаются с Петенькой именно благодаря книгам Пушкина; 2 Варя и Макар Алексеевич оба читают "Повести Белкина"), потому что, наверное, Пушкин и есть тот код, с которым знаком каждый участник коммуникации в России (и который внутри у каждого).

У Макара и Варвары не случайно одинаковые отчества - это словно показывает их родство, их близость друг другу. В глобальном смысле, все люди - братья и сёстры, которым друг друга надлежит любить, как любят Девушкин и Доброселова: не за заслуги, не ради пользы, а просто для того, чтобы заботиться о ближнем. Поскольку я сам - Алексеевич, то при чтении ловил каждое слово тёзок, пытаясь образовать с ними духовное трио. К слову о совпадениях: во время чтения премило переписывался с девушкой... Так и хотелось назвать её "маточкой", "ясочкой" или "милостивой государыней"!

А Достоевского я по-прежнему называю любимым писателем. Всякий раз, читая его, понимаешь, что имеешь дело с нечто необъятным для сознания; что хоть 4 абзаца испиши, хоть 44 - всё равно ни на йоту не приблизишься к полному извлечению на поверхность всех заложенных в тексте смыслов. Я очень надеюсь, что картина, сложившаяся у меня в голове, и ощущения от книги соотносимы с задумкой автора; что мысли по поводу Достоевского со временем перебродят, и из них выйдет отличный напиток - живая вода, глоток которой поможет в жизни. Пока же я, находясь в восторге и изумлении, в силах извергнуть на бумагу лишь пару легкомысленных пустяковых размышлений, изложенных в этой рецензии.

Есть писатели, говорить плохо про которых - это что материться в церкви. И поэтому уже в очередной раз я спрашиваю себя, что мне делать? Писать правду, или промолчать?

Все-таки остановимся на правде. Итак, "Бедные люди", Федор Михайлович Достоевский, классик и столп мировой литературы...

...не впечатлило настолько. чтобы поставить пятерку.

Конечно, само описание этой бедноты, этих нравов, унижений и самоуничижений, этого нищего Петербурга очень выразительно, очень психологично, и не тронет разве мертвого. В отдельные моменты чувствуешь, что дыхание очень стеснено, и надо бы отвлечься на секунду, оторваться, чтобы перевести дыхание, но не можешь оторваться, ибо эти строчки словно нитки прошили глаза насквозь.

А иногда читаешь рассуждения-рассусоливания Макара Девушкина, и думаешь - ну и муть, когда же это закончится? А то и просто перепрыгнешь взглядом на пару-тройку абзацев вперед, и не испытаешь никаких угрызений совести.

Достоевский талантлив, но многословен. Обстоятелен, но подробен. Мудр, но местами наивен. В этом его сила и слабость - в противоположностях его мастерства и таланта. И вот когда, прочитав историю романа, я узнаю, что в окончательной редакции Федор Михайлович сократил свое произведение, я думаю - Бог мой, что же там было? какие рассуждения?

Мне не очень понравился образ Варвары. Вроде бы чистая девушка, светлый человек с поломанной судьбой. Но ведь по большому счету это она, пусть даже не желая, пусть даже внешне противясь, но все же она толкает Макара в еще более глубокую нищету. Он тратится на нее, она упрашивает его не делать это, читает его уверения, что все хорошо, но сама прекрасно понимает, что все плохо, что все хуже и хуже, и будет он и дальше тратиться, и будет дальше нищать из-за нее.

Роман заканчивается до неприличия, до ужаса хорошо. Вот исключительный в литературе случай - закончилось все хорошо, все остались несчастными и льют слезы. Что происходит? Она выходит замуж, едет к нелюбимому человеку, и страдает. Он лишается самого близкого на данный момент существа, и теперь ему не с кем поговорить-переписаться - и он тоже страдает. Она все же вытащена из нищеты, пусть слишком прямолинейно-случайным образом, да и он тоже, а все равно счастье не пришло. При этом мысль книги совсем не в том, что "не в деньгах счастье". Оба все равно остались бедными людьми.

Но в чем не откажешь Достоевскому - в том, что он очень метко подметил ощущения бедных людей и отношение к ним общества. Сколько лет прошло, ничего не изменилось. Бедный - он и в двадцать первом веке бедный, над ним и теперь будут свои же тем громче смеяться, тем стремительнее отворачиваться, чем он беднее.

Непростая книга. Но всяко не выдающаяся, что конечно, для самого первого авторского романа не удивительно.